Калинов мост - Часть 3 Глава 3

ГЛАВА 3

Виктору Николаевичу Негоднову работники были нужны, и ещё как нужны. Он ратовал за каждого порядочного человека, знающего своё дело. Когда он узнал в разговоре от женщин, стоящих в «комке» за прилавком, о том, что Миронов выгнал вчера с работы Степана Каверина, он этому нисколько не удивился. «Иногда наше «сарафанное радио» кроме слухов говорит и правду», – с иронией подумал про себя Виктор Николаевич и, улыбнувшись, вышел из «комка». Правду он узнал вчера от самого Степана, которого встретил на полпути идущим пешком с поля домой. Он довёз его до дома, и пока они ехали, Степан рассказал ему правду. Да и неважно было Негоднову, что же там случилось на самом деле. Важно было то, что Каверин сказал ему, негодуя от злости на Миронова:
– Ты понимаешь, Виктор Николаевич, этот Миронов возомнил из себя спасителя рода человеческого. Видите ли, без него село вымирает и колхоз гибнет. И некому более село поддержать и людям помочь. А то, что люди у него работают за спасибо и в тяжёлых условиях, – на это ему насрать. Ему надо сейчас хозяйство на ноги поднять, а какой ценой – его это не волнует, – и Степан возмущённо костерил Миронова, а потом ещё долго рассказывал про свой старенький, залатанный комбайн, и про незаправленный кондиционер, и про злополучный гусеничный «палец», раскурочивший измельчающий аппарат. И в конце разговора с какой-то грустью и жалостью в голосе сказал: – Обидно, конечно, что всё так получилось, но в колхоз я уже не вернусь. Надо, пожалуй, уезжать в город.
Тогда Виктор Николаевич не успел с ним поговорить по душам, дела торопили, да и незаметно как-то за разговором со Степаном он подъехал к его дому и они расстались, но он зацепился за свою мысль: Каверин должен работать у него. Таких рабочих не бросают. Им надо создавать условия для хорошей работы, и они будут работать. Хорошего специалиста надо уважать и ценить его труд. На современном этапе развития сельскохозяйственного производства руководителю надо знать чаяния народа и тонкости психологии. Пренебрегая этими закономерностями – ты будешь иметь с людьми кучу проблем. Унижая человека – ты ставишь палки в колёса твоего собственного движущегося производства. Эти вещи Негоднов хорошо понимал и старался, создавал своим работникам комфортные условия для их эффективного труда.
За последнее время Виктор Негоднов наращивал своё производство. И для этого были закуплены новые трактора, грузовые машины, сельскохозяйственное оборудование и комбайны, а на поступающую новую технику нужны были специалисты. Он находил их с большим трудом, тратя уйму времени и сил на уговоры, объезжая сёла и деревни Новодворского района. Да и с самого Новодворска он уговорил пятерых мужиков на новые грузовые машины. Как ни говори, а многие люди с недоверием относились к нему и не соглашались идти на работу под его начало. А кто-то просто из-за личной неприязни: не желали видеть «деспота-барина» в своём селе. Это слово в их сознании твёрдо сидело как имя нарицательное... А специалисты требовались ему везде. И каждый специалист был на вес золота. Вчера только он укомплектовал рабочими свой новый, только что построенный зерноочистительный сушильный комплекс, где у него стояло новое современное оборудование. Три новых зернохранилища на базе бескаркасного ангара, покрытые современным укрывным материалом, которые вмещали в себя шесть тысяч тонн зерна, стояли готовые под приём зерна. Всё было готово для приёма нового урожая, но Негоднов по-прежнему не мог найти на него заведующего этим хозяйством – надёжного специалиста, который бы разбирался в этом деле. Его выбор остановился на Викторе Николаевиче Сёмине, но тот сейчас занимался восстановлением зерноочистительного комплекса кооператива «Калинов Мост». Негоднов всё же решил с ним поговорить. Сёмин закончит там свою работу, а к уборке придёт к нему. Ему нужен хороший организатор и толковый инженер, который бы в случае неполадок смог устранить их и привести в действие сложные механизмы. Сёмин, с большим опытом работы, хорошо разбирался в сложном оборудовании зерноочистительных машин и сушильной газовой установки. Негоднов выжидал удобного случая, и встреча с Сёминым была делом времени.
