Первый дневник 79

Предисловие

(В предыдущей части, в конце - дополнение из листка, лежавшего в дневнике, о том, как с мыслями о Ней автор чуть не попал под машину).

Предыдущая часть  - «Первый дневник 78» - здесь: http://proza.ru/2025/11/10/1265

Завершающая часть – 79-й год – начинается не с даты, а с общего оглавления, дающего понимание происходящего. Это – впервые. Видимо, дневник стал перерастать свои рамки. Автор стал приобретать опыт, как нештатный корреспондент городской газеты с интересным названием «Рассвет коммунизма». Вот интересно, рассвет и закат этого явления мы видели, а самого коммунизма увидеть не удалось, досадно. Хочу сказать читателям, ищущим нечто яркое, здесь может быть интересным, кроме новогодних перипетий,  лишь то, как была устроена в то время, полвека назад, жизнь людей, решающих главные задачи социализма. Сестра Таня могла из Волгограда приезжать в Иркутск на сессии в университете – на поезде или на самолете, в этом не было больших затруднений. Учеба была бесплатная для всех, ей давали учебный отпуск. Она закончила химико-технологический техникум, сейчас решила учиться на факультете журналистики. Хоть три университета заканчивай, будет бесплатно. Студенческий мой дружок Женя после института поступил в университет, просто так, захотелось. Получается, государство поддерживало образовательный уровень населения, а это влечет за собой повышение уровня культуры, привлечение талантов в научные круги. Видимо, поэтому СССР во всех сферах достигало высот. К примеру, сейчас стало известно о «Буревестнике» и «Посейдоне», подобного чему нет, и долго не будет во всем мире. А ведь это разработки советских ученых, советской науки. Такая ракета, как «Буревестник», может спокойно долетать до других планет – тогда об этом думали.
А дневник, мы понимаем – в основном, о личном.


Как переворачивается жизнь

Сегодня 2 января 1979 года. Наступил Новый Год. Как встретишь его – так он и пройдет. Посмотрим.
Однако прошедший год закончился совсем неожиданно.
До 28-го все мысли мои были о том же: о предстоящем вечере, и как можно пригласить Лену на него. Билет, который я брал на нее, я все-таки отдал 27-го Оле Пляскиной, комсомолке.
В среду пили чай у Валерия – отмечали его день рождения.
В четверг вечером, 28-го, я носил домой воду. Мама решила в пятницу стирать: нельзя Новый Год встречать с грязным бельем. Мороз стоял порядочный, градусов 25-27 (после отъезда Тани стояла морозная погода), но я носил воду налегке – с голыми руками. Когда в третий раз подбегал к колонке, у нее стояла девушка, которая никак не могла открыть бидон, стоящий на специальных саночках: крышка пристыла на морозе.
- Никак не открывается, - сказала она.
Я, не глядя на нее, стал открывать крышку. Открыл.
- Пришла к деду с бабкой, дед ушел, а воды нет, решила привезти, - объясняла она.
Я поглядел на нее. Нижняя часть лица у нее была закрыта пуховым платком. Виднелись только большие блестящие глаза.
- Я ни разу так не набирала воду.
Я попробовал подвести бидон прямо с санками. Не получилось. Снял бидон. Подставил под колонку. Нажал рычаг. Рука стала примерзать к бидону.
- Ой, вы совсем замерзнете, - вскрикнула она, - возьмите варежку!
- Да нет, совсем не холодно.
Она засуетилась вокруг меня, не зная, чем помочь.
- Подержи бидон варежкой.
Она стала держать бидон. Бидон наполнялся, она задумалась, бидон отклонился, вода потекла мимо бидона.
Я помог ей поправить бидон. Бидон наполнился. Мы вместе поставили его на санки, я закрыл крышку, поднял веревочку и подал ей. Я был без очков, она почему-то не могла никак  одеть варежку. Я зашел с другой стороны санок. Я посмотрел ей прямо в лицо. Пока она занималась с водой, платок сполз, лицо открылось полностью. Смуглое молодое живое прекрасное лицо! Яркие глаза! Удивительный прелестный голос!
- У нас там – рядом - есть вода, но я решила сходить сюда, там, кажется, не идет вода.
Я молчал. У меня в душе все перевернулось.
- Спасибо!
Я не знал, что сказать.
- Пожалуйста.
Она смотрела на меня и медленно потащила санки.
- Приходите еще за водой в нашу колонку, - только и мог сказать я: во мне еще боролись два чувства.
Я наливал воду и смотрел вслед постепенно удалявшейся девушке с санками, во мне бурлили какие-то новые чувства, а девушка удалялась и превращалась в расплывчатое пятно в моем близоруком взоре в сумраке наступающего вечера.

