Рассказ-быль

               
               
       Их было две.  Одна, маленькая рыжая с белой манишкой и белыми лапами, никогда не сидела на привязи.  Да она была даже не рыжая, а какая-то желтоватая, с большими коричневыми глазами и желтоватым же, с белым кончиком хвостом. Хозяин взял ее совсем крошечной, с детскую рукавичку, когда собачонку несли топить, забрал домой и долго мучился с ней, пока научил есть из блюдца. Соседка Хозяина, Хромая Старуха, все ругала его, считая, что он “дурью мается”.

Совсем незаметно собака выросла и стала взрослой. Простая дворняга, она была особенно умна и, как это не смешно звучит, интеллигентна. За воротами собака молча сидела у скамейки, поджидая Хозяина, и ни на кого не обращала внимания. Но если она была во дворе, и кто-то скрипнул калиткой, раздавался звонкий оглушительный лай.  Собака буквально каталась под ногами  пришедшего, сверкая глазами и предупреждая Хозяина: у нас гости.  Никакого угощения  из чужих рук рыжая собака не брала, и только когда Хозяин протягивал ей вкусный кусочек, она, осторожно взяв его губами, уносила под крыльцо. На людях собака никогда не ела, чем очень удивляла Хозяина, его кошку Мурку, с которой очень подружилась, и молодого (его привезли год назад) черного, как перепаханная по весне земля, пса Шарика, сидящего на привязи. Ростом с небольшого теленка, Шарик всегда испытывал чувство голода, и не мог понять, почему Малышка (так звал Хозяин свою питомицу)  не набрасывается на еду.

Эта зима была не просто холодной, она была лютой. Все живое замерзало буквально на ходу. Страшнее всего были ночи, когда черное, словно платок Хромой Старухи, небо, украшенное белыми, раскаленными от сильного мороза звездами, опрокидывалось на землю. В такие ночи собаки-бродяжки забирались поглубже в стоящие на огородах или за сараями стога соломы, сворачивались клубочками и грелись друг о друга. Воздух казался стеклянным и буквально звенел от мороза. Голые, застывшие деревья скрипели одиноко и простуженно.
Особенно зябла верба у калитки перед домом Хозяина. Ее обледеневший у самой земли ствол стонал горько и надломленно. После таких ночей на дороге часто можно было увидеть черный растрепанный ком, в который превращалась погибшая от холода ворона. Лошадь, запряженная в сани, вся покрывалась белесой бахромой, а снег под ее копытами надрывно похохатывал.

Но рыжей Малышке и ее верному другу Шарику, которого Хозяин отвязывал на час-другой погулять, эти морозы были нипочем.  Вечером, управившись с хозяйством, старик включал свет на улице и негромко звал собак. Где бы те не были, увидев свет над крыльцом, они бросали давно застывших птиц, с которыми играли, и мчались на зов. Войдя в дом, собаки отряхивались у порога, потом ложились на синий, обшитый покойной Хозяйкой половичок, и начинали выкусывать льдинки между подушечками лап или вытаскивали зубами шишки репейника, прицепившиеся к хвосту или шерсти на спине. Шарик это делал неуклюже, и Малышка, подняв голову, какое-то время  наблюдала за ним, потом вставала на передние лапы и быстро, ловко помогала своему молодому другу. Хозяин пил чай и шуршал газетой. В такие минуты он снимал очки и, обращаясь к собакам, говорил:
-  Вот сукины дети, что делают! Я-то думал, что мы тогда, в Великую Отечественную, отвоевали и за детей, и за внуков. Оказывается – нет…

Он отодвигал газету и закуривал. Малышка, частенько ночевавшая в доме с Хозяином,  привыкла к этому, а Шарику дым  не нравился. Он начихал чхать, тер лапами нос, потом отползал на брюхе к двери. Старый Хозяин смеялся, но не ругал Шарика.
-  Смотри, Малышка, не нравится ему моя трубка. Ишь ты, себе еще понимает!
Старик вставал, подсыпал в печку уголь, гремя ведром, и садился на свой диван. Трубка его угасала, а он даже не замечал этого и долго не вынимал ее изо рта. Потом, будто спохватившись, гладил Малышку по голове.
-  Скоро весна, потом лето. Приедет Галка, привезет внуков, и станет у нас весело. Ты помнишь мою дочку, Малышка? А внуков помнишь?

