Трансляция
На Twitch — @BasemenLord.
На YouTube — канал с 187 тысячами подписчиков, возрастной рейтинг 18+, но модерация не замечала ничего «запрещённого». Потому что он был умён. Потому что он не показывал крови — не сразу. Он показывал процесс.
Страх.
Сопротивление.
То, как дыхание учащается, когда лапы связывают шнурком от наушников.
То, как зрачки расширяются, когда из-под куртки появляется инструмент.
Его звали Даррен Финч. 34 года. Бывший техник в зоомагазине. Уволен за «неадекватное поведение с грызунами». Жил в подвале дома на окраине Бингемптона — в бывшей котельной. Стены обиты звукопоглощающим поролоном. Пол — бетон, покрытый пятнами, которые не отмывались даже ацетоном. В углу — шкаф с «архивом»: стеклянные банки, в них — когти. Уши. Один глаз кота, плавающий в формалине, всё ещё суженный в ненависти.
Сегодняшняя жертва — молодой кобель. Питбультерьер. Белый с коричневыми пятнами. Нашёл его у развязки I-81: бродил, голодный, с ошейником, на котором болталась бирка: «Рокки. Добрый. Боится фейерверков».
Даррен улыбнулся, когда прочитал.
Он любил бирки.
Они делали всё… личным.
19:58.
Подвал освещён софитами — три лампы, купленные на AliExpress. Камера — Logitech 4K. Микрофон — Shure SM7B. Звук — чистый, как в студии NPR. Даррен в чёрной футболке без логотипа. Лицо — обычное. Ничего дьявольского. У него даже ямочки на щеках, когда улыбается.
— Привет, семья, — говорит он в камеру, голос — мягкий, почти пасторский. — Сегодня у нас особый вечер. Никаких «пушек». Никаких «грызунов». Сегодня — собака. Крупная. Молодая. Сильная. Смотрите, как дрожит… Это не боль. Это предчувствие. Это то, что вы чувствуете, когда понимаете: вы — не хозяин. Вы — еда.
Он гладит Рокки по голове. Пёс не рычит. Не кусается. Скулит — тихо, почти по-человечески. Глаза уставились в камеру.
Будто просит кого-то там, за экраном: «Ты видишь? Ты же видишь?»
В чате мелькают сообщения:
[Lurker666] ;
[MistressV] ты король
[anon] сколько за архив?
[DarkAng3l] не торопись, пусть поплачет
Даррен смеётся.
— Спокойно, ребята. Я не тороплюсь. Я искусник.
Он тянется к шкафу. Достаёт инструмент — не нож. Слишком грубо. Нет. Это медицинский зажим для нервных окончаний — куплен на закрытом форуме, где торгуют украденным из ветлабораторий.
С его помощью можно отключить боль… но оставить ощущение.
То, что называется «чувствительность без анальгезии».
— Сейчас я перехвачу тройничный нерв, — шепчет Даррен, — и он будет чувствовать всё. Каждую секунду. Каждый градус холода… когда я начну резать.
Он уже поднёс зажим к шее Рокки —
когда дверь подвала тихо скрипнула.
Даррен замер.
Никто не знал про подвал. Никто не мог знать.
— Закрыто, — бросил он через плечо, не оборачиваясь. — Частная собственность. Уходи.
Шаги.
Те же — сухие. Ровные. Над полом.
— Даррен Майкл Финч, — сказал голос. — Вам известно, что произошло сегодня утром?
Даррен медленно повернулся.
У двери стоял он.
Тот же — серый комбинезон, идеальное лицо, глаза без отражения.
— О, бля, — усмехнулся Даррен. — Ну наконец-то. Продюсер? Из Netflix? Или… — он сделал паузу, бросил взгляд в камеру — смотри, ребята, розыгрыш! — или это они? Муравьи? Вы что, все сегодня на костюмированной вечеринке?
— Это не розыгрыш, — сказал Посланник. — С 06:00 по Гринвичу введён Закон Талиона. Любое убийство живого существа — карается симметрично. Страдание — возмещается в удвоенном объёме. Вы уже нарушили закон. Трижды. На этой неделе. Кошка в переулке за «Пайсом». Щенок с разбитой лапой у моста. Кролик из ловушки — вы показали, как он отгрызал себе лапу, пока вы снимали.
Даррен фыркнул.
— Слушай, Кен, если ты из PETA — могу дать тебе эксклюзив. Прямо сейчас. Пёс. Живой. Ты можешь погладить его перед тем, как…
— Вы не понимаете, — сказал Посланник. — Мы не просим. Мы исполняем.
— А я не слушаю, — отрезал Даррен и щёлкнул переключателем на зажиме. — Потому что это — моя церковь. А я — её священник. И сегодня — причастие.
Он прижал зажим к шее Рокки.
Пёс всхлипнул. Весь корпус содрогнулся. Глаза — белки, как у испуганной лошади.
В чате — взрыв:
[xXxBeastModeXxX] YES
[SinnerSaint] бля, как он дрожит
[QueenOfPain] дай звук громче
Даррен улыбнулся. Наклонился к микрофону:
— Чувствуете? Это — истина. Нет Бога. Нет справедливости. Есть только власть. И я — её носитель.
Он протянул руку к полке. К лезвию.
И тогда — заглох свет.
Не выключился. Заглох — как будто его съели.
