Цветики. Астильба

Это 11-й рассказ из сборника "Цветики". Первая история, события из которой далее будут иметь некоторое значение, представлена тут:
http://proza.ru/2025/04/08/870
(Картинка-иллюстрация к рассказу будет нарисована и добавлена несколько позднее)

Роза ругоза по имени Озра закончила перевязку бинтов. Дело это было не быстрое – уж слишком объёмный выходил масштаб работ. Солнце уже скрылось далеко за горизонтом, и помещение освещалось лишь фосфорицирующим порошком да рассеянным светом из окна. Ромашка-прислуга, что помогала ей в занятии, устало вздохнула, глаза её слипались. Убрав моток бинта в сторону, она жалостливо спросила:

– Госпожа роза, могу ли я быть свободна на сегодня? Кажется, спать мне довелось лишь позавчера. Простите за дерзость, но ваш образ жизни мне не по силам. Могу ли я привести себе замену? Быть может – тюльпана?

– Не стоит, – тут же перебила её названная Озра. – Никакой тюльпан не позволил бы мне бодрствовать столь долго. Ведь розам положено быть "красивыми", "цветущими" и всё в таком духе. И даже мне, сумасшедшей, что обрезала все шипы и остригла лепестки, поблажки бы не сделали. А я меж тем хочу перечитать весь этот дневник как можно скорее. Теперь, когда я изучила все отчёты разведчиков, все их истории, именно этот дневник, я уверена, позволит мне написать потрясающей полноты монографию. Такую, что перевернёт наше представление о мире за пределами древа и, возможно, даже дарует нам спасение.

– Вы опять за своё, госпожа? – ромашка невольно поморщилась. – Опять про скатов? Ой, то есть... Простите за мой тон. Я имела в виду...

– Не волнуйся. Я не жду понимания или признания, по крайней мере – сейчас. Можешь отрицать или смеяться, мне нет до этого дела. Сначала я планирую собрать как можно больше доказательств и свидетельств, записать их, упорядочить – и только тогда мы начнём действовать.

Озра окинула ромашку взглядом. Та действительно выглядела не очень. Жёсткий график её иссушил, свет в прежде ярких глазах померк, белые лепестки искривились. Это было заметно даже в столь скудном бледном свете – ещё немного, и её слуга зачахнет.

– Хорошо. Если подумать, то замена тебе не повредит. Ты служишь мне уже достаточно долго, чтобы заслужить отпуск. Но кого мне взять? Кто справится с моим графиком и сможет не вмешиваться в мои дела?

Ромашка, услышав об отпуске, тут же воспряла духом. Забыв о правилах приличия, она подскочила к Озре и подхватила её руки, восклицая:

– О, спасибо вам большое! Не переживайте, я знаю идеального кандидата на замену! Это Пан'Тюль! О, не смотрите так брезгливо, этот тюльпан совсем молода. Она выросла в очень строгом доме, а их потомство считается лучшим из лучших. Пусть её боевые навыки вам не понадобятся, но вы можете воспользоваться её молодостью – вам она не посмеет перечить или поучать вас. Только вчера я видела, как её посвятили в истинные тюльпаны. Если прибрать её в слуги сейчас, пока ещё не назначили ей должность, то, я уверена, она будет вам так благодарна за оказанную честь, что будет служить отличную службу!

– Пан'Тюль... Я знаю Панов. На редкость жестокое семейство.

– Жестокое, но гордое! Сами посудите, в телохранители обычно розы нанимают только лучших из лучших. И тюльпанам приходится долго доказывать своё право на должность беспрекословной службой. Вы же возьмёте практически росток, что будет им невероятно лестно! Они смогут хвастать впредь, что их потомство принимают без проверок, а вы получите послушного тюльпана, что не будет вам перечить.

Озра, качая тонкой полой палочкой, использующейся для написания заметок, призадумалась. Тюльпаны ей претили с самых юных лет, более того – она их презирала.