Полным ходом шла уборка кормов. Строительство животноводческих помещений близилось к концу, и в начале октября 400 голов племенных коров, уже закупленных Иннокентием Брыкиным, займут свои места. Он это поголовье собрал с трёх крупных сельскохозяйственных предприятий, занимающихся разведением племенного скота по всем европейским стандартам, заплатив за них большие деньги. А пока его бурёнки набирали вес на пастбищах, ожидая своего переезда на новое место жительства.
А Виктор Негоднов, вставая в четыре утра, садился на свою «Ниву» и, объезжая производственные объекты и поля, раздавал наряды рабочим, контролируя весь производственный процесс. С апреля месяца его посевные площади увеличились на 1400 гектаров. На 800 гектаров земли он заключил договор аренды: частично с населением села, а часть земли, невостребованные паи, ему предложил в аренду глава сельской администрации Ивашкин. Ещё 600 гектаров земли, под покровом многолетних трав, они с Брыкиным скупили за бесценок у разорившегося фермера Петра Брагина.
Пётр свою землю продавать не хотел, но страх перед возможным арестом его имущества судебными приставами и назойливые требования кредиторов о возврате крупной суммы денег толкнули его на этот поступок. Ему пришлось продать и всю имеющуюся у него технику Негоднову. Только после таких унизительных процедур Пётр Брагин освободился от тяжких пут. И от стыда перед людьми за своё развалившееся дело он уехал со своей семьёй в Москву, к своему брату, устроившись у него автослесарем на его частное предприятие по ремонту автомашин. И часто вечером, приезжая с работы на московскую съёмную квартиру, он за бутылочкой пивка вспоминает, как в кошмарном сне, тонны своего заготовленного нереализованного сена, залитого осенними дождями, оставшегося гнить на краю поля. Не смог он убрать до конца и скошенные 200 гектаров люцерны с костром. Не смог получить своих денег за 200 тонн сена с обанкротившегося фермера Сидоренко Николая, который клятвенно обещал ему отдать деньги, но, увы, уже нет и его самого, и его денег. А сколько Брагин вложил денег и сил в своё производство – и всё понапрасну. Не смог он оправдать своих вложенных средств. Убыточное это дело – кормопроизводство, и рисковое. Погорел он на этом деле и горько жалеет о том, что когда-то по наивности своей с подачи Брыкина стал скупать земельные паи у своих земляков. А этот же Брыкин потом его и кинул. Да и к тому же после банкротства Петра за бесценок купил его землю и технику...
А Виктор Негоднов, довольный своими успехами, не останавливался на достигнутом, а стремился к большему. Поэтому с раннего утра до поздней ночи его тёмно-синяя «Нива» сновала по объектам. Вот и сегодня, между делом проезжая мимо дома Степана Каверина, он, увидев его стоящим около своей автомашины «Лада Калина» и вспомнив про вчерашний разговор, притормозил и решил поговорить с ним. Он загнал свою машину между домами и, заглушив мотор, не спеша подошёл к Степану.
– Здравствуй, Степан Петрович!
Каверин, улыбнувшись, вежливо пожал руку Негоднову и ответил на приветствие:
– Здравствуй, Виктор Николаевич, коль не шутишь!..
– Да не до шуток мне сейчас, Степан Петрович. Идёт заготовка кормов. Каждый день дорог. Каждый работник – на вес золота. А рабочих мне сейчас надо много. Через месяц надо убирать зерновые. Потом кукурузу на силос и зерно. С октября завезём племенных коров на новые фермы. И там будут нужны работники: корма завозить, навоз вывозить. Работы всем хватит... А я к тебе с предложением. Не пойдёшь ко мне работать на новый кормоуборочный комбайн «Клаас Ягуар»?
