Калинов мост - Часть 2. Глава 1

ЧАСТЬ 2

ГЛАВА 1

Весна вступила в свои долгожданные права. С каждым днём становилось теплей. По утрам сизая дымка, устилающая поля, медленно сползала в овраги, к реке, и там под солнечными лучами таяла, оставляя свой след на траве в виде росы. Земля подходила для сева, медленно, не спеша готовя своё лоно для зерна. Для своего дитя, которого она будет кормить и лелеять всю весну и лето, до нового урожая, отдавая всё возможное для его роста и налива. Река, окончательно освободившись ото льда, шумела в своём потоке, устремляясь за горизонт. Деревья начали надевать неброский зелёный наряд, распуская листочки. Солнце к обеду припекало сильнее, и люди стали снимать тёплые куртки и шапки. Пришла пора весеннего сева.
С пяти утра агроном Овсов был уже на ногах, раздавая наряды трактористам, отправляя их на поля. Работа закипела. Кончилась спокойная жизнь Сергея Николаевича. Он снова в делах и заботах: собирал людей, раздавал приказы, кому-то звонил на телефон, за кем-то ехал домой, торопя их с выходом на работу. Закрутившись с утра, он кружил по объектам, как заводной, и его тёмно-зелёный уазик непрерывно сновал от гаража до поля, от поля до склада, и между делами он забегал домой перекусить. А его жена Татьяна, собирая на стол, ласково глядела на него и говорила:
– Ты уж больно не суетись. Отдыхай немного. Всё за раз не сделаешь. Больно ты уж колготишься, Серёжа, не стоит себя рвать, набегаешься ещё, всё впереди.
Сергей Николаевич отмахивался, торопился и уезжал опять в поле. Беспокоился он не напрасно. За тридцать лет работы в хозяйстве он каждый год начинал свою посевную как первую. От этого были и все его беспокойства. Да и структура почвы, ландшафт полей требовали к себе особого внимания. Были такие поля, куда Сергей Николаевич заводил трактора с большой опаской. Сам лично целый день присутствовал на данном объекте и ходил по полю, проверяя грунт на излишнюю влажность. За годы его работы были случаи, когда, заезжая на готовое для обработки почвы поле, мощные, большие трактора утопали на метр в землю, хотя земля была сухая и за движущимися посевными агрегатами стояла пыль столбом.
Сергей Николаевич, встретившись утром с трактористом Николаем Кашиным, напутствовал его:
– Николай, посылаю я тебя на самый сложный объект под кодовым названием «Топь болотная». Ты это поле знаешь хорошо, 300 гектаров у дубовой рощи.
– Да кто его не знает, Сергей Николаевич, это Чёртово логово. Сколько мы там тракторов потопили! Считай, каждый год. Помните, в 2003 году там Степан Воронин свой К-700 чуть не оставил? Я тогда работал на посевном агрегате, сеяльщиком. Посеяли уже гектаров семьдесят. Пыль за нами столбом. Идём колонной. Пётр Тишкин на «дизеле» с агрегатом борон боронует зябь, следом на большом расстоянии от него Степан Васильевич на своем «Кировце» с культиваторами. В ста метрах от нас занял загонку. Я сижу на платформе сеялочного агрегата, поглядываю на ведущие шестерни, которые крутят высевающий аппарат сеялки, изредка бросая взгляд на трактор Воронина, который, урча, недовольный, тянул за собой в одном сцепе три тяжёлых противоэрозийных культиватора. Я только что слышал его рёв, и вдруг резко – тишина. Поднимаю глаза, смотрю на «Кировец», а он на бугорке сидит в яме, чуть ли по брюхо, и колёса наполовину торчат из земли. Как потом Степан Васильевич рассказывал нам: «Я даже не успел культиваторы поднять, настолько это неожиданно произошло. Передо мной, за час до этого происшествия, Тишкин на гусеничном тракторе с боронами проехал, выровнял почву. Никаких признаков топи. Он не утонул, а мой «Кировец» в одно мгновение провалился где-то на метр». Помучились мы тогда с ним, вытаскивая трактор из ямы. Пятью дизелями ДТ-75 тянули с длинными мощными тросами, ели вырвали из лап кикиморы болотной. Пять часов мучились.