«Что это за цветики, чья вся цель жизни – прислуживать другим?» – подумала было она, но осеклась. По урокам истории она помнила, что когда-то их вид, розы, точно так же прислуживал маргариткам, как сейчас ромашки – розам. Поэтому она отмела недостойную мысль.

Нет, она невзлюбила тюльпанов просто потому, что они, как и сёстры, ей постоянно докучали. Но и ромашку свою ей было немного жаль, а потому она отпустила её в отпуск, взяв с той слово, что на следующее утро она сперва приведёт обещанного тюльпана. И как только за радостной ромашкой закрылась дверь – тут же вернулась к своему чтению.

Она читала этот потрёпанный дневник много циклов назад, и пусть общую суть она помнила, но детали истёрлись безжалостным временем. Именно детали же она теперь и искала: те, что пересекутся с крохами информации и выстроят перед ней окончательную картину их маленькой планеты. А, быть может, и всей вселенной.

Озра устроилась поудобнее и открыла середину дневника, чернила в котором заметно побледнели:

«...Сегодня на равнине на редкость пронизывающий ветер. Пришлось мне, как и моей провожатой, подвязать лепестки да поплотнее укутаться в плащ. Земля здесь сухая, на много километров вокруг – ни единого источника воды. И всё же, деревья растут. Сухие, искривлённые резкими ветрами и непогодой, они продолжают расти, не смотря на отсутствие цветиков.

Да, мой отчёт может читаться весьма пространным, но дело тут вовсе не в моей скуке или желании развлечься. Я бы хотела донести до тех, кто пойдёт следом, что именно им предстоит узреть, к чему подготовиться. Одних это оттолкнёт от столь долгого путешествия, других же, напротив, направит прямо в знаменитые Каменные пустоши. Да, именно в них я пришла на зимовку, и пусть не смутит никого столь дерзкий выбор места.

Дело в том, что несколько месяцев назад случилось мне осесть в замечательном городке гиацинтов. Порядки там строгие, манеры – утончённые. Никогда не доводилось мне встречать столь упорядоченных цветиков, и всё у них подсчитано, и всё – по уставу. Там, думалось мне, я и зазимую. Хозяйка дома, где мне довелось жить, была вовсе не против. Жёлтый гиацинт, высокий и стройный цветик, она в ту пору заведовала одним из отделений городской библиотеки. Если мне не изменяет память, ведь пишу я об этом спустя продолжительное время, она заведовала аграрными науками. Днями и ночами работает библиотека гиацинтов, пусть ночью и редко бывают у них гости, да и пускают после заката только определённых особ. Так говорила мне гиацинт:

– Вы, Аргати'Карм, бывали в таких местах, о которых мне доводилось только слышать. Нет, нет, пожалуйста, не рассказывайте мне ничего. Приберегите свои рассказы до зимы! Там, в дни, когда спячка моя прервётся или разыграется непогода, что будет пытаться сдуть наш славный домик, я с радостью послушаю о ваших приключениях. И то будет ваша плата за мою крышу и мою землю. Пускай нас заметёт снегом по самый дымоход, пускай холод скуёт нам окна узорами смерти, но в нашем зале всегда будет тепло, а кадок хватит на всех.

Так и провела почти всю осень я в гостях у столь радушного гиацинта. Вместе с нами жили и другие, такие же жёлтые, как и она. Мы приветствовали друг друга каждое утро сдержанными кивками, после чего они отправлялись на свои работы. Но то – совсем уже отвлечение от отчёта, так что я, пожалуй, опущу рассказ о том, сколь продвинуто их общество по сравнению с нашим родным деревом, потомки. Надеюсь, по крайней мере, что по возвращению я увижу хотя бы одну маргаритку в покинутом доме, и что мой вероломный побег не привёл к последствиям слишком жестоким. Даже сейчас душа моя мечется стыдом и горечью при мысли, что род маргариток прервался из-за глупой вражды, так и не скреплённой узами вязи и общего потомства. Что случится с великим нашим древом, не станут же, в самом деле, слуги наши презренные, розы, новыми вождями? Однако забудем о том, скажу лишь, если случилось худшее – мне жаль, невероятно жаль. Но вернусь я только тогда, когда заполню свой дневник – и ни днём раньше.