– Да у тебя ж на нём работает Никита Столяров?! – удивлённо спросил Степан.
– Да, работает, но работает он один, по шестнадцать часов в день. А я это эффективной работой не считаю. Человек должен работать максимум восемь часов, но никак не шестнадцать. Чем больше человек работает, тем больше он устаёт. А это значит – тем меньше внимания уделяет технике, которую надо обслуживать должным образом. Меня не интересует, что человек кушает. Что предпочитает: маргарин или сливочное масло... И что считает лучше: мясо, выращенное на добавках, или на зерне, овощах и фруктах. Я хочу, чтобы он, работая у меня, выполнял все требования специалистов по техническому обслуживанию сельскохозяйственной техники и делал свою работу на хорошо и отлично. А на наш русский «авось сойдёт!..» – меня это не устраивает. Комбайн дорогой. За ним должен быть уход. И он должен оправдать вложенные в него деньги. Вот вы и будете работать на нём вдвоём, посменно, и смотреть за ним, и обслуживать должным образом. А с 1 октября сядешь на трактор и будешь в зиму работать на ферме. Зарплату буду платить достойную, не как в колхозе, в два раза больше. Ну и, соответственно, спрос будет другой, и требовать я от вас буду большего. Я люблю порядок и требую его от других. Ты человек порядочный, работящий, тебе это лишний раз напоминать не надо. Подумай. Если надумаешь, подъезжай через час в поле. Сегодня с Никитой поработаешь помощником. Он тебе всё покажет, научит. Я сейчас ему позвоню, поставлю в курс дела. Чего время тянуть. Корма надо готовить. Время не ждёт. Погода нас ждать не будет...
– Хорошо, Виктор Николаевич, я через час подъеду. Сейчас поеду в город, Дашу с Максимом к бабушке с дедушкой отвезу и на обратном пути останусь прямо в поле.
– Ну вот и договорились, Степан Петрович! По рукам? – и Виктор Николаевич, довольный, с улыбкой на лице, протянул Степану свою руку для рукопожатия. А этот жест у них на селе означал негласный закон истинно мужского договора, скреплённый личной печатью (ладонью) на пергаменте души и сердца. И мужиков, выполняющих такие договора, называли по имени-отчеству, не смотря на его статус, и ранг, и положение в обществе. Человека, нарушившего договор, скреплённый рукопожатием, мужики переставали называть даже по имени и прямо в глаза, в присутствии всех, звали, как собак, оскорбительными прозвищами. Для них он переставал быть человеком и становился «Тузиком», «Педиком» или кем-либо ещё, пострашней и вульгарней. Степан Каверин этот сельский закон знал и в знак согласия скрепил свой договор крепким, мужским рукопожатием.
Негоднов, попрощавшись, сел в машину и поехал домой, вспомнив, что он ещё и не завтракал, а время было уже десятый час.
Дома его ждала жена Марина – добрая и милая супруга, единомышленница и помощница, по совместительству исполняющая обязанности бухгалтера его встающего на ноги предприятия. Эта стройная, атлетического телосложения, среднего роста женщина с голубыми глазами и чёрной косой родила ему троих сыновей-богатырей, которые до сей поры помогают своему отцу в его деле. Они не стали гоняться за престижными и модными специальностями: юрист, экономист, врач, – а выбрали себе сельскохозяйственную специализацию. Старший сын Анатолий – инженер-механик, недавно пришёл из армии и включился в производственный процесс их семейного бизнеса, Николай – ветеринар, окончил сельскохозяйственную академию, занимался вместе с отцом подбором племенных коров и будет в дальнейшем заниматься животноводством, а младший сын, Александр, учится на первом курсе в институте на агронома.