Помнил, конечно, Овсов и про этот случай, а ещё хорошо запомнил, как на этом поле засадил свой «Кировец» Семён Рыкалин, по своей глупости и безответственности, четыре года тому назад. Сергей Николаевич, зная про это гиблое поле, посылал сюда надёжных людей, опытных механизаторов, которые добросовестно относились к своему труду и берегли свои трактора, не рвали, как вечно пьяный Рыкалин. В тот день, утром, Семён не пришёл за нарядом на работу и не позвонил Овсову, не отпросился. Он приехал на Чёртово логово в пять часов вечера самовольно. Не знал и про тонкости работы на этом поле, не посчитал нужным позвонить Овсову, спросить его разрешения. Потом, оправдываясь, он рассказывал: «А я с утра в город ездил по делам. Вечерком решил поехать своим товарищам помочь. Приезжаю, хотел вместе с ними поработать, а они меня сюда послали». И спьяну посадил трактор до основания рамы. Этого можно было избежать, если бы он был трезвый и оценивал свои поступки. Он, нарушая все допустимые инструкции, технологию возделывания почвы, продолжал свою гнусную работу. Почва была сыровата. Диски дискатора забивались землёй, не разделывая почву. Трактор шёл с пробуксовкой. Наш герой решил дать фору и проверить «Кировец» на мощность, увеличил нагрузку на двигатель своего стального коня. Результат для него был плачевным. Он сам потом до десяти часов вечера откапывал свой трактор, на корточках и лёжа, ползая под брюхом своего К-700. А на следующий день агроному Овсову пришлось остановить полевые работы и все полноприводные энергонасыщенные трактора в хозяйстве «бросать на марш-бросок», тянуть очередного бегемота из болота. Тянули долго. Ушло полдня и куча затрат, а главное – был упущен такой золотой, солнечный, жаркий день. А весенний день, как говорят, год кормит.
Накормил тогда всех Семён Рыкалин. Таких людей надо гнать взашей из колхоза, а мы всё с ними нянчимся, жалеем, терпим. Ну как его обидишь, жена, дети... О Господи, что говорить! Откуда набрать специалистов своего дела, надёжных и трудолюбивых людей?! Вот и приходится работать с тем, что имеем. Поэтому и суетится Овсов, беспокоится. Вот и сейчас, приехав на Чёртово логово, Топь болотную, остановил «Кировец» Николая Кашина. Тот, спрыгнув из кабины, пошёл навстречу агроному.
– Ну как, Николай, дела? Смотри осторожно. Как только почувствуешь сильную нагрузку на трактор, не давай буксовать. Лучше поднимай дискатор, оставляй проблемный участок и уходи дальше.
– Хорошо, Сергей Николаевич, я всё держу под контролем.
– Давай-ка я, Николай, прокачусь немного с тобой.
– Пошли, прокачу, посмотришь поле с высоты, – улыбаясь, пригласил Кашин Овсова и полез в кабину своего огромного жёлтого трактора.
«Кировец» заурчал, заохал и медленно тронулся с места. В кабине было пыльно и очень шумно. Николай сидел в огромных наушниках, а Сергею Николаевичу пришлось двадцать минут терпеть, пока трактор давал круг, дискуя почву мощным дискатором, хорошо разделывая почву, измельчая и рыхля её в мелкие-мелкие комочки.
Овсов сидел и думал под охающий шум мотора о тяжёлой крестьянской доле. От ревущего двигателя стало больно в ушах, и он еле дотерпел до конца поля, где Кашин, развернувшись, остановил трактор, и радостный агроном спрыгнул с кабины и пошёл вдоль поля к грузовой машине, стоящей невдалеке.
Увидев приближающегося агронома, из кабины грузовой машины ГАЗ-53 вылез мужчина лет сорока, среднего роста, немного сутуловатый, кареглазый. Это был Александр Майоров, водитель, подвозивший семена к посевному агрегату, работающий уж несколько лет в кооперативе. Он, улыбаясь, немного наклонившись в уважительном поклоне, поздоровался с ним, как с близким другом. В таком уважительном поклоне, с улыбкой на лице, он здоровался только с начальством. Он был с ними всегда почтителен и вежлив, сносил мелкие обиды, не перечил. Он прекрасно знал, чья рука его кормит, и подхалимничал во имя своей животной страсти, не знающей предела. Про него люди в селе говорили: «Ну Саня – знает, с кем дружить. Он к любому начальству подход найдёт». Майоров дружил со всеми председателями хозяйства, руководившими в своё время колхозом «Красная волна», а теперь СПК «Калинов Мост». По жизни Александр Майоров был циником и для достижения своей цели не брезговал ничем, перешагивал через людей, мог подвести человека в любой момент. Нравственные и моральные законы, да в принципе и правовые нормы, для него не существовали.
Майоров, как всегда в своём духе (начальству он проблемных вопросов не задавал), задал вопрос на отвлечённую тему:
– Сергей Николаевич, я вот всё давно у вас хочу спросить. Многие наши поля называют условно каким-либо именем: Рябинов, Калинов, Ивановы штаны, Чёртово логово или Топь болотная. Ну то, что Топь болотная, – это понятно. А вот почему одно поле назвали Бешеный овраг?