Так вот, город гиацинтов упомянут мной не зря. Он находится на пересечении торговых путей, у небольшого озера. И пусть охрана у стен строга, но большинство путешественников и торговцев они в летнюю пору пускают без особых проблем, всего спустя пару-тройку дней ожидания. Да, именно дней, ведь дела свои гиацинты записывают, и отчёты у них – что кровь у птиц, текут через весь город в мэрию.

И в один из уже осенних пасмурных дней, когда деревья стояли голые, и земля укрылась тёплым одеялом из подгнивающих листьев, припорошенных снегом, повстречалась мне цветик-пилигрим».

Озра прикрыла глаза, чтобы отдохнуть. Всё же чтение в полутьме не проходило без последствий: её глаза болели от напряжения. Чтобы отвлечься, читая дальше, она стала некоторое время представлять себя зрителем описываемых событий:

Вот Аргати'Карм поёжилась от порыва особо сильного, пробирающего до корешков, ветра. Но всё же, не смотря на стук челюсти, замедляться или искать укрытие цветик не собиралась – слишком далеко они зашли, слишком много при этом ещё идти предстояло.

– Уже скоро придём... Это точно было здесь... Вы не поверите, это потрясающе... – так шепелявила иссохшая старуха, довольно бодро ковылявшая впереди.

Аргати'Карм молча следовала за ней уже несколько недель, стойко выдерживая холод. Являясь цветиком маргаритки, плотным слоем сложенных лепестков она укрыла свои конечности – а сверху намотала множество тканей. Даже не столько для самозащиты, сколько для укрытия того, что она плотно привязала под всеми этими слоями к своей груди. Довольно упитанный дневник, какие носят разведчики, но с обложкой не из дерева, а из другого органического материала. "Кожа", так он назывался. В отличие от дерева, кожа лучше защищала страницы от сырости, особенно сложенная в плотный футляр. Аргати'Карм нашла немного материала в близком к Каменным пустошам месте, заваленном гигантскими книгами. Она вырезала, что смогла, под свои нужды: пожелтевшую бумагу приспособила и сшила в листы, обернула в обложку из найденной обработанной золотистым тиснением кожи. Вековое разложение удивительным образом почти не затронуло её, разве что сделало слегка рассыпчатой по краям. Там же она и внесла в дневник, который затем стала рассматривать, как отчёт, свою первую запись:

«Я, Аргати'Карм – бежавшая от своей судьбы маргаритка, что предала свой клан, свою семью, и, скорее всего, обрекла их на вражду и дальнейшее вымирание. Но срок маргариток короток, а любопытство моё безгранично, а потому я отправилась в путь, на поиски ответов на вопросы, что терзают мой разум каждой ночью. Ибо мной не могут быть проигнорированы Каменные пустоши, скаты, и прочие загадки этого мира, о которых я слышала от других путешественников. И пусть будет проклято моё имя за предательство, пусть не смогу я быть более маргариткой, достойной своего рода, но я планирую принести из своего путешествия сведения, достойные передачи потомкам. Если таковые останутся к моему возвращению».

Долгое время этот сумбурный дневник описывал её приключения, и лишь в его середине Аргати'Карм перешла к событиям, что интересовали Озру: поход в Каменные пустоши незадолго до начала зимы. Да, настолько сумбурны в своём порядке были записи, что слабо верилось, что их автор когда-либо предполагала, что кто-то их увидит:

«Случилось мне недавно повстречать в торговом квартале пожилого цветика невиданной красоты – георгину, столь крепко сложенную, что мышцы её выпирали из-под тесной рубашки. Все вокруг уже отцвели, но она, не смотря на возраст и сезон, имела пышное бордовое цветение, которого мне ещё не доводилось встречать. Отчасти именно поэтому я подошла к ней поздороваться, поинтересовавшись заодно её товарами.