Его крепкая и дружная семья давала Виктору Николаевичу большой стимул для работы. У него не возникало семейных проблем – склок и интриг. У них была одна общая и большая проблема, над которой они постоянно корпели – семейный бизнес. Он требовал ежедневного участия каждого в решении поставленных задач. И эти задачи они достойно решали. Им некогда было заниматься пустыми делами – семейными дрязгами. Бизнес затягивал всех с головой. Ибо их работа приносила доход, и это было отрадно. У них у всех были легковые машины отечественного производства. Отталкиваясь от своих принципов, они поддерживали отечественного производителя. Вот только подбор сельскохозяйственной техники было исключением из правил. И почему – это было понятно всем. Этот выбор по всем техническим характеристикам был для них неоспорим. Немецкий кормоуборочный комбайн «Клаас Ягуар» – мощный, производительный, надёжный, как и косилка MacDon M150. А вот три зерноуборочных комбайна «Акрос» он приобрёл свои, отечественные, как и пять «Камазов», два трактора К-744Р3. Шесть энергонасыщенных тракторов «Беларус» он приобрёл Минского тракторного завода.
Марина была дома и занималась очередным бухгалтерским отчётом. Услышав шум машины, она встала из-за своего большого рабочего стола, где стоял компьютер и аккуратно сложенные папки с документами, и пошла на кухню разогревать завтрак мужу. Она прекрасно знала привычки своего суженого, у которого не было постоянного графика завтраков, обедов и ужинов. Он часто ел на бегу. Лишь в дождливые дни он позволял себе лишних десять-двадцать минут задержаться за столом, обсудить дела, сельские новости, проблемы. Сегодня день был жаркий, и Марина, настроившись на быстрый побег мужа из дома, не стала тянуть время, а быстро собрала ему на стол. В еде он был неприхотлив, ел всё приготовленное ею и, поев, всегда нахваливал, даже манную кашу, которая, кстати, сегодня была в меню.
– Что нового у тебя? – спросила она Виктора Николаевича, подав полотенце.
Он, на ходу вытирая руки и лицо, подошёл к столу и, сев за него, переспросил:
– Что нового?.. Да нового много. Всё сразу и не расскажешь...
– А ты не спеша, – улыбаясь, парировала Марина мужу.
– Ты не поверишь, но Степан Каверин дал своё согласие и сегодня выходит ко мне на работу. И они с Никитой Столяровым будут вдвоём на комбайне.
– Ну и хорошо. И Степану так легче. А то мужик зашивается по полной и на работе, и дома... И ещё его Капризуля все ему нервы измотала. Не знаешь, не вернулась она к нему? Опять её на романтику потянуло. Взяла и уехала. Бросила в такую горячую пору домашнее хозяйство. Хорошо – Даша своему отцу помогает. И мужик ведь он порядочный, не пьёт, адекватный. Разумный человек. А ей всё чего-то не хватает...
– Наверное, что-то не хватает, – хитро улыбнувшись, сказал Негоднов.
Марина, поняв его намёк, в ответ, улыбнувшись, отпив чай из чашки, сказала:
– Вить, да ладно тебе. Ей 53 года. Какой уж там секс?!
– Ну не скажи!.. Все люди разные, безобразные... Кого-то тянет на мёд. Кого-то – на вино. А нашу Таню – на мужчин!.. – задорно смеясь, сказал Виктор Николаевич, допивая чай. Он поставил пустую чашку на стол и, встав, подошёл к Марине, которая к этому времени мыла грязные тарелки, стоя за умывальником. Он подошёл к ней сзади и, обняв, поцеловал в шею.
– Спасибо тебе, моя дорогая, каша была вкусной, но ты вкусней!..
– Ну вот и тебя на романтику потянуло, – сказала тихо Марина и повернулась к нему. – Ну а тебя на кого и чего тянет?! – добавила она, засмеявшись, с озорным блеском в глазах.
