Татарин
со стародавних пор называли Большаком. В оба конца и поперёк этой улицы - место расположения дома - в самом центре.
Когда-то этот дом, коридором разделённый на две половины, до страшного раскулачивания был "лавкой" - магазином, по-современному. Вот как умело была расположена эта торговая точка: мимо никто не мог пройти.
В правой половине с одним малюсеньким, почти под крышей окошком, скорее не для света, а для проветривания, размещался склад. Всему тут было место - и гастрономии, и скобяным, и хозяйственным товарам. Только ткани не продавались.
Хозяев раскулачили: всё отобрали, оставили красильню из двух комнат, в которой они разместились всей большой семьёй, умело и с любовью переоборудовав под жильё. И это жилище стало предметом зависти односельчан.
Лавке в колхозе не нашли применения. Пытались разломать на кирпич и что-то построить, но старинная кладка не поддалась и стояло сооружение заброшенным до самого окончания Великой Отечественной войны. Пришёл фронтовик, обзавёлся семьёй, и отдали ему эту лавку для проживания.
Хорошо жили они с женой, но детей так и не родили. Фронтовик был не особенно охоч до домашнего благоустройства, а может, ранения лишили его сил, - ничего
в лучшую сторону для дома не менялось. Даже наоборот: деревянные постройки во дворе год от года сокращались - новый хозяин разбирал их на топку печи.
Лет через десять он умер. Жена осталась вдовой. Ещё могла бы родить, конечно - чуть за сорок ей, но свободных мужчин не было, а прижить от случайного, как она говорила: совесть не позволяет. Так и жила Вера - от молодости всё дальше и до старости далеко.
И каким-то ветром прибило в их село мужчину. Всем интересно: что это за человек? Почему один? Из каких краёв? Поговорил в правлении колхоза с председателем, парторгом, что о себе рассказал, какие документы показал - никто не знает: за закрытыми дверями говорили, но приняли его, даже попросили эту вдовую Веру принять к себе на временный постой приезжего человека.
А он серьёзный такой. Видно, что простой, а чисто, аккуратно одет.
Неулыбчивый, правда, но ещё очень крепкий. Да вообще-то ему чуть за пятьдесят, на несколько годочков старше Веры.
Спрашивает она у него:
- Как звать-то тебя?
- Галиулла Гарифуллаевич.
- Кааак? - выдохнула Вера.
- Да называй Григорием Григорьевичем, а можешь просто Гришей.
Стал он работать по строительству. И потянулись к нему домой женщины - той
одно в доме сделать, другой ещё что-то... Ни единой не отказывал. Приходил в свободное время и всё исполнял. Кто чем благодарили его женщины и пожилые люди, даже и деньги давали. Не отказывался. Но не жадничал и не то что лишней копейки, иногда и самого малого не брал - видел, что бедствуют. И в школе ему были дела: летом парты отремонтирует, рамы к зиме подправит, застеклит. Даже в церкви загородочку ремонтирует, краску за свои деньги купил - покрасил. Даром, что иноверец.
Однажды вечером заговорил с Верой о её жизни. И рассказала она, что была замужем, детей не нажили. Есть родственники, но мало их и те заняты своими семьями, не до неё.
- Давай с тобой жить, Вера. Я у вас тут надолго задержусь.
- Ты мне замуж предлагаешь, что ли?
- Обманывать не буду тебя, там видно будет, но жить будем хорошо.
А что было Вере не соглашаться: мужчина трезвый, обстоятельный, мастеровой
на все руки! И собой хорош. Стали они жить. А Гриша и обувь чинит, и простую технику исправит... Золотой мужик. И никогда, ни единой рюмки! Праздники, выходные - всё ему одинаково - трудится. Но в какие-то свои праздники зарежет овцу и собирает всех родных и знакомых - угощает мясом, которое сам готовит - на всю улицу дух вкусный идёт. Вере скажет: по кусочку мяса отнеси бедным, пусть поедят.
Домик в такой порядок привели - загляденье! Во дворе, на огороде, как о них говорили - Богу намолишьсь!
- Гриш, а какой ты нации? - спрашивает Вера.
- Татарин.
- Татаааарин? А разве такие они бывают, татарины? Ты же от нас почти не отличаешься!
- И на Петурка похож? - спрашивает Галиулла, пряча улыбку.
- Да что ты! Нет, конечно. Он тоже мастер на все руки... Только пьяница - не дай Бог!
Так они прожили с лишним два десятка лет. Уважали их, как никого, -
и помощники всем, и когда денег перехватить в долг, к ним бегут. Всегда есть, никогда не откажут. И слова доброго не жалеют.
Замечает Вера - стал Григорий похварывать. Да всё сильней, всё тяжелей. Просит
Гришу в больницу сходить и к бабкам тянет - пусть поворожат, полегчает, а он только головой кивает, отказывается.
- Вера, сними мне 500 рублей с книжки. Поеду я на родину.
Жаром Веру обдало:
- Гриша... Бросаешь меня? К кому же ты поедешь, кто у тебя там есть?
- И жена там осталась, и дети - выросли уже. Много родственников.
- Ты же им не писал. Есть ли живые? Обижаются на тебя, наверное. Не примут.
- Может и не примут.
- Так проведай и возвращайся. А денег больше бери, хоть все сними - их много, мне и копейки не надо - дом полная чаша и пенсию получаю.
- Нет. Больше денег не возьму. Не примут - всё равно там останусь, на своей
земле умру, в свою землю лягу...
- Гриша, родной мой,- заголосила, запричитала Вера,- скажи где эта твоя родина?
Пешком пойду, издали на тебя посмотрю - всё хорошо у тебя - со спокойной душой
вернусь, а плохо, не дай Бог, - на плечах своих домой тебя принесу.
- Спасибо, Вера. За всё тебе спасибо. За все долгие годы не в чем тебя упрекнуть,
только благодарен тебе.
Взял Галиулла Гарифуллаевич 500 рублей и пошёл к автобусной остановке,
и проводить не разрешил - "Тут попрощаемся",- сказал.
Сошёл с крыльца и, как растаял, пропал из виду, навсегда оставшись
в памяти жителей доброй загадкой.
Свидетельство о публикации №225112401522
Ничего не понял, что вы хотели сказать-то, уважаемая?
Андрей Макаров 9 25.11.2025 00:12 Заявить о нарушении