Малышка помнила и дочь Хозяина, и ее детей: маленького Хозяина и его сестренку, смешную пухленькую девочку, которая сначала боялась, а потом весело играла с ней, повязывая на шею бантик или надевая на голову собаке свою шляпку.

Иногда к Хозяину заходила Хромая Старуха. Едва она открывала дверь, четвероногие,  почуяв чужого, рычали, поднимая головы и оскаливая зубы. Старуха, привыкшая к чудачествам Хозяина, махала на них рукой, и они успокаивались, узнав ее.

Однажды что-то случилось. На улице все так же было холодно, надвигающаяся ночь не стала теплее прошлой, но маленькая рыжая собака поняла: пришла беда. Хозяин не читал сегодня газету, не шутил, а только вздыхал и все время курил свою трубку, повторяя:
-  Эхо -хо, охо-хо…
Не пришла сегодня и Хромая Старуха. Малышка, сидя днем на крыльце дома, видела, как во двор соседки пришли какие-то чужие люди, как хрипло закричала Старуха, раскачиваясь из стороны в сторону и повторяя одно и тоже:
-  Ох, доченька моя, ох, доченька моя…
От ее стонущего голоса Малышке стало не по себе. Ей захотелось подойти к Старухе и лизнуть ее в щеку
.
Следующие дни собака помнила, но совсем не понимала, что делают на соседском дворе все эти незнакомые люди. Их было много, говорили все тихо и как-то очень печально. Собаки Хромой Старухи, Норка и Ночка, молчали, спрятавшись под крыльцо коридора. Потом вынесли длинный черный ящик, и все стали издавать какие-то странные звуки, похожие на шум в закипающем чайнике Хозяина. Хромая Старуха, падая на черный ящик, рвала на себе седые волосы, беспорядочно торчащие из-под ее черного платка, и сиплым от крика, страшным, незнакомым Малышке голосом просила:
-  Доченька, девочка моя, открой свои глазки…
Собачье сердце сжималось, инстинктивно чувствуя горе. Собака не могла понять, что старая соседка, месяц назад потерявшая старшую дочь, зверски убитую пьяным мужем на глазах живущих теперь у нее внучек, сегодня прощалась с другой, совсем еще девочкой…
Малышка вышла за калитку, которая из-за снега не закрывалась на засов, взобралась на скамейку и стала провожать глазами похоронную процессию. Увидев среди чужих людей Хозяина, она с радостным визгом бросилась к нему. И странно: Хозяин совсем не обрадовался собаке. Погрозив ей пальцем, он приказал:
-  Домой!
Не смея ослушаться, собака, опустив голову, побрела во двор, к Шарику, не понимая, чем она прогневила своего Хозяина. Ее молодой друг нетерпеливо бегал у своей конуры, ожидая новостей. Лизнув его в нос, Малышка села у будки, невесело махнув хвостом: у Хромой Старухи беда. Шарик улегся на снегу, положив голову на лапы, и не спускал с подружки глаз.

По крыше сарая, осторожно ступая по снегу, шла кошка Мурка, неся  что-то в зубах. Спрыгнув к конуре, она положила перед собаками серую крысу, пойманную на чердаке сарая, и, выгнув спину, мурлыкнула, похваляясь. Не видя ожидаемого восторга со стороны собак, Мурка фыркнула и побежала к дому. Шарик брезгливо гавкнул ей вслед: крысу забери!
Но кошка лишь махнула хвостом: оставь себе, я еще поймаю. Недовольно ворча на кошку, Шарик стал отпихивать крысу задними лапами, пока та не шлепнулась на расчищенную Хозяином дорожку к сараю.