– Ну, Мариш, мне кроме тебя никто не нужен, – оправдываясь, как ласковый кот, ответил ей Виктор.
– Ну ладно уж, ладно. Кроме меня ему никто не нужен, – ёрничая, дразнила его Марина. – Так уж я и поверила вам, мужикам. Спишь и во сне их по именам называешь, – и Марина, сделав небольшую паузу, наблюдая за выражением лица своего супруга, который от смущения немного покраснел, продолжала, смеясь: – Трактористов своих по именам называешь. Всё наряды раздаёшь... Иди уж, вижу, что торопишься, а не уходишь, меня боишься обидеть. Не обижусь я. У самой дел куча. Пойду отчёт готовить. С пенсионного звонили. Сведения по твоим работникам надо передать.
Виктор Николаевич, поцеловав Марину в губы, вышел из дома, и, снова сев в свою машину, поехал в поле.
От сказанных Мариной слов насчёт имён он засмущался, и было за что, и не зря кровь предательски хлынула к лицу. Всё же он был немного совестливым человеком. Водился за Виктором Николаевичем один грешок, водился. Это было в пору, когда он стоял у руля СПК «Калинов Мост». Повстречал он как-то на ферме Евдокию Тамбовскую, и блеск её зелёных глаз очаровал Негоднова. То, что она любила Василия Миронова, он знал. Знал и про Ивана Пронина, и про ещё одного заезжего «гастролёра», который у них в хозяйстве в своё время летом работал на «Камазе». Но, поддавшись чувствам, он каждый раз, видя её в правлении кооператива, куда она приходила на наряд и часто забегала по делам к нему в кабинет для утверждения и согласования бухгалтерских документов, смущался её взгляда, и его сердце начинало трепетно биться. И в жестоком поединке его здравого рассудка с плотью всё же победила плоть. Страсть взяла над ним вверх, и он стал искать повод для интимной встречи с Евдокией.
Удобный случай для первой встречи не заставил себя долго ждать. Он как-то ранним утром на своей легковой машине, тогда ещё белой «шестёрке», ехал в Новодворск. А Евдокия шла по дороге, решив доехать до города, поймав попутку. Виктор Николаевич, увидев её идущей по дороге, остановился, и, узнав, что она собралась в город, предложил ей доехать с ним. Да и ехал он один, и это был самый удобный случай для интимной близости с ней. Евдокия, улыбаясь, села и сама завела разговор:
– Здравствуйте, Виктор Николаевич! Спасибо, что посадили, не отказали.
– Здравствуйте, Евдокия Васильевна! Рад вас подвезти. Что ж не подвезти, если место в машине есть. И мне будет веселее. Есть с кем поговорить.
– О, не скажите. Есть люди – и место свободное будет, да не посадят. Есть у нас такие в селе. Проедут и сделают вид, как будто тебя и не знают. А я часто до города добираюсь автостопом, – и она рассмеялась, глядя прямо в глаза Негоднову, – машины своей нет. Вот и приходится попутку ловить...
К удивлению Виктора Николаевича она оказалась разговорчивой и душевной собеседницей. Её добрые глаза и ласковый голос гипнотически действовали на него, и он, открывшись душой в ответ на её искренние, добрые чувства, включился в разговор.
– Евдокия Васильевна, вы такая красивая и добродушная женщина, а всё одна. Не встретили достойного человека?