– А, наконец-то – заинтересованный покупатель! – зычно воскликнула она, широко улыбаясь. – Подходите, не стесняйтесь. Вижу, что вы не из местных снобов, так не изволите ли вы прикупить у меня немного настоя полыни?

– Право, даже не знаю...

– О, не волнуйтесь. Настой я приобрела у самой полыни, всё законно. И, поверьте, я не шарлатанка – это средство вам ой как поможет. Не смотрите на яркие ткани моих соседей, что в них толку, если, к примеру, слизень ночью пожрёт ваше лицо? Или, просто допустим, прицепится уховёртка. Знаю, что они не слишком часто пристают к нашему виду – но мало ли, встретится голодная, верно? Так вот, стоит вам облить себя настоем полыни, как подобные гады сразу же перестанут вам докучать.

Я сделала вид, что заинтересовалась, но скорее из вежливости – от неприятностей всяким хитростям я обычно предпочитаю быстрые ноги.

– Всего-то горсть железа, большего не прошу. Даже за такое сокровище. Поверьте – вы не пожалеете.

Георгина дружелюбно вытянула мощную руку, чья покрытая мозолями ладонь была раза в два больше моей собственной. Железом я не располагала – в путешествиях оно только отягощает карманы, а потому вежливо ей отказала, честно признавшись в своей бедности.

– Ах, да как же так! Первое заинтересованное лицо за столько дней – и без гроша! – в сердцах воскликнула горестно георгина.

– А вы, наверное, пришли издалека?

– Да, и вскоре продолжу свой путь снова. Надеюсь, что у тому моменту мне удастся выменять хотя бы горсть железа, будь оно неладно.

– А что случилось?

– Есть у меня устройство одно чудное, арбалет называется. Так вот, болтов у меня к нему осталось меньше десяти. Думала, что хотя бы один смогу себе раздобыть, продав припасы.

При этих словах георгина с готовностью достала чудно;е устройство из-под прилавка.

– Он стреляет вот этим.

И показала мне болты. Различные механизмы мне и до этого встречались, но впервые я увидела так называемый "арбалет". Само слово показалось мне очень загадочным, и я попросила торговку продемонстрировать сие орудие, на что получила решительный отказ.

– Ну уж нет, сударыня. А если с моими драгоценными болтами что-то случится? Сами посудите, вы ведь даже возместить тогда мне ничего не сможете!

– Разумно, – согласилась я.

А затем поинтересовалась, куда же георгина собралась накануне зимы из столь гостеприимного места. Особенно учитывая тот факт, что для зимовки город был готов больше, чем любое встреченное мной до того поселение. "Обогреватели" – потрясающие устройства, механизм действия которых ни один из гиацинтов мне не рассказал, способствовали поддержанию тепла даже в самые морозные ночи. По крайней мере, в домах. А для того, чтобы не очищать ни разу за зиму снег и в принципе особо не выходить на улицу, накануне первых заморозков от дома к дому по всему городу строили коридоры из пластмассы и ей подобных материалов. Листы сгибались, образуя арки, где зимой, как мне объяснили, цветики могли бы при необходимости перебегать от дома к дому. Это делалось на случай, если у кого-то под тяжестью снега провалится крыша или выйдет из строя обогреватель – по таким вот коридорам к ним тогда могли добраться рабочие или просто неравнодушные граждане.

Так что уходить из города перед холодами казалось мне чистой воды безумием. Но торговка настаивала:

– Город термитов ничем не хуже, так мне говорят. И он не так уж далеко – если, разумеется, знать дорогу. Я наняла себе провожающую, а потому надеюсь успеть добраться к ним до первых серьёзных заморозков.

– Безумие, – невольно пробормотал я.

Но даже после того, как вернулась домой, я не могла выкинуть из головы упомянутый город термитов. Термиты – создания, коих на моём родном дереве считают родственниками муравьёв. Однако то, что я слышала в своих странствиях про них, постепенно подводило меня к мысли, что термиты могут быть гораздо более продвинутыми, чем привычные мне носители антенн. Особенно меня заинтересовали их король с королевой. По слухам – феноменальное зрелище, которое никто не решался задокументировать или хотя бы подробно записать.