Через несколько дней Хромая Старуха зашла к Хозяину. На улице сильно мело, ее валенки были в снегу,  старое плюшевое пальто, поверх которого она повязала темный рабочий фартук, тоже стало белым от снега. Сняв платок, соседка села у двери на стул, облокотившись на спинку, и разложила бумаги. Хозяин оставил свою трубку и что-то долго говорил соседке. Та кивала головой, вытирая красные от слез глаза. Малышка подняла голову, внимательно глядя на тихо плачущую  старую женщину, и, не выдержав, все-таки лизнула ее темную сморщенную руку.
-  Ты глянь, собака, а понимает. – улыбнувшись сквозь слезы, хрипло произнесла Старуха, впервые погладив Малышку по голове. И собака позволила ей эту ласку.
-  Ты мне никогда не верила, а они все понимают, только сказать не могут. Я бы без них давно пропал, – старый Хозяин улыбнулся Малышке. – Иди, не мешай. Место!

Услышав знакомое слово, собака послушно отошла к печке и улеглась на свой теплый половичок. Она вскоре задремала, разомлев от исходившего от печки тепла. Разбудил ее шорох бумаг и хриплый голос старой соседки. Отодвинув стул, та попрощалась и пошла домой. Закрывая за ней дверь  коридора, Хозяин впустил в дом клубы холодного воздуха и Шарика, казавшегося от снега совсем белым. Войдя в дом, пес стал отряхиваться, и во все стороны полетели снежные комочки, превращавшиеся сразу в капельки воды. Малышка недовольно зарычала, отодвигаясь от него в дальний конец кухни. Заворчал на Шарика и Хозяин:
-  Ишь, натрусил снега! Где был так долго? Я тебя когда позвал? Ты почему не пришел с Малышкой? В другой раз не пущу. Замерзай в своей конуре! Правда, Малышка?
Шарик виновато закрыл голову передними лапами и притих. Малышка лукаво посмотрела на Хозяина: она прекрасно понимала, что тот никогда не оставит Шарика замерзать и холодной ночью откроет дверь и позовет:
-  Шарик, Малышка, домой!

Беда пришла нежданно-негаданно, когда трескучие морозы и лютые холода были уже позади. Некогда твердый колючий снег стал рыхлым, серым. Иногда еще срывался резкий холодный ветер, раскидывая его целым кучами у забора, под стеной или у старой вербы. Собаки уже не ночевали в доме. Они спокойно спали в конуре Шарика на мягкой ячменной соломе, заботливо постеленной им Хозяином.

Как-то утром старик не вышел открывать сараи, и Хромая Старуха, заглянув через калитку в заборе, увидела Малышку, свернувшуюся на крыльце калачиком: собака терпеливо ждала своего Хозяина. Ему давно пора было выйти, открыть сарай, где жили куры, покормить свинью, сходить за водой к колонке.
-  Что-то нету твоего хозяина, а, Малышка? Уж не помер ли, сохрани Господи?
Собака ничего не поняла, но слова старухи почему-то ей не понравились, и она зарычала на соседку, а та стала кричать и звать кого-то на улице. Скоро во двор вошли соседские  мужики. Напрасно Малышка лаяла, звала Хозяина. Он не вышел. Собаку отогнали от двери, и она, поджав хвост, спряталась в конуре Шарика, а по двору забегали чужие люди, ловя кур и отрубая им головы
.
Потом приехала дочь Хозяина с внуками. Малышка обрадовалась, стала прыгать вокруг них, лизнула в нос внучку, подпрыгнув, ухватилась зубами за куртку внука. Ей хотелось закричать, что наконец-то они приехали, что Хозяин очень ждал их и теперь будет безумно рад, а самое главное, что теперь все эти посторонние уйдут с их двора и перестанут тут командовать. И собака залилась громким лаем, желая первой сообщить своему любимому Хозяину радостную весть. Но он почему-то не вышел встречать свою дочку и внуков, которых так ждал всю эту долгую холодную зиму…

И только когда из дома вынесли длинный черный ящик, Малышка все поняла. Став на задние лапы, она увидела в гробу четкий профиль своего Хозяина. Ветер чуть шевелил его белые, как снег в январе, волосы, донося до собаки совсем незнакомый запах. Она не понимала: в ящике лежал ее Хозяин, но запах был чужим и неприятным. Не слышала Малышка привычного запаха тепла, табачного дыма и той пахучей воды, которой умывался ее старик после бритья.