Я принес воду домой. И только тут на меня нашло прозрение. Я бросил все. Оделся по-человечески и пошел в ту сторону, куда направлялась она. Следы полозьев направлялись в соседний переулок, но ее я не увидел. Я обошел еще раз. Ее не было нигде. Я проклинал себя. Я мог помочь довезти ей воду, познакомиться. Я мог! Эта нерешительность всю жизнь преследует меня. О, боже! Когда я стану человеком? – думал я.
Ночью мне снились сны о том, как я встретил снова эти санки с ободком у колонки. На этот раз с ними был дед, о котором она говорила. Познакомился с дедом, пришел к ним в дом, а там была она…
На следующий день, 29-го, я еще так же проклинал себя, но чувство к прелестной незнакомке, хотя и было очень сильное, но уже не так резало душу. О Лене я вспоминал мимоходом, скорее, с сожалением, чем с любовью. Сколько неоконченных стихов посвятил я ей!
В этот день я начал осознавать, наконец, что самое основное в человеческой жизни – это любовь, любовь высокая, большая, такая, которая способна перевернуть в тебе все. На первом плане в жизни должна стоять любовь, ради нее можно пожертвовать все, но ею жертвовать нельзя.

Лена пожертвовала любовью ради спокойной учебы, успешного завершения университета. Через три года она могла бы сказать: «Да!», но, видимо, этого чувства у нее просто не было. Разве могла бы она сказать так, хотя и сказала: «Ты мне тоже нравишься».
Разве любовь может помешать учебе? И я считаю, что может. Но ведь совместно мы пришли бы к оптимальному варианту. Как бы там ни было, мои чувства к Лене остывали, и я искал встречи с незнакомкой  и 29-го и 30-го декабря, однако у колонки ее не было.

30-го декабря в «Металлурге» состоялся новогодний вечер комсомольцев и молодежи ИркАЗа.
Я решил пойти туда один. Все говорили, что обязательно нужно идти. Галя сказала, что тут и думать нечего. Мама сначала решила осторожно выяснить:
- А там с выпивкой будет?
- Мама, не расстраивайся, - сказал я, - это будет вечер молодежный, только для комсомольцев завода.
- Всего завода! Тогда обязательно иди! Там и девушки должны быть.
Для маминых опасений насчет выпивки были основания: 29-го на работе проводили уходящий год – мама, естественно, была недовольна. Хочу в этом году вообще не пить, не знаю, как это будет выглядеть. Можно перейти на сухое вино. В прошедшем году у меня получалось «редко – но метко».

Итак, я пошел на вечер. Пришел пораньше на полчаса. Люда Наумова, зам. секретаря комитета просила подежурить у двери, чтобы без билетов не проходили.
Прошли мои комсомолки – Скороходова, Карась, Пляскина с сестрой. Прошла соседка, дочь Ильина – начальника отдела кадров завода*. Правда, я ее увидел и, надо сказать, она мне понравилась гораздо раньше, чем я это узнал. Кажется, прошедшей осенью мне Тузов Иван Иванович сказал, что это Ильин напротив Володи Прокопенко живет. А дочь я заметил года два назад, она еще в школу, наверное, ходила.

Современное примечание: * - в дневнике - неточность, правильно: начальник отдела труда и заработной платы (ОТИЗ)

Время 23.20 – пойду спать. Сегодня вечер мне вспоминается не так последовательно, действие помню примерно все, но слова – не все. Одно могу сказать:
Как замечательно чувствовать себя человеком, жить и любить! Как замечательно, что есть жизнь, есть ее прекрасное создание – человек, и есть любовь!