Единственное освещение — экран монитора. Он всё ещё транслировал. Камера работала. В кадре — Даррен, застывший с лезвием в руке. Его лицо — в зеленоватом свете. И за его спиной… движение.
Что-то ползло по потолку.
Не по балкам.
А в бетоне.
Как червь — в плоти.
Даррен обернулся.
И увидел Стража.
Но не того, что пришёл за Эдди.
Этот был меньше — ростом с человека. Но гибче. Тело — как у паука-скакуна и муравья-драуна в одном. Три пары конечностей, все — суставчатые, покрытые коротким ворсом, который пульсировал в такт сердцу. Голова — без глаз. Только одна щель по центру, внутри — вращающиеся кольца хитина, как у жевательного рта краба. Из-под груди свисали восемь тонких щупалец, каждое заканчивалось микроскопической камерой — линзы, похожие на глаза мухи.
Оно не прыгнуло.
Оно развернуло его.
Без единого звука одна конечность впилась Даррену в затылок — не проколола, а вросла, как корень в трещину. Вторая — в локоть правой руки. Третья — в колено.
Даррен не закричал.
Он не мог.
Потому что Страж включил ему трансляцию.
— Нет, — прохрипел он. — Нет, нет, нет—
Но было поздно.
В его мозг хлынули образы.
Не его собственные.
Их.
— Кошка в переулке.
Он чувствовал, как лапа ломается под каблуком его ботинка. Не помнил — чувствовал сейчас. Каждый хруст кости. Каждый импульс ужаса, бегущий по спинному мозгу.
— Щенок у моста.
Он лизал свои раны, дрожа под мокрой газетой. А потом — рука в перчатке. Подъём. В ящик. Тьма. И звук — жужжание — боль — не боль, а ощущение, как кожа отделяется от черепа —
— Кролик в ловушке.
Он грыз себе лапу. Грыз. Потому что лучше без лапы, чем без жизни. А потом — рука, которая держит его за ухо и снимает, как на камеру: смотрите, как он борется за право страдать.
Все три смерти — в одно мгновение.
Все три страха — как один.
Все три жизни — в его черепе.
И тогда Страж включил микрофон.
Через его гортань.
И Даррен заговорил — но голос был не его. Это был хор. Голоса сотен, тысяч, миллионов:
кошки, щенка, кролика, мышей, крыс, птиц — всех, кого он убил ради просмотров.
— Ты думал — мы не чувствуем?
— Ты думал — мы не помним?
— Ты думал — боль не имеет имени?
Даррен пытался закрыть рот. Но челюсть двигалась сама.
— Мы — память земли, — прошелестело через него. — Мы — её нервы. А ты — заноза. И мы тебя вытащим.
Щупальца дёрнулись.
Хруст.
Правая рука оторвалась у локтя.
Не срезана.
Вырвана.
Сухожилия — тянулись, как струны, пока не лопнули.
Но Даррен не падал.
Страж держал его.
Теперь — левая нога. Колено. Разрыв.
Потом — второй глаз. Щупальце впилось в глазницу. Вытянуло глаз — медленно, как пробка из бутылки.
И вот — момент, который увидели зрители.
На экране: Даррен, висящий в воздухе, из него торчат чёрные конечности, как из куклы-марионетки. Кровь стекает по подбородку. В единственном оставшемся глазу — не боль.
Понимание.
Он смотрит в камеру. Шепчет — своим голосом, в последний раз:
— …поставьте… лайк…
И тогда Страж включил звук.
Не в ушах Даррена.
В чате.
Прямой аудиопоток — в эфир.
Зрители услышали:
— визг кошки
— хрип щенка
— скрежет зубов кролика о металл
— и далее — голоса. Тысячи. Миллионы.
— «Почему ты?»
— «Я не сделал никому зла»
— «Я просто искал дом»
— «Мама? Мама, где ты?»
37 секунд.
Потом — тишина.
Экран погас.
Через 11 минут сервер Twitch заблокировал канал @BasemenLord по жалобе автоматической системы. Причина: «Массовые сообщения о психотравмирующем контенте. Триггер-фраза: «Я просто искал дом» активировала протокол экстренной изоляции».
Через 3 часа полиция взломала дверь подвала.
Там не было тела Даррена.
Только:
— Рокки, живой, сидел в углу, дрожа. На ошейнике — новая бирка. Матовая. Из чёрного хитина. Надпись: «Свидетель».
— На стене — надпись, выжженная кислотой:
«ВСЕ ТРАНСЛЯЦИИ — НАВСЕГДА ЗАПИСАНЫ»
— И на полу — микрофон. Включённый.
Из него, раз в семь минут, тихо доносилось:
«…лайк… лайк… лайк…»
Где-то глубоко под Бингемптоном, в туннеле, выложенном из спрессованных костей,
Мать-Королева отложила яйцо.
Оно было не белым.
Оно было покрыто миниатюрными экранами.
И на каждом — мелькал один и тот же кадр:
Рокки, смотрящий в камеру.
Глаза — полны слёз.
Но в зрачках — огонь.
Она осторожно обвила яйцо передней лапой.
И прошептала сквозь хитиновый голосовой аппарат — впервые за 9 миллионов лет:
«Пусть смотрят.
Пусть видят.
Пусть запомнят —
кто теперь ведёт эфир».
Свидетельство о публикации №225111702117
