Академики

   В Доме на Набережной, который был до этого правительственным домом, я столкнулся с академиками. В 1975 году приближался капитальный ремонт некоторых подъездов и квартир в них, и людей, там живущих переселяли на время ремонта в другие квартиры в других подъездах этого же дома, при этом домоуправление дома 2 по улице Серафимовича, так звучал официальный адрес Дома на Набережной, решило попробовать предложить собственникам квартир переехать в другой дом насовсем.
    И ведь некоторые из людей серьёзно подумывали туда и переселиться из кирпичного дома в самом центе Москвы с лифтом, по которому ехал человек и забирал мусор и увозил его на спец машинах, это кроме пассажирского лифта, отличным ремонтом, там стены были проложены хорошей цементной смесью и штукатуркой, а на стенах мастерами были выписаны рисунки в виде ковров с окантовкой по краям. Моя семья как раз жила в такой квартире с пятью комнатами, площадью в 96 квадратных метра, с двумя балконами, с высотой потолков 4, 2 метра, дубовым паркетом, дубовым обеденным столом, резной коричневой пианинной J. L. Duysen из карельской берёзы, сохранившейся в отличном состоянии, на которой стояла статуэтка на коне кайзера Фридриха II из белого фарфора, с видом, с одной стороны, на площадь перед Репинским сквером, а с другой - на Москву-реку с видом на дома у метро Кропоткинская. Некоторые стены были заставлены картинами. Так вот, моя мама, являясь ответственным квартиросъемщиком, стала серьёзно подумывать переехать в другой дом, предлагаемый домоуправлением дома. И вся семья даже не шевельнула мозгами, чтобы попытаться остановить её необдуманную затею. Решила и решила, а мне то что? Я ей сообщал из армии, что делать этого не нужно хотя бы потому, что любой другой дом не будет иметь тех ресурсов, которые я уже перечислил выше. Но маман, не смотря на мои возражения, дала согласие на выезд всей семьи из квартиры в другой район, и ей стали подыскивать варианты квартир.
   Как только мне удалось приехать домой, я поговорил с маман, и она спохватилась, наконец, и написала заявление об отказе съехать с этой квартиры с переездом в другую. Но ответа ей на это заявление от исполкома не было и не было. И я решил разузнать, что же отдел исполкома, занимающийся этой ситуацией, собирается сделать?  И выяснил, что первому заявлению маман был дан ход, а второе, об её отказе - попридержали. И там я прочитал письмо президента Академии Наук Академика Александрова Анатолия Петровича в исполком с просьбой найти возможность подыскать квартиру академику Блохину, квартиру лучше. Блохин с семьёй: жена, дочка, уже жили в этом доме, но в другом подъезде, в квартире с первых этажей и видом из окон на двор, не на фасадную сторону гастронома, находящегося в этом доме, где валялись коробки и ящики от товаров. А Александров А.П. как раз в 1975 году стал президентом Академии Наук СССР. Так, вот именно нашу квартиру ему и планировали передать, вот такая вот схема. Конечно, мне никто из исполкомовских чиновников не сообщил эти данные, а я про них узнал иначе.
   В это время семья переехала в квартиру 54 в другом подъезде Дома на Набережной, а в квартирах нашего подъезда начался капремонт с заменой дверей на дешёвые двери не из цельных досок массива дерева, замазаны были гобеленные стены простой краской и пр.. Из армии я вернулся в эту 54 квартиру.
   Узнав о ситуации от меня, маман обеспокоилась, ну остальные были заняты, возможно, более важными делами для них, поэтому обеспокоилась только она и стала думать, как выйти из этой ситуации. Через некоторое время маман отправили по работе в командировку за рубеж и там она написала Суслову М.А. письмецо, в котором просила помочь сохранить за семьёй ту же свою квартиру. И приехал от него человек в исполком и сказал им, чтобы в 24 часа вернули квартиру маман и нашей семье и доложили ему. Это чиновников там хорошо перетряхнуло, а квартиру-то нашу уже обещали Блохину. Но чиновники вывернулись из ситуации, предложив маман квартиру точно такую же, как наша в том же подъезде, но на два этажа выше. И маман согласилась, на мой вопрос: почему она не потребовала нашу квартиру, не настояла на этом – она промолчала. Итак, после капремонта мы въехали в квартиру на два этажа выше, там уехали жильцы, как раз согласившись с предложениями домоуправления дома 2 по улице Серафимовича, в предложенный им другой дом, а семейство Блохиных въехало в нашу квартиру.
   А в 1984 году я ближе познакомился с семьёй Блохиных. Но вот особенных восторгов в настроении и ощущения озарений в академике Блохине я не чувствовал. В нашем подъезде жил на 5 этаже академик Бураковский в нём чувствовалась какая-то возвышенность, даже вдохновлённость, а в Николае Николаевиче - нет. Кстати, ещё ниже этажом, на 4 этаже, ранее жил ещё один академик – Лысенко, он получил здесь квартиру, а теперь встречался у лифта или на улице его худой сын, лет сорока, ходил он прямо, одет был в серый костюм и лицо никогда не выражало радость.
   На праздники к Блохину Н.Н. приходили знакомые, дарили подписанные альбомы художников, не долго задерживались (на долго – это не тактично) и уходили, ему и его жене однажды подарили бюсты из бронзы их самих.
   Я сблизился с его дочкой, думая, поддаваясь соблазну, что он никогда не повториться. Хочется находиться с людьми и любоваться ими, а комфорт чувствуешь, когда человек рядом о себе думает, а не выкручивается. Так оно не получилось. Жена Блохина считала, что я её дочку компрометирую, видимо, в глазах их знакомых, которые могли бы меня с ней видеть, но они бы при этом не знали кто я, им же об этом родители бы не рассказывали. Статус у них был выше, чем у меня и моей семьи на тот момент. Долго терпеть наши встречи с дочкой мама Надежда не хотела, и разразился скандал. Во время него, когда говорила маман, я смотрел в пол и видел там, на дубовом паркете, валявшуюся мою мечту. При этом скандале Николай Николаевич присутствовал, но ничего не сказал, возможно, на него влияла жена, он слушал её мнение, не возражая, хотя и родился в високосный года, а такие люди настроены давить своим мнением.
    Мы как были, вышли после этого из квартиры и пошли по набережной реки Москвы. Ничего сделать мы не могли, от того, что мы правы у меня возникло такое неприятное чувство, может, и у мамы тоже? Маман Надежда, сообщила дочери, что, если она будет со мной, материальной помощи от них, родителей, не жди. И вот эти постоянные скандалы с мамой привели к тому, что дочь решила отойти от меня, причём мне не сообщила о этом решении. Возможно, она поняла, что быть хорошей – это так изнашивает.
 Прошли годы, уже в 1991 году, когда я занимался коммерцией, один академик просил меня взять его на работу.