Подари мне сына, похожего на тебя. Глава IV-2

Начало http://proza.ru/2025/11/15/1934

Никита обвёл взглядом всех этих людей, ограниченных рамками своих угловатых судеб, и вдруг искушенный глаз его зацепился за хорошенькую фигурку. Он пригляделся. Расставив руки в стороны, придерживаясь за боковые молдинги и балансируя на одной ноге, стояла нагая побеленная девушка в набедренной повязке из люрекса. Лица ее было не разобрать, так как она что-то высматривала на полу. И пользуясь моментом, Никита стал бесстыдно рассматривать ее роскошный юный бюст третьего размера. Девушка подняла голову, и заметив его внимание, смущенно улыбнулась и отвела глаза. Никита тоже смутился и отвернулся. Он обратился к Эмилии:

- Так что, говоришь, я тоже могу попробовать себя в роли художника?
- Обязательно! Я подумала, что ты не решишься.
- Порой для решительности не хватает лишь пары весомых аргументов.

Эмилия объяснила, где брать материалы для творчества. В широких проходах галереи между рамками, то тут, то там, на полу или на столах был разложен разнообразный реквизит. Среди средств самовыражения можно было найти одежду, бинты, пластыри, парики, перья, игрушки, краски, кисти, баллончики для боди-арта и с пенками, бутафорское оружие и еду, фонарики, гирлянды, бижутерию, карнавальные маски, предметы, соответствующие разным профессиям: каски, форму, орудия производства и труда. Конечно, было бы странным для Эмилии, если бы в этой богатой палитре отсутствовали предметы категории 18+. 

- Сколько ты ей платишь?
- Кому?
- Ей, - он кивнул в сторону девушки.
- Ты снова про деньги…
- Да мне просто любопытно. Если не скажешь, я не буду рисовать.
- У тебя просто какая-то навязчивая идея.
- Будем считать, что это моя персональная рамка.

Эмилия хмыкнула.
- Так может, ты хочешь попробовать себя не в роли художника, а в роли модели? Тут тогда через пару дней не протолкнуться будет от поклонниц.
- Стоит подумать. Так за сколько в час?
- Ой, ладно! Вот же пристал. Десять тысяч.
- Сколько?! Я точно подумаю перейти к тебе работать.

Тем временем Никита выбрал краску для грима - шиммер хамелеон золотисто-розовой гаммы, взял широкую кисть, еще пару предметов и направился к своему аппетитному холсту. Вблизи девушка оказалась еще привлекательнее и моложе. Он не мог отделаться от мысли, что вот она, возможно, студентка второго курса мединститута, отличница и пример для подражания, учится на педиатра, любит детей, сама чья-то любимая взлелеянная дочь, отсылает открытки из Москвы бабушкам на Новый год, пишет, как тут всё хорошо, что денег хватает и квартира без клопов… Но никто и не догадывается, чтоб всё было хорошо, и квартира без клопов, а салатик с лососем и семенами чиа, и новая сумочка, и при этом не прогибаться под какого-то папика с липкими волосатыми руками, она за очень хорошие деньги подрабатывает то натурщицей, то массовщицей, то живым холстом для чьих-то больных фантазий…

Никита окунул кисть в баночку с искрящейся переливающейся субстанцией.
- Закрой глаза.

Она повиновалась.
Он осторожно провел широкой кистью от переносицы к виску. Веки девушки дрогнули. Он впервые наносил кому-то грим. Практически впервые рисовал кистью. Возюкать в детском саду несмышлёно акварелью в альбоме — это одно, а рисовать по живому человеку — совсем другое. Никита вошел во вкус. И почему он раньше это никогда не пробовал? Через пару минут он был удовлетворен результатом: вся часть лица от бровей и до середины носа была выкрашена в оттенок пионовой латуни. Выглядело так, словно девушка с прошлого лета просидела в землянке, и лишь через маленькое прямоугольное оконце неотрывно наблюдала за миром, залитым лучами розово-золотого солнца не наших широт.

Затем он достал заранее взятые бутоны свежесрезанных пионов.
- Я могу ей украсить волосы?
- Чтоб трогать руками, по правилам нужны перчатки. Но для тебя исключение, если холст позволит, - усмехнулась Эмилия.
- Я не против, - ответил холст.