– Да нет, Виктор Николаевич, достойный и любимый мной человек у меня был. Да только люди меня очернили, а он поверил им, а мне не оказал доверия. Посчитал меня падшей женщиной. Вот и повесили люди на меня этот ярлык. Вот и несу я свой крест. Судьба такова. И никуда от неё не денешься. Так и живу, и уже от Бога ничего не прошу. Что мне надо – он мне даёт, и я довольна этим. Мы ведь всё ищем чего-то и хотим по молодости своей, по неопытности, а с годами, набравшись ума, начинаем довольствоваться тем, что имеем. Молодые – мы гордые. Цену себе набиваем. Думаем, что лучше и умнее нас никого более нет на свете. К нам должны все прислушиваться и все нас должны любить и уважать. Помню, я ещё девчонкой была, всё над мамкой своей смеялась. Я тогда её спрашиваю: «Мам, а мам, а как ты замуж вышла?» Она мне и отвечает: «Приехал твой отец к моей родной сестре свататься... Она ему отказала. Он ко мне посватался. Я его пожалела и вышла за него замуж». А я над ней смеюсь: «А как же любовь? Ведь ты его тогда первый раз увидала и совсем не знала?» А мама мне тихим голосом, немного смущаясь, говорит: «Не знала и не видела... А как посмотрела ему в глаза!.. Глаза серые, добрые, и столько в них грусти... Вот и пожалела я его, и вышла за него замуж». Я над ней всё смеялась... А они с моим отцом пятьдесят лет прожили вместе, душа в душу. И дом вон мне какой большой оставили. Они жили семьёй, а я вот живу одна и век коротаю. Всё любовь свою ищу и не нахожу. Вот так и живём: надеемся найти себе самое лучшее – забыв про хорошее. И я так же надеялась на лучшее, а за хорошего человека в своё время отказалась выйти замуж. В итоге у меня нет ни того, ни другого. Вот и маюсь, жалею и себя, и того хорошего человека. И семьи у меня нет, и любви настоящей нет. Да и есть ли она, любовь, на этом свете? – и Евдокия смеясь, озорно посмотрела на Виктора Николаевича.
– Есть, Дуся, есть. Ты просто её не встречала, – он невольно опустил свою правую руку и положил ей на коленку. Она сидела рядом в коротком ситцевом цветастом сарафане на узких бретельках, который оголял наполовину её полную, красивую грудь и чуть прикрывал колени. Виктор Николаевич почувствовал, как она неровно задышала, и у него у самого трепетно забилось сердце. Евдокия не убрала тогда его руку со своей коленки и не одёрнула за то, что он резко перешёл на «ты» и стал торопить события. А его рука продолжала нежно поглаживать её голые колени и, тихо забравшись под лёгкую ткань сарафана, не останавливаясь, медленно двигалась всё дальше и выше. Левой рукой он уверенно вёл машину, глядя вперёд на дорогу, и изредка бросал взгляд на умиротворённую Евдокию, которая, улыбаясь, глядела на него. За окном мелькали мимо проезжающие автомобили и стройные ряды деревьев и кустарников, насаженных вдоль асфальтированной дороги. А из динамика встроенного в панель легковушки кассетного магнитофона Ирина Аллегрова своим неподражаемым голосом пела:

Я только гавань, ты же ветер вольности,
Рассеянный в желаньях и любви.
Одной рукой ты гладил мои волосы,
Другой топил на море корабли...
 
Евдокия, тяжело вздохнув, ватным голосом сказала:
– Витя, только не здесь, давай заедем в лес.
Негоднов, поняв её намерения и сам сгорая от страсти, повернул свою машину на первом перекрёстке на грунтовую дорогу и покатил в Канадскую рощу, в объятия Дуси. А Ирина Аллегрова продолжала петь:

Пускай тем дням счастливым не вернуться,
И не вернуть любовь, ты знаешь сам.
Вот только бы тебе не поскользнуться,
Легко ступая по моим... слезам.

Увы, счастливых тех дней, проведённых с Евдокией, Виктору Николаевичу не вернуть. Их любовь длилась недолго, всего один год. Они тайком встречались на съёмной конспиративной квартире в городе Новодворске и на природе в Канадской роще, под сенью деревьев, отдаваясь всецело своей сиюминутной, как им тогда казалось, несгораемой любви...

продолжение см. здесь: http://proza.ru/2025/10/28/1160