– Этот вопрос очень интересный, – улыбнувшись, начал разговор Овсов, – и я на него отвечу. Сколько лет я уже работаю в этом хозяйстве и не перестаю удивляться по этому поводу. Бешеный овраг на сто процентов оправдывает своё название. Каждый год, как только мы заезжаем на это поле, начинают происходить безумные вещи, и я тому свидетель. Однажды во время посевной приезжаю я туда и вижу такую картину: Савелий Кошкин, работая на тракторе с культиваторами, выписывает круги по полю. Хорошо – только сеять начали. Посевной агрегат Ивана Савина пошёл по первому следу, а он на своём тракторе, не поднимая культиватора, кружит, выдавая восьмёрки, бросив свою загонку, проехал по высеянному участку. Я бегом к нему, машу руками, кричу во всё горло – бесполезно. Хорошо – здесь подъехали сеяльщики, молодые, шустрые ребята. Один из них, Володя Ветров, догнал его «Кировец», на ходу вскочил на подножку, открыл дверь, оттолкнул с силой Савелия в кабину и сам, сев за руль, остановил трактор. После Савелий Кошкин нам рассказывал, что же с ним случилось.
После обеда приехали к нему друзья в поле, прихватив с собой пивка. Савелий поддался соблазну и, выпив бутылку пива, выехал в поле. Под шум мотора и жару, стоящую в кабине, его потянуло в сон. И снится ему девушка его мечты. Она почему-то ходит восьмёркой вдоль оврага, а Кошкин за ней. Закружило голову мужику. Хорошо – Володя Ветров остановил его недалеко от глубокого оврага.
Пьяного Семёна Рыкалина спас тогда его ангел-хранитель, которого он нам описывал потом в подробностях. Полметра оставалось до края оврага, и Рыкалин в последний момент, управляемый своим ангелом – девушкой в полупрозрачной накидке на голове, – резко свернул в сторону, сняв своим дискатором огромный пласт дернины с краю оврага. Эта куча до сих пор там лежит, напоминая Рыкалину о его ангеле-хранителе.
Николая Дёмина от падения в овраг спас его восьмикорпусной плуг. Уснул Николай за рулём, хорошо, что его нога сползла с педали газа и трактор под своей тяжестью и огромным сопротивлением плуга заглох, чуть спустившись в овраг. Но окончательно съехать туда не дал ему опущенный в борозду плуг.
Со мною тоже здесь произошёл интересный случай, – улыбаясь, сказал Овсов и продолжил: – Дело это было давно, лет двадцать тому назад. Оставил я это поле паровать. Пырей уже достал. Ну, думаю, за лето три раза скультивируем, а потом посеем озимую рожь. Лето было дождливое. С обработкой паров не получилось – дожди и дожди. Пырей прёт вовсю. Решили сельское стадо коров на это поле загнать и стравить траву скотине. Я сам первый погнал стадо коров туда. Своих коров в селе мы пасли по очереди, с себя я и начал. Выгнали с племянником утром рано коров из села и потихоньку погнали в сторону Бешеного оврага. Коровы шли не торопясь, пощипывая луговую траву. Надвигались тёмные, страшные тучи. Дошли до поля. Мы их загнали туда, и пошёл такой сильный дождь! Гром. Молния. Ужас! Коровы стояли, а потом, как кончился дождик, все вместе дружно пошли в направлении рощи, трава их не интересовала. Они прошли с километр, развернулись и, как бешеные, побежали назад. Мы с племянником – за ними. Они выбежали с поля, прошли через этот Бешеный овраг и, как только вышли на луговину, угомонились и уткнулись в траву. Мы бежали за ними следом два километра, боясь, что они убегут домой. Натерпелись мы страху. Сами мокрые, злые. Хорошо – сразу дождь прошёл, выглянуло солнце, и наши вещи за два часа просохли. Коров мы туда больше не гоняли.
– Да, интересно, бывает же такое в жизни. Не веришь – поверишь в потусторонние силы, – резюмировал Майоров.
Беседу их прервал приближающийся шум движущегося трактора с трёхсеялочным агрегатом. Трактор, развернувшись, остановился, из кабины выпрыгнул Виктор Сёмин, с сеялок попрыгали студенты-практиканты. Все дружно подошли к Овсову. Поздоровавшись, сеяльщики полезли в кузов машины Майорова, крича ему: «Поехали, сеялки загружать надо».
Пока сеяльщики засыпали вёдрами семена ячменя в зерновые бункеры сеялок, Сергей Николаевич с Сёминым обошли посевной агрегат, проверяя надёжность креплений высевающих дисков, семяпроводов.
– Витя, как почва? Проблемные, влажные места попадаются?
– Сеем нормально, земля сухая, за сеялками пыль.
– Будь внимательней, Виктор Николаевич, работаешь на Топи болотной. Ты про это не забывай.