Никите пришлось повозиться некоторое время, чтоб украсить ее волосы пионами и закрепить их в прическе.

Он отошел на шаг назад и оценил проделанную работу, чуть склонив голову. Только что левый глаз не прищурил. Но ведь со стороны себя никто не замечает. Решив, что этого достаточно, вынул из кармана канареечно-желтый сверток для завершающего штриха.

- Ты сама оденешься или помочь?
- Можешь помочь.

Никита расправил полупрозрачный плащ-дождевик и стал надевать его на девушку, словно собирал маленькую дочь перед прогулкой под дождем. Она и правда была маленькая — едва доставала ему до плеча.

- Вот, практически готово, - наконец застегнул он непослушными пальцами последнюю пуговицу, спрятав с глаз долой волновавший его беломраморный наливной бюст. - Сегодня что-то дождливо. Тем более, тут нет уверенности, что на тебя ещё может пролиться.

Она улыбнулась.
Никита отошел на пару метров и стал рассматривать на отдалении готовый «шедевр».
- Всё. Можно и в Третьяковку отправить.

Эмилия взяла его под руку и чмокнула в щеку.
- Гениально. Как и всё в тебе. Надо сфотографировать. У нас все работы обязательно должны быть запечатлены. С автором и без.

- А что мне делать? - спросила девушка.
- В смысле? - не понял Никита.
- Двигаться как? Кого изобразить?
- Наслаждайся жизнью. И береги себя.

Эмилия сделала пару снимков и потянула его дальше. Выходя, Никита еще раз оглянулся на свой художественный дебют. Девушка провожала его внимательным взглядом, выглядывая из маленького прямоугольного оконца цвета пионовой латуни.


Следующий зал не сильно отличался от вернисажа. Только стены были более мрачного и темного оттенка, и вместо рамок на разной высоте в воздухе болтались огромные клетки. Белые, черные, позолоченные, ржавые, со светодиодной тонкой подсветкой. Никита не удивился, что в них томились люди-птицы. Одни стояли, держась руками за прутья, и потихоньку раскачивались, другие обреченно сидели свесив ноги. Он пригляделся. Некоторые были с обрезанными крыльями, иные связаны золотыми цепями, кругом были набросаны перья. Молодой пленник золотой клетки прислонился спиной к своей тюрьме, и между ее прутьев свисало лишь одно его оставшееся крыло. На месте второго можно было разглядеть свежий кровавый шрам. Персонаж соседней клетки женского пола лежала на полу свернувшись калачиком. У нее совсем не было крыльев, лишь иногда из клети высовывалась маленькая ручка и выбрасывала прочь горстки перьев.

- А это что?
- Ну сам догадайся. Это же очевидно, Ник.
- Я вижу, что они тоже очень несчастны. Они в клетке, что-то ограничивает их.
- Чувства. Эмоции. Сантименты. Это люди, которым уже известен полет чувств. Те, что в рамках, никогда не окажутся на их месте. Это люди-птицы, люди-ангелы — они рождены свободными, высоко парят, от природы и от высших сил одарены крыльями, изяществом, талантами и соответственно красотой и положением в обществе. Но излишняя чувствительность, привязанность, зависимость от других, от объектов своих страстей, обрезает им крылья и ловит их в клетки, делая узниками своих слабостей. Они несвободны.

- То есть, это те, кто влюблены в кого-то? И любовь обрезает им крылья?
- Не совсем. Любовь нужна, но она должна быть легкой, трогать сердце прикосновением ветра. Человек не должен впадать в зависимость от того, кого любит. Этот образ созрел у меня после наблюдения за многими моими подругами: они влюбляются в кого-то и готовы ради своего избранника отказаться от себя, от своих интересов, от своей свободы и творчества. Такая любовь порабощает личность. Это ненормально, это извращение. Или когда женщина рожает детей и забывает себя ради этих маленьких вечно орущих эгоистов. Дети должны знать свое место, а такое материнство, как принято сейчас, — это девиация. Ты только понаблюдай за ними. Женщина теряет всякий женственный и человеческий облик и превращается в приложение к деспоту-мужу и к эгоистам-детям.

