Франкенштейн Гильермо Дель Торо

«Рождение читателя приходится оплачивать смертью автора».
(Ролан Барт)

«А где же монстр?» - спрашивает в недоумении неискушённый зритель, ибо смотрящее на него с экрана порождение безумного учёного Виктора Франкенштейна скорее красиво, чем безобразно. Оно не вызывает того естественного отторжения, коему должно возникнуть в случае столкновения с извращённым уродством. Но разве роман Мэри Шелли повествует о монстре? Само название книги гласит: «Франкенштейн или Современный Прометей», что непосредственно указует на создателя, а не его творение.

Мятежный титан Прометей похитил огонь и принёс его в дар людям. Огонь был источником жизни и ранее принадлежал лишь богам. Фактически жизнь человека зависела от милости богов, теперь же человек мог сам о себе позаботиться, а боги потеряли часть своей власти над смертными. Похожим, но извращённым путём идёт одержимый идеей бессмертия Франкенштейн. Задумав вдохнуть новую жизнь в уже мёртвую плоть, этот новый титан эпохи модерна, не ведал, что его детищу заранее суждено сгинуть в огне им же сложенного погребального костра. Каков бы ни был монстр на вид, прекрасный иль безобразный, ему не найдётся места в мире живых, ибо он суть порождение мира мёртвых.

Дель Торро сделал весьма смелый ход, придав чудовищу совершенно иной облик, в отличии от уже привычных и даже стереотипных образов многочисленных предыдущих версий. Отшатнуться, почувствовать омерзение, броситься в паническое бегство или попытаться, не раздумывая, уничтожить нечто ужасное, всегда было естественной, можно сказать лежащей на поверхности, реакцией человека. Но испытать то же самое при виде пусть и красивого, но всё же монстра, говорит о самом что ни на есть глубинном душевном неприятии и отторжении того, что в этот мир и приходить было не должно.

P.S. Кроме того, слово «монстр» происходит от латинского monstrum, что можно перевести как «знамение; чудо, диво; чудовище». А слово чудовище, в свою очередь, происходит от существительного «чудо», что означает нечто, выпадающее из естественного миропорядка. Таким образом, чудовищный монстр вовсе не обязан быть безобразным.