– Помню, Сергей Николаевич. Да и ямы прошлых лет напоминают о себе, когда я их объезжаю. Вот недавно «Рыкалинскую» яму объехал, вчера – «Степана Воронина». Чёртово логово постоянно напоминает о себе. Поле я это хорошо знаю вот уже лет семнадцать.
– Ну, с Богом, Витя, – похлопывая по плечу Сёмина, напутствовал его Овсов.
Витя Сёмин был человеком надёжным, знающим своё дело. Окончил двадцать пять лет тому назад институт, факультет механизации сельского хозяйства, а потом, уже работая в колхозе «Красная волна» инженером-механиком, заочно учился на электрика.
Судьба его была не из лёгких. Детдомовский парнишка, оставшийся без родителей в шесть лет. Отец с матерью, бывшие преподаватели сельскохозяйственного института, погибли в автомобильной аварии, возвращаясь из командировки домой, по вине пьяного водителя-лихача, выехавшего на встречную полосу движения из-за «Камаза» с прицепом на бешеной скорости. Тогда, ещё маленький, Витя этого не знал, от него это долго скрывали. Его забрали в детдом, а через год перевели в школу-интернат, который стал его родным домом, а дорогая, любимая воспитательница Татьяна Николаевна Ванина – мамой. Учился он хорошо. Армейская дисциплина, царящая в интернате, этому способствовала. Татьяна Николаевна жалела его по-своему и иногда забирала к себе домой, давая покататься на велосипеде своего сына, угощая его вишнёвым вареньем. Вишнёвые косточки Витя не выбрасывал, собирал, тщательно отмывал и делал поделки. Одно из таких своих произведений искусства Сёмин помнит до сих пор – это молочная бутылка времён советского коммунизма, покрытая пластилином и утыканная сплошь вишнёвыми косточками, сверху покрытая лаком. Вот это был шедевр! Потом рисунок, нарисованный цветными карандашами: планета Земля, космос, мальчик, выпускающий белых голубей, и надпись «Миру – Мир!»
Мальчик Витя рос смышлёным, озорным и физически довольно развитым. Шустро бегал, хорошо играл в волейбол. В шашках и шахматах занимал первые места в личном первенстве школы.
Однажды за такую победу по шахматам был жестоко избит.
Он занял первое место, выиграв у Рината Баева всухую три партии подряд. Баев был старше Вити на пять лет и такого поражения ему не простил: как это так, его смог обыграть сопляк!.. Вечером со своими друзьями, встретив Витю Сёмина в школьном саду, впятером били ногами, приговаривая: «Мы же тебя предупреждали – уступи первое место». Сёмину было больно, но духом он не пал. Закалила его интернатская жизнь, да и друзья в беде не оставили. Его друг, Николай, узнав про эту историю, собрал своих друзей, и они, шестиклассники, пошли войной на десятый. Вооружившись солдатскими ремнями с бляхой, которые они прихватили из гардеробной хореографического кабинета, куда ходили на танцевальный кружок, после отбоя пошли на битву. Тихонько прокрались в спальню, где спали Ринат и его друзья. По команде «пли!» ремнями по задницам исхлестали полусонных, взятых врасплох обидчиков Сёмина, а после по команде Николая «тикай!» убежали к себе в комнату и легли, укрывшись с головой, как ни в чём не бывало. После этого десятиклассники разборок не устраивали. Стыдно было за такой позор: малышня – их ремнями по жопе, а они даже не успели сдачи дать. Воспитатели и учителя делали вид, что ничего не произошло. Мало ли из-за чего подрались ребятишки. Они каждый день озоруют и дерутся. А Вите Сёмину было приятно за своих друзей, за Николая, который часто заступался за него и не давал в обиду. Их школьная дружба не угасла. Они каждый год встречаются у Виктора дома. Николай приезжает со своей супругой Светланой, воспитанницей их интерната, и они, часто сидя вчетвером за столом, вспоминают свои детские и юношеские годы.
Настоящая любовь к Виктору Сёмину пришла в восьмом классе. Он неожиданно для всех влюбился в свою одноклассницу Анастасию Вершинину, которая вот уже два года сидела рядом с ним за партой: днём – на основных занятиях в школе, вечером – на самоподготовке, три часа в учебном классе со своими одноклассниками и наставниками-воспитателями, которые помогали своим воспитанникам осваивать учебный материал.
Если раньше, два года тому назад, Витя Сёмин сидел с угловатой девчонкой Настей и, озоруя с ней, дёргал её за длинную косу, то сейчас, приехав из пионерского лагеря после летних каникул, рядом с Сёминым сидела красивая девушка – Анастасия Вершинина. Её грудь и стройная изящная фигура, русые длинные волосы и голубые глаза сводили Витю с ума. И сам Виктор Сёмин, возмужавший и подросший, потерял отныне покой. Полюбила Сёмина и Настя.