Третий вечер Нового года

Мама осталась одна дома: смотрит хоккей – наши с американцами.
- Наши же играют! – сказала она, когда я хотел выключить телевизор. Мы только что посмотрели «Дикую собаку Динго». А до этого я пришел из бани и захватил еще окончание «Иронии судьбы». Сейчас нужно протопить времянку – сушится белье, постиранное еще в прошлом году (29-го).
До этого открыл дневник там, где я с Таей гуляю по Москве. Обязательно нужно написать, что произошло и почему - с Генераловыми. Но об этом потом.

Новогодний вечер

Начало затянулось. Толпа скучала в холле, было душно. Наконец, минут через 40, наладили музыку. Оркестр заиграл что-то новогоднее. И все расселись по столам.
Вначале никто не знал, чем заняться. Я не решался открыть шампанское. За нашим столом сидело 9 человек. Из них трое юношей (включая и меня). На столе стояли бутылки – две шампанского, коньяк и 3-4 вина. Наконец, где-то решились открыть шампанское. Этому примеру последовал и я: выстрелил в потолок.
В зале оживились. Елка сверкала. Ведущая и ведущий (Саша Перевозчиком, мой комсомолец) провозгласили первый тост в микрофон: - За исполнение желаний!
За первым тостом последовал второй. Затем начали играть в лотерею. Мы выиграли кучу конфетти и обсыпали друг друга. Танцевали дружно всем столом, затем садились за стол, и провозглашался очередной тост. На столе не было конфет. В баре шоколадных не было, взял в буфете карамелек.
Таня Карась (она сидела рядом со мной, за ней – Лариса Скороходова) сказала:
- Если твердые, то считай, что ты мне угодил.
Она взяла карамель и захрустела.
- Угодил.
Не завидую твоему будущему мужу, - сказал я.
- Может, поэтому и не берут замуж.
- Ну, тогда я пью за твои зубы.
Она рассмеялась. Повернулась к Ларисе и рассказала ей.
- Лариса, - сказал я, - за твои зубы – следующий тост.
- Не надо, за мои лучше не пить.

Парни взяли еще полграфина вина. В общем, вначале танцевали и сидели за столом дружно, потом некоторые стали разбегаться. Но, в основном, особенно быстрые танцы, танцевали вместе. К середине вечера наших девушек провожали к столу чужие парни.
Все пошли танцевать. Я остался сидеть и глядел на танцующих. Через столик от нас сидела соседка. У меня задрожало внутри. Какое-то особенное чувство прокатилось по мне. Я решился. Я подошел к ней и спросил:
- Вас можно пригласить?
Она пошла вперед меня. Мы начали танцевать.
- Ну, как же, соседи, - сказал я, - и не потанцевать.
Она улыбнулась:
- Да.
- Меня зовут Толя.
- Меня – Таня.
Танцевать с ней было очень легко. Одна ее рука была в моей руке, другая – на моем плече. Мы были очень близко друг к друг и глядели в глаза. Мне было необыкновенно хорошо. Ноги сами танцевали. Но тут танец закончился, ведь я пригласил ее под конец музыки.
- Как быстро, - сказал я, - тогда следующий танец за мной?
Она кивнула головой. Но следующий танец заиграл ансамбль, это была джаз-музыка, и они всем столом вошли в круг. Мне пришлось ждать следующего танца.