Чужие люди вынесли черный ящик за калитку, поставили его на табуретки, и собака, пробираясь между ног стоящих у дома людей, подобралась к нему. На нее прикрикнули, прогоняя прочь, кто-то замахнулся палкой, и Малышка, жалобно заскулив, отбежала к забору. Прячась, она семенила за людьми, несущими куда-то ее Хозяина, видела, как черный ящик опустили в яму, как засыпали ее землей, завалили яркими шуршащими ветками. И только когда все люди ушли, бедная собака, робко озираясь, подошла к холмику только что насыпанной земли и тихонько, боясь, что ее опять прогонят, стала звать старика:
-  Где ты, Хозяин, отзовись! – но у нее получился слабый, словно легкий ветерок, вой.

Хозяин молчал. Она стала звать громче и громче. Не дождавшись ответа, заползла под шелестящие на ветру ветки венков и приникла к земле, надеясь услышать хрипловатый голос Старика. Но он молчал. Испугавшись, Малышка стала разгребать землю, все еще надеясь спасти Хозяина. Она умела работать лапами, она гребла изо всех сил, ей так хотелось еще хоть один раз увидеть дорогого человека, лизнуть его в лицо или хоть в руку и прилечь рядом, как бывало в долгие зимние ночи, когда он, сидя на диване, засыпал, а она, устроившись у ног, оберегала его сон.

Но яма была слишком глубокой, и собака поняла, что ей  не добраться до Хозяина, что она больше никогда его не увидит. Она перестала грести, легла на землю, положила голову на лапы и заплакала.
 
Ветер поменял направление и дул теперь с кладбища. Люди, выходившие с поминок из дома покойного, останавливались и с удивлением слушали вой собаки, а во дворе жалобно вторил подружке молодой черный пес Шарик.
Уезжая после похорон, дочь старика отвязала и его.

Шли первые дни марта, но природа снова вернула сюда холод, вьюги и морозы.  Ветер выл, свистел, стонал, разбрасывая вокруг хлопья мокрого, липкого, тяжелого снега. По вечерам небо становилось лилово-черным, словно его залили огромным количеством чернил.
В старом сарае, на куче ячменной соломы, еще пахнувшей летом и спелым зерном, сторожко дремала маленькая рыжая собака с белой грудкой и таким же кончиком хвоста. Конуру Шарика давно занесло снегом, и собаки перебрались в сарай, единственное место, где можно было спастись от холода. Было темно и одиноко, и никто не видел, как во двор старика- Хозяина шмыгнул через заднюю калитку какой-то человек. Приоткрыв дверь сарая, Чужак прислушался: собак не было слышно. Тогда он смело вошел внутрь.
Рыжая собака сквозь вой ветра уловила вороватые шаги. Навострив уши, она мгновение молчала, не в силах различить, сон это или явь? Когда же скрипнула дверь сарая, Малышка была уже на ногах. Залившись звонким радостным лаем (Хозяин вернулся!), она забежала в угольный сарай и остановилась. Это не Старик. Но запах непрошеного гостя был ей знаком. Его обладатель часто заходил к Хозяину, что-то мямлил, бил себя кулаком в грудь, заглядывая в глаза Старику, и тот сдавался. Он приносил из другой комнаты маленькую хрустящую бумажку и протягивал ее гостю. Но собака не помнила ни одного случая, чтобы эти бумажки Чужой приносил обратно.

Все это пронеслось в мозгу Малышки в какие-то секунды. Она оскалила зубы, выгнула спину и залаяла. Это был уже другой лай: громкий, требовательный, настойчивый. Она предупреждала: во дворе вор! Ее лай разбудил соседских собак. Норка и Ночка сначала зарычали, а потом залились простуженно и хрипло. На крыльце соседнего дома вспыхнул свет, и раздался голос Хромой Старухи:
-  Эй, кто там лазит?
Чужой, проклиная рыжую собаку, испуганно прижался к углу сарая, обшаривая стену. Его рука наткнулась на вилы. Собака прыгала рядом, норовя укусить за ногу.
-  Кто там? Что надо? – опять окликнула Хромая Старуха, и, не услышав ничего, кроме воющего ветра, прикрикнула на своих собак и вернулась в дом.