Окончив институт, они поженились, и Сёмина, как молодого специалиста, по распределению направили в колхоз «Красная волна» на должность инженера-механика, а Анастасию – бухгалтером. Поселили их в колхозном доме со всеми удобствами. Зажили мирно и счастливо. Анастасия родила Виктору дочку, а спустя пять лет и наследника. Встали на ноги, как все порядочные люди села.
В 1991 году Виктора Николаевича, как опытного инженера-механика и электрика, назначают на должность заведующего зерноочистительным комплексом хозяйства, строили современный комплекс по очистке и сушке зерна. Работы было много, но как человека, влюблённого в своё дело, Сёмина это притягивало и интересовало, и он целыми днями пропадал на строящемся объекте. К приходу нового урожая строительные работы были закончены, оборудование установлено и налажено, и первый намолоченный бункер зерна, привезённый с поля, прошёл через новый комплекс зерносушилки. Работы у Виктора Николаевича было много и после строительства. Всё зерно, привезённое с полей, прошло через его комплекс.
Жизнь наладилась, текла размеренно, неторопливо. Строили планы на будущее, а тут вдруг развал Союза. Прошли через огонь «лихих девяностых» и «медных тазов двухтысячных» начала двадцать первого века, как и все жители Калинова Моста – с поднятой головой, не падая духом. Стойким, бойцовским характером наделён Виктор Сёмин с рождения, и вся его жизнь прошла через горнило трудностей и бедствий, и он не спасовал, не пригибался перед бедами и перед подонками, которых в его жизни было немало.
Лето 2004 года для Виктора Николаевича Сёмина было тяжёлым во всех отношениях. Дожди, начавшиеся в конце июля, не давали возможности уборки зерновых. Часть убранного зерна на зерноток поступило с высокой влажностью, непригодной для хранения. Возможность сушки зерна отсутствовала из-за тяжёлого финансового положения хозяйства. Не было денег на подключение газового оборудования сушилки. Зерно старались сушить дедовскими методами: перелопачивали, перекидывали зернопогрузчиками, но метод этот был малоэффективным. Сёмин, встретив агронома Овсова, предложил ему:
– Слушай, Сергей Николаевич, ты наши возможности знаешь, всё зерно мы так не сможем высушить. Надо предложить населению, может, люди согласятся, возьмут на заработанный рубль в счёт зарплаты.
– Ты дело толковое говоришь, – согласился Овсов, – я сейчас поеду к председателю и с ним переговорю.
Негоднов дал добро. На следующее утро население активно стало выписывать и получать зерно озимой пшеницы. Люди понимали сложившуюся ситуацию: зерно в небольшом количестве можно высушить в домашних условиях. В те года жители села Калинов Мост сами пекли хлеб. Мало кто покупал его в магазине. Была своя мельница, где мололи озимую пшеницу своим рабочим в счёт зарплаты.
Виктор Николаевич, между делом бегая от одного склада к другому, сам лично взвешивал мешки и отпускал пшеницу населению.
Ближе к обеду на зерноток подъехала милицейская машина. Из неё вышли: участковый Новодворского районного отдела внутренних дел – Сергей Ревякин, которого Сёмин хорошо знал, Николай Брагин – рабочий хозяйства и двое в штатском. Представившись, предложили пойти в весовую, поговорить.
– Я вас слушаю, – сев за стол, сказал Виктор Николаевич.
Разговор начал старший, майор Дубин.
– Вы сегодня Брагину Николаю отпускали зерно?
– Да, отпускал пять центнеров озимой пшеницы. Накладная у меня на руках, – и Сёмин, достав папку со своими документами, нашёл выписку на Брагина и подал майору.
– Пять центнеров зерна озимой пшеницы – это 11 мешков. А у Брагина мы сейчас, при подъезде к его дому, изъяли 16 мешков. Вы этот факт как объясните?
– Ну вы это у Брагина спросили бы? Я мешки не считаю. Я взвешивал ему зерно на весах. Ровно пять центнеров. Откуда он лишнее взял, спросите его самого.
– Хорошо. Спросим. А если лишнее будет?! Привезём. Взвесим.
– Ну и что, что лишнее будет?! От меня вы чего хотите? Я вас никак не пойму, – повышая голос, сказал Сёмин.
– Мы хотим, чтоб ты взял на себя семьсот килограмм зерна пшеницы и не подводил хороших людей, – согнувшись над столом, зло рявкнул на Сёмина Дубин.