Когда я подошел в следующий раз, Таня ела пирожное.
- Придется в следующий раз, - сказал я и пошел проветриться. Когда вернулся, ушла она. Я заскучал у своего столика: все танцевали.
Ко мне подошла смуглая девушка небольшого роста – я видел ее как-то в комитете и еще где-то, -  и пригласила меня на танец.
- Вас можно?
- Конечно, конечно, - заторопился я. – А как Вас зовут? – спросил я, когда начали танцевать.
- Оля.
- А я – Толя.
- А я знаю это.
- ?
Затем вернулась Таня. Я пригласил ее еще раз. Мы танцевали так близко, что мешали мои очки. В перерыве ко мне пришла идея.
- Я еще не надоел? – спросил я, когда пригласил Таню в третий раз.
- Нет, - она улыбалась.
У нее – правильные черты лица, стройная. Но что-то есть в ее лице неуловимое, то, чего я не встречал у других девушек. И привычка глядеть прямо мне в глаза, вернее, особенность. И разговор. Нежный голос. И разговаривать с ней очень просто, получается, будто знаком с ней очень давно.
- Таня, у меня появилась идея, правда, не такая великая, как у Мао, - попытался я пошутить. – Знаешь, давай встретим Новый год вместе.
- Вместе? Но ведь мы друг друга совсем не знаем.
- Ну, и что?

(Начало интригующее, поэтому продолжение – в следующий раз, пора спать).

Я ждал ее в вестибюле (сегодня – 5 января, дважды перечитал страницы, и продолжаю далее).
Вот она спустилась, взяла свое пальто в клеточку и пошла переодеваться. Осталось немного. Я ждал и боялся ее пропустить. Прошло минут десять, но ее все не было. Я немного отошел от выхода, и в этот момент несколько человек вышло. Я заметил лишь пальто в клеточку. Быстро подошел к входным дверям. Двери стеклянные, поэтому хорошо видно было, как она вышла. Она ли это? Лица совсем не было видно, на улице – темно. Но раздумывать было некогда, и я бросился за ней. Потихоньку спустился по ступенькам на своих полуботинках – в такие моменты нельзя падать. Догнал Ее. Увидел красивый профиль: это была ОНА.
- Я чуть было тебя не упустил.
- Как же так?
- Отвернулся в самый ответственный момент.

Когда мы стали проходить по наезженной дороге, я поскользнулся и чуть не упал.
- Ты держись за меня, - посоветовал я Тане, - так надежней будет.
- Я сама на ногах еле стою.
- Но на четырех ногах надежней.
Она взяла меня под руку. Мне было очень хорошо так идти, и я старался шагать медленней. Мы немножко рассказали о себе. Я - в основном, о сестрах и брате.
От нее я узнал об Игорешке – это оказался брат. Вначале я подумал, что – племянник. А племянника зовут Вадик или Вадим.
Очень быстро оказались у дома. Я решил показать и объяснить, как мы живем. Подошли к нашему забору. Я рассказал о фотолаборатории. Еще по дороге мы говорили о фотографии
- У меня есть дома фотоаппарат, - сказала она.
- А как называется?
Она никак не могла вспомнить.
- Тебе его подарили? – почему-то не мог уйти я от этой темы.
- Это папин фотоаппарат. Называется, кажется, «Зенит» или…
- Может, «Зоркий»?
- Нет, «Зенит», точно. Но он им не фотографирует. А я так хочу научиться фотографировать.
- А я тебя научу, - сказал я.

Мы стояли и смотрели друг другу в глаза. Даже в ночной темноте был хорошо виден блеск ее глаз. Я держал ее руки в своих. Ведь было холодно.
- Таня, так как же ты решила насчет Нового года? Ведь, как встретишь Новый год, так он и пройдет.
- Но ведь мы совсем незнакомы…
Ну, и что? Познакомимся. Я возьму еще одну «Ркацители».
Я был назойлив в своих убеждениях и приводил различные доводы.
- Я уже договорилась с подругами встречать.
У меня был один аргумент: «Ну, и что?».
- Ну, и что? Откажись. Скажешь, что непредвиденные обстоятельства.
- Мне холодно, - сказала она.
Мои руки уже скользнули по ее рукам на плечи. Я провел руками по ее спине, чтобы она согрелась, и слегка прижал ее к себе. Она не противилась, только немножко отклонилась назад.
Но это длилось недолго. Мои руки опять вернулись на плечи, скользнули по ее рукам вниз. Я опять взял ее за руки.
- Мне пора спать, - сказала Таня и пошла к своему дому.
- Но, Таня, подожди, а как же Новый год?
Она молчала.
- Давай завтра встретимся. Ты во сколько кончаешь работу?
- Может, в три, а может, в шесть.
- Давай встретимся в шесть завтра, здесь. Хорошо?
- Ну, ладно.
- Спокойной ночи.
Она повернулась и пошла к калитке.
Я немного еще смотрел ей вслед, затем развернулся и пошел спать. Когда я пришел домой, было без двадцати час ночи. Наступило 31 декабря 1978 года.