Никита ничего не стал отвечать на это. Он лишь задержался между клеток с унылыми актерами и актрисами, изображающими прервавшийся высокий полет ангелоподобного безупречного существа особого избранного сорта. Эмилия, конечно, перегибала со своими идеями, некоторые из них при более внимательном рассмотрении уполномоченными лицами в погонах вполне тянули на статью, но в чем-то он был с ней согласен.


Раздвинув тяжелые бархатные черничные портьеры темницы влюбленных сердец, Никита со спутницей оказались ни много ни мало в райском саду. Никита заметил, что со стороны Эдема портьеры обшиты золотистой парчой. Тут уже не было места ни рамкам, ни клеткам, никакому унынию. Всё выглядело очень красиво, естественно и привлекательно. Под ногами белый отборный песок, словно привезенный с Сейшел, живописными группами местами возвышались куски белого необработанного мрамора, всё утопало в многообразии тропической флоры. Бумажный многоуровневый кучерявый потолок с внутренней мягкой подсветкой создавал иллюзию облаков и неограниченного пространства над ними. Этот же эффект получался и от тонких полотен ткани и бумаги, развешенных на разных уровнях вокруг райского места, похожих на гущу тропических кущ. И разум терялся в восприятии, что там за ними — стены старого московского особняка или всё-таки безвременье бесконечности. Звучала приятная расслабляющая чиллаут музыка, и то и дело слышался веселый смех.

Во всем этом великолепии неспешно и царственно прохаживались красивые полуобнаженные стройные люди. Однако нагота их была прикрыта более старательно и стильно, чем у «материала» живых холстов. Но видимо, рай не был бы раем, если бы человек вдруг лишился атрибутов роскоши и удовольствий, без которых не мыслит свою счастливую полноценную жизнь.

В руках обитатели парадиза держали самые современные гаджеты, тела их были украшены ювелирными украшениями. На заднем фоне среди пальм и мрамора, как ни странно, стояла пара дорогих кабриолетов с откинутым верхом и даже маленький одиночный парусник. Видимо, пришлось разбирать часть крыши и перекрытий, чтоб поместить весь этот транспорт сюда. Посреди оазиса на лужайке раскинулся большой ковер из золотой парчи. На золотых тарелках была разложена всевозможная еда с ресторанным лоском, в золотых бокалах и фужерах плескалось вино и шампанское, которое наливали из фонтанчика, обильно и непрерывно виноточащего в самом центре пиршества. На ковре восседали и возлежали очень красивые, как на подбор, парни и девушки. Никита пригляделся. Надо было отдать должное вкусу Эмилии, несмотря на жирных кишащих тараканов в ее голове, откормленных на какой-то невообразимой помойке снобистских суждений, но все мужчины и женщины этого высокотехнологичного райского человекопарка были красивы естественной красотой: никаких губастых уточек с искусственно зауженными птичьими носами, вырезанными комками Биша, нарисованными бровями и приклеенными ресницами, как у дешевых китайских кукол. На них действительно было приятно смотреть. Заповедник исчезающих видов. Посетителей в этом зале было больше, чем в предыдущих.

Эмилия заметила его заинтересованность данным действом и прокомментировала:
- Это «Ода гедонизму».
- Я было подумал, что рай.
Эмилия рассмеялась.

- Красиво. Ты постаралась. Но думаешь, многие способны оценить изысканность данного произведения?
- Нет, не многие. Лишь тонко чувствующие натуры, люди моего круга.
- А посетители так же могут проявлять здесь свои творческие способности, что-то менять, докрашивать и дополнять?
- Нет. Это нужно воспринимать, как данность, и только наслаждаться и восхищаться.
- Но человеку, вышедшему из рамки или сидящему в клетке, трудно будет в полной мере насладиться подобными увеселениями других, тем более искренне восхищаться.
- Никто и не ждет от них этого. Но все равно им приятно будет наблюдать за красивой жизнью, пусть и других. Людям нравится это, их невольно тянет к такому. Так как у них нет возможности самим быть участниками, то они хотя бы имеют возможность оставаться зрителями. Посмотри, сколько народу столпилось и не отходят, а любуются. Хотя сами живут весьма посредственно и привыкли изо дня в день видеть одну и ту же нищету и скуку. Знаешь, в чем секрет?