А лай Малышки вдруг оборвался и перешел на всхлипывающий стон. Пораженная острой болью проколовших ее вил, собака хотела отпрыгнуть от обидчика, но ее всегда легкое подвижное тело стало тяжелым, чужим. Пятясь, она стала выползать из сарая, чтобы поскорее добраться до крыльца, веря, что там ее обязательно услышат и спасут. Ветер не пускал ее, липкий снег слепил глаза, но собака упрямо ползла вперед, оставляя за собой кровавый след, который тут же засыпался мокрыми хлопьями. Добравшись до нижней ступеньки, попыталась поднять туда свое невыносимо тяжелое тело и не смогла. Уронив голову на лапы, она закрыла глаза. Силы покидали ее. Приподняв отяжелевшие веки, Малышка набрала в проколотые легкие воздуха и в последний раз залаяла. Но изо рта ее вырвался короткий всхлипывающий вой раненого животного, прощальный вой. Ни старый Хозяин, ни Хромая Старуха не откликнулись. Но сквозь свист ветра голос рыжей подружки услышал рыскающий в поисках пищи молодой черный пес. Быстрее молнии метнулся он в открытую калитку и наткнулся на почти засыпанную снегом Малышку.  Он стал слизывать снег с ее глаз, носа, пытаясь разбудить, и вдруг, почуяв во дворе Чужого, помчался к сараю. В этот момент умирающая собака застонала. Забыв про незваного гостя, Шарик поспешил к умирающей подруге. Она с усилием подняла веки, увидела Шарика и обрадовалась: теперь все будет хорошо. Глаза медленно закрылись, жизнь покидала ее тело.
Отчаявшись помочь подруге, Шарик громко обреченно завыл и замер, прислушиваясь. Все так же свистел и стонал ветер. В зимнем мареве танцевали дикую пляску смерти снежные хлопья, скрипели простуженные насквозь деревья, размахивая голыми озябшими ветками. Кругом было темно, холодно, тоскливо. Умирала раненая вором Малышка, и никому не было до нее дела. Словно спохватившись, Шарик мягко, чтоб не причинить боль, взял зубами уже мертвое, но еще теплое, податливое тело собаки и потащил к кладбищу. Он шел по заметенной снегом тропе, которую протоптали они с Малышкой, навещая дорогой холмик и надеясь на чудо. Но чуда не произошло. Одинокий прохожий видел, как большая черная собака, пятясь, часто отдыхая, тащила что-то в зубах, направляясь к кладбищу.
А чуть позже из дверей угольного сарая, пригибаясь под тяжестью большого мешка с углем, вышел ночной гость и, воровато оглядываясь, проклиная рыжую собаку, едва не погубившую его, грузно пошел к задней калитке.
С тех пор собак Старика в деревне не видели.

   Пришел теплый солнечный апрель, сменив холодный грязный март с пронзительными ветрами, заморозками, весенними холодными дождями. Снега уже не было. Сквозь бурые пятна прошлогодней травы пробивалась робкая слабенькая зелень, на которую набрасывались одинокие гусаки, важно разгуливающие по выгону. Они щипали первую весеннюю травку, переговариваясь между собой в ожидании гусынь, сидящих на яйцах. Высокое солнце щедро разливало горячие лучи, лаская уставшую  от зимних холодов землю. Сирень, посаженная вокруг кладбища, нежно зеленела  набухающими почками. На фоне очистившейся от снега земли четко выделялись белоствольные березки в сарафанах с черными заплатками.
Был ясный, необычайно радостный день, и совсем не верилось, что он может быть омрачен каким-нибудь неприятным событием. Но именно в этот день по деревне пронеслась весть о смерти сорокалетнего мужика, живущего в крайнем от прогона доме. Тот умер глупо, от водки. Накануне они поспорили с соседом, что он выпьет трехлитровый бутыль самогона. И выпил. Только вот выигрыш ему не получить. Сгорел ночью, сгорел без огня. Почернел весь.

Мужики, идущие копать могилу, тихо переговаривались между собой.
Проходя мимо оградки Старика-Хозяина, они остановились, с изумлением глядя на могилу: на поблекших цветах венков лежали, словно обнявшись, две собаки. Маленькую, рыжую, в бурых пятнах засохшей крови, закрывал собой большой черный пес, спасая от бурь и холодного ветра, а также от злой руки лихого человека. Рядом с ними сидела серая тощая кошка, не обратившая никакого внимания на остановившихся у оградки людей...