Поэт на Новом мосту в Париже

Лара стояла на Новом мосту в Париже. И смотрела в мутную воду внизу. И думала – вот муть нашей жизни. Туда мне и дорога.
Лара ненавидела себя. Лара ненавидела этот мир, эту муть. Рядом никого не было, почти ночь. И было самое время броситься в воду. Но она медлила. Она всегда медлила, она всегда шла вперед. Лара пришла на Новый Мост не в первый раз. Это было место многих самоубийц Парижа, как это было и на Эйфелевой башне. Ее она видела каждый день из своей немалометражной квартиры в Париже. И броситься с нее ей никогда не хотелось. Может быть, потому что она – Эйфелева – была ей слишком близка, почти как родная.

Лара снова стояла на Новом Мосту и смотрела в мутную воду внизу. И опять у нее было желание броситься в ее муть, соединиться с ней. Раз жизнь – муть, то и конец такой же, думала она. Но в который раз стояла там и в который раз вспоминала фильм «Влюбленные на Новом мосту». И кто-то кого-то там спас. Но к Ларе никакой Спаситель не подходил, и она могла бы спокойно отдать концы в воду. Но что-то внутри ее всегда останавливало.

Лара имела омерзение в душе. К этому Миру. Лара не понимала Божественной Справедливости. Она когда-то училась на философском факультете Сорбонны. И многое узнала об этом мире, и даже о Высшем. Это такая была Высшая Математика Мира. Кант ее чуть не свихнул с ума, чуть не довел до психушки. В Канта она врезалась когда-то на полную катушку. Его «Основы метафизики нравственности», «Критика практического разума» и особливо «Критика чистого разума», читанные в переводе с немецкого на французский, заплели ей все нейроны в ее не таком уж глупом мозгу в такие морские узлы, что вернуть их в нормальное – то есть банально-счастливое – состояние уже было непредставимо. Но Кант ей так и не раскрыл Тайну жизни на грешной Земле. И человек как Явление и человек как Вещь в себе так и остался Тайной, разрушаемой периодически в ее собственной поэзии, которая, Лара это точно знала, как знала это когда-то и ее любимая Анна Ахматова – пишется, диктуется Кем-то Свыше, но приложимость внутренних кровных усилий в этом Лара чувствовала через убытие этих сил и их переливание в эти всё же ее личные Творения. И это тоже была для нее – Великая Тайна Со-Творчества с Кем-то, Невидимым ей, но внутренне Слышимым. А главное: она чувствовала какую-то свою Избранность Кем-то Там. Но почему и чем она это заслужила, это тоже оставалось для нее Великой Тайной.
Потом был великий гуманист Бердяев, в которого она влюбилась, как когда-то навеки в Пушкина. И она съездила на его могилку под Парижем в Кламаре. И всё пыталась у его могилы узнать – как же жить в этих Мути, Мраке обезумевшего мира. Бердяев настойчиво молчал, вероятно, так далеко удалившись от страдалицы Земли и ее мучителей, а главным образом от звероподобного существа по имени «хомо сапиенс», что забыл об ее и его существовании.

Лара была «страшным» человеком, ненормальным: она была Поэтом. И сама понимала, что среди банально-счастливых и славных равнодушных людей ей места нет. Французы ли они, такие милые, дипломатичные и бездушные, или русские, откуда она по крови, такие широкие душой, но, когда им это гоже, жестокие с самыми близкими и могут разнести вдребезги любого – родного или чужеродца. Лара много читала Чехова, Герцена, Достоевского, а заодно близкого им Юнга, и вместе с ними она проникалась ужасом Подполья родных ей по крови русских людей. А других она не знала – кругом в ее окружении были русские и французы, и там, и там она видела сейчас жестокость или безразличие. Впрочем, французы ей казались более революционными, так уж у них это было в крови вот уже двести лет. А у русских, ей виделось так на Новом мосту, что-то сломалось. Может, она была не права, она уже не знала, потому что уже выпила полбутыли отличного французского вина. А как же было здесь жить без этого, чтоб не заглушить Боль Бытия?