31 декабря она не пришла. Сколько я ни выходил, не было видно даже ее следов. Правда, около 11-ти часов я вышел прогуляться, когда вернулся, была открыта калитка. Кто-нибудь заходил или осталась открытой после меня, это останется неразгаданной тайной.
Новый 1979-й год я встречал в полном одиночестве. Выпил одну «Ркацители». Шампанское, шоколадку и еще «Ркацители» я оставил для встречи с Таней.

Сегодня прошел шестой день, как я ее не видел. Сегодня – пятница. Мне нужно было найти ее обязательно, потому что впереди - выходные. Я узнал телефон лаборатории, где она работает. Позвонил. Таня, оказывается, работает с четырех. По справочнику нашел домашний телефон. Долго не решался. Да и Толик Ежиков мешал с задачками по электротехнике. И именно сегодня. Обычно ведь бегает где-нибудь. Около одиннадцати он вышел. Я решился. Продумал еще раз, что буду говорить.

Набрал номер. Тут же взяли трубку.
- Слушаю, - послышался женский, и чем-то знакомый, голос.
- Это, случайно, не Таня? – осторожно осведомился я.
- Таня.
- Здравствуй, Таня. Тебя беспокоит твой сосед.
- Какой сосед? А-а-а, ну, ясно.
- Мы с тобой не виделись с прошлого года. Ты, кажется, хотела заняться фотографией.
- А ты хотел предложить свои услуги?
- Точно. Ты завтра как работаешь?
- Я завтра не работаю, - ответила она.
- Может, встретимся.
- Я завтра уезжаю.
- Да? А когда приедешь?
- Приеду в воскресенье вечером.
- А на той неделе ты как работаешь?
- С утра.
- До шести?
- Нет, до четырех.
- Тогда я тебе позвоню на работу в понедельник. Хорошо? Счастливой поездки. До встречи.
- До свидания.

Она молчала, но трубку не клала. Я подождал еще несколько секунд и нажал рычаг. Не могу долго разговаривать по телефону.
Теперь  выходные у меня свободные. Завтра нужно сфотографировать последний утренник Лены, затем отнести фотоаппарат Жарниковым, книгу Хлоповым.
Написать письма Сереге, Игорю, Тане и, если будет возможность,  Славе в Читу.

Среда, 10.01.79.
Сегодня. Ездил в Иркутск. Купил кресло – смотреть телевизор. Как приехал, пошел к маме. Она стирала белье у Гали. Подождал, пока управится с делами. Уснул на диване. Пришли дети: Лена и Света с занятий. Света учится балету в «Металлурге». Затем Миша с каким-то другом: «Принимаешь пьяниц?». Получил получку. Я все это время спал, но слышал. Миша пытался разбудить, но я не открыл глаза.
- Спит, как убитый, - сказал он.
Разбудила Света. Миша пригласил выпить – отказался. Лена улыбается – у нее хорошее настроение: завтра - в школу. Пожелал ей успехов в учебе в новой четверти. Она уже собрала все для школы еще вчера. Сегодня ей осталось лишь позаниматься со Светой балетом.
Прощаемся. На обратном пути заходим с мамой в паспортный стол. Берем новые паспорта. Осталось только прописаться (а мне до этого еще встать на воинский учет).
Дома маму ждал сюрприз: кресло.
Весь вечер она была рада.