– А кто хорошие люди? Вы или Брагин? Вы что хотите, чтоб я на себя взял кражу? И ты на меня, майор, не кричи. Полковника Николая Васильевича Кострова знаешь? Нет? На вот его номер телефона, позвони ему и спроси, кем я ему довожусь, – и Сёмин, написав на клочке бумаги номер рабочего телефона своего школьного друга Николая Кострова, начальника уголовного розыска республиканского отдела внутренних дел, передал Дубину.
Дубин, сунув бумажку в карман, вышел из весовой. Сёмин в ожидании листал свои документы и думал: «Кому это было на руку? Хотя многие могли позвонить, люди озверели за последние годы». Он не исключал и самого Брагина. Кто его знает, может, пошёл на сговор с ментами, а им только дело подавай. Здесь много думать не надо. Взял человека на испуг, нажал на него – слабохарактерный и подпишет, что ему надиктуют менты, но Сёмин не из их числа. Он не будет брать на себя того, чего не было. Вины его в этом нет. А откуда Брагин взял лишнее зерно – пусть менты разбираются с ним сами. За всеми не углядишь, ты бегаешь со своими проблемами, а кто-то сидит и наблюдает за тобой, замышляет своё гнусное дело.
Дубин, улыбаясь, вернулся в весовую.
– Вы, Виктор Николаевич, на меня не обижайтесь. Сейчас мы поговорили с Брагиным. Он признался в содеянном и раскаялся. Скоро мы привезём всё его полученное зерно, и вы уж взвесьте нам, пожалуйста.
Через тридцать минут на грузовой машине привезли мешки Николая Брагина. В присутствии понятых Сёмин взвесил и крайне был удивлён: весы показывали вес 960 килограмм – это 22 мешка зерна пшеницы. 12 мешков, украденных Брагиным, весом 460 килограмм, сотрудники милиции опечатали и оставили на складе.
Самое удивительное было впереди, когда через три дня приехали вновь сотрудники милиции и с ними – дознаватель. Заново стали взвешивать украденное Брагиным зерно, теперь уже каждый мешок по отдельности, проверяя наличие содержимого мешка. Из них оказались – 5 мешков озимой пшеницы (180 килограмм), а в остальных был ячмень. При выдаче зерна озимой пшеницы ячменя на складе не было, его ещё не убирали. Брагина менты заставили вытащить это зерно, ячмень прошлого года, из дома для уголовного дела. 180 килограмм украденной им пшеницы ему бы инкриминировались как административное правонарушение с возмещением ущерба и выплатой штрафа. Молодой дознаватель, поняв это, хотел было возмутиться, но майор Дубин, дёрнув его за рукав, повёл за собой в весовую оформлять документы. Затем позвали туда Брагина, и тот подписал все нужные сотрудникам милиции бумаги, взяв на себя вину за 460 килограмм похищенного зерна озимой пшеницы.
После этого случая Виктор Сёмин долго не мог прийти в себя. Его вера в людей и в их порядочность была потеряна навсегда. После окончания уборочной Сёмин решил уйти со своей работы, и лишь Овсов с Негодновым после долгой дружеской беседы уговорили его остаться на праздник – в День работника сельского хозяйства.
С каждым годом Виктору Николаевичу Сёмину становилось трудней на работе. Тяжёлое финансовое положение хозяйства усугубляло критическое положение и на зерноочистительном комплексе. Поставка запасных частей и комплектующих резко сократилась. Приходилось изворачиваться, находить новые пути решения возникающих проблем за счёт остановки части оборудования и его демонтажа. Зерносушилку забросили окончательно. Денежных средств не хватало, а за использованный газ платить приходилось дорого. Работали только на очистке и сортировке зерна. Объём работ сократился в три раза за счёт снижения посевных площадей и урожайности. Разбегались и рабочие, которые требовали зарплаты, а её по полгода не выплачивали. Если раньше люди выживали за счёт своего домашнего хозяйства, то к 2012 году жители села сократили поголовье скота на своём подворье в четыре раза. Спрос на мясо резко упал, и людям стало невыгодно заниматься животноводством. Упала и потребность в зерне, и рабочие кооператива требовали за свою работу деньги. Многих уже натуральная оплата не интересовала. Коренные жители села, в основном предпенсионного возраста, выработали свой ресурс, а молодёжь, поняв блага цивилизации, рванула в города, включаясь в программу всеобщей урбанизации населения.
Работал бы Виктор Сёмин и дальше на своём комплексе, если бы не Александр Грызлов и его зам Николай Бедин, которые решили нагреть свои руки на зерне, а в этом им здорово мешал Сёмин.