Лара поставила полбутыли рядом, смотря на Париж с Нового моста, и закурила. Никто ей не мешал покурить и покончить с собой. Было поздно, и на Новом мосту никого. Лара курила и думала, вспоминала…

Лара «вспоминала», как убивали большевики ее предка, священника, на зловещем полигоне в Бутове в 1937 году. Она всё это представляла в красках и «видела», словно всё это было на ее глазах… Потом она «увидела», как там же убивали монахинь-женщин. Чем же помешали им, этим зверям, монахини?.. Она курила на Новом мосту в Париже и всё это лицезрела своим внутренним зрением – словно Сам Космос, его База Данных, ей всё по Космическому Экрану показывал…
Лара вспомнила, как пришла в церковь в ее родном городе в России, так просто зашла… Там оказалась вечерняя служба. И в какую собственно честь? Старушки ей сказали: «Да поминаем сегодня Святого Николая…». В центре была выставлена Икона. Лара подошла и… замерла в светлом удивлении до корней волос: на Иконе был ей прадед в образе Святого Николая! Лара обомлела от удивления, подошла к Образу, поцеловала в ноги его Образ и ушла, полная душевного смятения и ощущения произошедшего в ее жизни невероятного Чуда. Потом она узнала, что Постановлением Святейшего Синода многие погибшие в Бутове священники были возведены в Лики Святых, среди них был и ее прадед Николай.

Вернувшись в Париж, Лара нашла там русского иконописца и попросила написать Икону ее предка Святого Николая. И вложила эту уникальную Икону в домашний Иконостас. Она свято верила в помощь этой Иконы в ее жизни и ее семьи. Именно Он помогал им в период пандемии. Она беззаветно верила, что именно Он их спас, спас их Жизни.

Лара отглотнула из своей бутыли и вспомнила другое. Всю Историю своего большого клана семьи. Родных, которые пережили ИТЛ ГУЛАГа, их было в ее семье много. Некоторых просто убили: Тройки не разбирались, кто есть кто, «лес рубят, щепки летят». Потом вспомнила, что в России вдруг появились другие щепки – памятники и бюсты вождю народов, о котором когда-то поэт Осип Мандельштам написал… Лара пыталась через туман винного сознания вспомнить ставшие знаменитыми строчки: «Как же это было в его стихе? Ах, да: «Мы живем, под собою не чуя страны, /Наши речи за десять шагов не слышны, /А где хватит на полразговорца, /Там припомнят кремлёвского горца...» И потом, и потом… Что-то там про жирные его пальцы и далее: «А вокруг него сброд тонкошеих вождей, /Он играет услугами полулюдей.» Тра-та-та, тра-та-та… «Как подкову, кует за указом указ –/ Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз. /Что ни казнь у него – то малина /И широкая грудь осетина.» Н-да уж… Осип Мандельштам поплатился жизнью за этот Стих.» Называть это его произведение среднеродным словом, таким длинным и лиричным – «Стихотворение» Лара и не думала. Это был Стих, мужеродный, стойко-крепкий как многовековой Дуб. И подумала: «Хорошо, что в моем родном городе отказались ставить памятник усачу. Поняли местные чиновники – у нас его бы залили красно-кровавой краской. Эх, есть и в России Дух Справедливости, в некоторых местах он неистребим!»
И стало ей солнечно и горячо от этой мысли!

А еще, подумала Лара, как радостно, что восстановили Нотр-Дам де Пари! Наша Редкая Жемчужина, наша Драгоценность Культуры!
И почему так ей вдруг подумалось – «наша»? Она и сама не знала. Но было ей так приятно думать, что и она к этой Культуре великой Франции имеет отношение, она – здесь, она – часть Парижа, часть Франции.

Она вдруг ощутила ярую жажду жизни! Лара смотрела на Париж, который был ей родной, который ее любил, она была в этом уверена, ощутила каждым атомом своей многослойной Ауры его воздух, особенный, теплый, весенний, возрождающий… Его вибрирующая, радужная Аура охватывала Лару со всех сторон, и она чувствовала его – Парижа – согревающее душу тепло… Париж не отпускал ее в Иные Миры, держал крепко, нежно, надежно и уверенно. Великий, светлый, могучий, потрясающе красивый, двухтысячелетний, эпохальный, уникальный, проникающий в самые Тайны Души, умеющий слышать Душу Поэта, он ей что-то шептал… И Лара услышала – через его Космическое Послание: «ЖИВИ!»

И вдруг стало так легко её Душе...
Лара взяла оставшиеся полбутыли дорогого французского вина и бросила в Сену, отдав ей свои тоску и мрак души!

Март 2025, Париж

Рассказ опубликован в Справочнике прозаиков современной литературы (Санкт-Петербург, Изд. Четыре, 2025).


ФОТО: Новый Мост Pont Neuf в Париже.