В понедельник позвонил Тане. Договорились встретиться в семь часов. Пока шел с работы, вылетело из головы: то ли в семь, то ли в половину седьмого. Вначале я договаривался на половину седьмого, потому и запутался.
Мама приготовила ужин. Я помог ей, оделся и ушел. Во времянке дождался половины седьмого, подписал письма Тане (сестре) и Игорю. Вышел. Ждал 10 минут. Пошел на почту. Отправил письма. Вернулся. Ее не было. Значит, в семь. Во времянке отогрелся. В семь вышел.
Прошелся по дороге мимо ее дома, остановился на перекрестке. Минут через пять вышли две девушки, похоже, из ее дома. Было уже темно. Приблизились. Я узнал ее, подошел.
- Таня? Здравствуй.
- Здравствуй. Я сейчас.
Пошла провожать подругу.  Вернулась.
Говорю:
- Мы в этом году с тобой еще не виделись. С Новым годом!
Улыбнулась.
- Спасибо!
Молчим.
- Тебя тоже с Новым годом!
- Спасибо.
- Пожалуйста.

Неловкость понемножку исчезла. Поговорили об ее работе, учебе – планах на этот счет. Выяснили возможность сходить на лыжах в лес. Расходиться не хотелось. Но стоял крепчайший мороз. Она и так мужественно переносила его. Было - не меньше тридцати градусов мороза. В общем, какой-то контакт был налажен. Мы простились.
- До свидания.
- Я позвоню. Спокойной ночи, Таня!
Прошло два дня. Я еще не звонил. Морозы крепчают. Сегодня днем стояло около сорока градусов. Особенно эти градусы чувствовались в Иркутске.
Позвоню завтра. Нужно договориться насчет органной музыки (обещала достать билеты Галя Ведрова – с прежней работы в Иркутске) и «Цыганского барона» - будет в «Металлурге» 26 января в постановке Иркутского театра музкомедии.

5.05.79, суббота.

Сегодня приехали наша Таня с Алешей. В конце апреля от нее пришло письмо. Она сообщала, что сессия – с 28 мая, выедет числа 25-го. Неожиданно вчера пришла телеграмма: «Вылетаем 4-го вечером Таня Алеша». Так и решили: что-то изменилось в их планах, быть может, мужу не дали отпуск. Однако оказалось наоборот: мужу переписали отпуск на июнь, а Тане могли не дать отпуск после сессии, пришлось брать до сессии.

И вот они здесь. В моих планах на выходные было делать цветные фото. Вчера я должен был сделать химикаты после бани, но вместо химикатов написал письмо Ларисе – слишком долго собирался, чтоб еще затягивать. 27 апреля разговаривал с ней по телефону, пообещал написать, но не знал, с чего начать. Решил начать с конца, и все получилось. Выразил решительную просьбу: выйти за меня замуж, а так же приехать сюда в мае – отпроситься с работы. Что выйдет из моей затеи? Весь апрель мучился, не знал, как быть. Наконец, решился. Пришлось даже спросить совета у Гали. Мама настроена только на Ларису. Но сейчас говорит: «Советовать я тебе ничего не буду, решай сам». И я решил.

Сегодня утром письмо отправил. Сходил на телеграф. Касса аэрофлота оказалась закрытой, не узнал, когда прилетает Таня. Затем сходил к Гале, сообщил новость. Вернулся домой, собрался и отправился в Иркутск в 12 часов.
А Таня на 12-часовом уехала из Иркутска. Так мы разминулись. Но к трем часам я уже был дома. Здесь и встретился с ними.
Под вечер собрались Галя с детьми (Миша был и ушел на работу к пяти), затем Валера сходил за своими. Была еще тетя Надя Попова с Наташей. Завтра они собираются уезжать к себе в Тулун.
Сидели, говорили до позднего вечера. В десятом часу ушли Поповы, Гале еще надо было лечить тетю Надю. А недавно ушли Пресняковы. Сейчас почти полночь, без двадцати.

Сегодняшний день показался мне очень длинным. На работе время летит незаметно. А фото пришлось отложить на следующие выходные.