- Ума не приложу, - с нескрываемой иронией протянул Никита, но Эмилия, кажется, даже не заметила и продолжала с энтузиазмом:

- Заметь, как людям нравятся сериалы и фильмы про красивую жизнь. Не потому, что это про них, а потому что это про то, как им бы хотелось. Каждый в душе гедонист, только мало кто это признает, пока у него нет возможности позволить себе им быть наяву. Но массам нравится смотреть и мечтать, представлять себя на месте избранных. Однако подавляя естественное желание окружить себя атрибутами достатка и вырваться на свободу, они продолжают вести привычный образ жизни, обрастать ненужными отношениями и обязательствами, довольствоваться малым.

- Может, на самом деле большинству это не интересно и не нужно.
- Всем нужно, только человек не имеющий представления о роскоши, с невоспитанным вкусом, не знает, чего ему хотеть и к чему стремиться.
- А ты, получается, подсказываешь им верное направление?

- Что поделаешь, ведь мы их не насильно заставляем хотеть то, что им не по карману с такими установками и стартовыми условиями. Тратить три свои зарплаты на новый гаджет, точно такой же, какой он купил лишь полгода назад. Если у дурака нет ума, то умный будет еще большим дураком, если не воспользуется этим. Зависть — вот главный двигатель торговли. Зависть и самолюбование. Мы лишь предлагаем, заметь, не навязываем, не заставляем. Подсказываем, от каких рамок и клеток надо вовремя избавиться, чтоб начать жить. Вот раньше жил крестьянин или рабочий в своем маленьком ограниченном мирке, не видел ничего, радовался своим простым удовольствиям и был доволен тем, что есть. А даже если хотел большего, то не мог позволить себе лишнего. Сейчас же мы можем транслировать все блага красивой лёгкой жизни. Теперь человек знает, чего ему хотеть и от чего стоит отказаться. Он может позволить быстро осуществить мечты - взять кредит. Главное — пусть вовремя платят проценты. И массам приятно, и нам выгодно.

- Это ты сама додумалась?
- Не совсем. Отец подсказал. Ещё он предложил выпускать разные мерчи с милыми картинками и символами гедонизма. Чтоб это было как игра. Чтоб человек освободился от негативных ассоциаций, связанных с этим философским озарением. Каждый человек должен полюбить гедонизм, так или иначе. Является ли он его полноправным участником или лишь счастливым наблюдателем. Человек должен научиться воспринимать счастье и успех других с радостью и прилагать все усилия, чтоб самому максимально приблизиться к этому уровню.

- Но ведь большинству так и не удастся. И они просто останутся у разбитого корыта. Это морковка для осликов.
- Главное, чтоб они об этом меньше думали. Все равно их жизнь никчемна. Неудачники перестанут плодиться и вымрут естественным образом. В здоровом обществе должно произойти самозамещение на успешных свободных людей. Увы, так заложено природой. Мы ничего не можем изменить, - практически с искренним сочувствием отметила Эмилия.

Она взглянула на часы.
- Так, у нас ещё 15 минут до начала репетиции. Прости, я тебя не приглашаю, хочу, чтоб ты посмотрел уже на премьере, со вкусом. Я так рада, что успела тебе показать всё на инсталляции! Наконец ты добрался и поучаствовал. Приглашай теперь своих друзей и коллег.

- Обязательно. Они просто обязаны это увидеть своими глазами.
«Не в одиночку же мне теперь справляться. Будем вместе лечиться».

- Пойдем выпьем шампанского, пока ещё время есть, у нас тут бар хороший. Я прямо вся горю от происходящего! Я так счастлива, что мы наконец запускаем этот мощный проект, - Эмилия на эмоциях подхватила Никиту под руку и, крепко прижавшись, потянула его в сторону бара. - Может, хочешь чего-нибудь покрепче?

Никита только хотел умыть глаза с 72% хозяйственным мылом да закапать "развидин" покрепче.

Глава V http://proza.ru/2025/11/22/1658