Началось всё через месяц после начала уборки зерновых культур в кооперативе в 2014 году. Рабочий день начался как обычно. Виктор Николаевич принимал поступающее с поля на склад зерно, отправлял часть машин напрямую на сортировку. За делами незаметно подошло время обеда, и Сёмин, собираясь домой и закрывая склад, увидел приближающуюся машину председателя Грызлова, который подъехал прямо к нему. Он остановился, вылез, как увалень, из своей машины и, поздоровавшись, улыбаясь, начал разговор:
– Виктор Николаевич, ты уж подготовь все свои документы по движению зерна. После обеда мы с комиссией приедем к тебе с ревизией.
Сёмин понял, откуда дует ветер. Бедину так и не терпится поскорее выкинуть его с этого места. В крайнем случае он просто спровоцирует Сёмина, нажав на него, применяя административный ресурс, вынудит его уйти по собственному желанию. Имея «козырного туза» в руках, Виктор Николаевич сказал Грызлову:
– Александр Петрович, не стоит вам с Бединым так тужиться, не надо, не портите себе нервы.
– Это уж нам решать, Виктор Николаевич, – ухмыляясь, сказал Грызлов и, сев в машину, уехал.
А Сёмин, зайдя в весовую, забрал свою папку с бумагами: ведомостями, реестрами, товарно-транспортными накладными – и, предупредив весовщицу Светлану Рюмину, чтобы она ни под каким предлогом никому не давала приходящие документы, особенно накладные, пошёл домой обедать. По дороге обдумал свой план действий. План был простой. Грызлов, приняв на работу Виктора, до сих пор не заключил с ним договор. Сёмин часто говорил про это ему и экономисту хозяйства Наталье Сорокиной, но им всё было некогда. Сейчас это было на руку Сёмину, он этим и заткнёт Грызлову с Бединым рот. Надо написать ещё докладную записку на имя членов правления – и пускай разбираются. Он уже месяц работает в качестве заведующего зерноочистительным комплексом, а юридически он здесь никто, так – человек, пришедший с улицы.
Комиссия приехала после обеда в три часа. Грызлов, Бедин и председатель ревизионной комиссии Николай Васильевич Игнатов прошли в весовую и, усевшись на стульях, молча стали ждать. Молчание прервал на правах главного здесь сидящего Грызлов:
– Ну, и где до-ку-мен-ты?!
Виктор Николаевич вытащил из кармана своего «козырного туза» – докладную записку на имя председателя правления кооператива, написанную от руки, и подал председателю ревизионной комиссии Игнатову. Пока тот читал суть изложенного, Виктор Николаевич, повернувшись к Грызлову, спросил:
– А ты меня на работу принимал? Договор со мной заключал? Я уже месяц здесь работаю без договора и заявления. Ты принял человека с улицы, а теперь требуешь документы? Приехал с ревизией. Тебе у самого себя сначала всё надо проверить и в порядок привести, а потом ехать других проверять. Вы подумали своей головой? Принимаете человека на такую ответственную работу без подписанного им договора о материальной ответственности. У него в наличии две тысячи тонн зерна, которое хранится в складских помещениях, а он за это юридически не несёт никакой ответственности. Бери – не хочу, дядя будет отвечать. Дядя – председатель, Александр Петрович Грызлов. Это с тебя надо спрашивать документы, а не с меня, человека, который у вас и не числится в списках работающих, – и, уже обращаясь к Игнатову, продолжил: – Николай Васильевич, собирайте правление кооператива и решайте этот вопрос. А документы свои я сдам только в конце уборочной, вместе со своим отчётом. Я теперь уже никому не доверяю. А если вы считаете, что я здесь занимаюсь противозаконными действиями, вызывайте милицию и пусть они разбираются в этом деле, но только не Грызлов и Бедин, которые сейчас только и жаждут получить мои документы, а потом меня подставить. Дело это нехитрое – возьми одну товарно-транспортную накладную на двадцать тонн зерна, отправленного от меня любой организации, и порви. Вот тебе и уголовное дело. А потом вот эти хмыри, – Сёмин показал пальцем на Грызлова и Бедина, – будут меня спрашивать: «Ну, и... где до-ку-мен-ты?»
И, не дожидаясь ответа и их решения, Виктор Николаевич вышел из весовой и направился на свой комплекс, проверять работу операторов на сортировке семян озимой ржи.
Александр Грызлов, поняв свою ошибку, приехал к нему на зерноток вечером и, найдя его на складе и отозвав в сторону, начал нехитрый разговор:
– Ты меня, Виктор Николаевич, прости, погорячился я немного, Бедина послушал. Каждый день он меня на тебя стравливал. И так голова кругом от проблем, а тут он ещё со своим нудным голоском: «Александр Петрович, надо срочно принимать меры в отношении Сёмина, озорует».