Послесловие

В тетради на следующей странице  еще было написано заглавие «Студенческая повесть (отец Федор)», под ним несколько строк о Женьке, который перепутал письма матери и другу. Пожаловался мне, что мать прочла письмо с матами. Я спросил его: «Зачем в письме, в любом, выражаться матами? Вот и заработал». Мать сделала выговор. Кстати, не помню, чтобы он был матерщинником. Получается, внешне - по поведению - он один, а в письме выходила его внутренняя заноза в виде матов.
Я благодарен этому человеку, он – настоящий друг. Он научил меня боксу. Это пригодилось мне дважды в жизни. Один раз – на выпускном вечере в Саратове. Видимо, в повести Женька был бы – главным героем. Но даже дневник я не смог регулярно вести, что уж говорить о художественном произведении – для неопытного человека, да еще занятого многими делами одновременно, это несбыточно.

Об «отце Федоре» есть в «Пепельнице», вот ссылка : http://proza.ru/2009/04/09/636

После абзаца о Женьке – десяток пустых листов, а в конце – адреса лиц, которые упомянуты в дневнике: троюродная сестра Тая (Москва), сестра Таня (Волгоград), Фомин Игорь (Омск), с которым играл несколько лет в шахматы по переписке; из тбилисских знакомых (курсантов) отмечу еще Гришину Нину, приславшую мне тульский пряник; студенческие друзья – саратовские адреса, двоих – еще и в Слуцке, где служили, в том числе, Светы Курник («Первый дневник 73-74»). В целом, адресов немного – не больше тридцати.
На этом первый дневник мой закончен.

Кто его прочитал, прочел мою душу. Почему я писал о пьянстве с подробностями? Потому что это всегда волновало меня. Зачем пьют люди? Я постоянно пытался вырваться из этого капкана.
Так же я реально описал свои чувства и действия, когда влюблялся. Это слово большинством людей неправильно воспринимается. Для некоторых любовь – это похоть, а потом уже все остальное. Для меня всегда главным было общение душ, любовь как духовное понятие. Когда есть духовная близость, тогда есть доверие, тогда и решаются остальные вопросы. Это может быть только взаимно. Сейчас я понимаю, что не прав. Мужчина должен быть решительней в поведении, девушка обычно ждет от него действий, если пришла.
По натуре я однолюб, но в этом (1979-м) году я одновременно думал о трех девушках, ни с одной из которых не целовался. О Лене я уже забыл, душа не волновалась. Думал я о Тане, о девушке у колонки и о Ларисе из Омска. С Ларисой мы подали в загс заявление, даже в Ангарске приобрели к свадьбе вещи, однако она уехала. Племянник Алеша говорил нам: «Поцелуйтесь, вы же женихи». Но она была неподатлива.

Из этих трех девушек я всю жизнь думал с теплом только о Тане. Это был светлый лучик в моей жизни, им я согревался в тяжелые и мрачные моменты. Но этот новогодний вечер я подзабыл. Потому что были, видимо, и другие. Дневник напомнил мне эту страничку жизни.  А вот всегда помню выезд на базу отдыха, где мы катались на лыжах. Помню, как мы делали фотографии во времянке, заменившей мне фотолабораторию. Но мы не встретили Новый год вместе, как я хотел, и этот год провели раздельно - примета сбылась.

Что такое любовь? Это – костер чувств. Кто бывал в лесу, знает, что костер горит, когда в него постоянно подбрасывают топливо в виде чурок, веток, валежника. Когда в него кидают сырые ветки, не сушняк, то костер щелкает, брызгает искрами, стреляет, иногда, при слабом пламени, он начинает тухнуть и дымить. Когда любит один человек кого-то, то подкидывает свои «поленья» в виде чувств, писем, стихов, костер горит, но, стоит ему отвернуться или забыться, как будет тухнуть. Если вдвоем в «костер» кидают – при взаимных чувствах – выполненные обещания, частые встречи, прогулки, поездки, добрые дела, то костер любви не затухнет, даже если будут в него кидать сырые ветки родственники или завистники.

Духовная близость у нас с Таней была, надо было сделать еще шаг, небольшой, но на пути появились препятствия от других близких людей. Если души нам даются, чтобы страдать, то ангелы делали все правильно: они рушили связи, еще не окрепшие, чтобы не было счастья.
Ведь счастливые люди не страдают.

Здесь - начало "Первый дневник 73-74": http://proza.ru/2025/10/31/1284