– Это я-то озорую?! Он бы за собой следил, засранец, – обиженно начал Сёмин и продолжил: – Проворовался он до некуда. Ничем не брезгует. Мясо, сахар ворует. Даже фарш говяжий из столовой тащит на продажу. Вы посмотрите его авансовые отчёты, сданные за посевную. В подотчёт пишет минеральную воду, мороженое. Мороженым-то он кого кормил?! Трактористов в поле? Он что, думает, за ним люди не смотрят? Смотрят и видят. Его ещё и на зерноток потянуло? Кладовщика нового уже нашёл, своего друга. Осталось меня убрать в эту горячую пору. План у него – наполеоновский. Создать бардак, а в мутной воде рыба большая плавает. Потом всё на меня списать? Молодец! Да только кишка у него тонка! Думать ещё не научился! Всю жизнь за счёт других вылезал. За чужими спинами прятался, ответственности никакой не имел. А теперь год как в твоих замах ходит и порядки свои наводит? Не будет по нему! А если вы думаете, что я ворую, то докажите. Бабские сплетни не собирайте.
Виктор Сёмин, отработав до конца октября, отсортировав всё зерно и сдав отчёт в бухгалтерию кооператива, сдал свои полномочия и перевёлся в трактористы. Достала его такая жизнь: интриги и грязные игры, озлобленные люди и сплетни вокруг его доброго имени. Ему было проще за баранкой трактора, его стального коня, такого послушного и мощного, который одним движением его руки и нажатием на педаль газа устремлялся вперёд и нёс Виктора Николаевича Сёмина от тяжести людского бремени.
Сегодня его стальной конь, трактор МТЗ-1221, нёс Сёмина по Топи болотной в Чёртово логово, в гости к кикиморе болотной. Виктор сразу почувствовал что-то неладное в шуме работающего двигателя: пошла большая нагрузка и мотор сбавлял обороты. Он сбросил ногу с педали газа, нажал на педаль муфты сцепления и, переключившись на нейтральную передачу, остановил трактор. Виктор вылез из кабины и посмотрел под трактор. Колёса просели в сырой грунт, но неглубоко. «Так, спокойно», – утешал себя Сёмин. Подошли сеяльщики.
– Ребята, отцепляйте посевной агрегат, попробую пока вывести трактор, а там видно будет. Видите, почва проседает. «Кировец», наверное, давно уже сел бы, а этот трактор полегче.
Он залез в кабину, завёл мотор и стал медленно трогаться с места, плавно нажимая на педаль газа. Его стальной друг тронулся с места и начал двигаться вперёд. Виктор, проехав пять метров, чувствуя, что его МТЗ без больших усилий набирает обороты, остановился. «В лапы кикиморы не попали, – подумал про себя Сёмин. – Теперь нужен длинный трос». Он позвонил агроному Овсову.
Сергей Николаевич, не успев доехать до дома, вернулся назад. Заехав в гараж, он прихватил с собой длинный мощный трос.
Пока ждали Овсова, Сёмин оценивал сложившуюся обстановку: проверял грунт, подкапывал лопатой местами землю, решал, в какую сторону вытаскивать трёхсеялочный агрегат.
Подъехал Сергей Николаевич на своём уазике, сеяльщики помогли донести трос, подцепили к посевному агрегату и к трактору Сёмина и отошли в сторону. Трактор, тронувшись с места, натянул трос и медленно стал тянуть за собой агрегат. Все затаили дыхание. Сёмин, плавно нажимая ногой на педаль газа, слушал работу мотора и смотрел на датчики тахометра, отслеживающего обороты двигателя. От нервного перенапряжения у него на лбу выступили капельки пота, но он продолжал тихонько давить на газ. Трактор, дёргаясь, медленно полз вперёд, таща за собой сеялки, и, миновав проблемный участок, остановился. Радостный Сёмин выпрыгнул из кабины и пошёл навстречу Овсову, который уже бежал к нему с распростёртыми руками, радостно крича:
– Витя, мы её сделали, эту кикимору болотную! Молодец, – и Сергей Николаевич, подойдя к Сёмину, обнял его и, похлопывая по спине, повторял: – Мы её сделали, Витя!
Это был их последний марш-бросок: Овсова – в роли агронома, а Сёмина – тракториста кооператива «Калинов Мост». Судьбе было так угодно: они расстанутся навсегда и уже не увидят друг друга. Овсов на следующий год уйдёт на заслуженный отдых, на пенсию, а Сёмин после развала хозяйства уедет в Подмосковье, на современное сельскохозяйственное предприятие, крупный агрохолдинг, и снова сядет на стального коня, современный трактор, полностью компьютеризированный, напичканный электроникой, с кондиционером. Не трактор, а мечта любого инженера. А пока что они будут сеять на этом поле, потом перейдут на другое. Менять сломанные диски, рваные семяпроводы и заваривать сварочным аппаратом изношенные металлические рамы сеялок с двадцатилетним стажем работы.

продолжение см. здесь:  http://proza.ru/2025/10/23/979