Теряя драгоценное время, я несколько ночей ворочалась перед сном. Высокие башни, что порой ростом своим не уступают деревьям и уходят при этом даже под землю, стояли перед глазами. Изогнутые, неровные, испещрённые странными дырами с неизвестной функцией, они доводили меня до нервного истощения, настолько хотелось мне увидеть их собственными глазами. И своей манией одним вечером я поделилась с жёлтым гиацинтом, на что лишь получила её чистосердечное удивление.

– Как? Город термитов? Да, он действительно существует. Но вас обманули, сказав, что он неподалёку – добраться вы уже никак не успеете. Да и, честно говоря, делать там абсолютно нечего. Наши разведчицы одно время наблюдали за ними и даже жили у них. Но это невероятно занятые и неразговорчивые насекомики.

– Как, насекомики?

– Да-да. Строением своим они ближе к нам, двуногим, чем к муравьям. А потому их мы называем насекомиками, а не насекомыми.

– На моей родине насекомиками называли всех из них, кто обладает зачатками разума и готов к коммуникации, – не смогла сдержаться я от комментария.

– Ну, ну. Это у вас. А у нас-то всё правильнее! Дайте угадаю, у вас на родине даже обогревателей нет, верно?

Я промолчала, закусив губу. Да, быть может, моё дерево не самое продвинутое в технологическом плане. Да, быть может, пора бы тоже начать активно сотрудничать с богомолами и другими учёными насекомиками, выменивая у них технологии в обмен на суверенитет или семена, а то и сородичей-цветиков. Однако, даже с этим пониманием, пренебрежение к моему родному месту меня довольно сильно уязвило.

Разговор у нас дальше не склеился. А я, преисполнившись глупой гордости, следующим же днём пошла на центральную площадь, выискивать ту, что согласится проводить меня к городу термитов. Уже тогда температура была не слишком благоприятной, а мои листья и стебли давно пожелтели в ожидании сложного сезона. Ещё немного, и они грозили бы опасть, оставив меня без естественной защиты от ветра.

Разумеется, никто не согласился меня провожать. Цветики, кто смеялся, кто отшатывался от подобного предложения, особенно слыша, что при мне нет абсолютно ничего, чем я могла бы с ними поделиться. Торговки той, что взбудоражила меня рассказом, давно уж простыл след, и ларёк, что она занимала, был оккупирован очередной торговкой тканью. Тратя ещё больше времени, я каждый день продолжала ходить на площадь, всё больше впадая в немилость жёлтого гиацинта. В конце-концов, она перестала со мной даже здороваться, судя по всему, просто дожидаясь моего скорейшего ухода.

Безрассудное упорство моё по итогу было многократно вознаграждено. Площадь однажды пересекла старуха настолько скрюченная и иссохшая, что я даже не смогла предположить, каким цветиком она могла бы быть. Широкие белёсые глаза её ничего не видели. Перемещалась она, ориентируясь на вибрации, которые сама же издавала, с силой ударяя подобием посоха об землю. С одной стороны трость имела металлическую шарообразную насадку, которую цветик использовала для твёрдых поверхностей, с другой – широкий металлический диск с приваренными к нему кольцами. Диском она постоянно трясла вокруг себя, длинными ушными локаторами улавливая возврат вибраций от предметов, по типу эхолокации. Да, разумеется, так или иначе подобное могут делать все известные нам цветики. Но, всё же, мы чаще полагаемся на зрение, и наблюдать, как кто-то столь шумный может спокойно перемещаться без него – для меня явление впечатляющее.

– Простите, – окликнула я её. – Может, я смогу вам как-то помочь? Куда вы идёте?

Старуха обернулась на звук моего голоса, водя туда-сюда невидящими зрачками. Она затем направила свой посох на меня и потрясла им по дуге, определяя более точно, где именно я нахожусь. И лишь затем, растянув потрескавшиеся губы в рваной улыбке, ответила:

– Сами знаете, куда. В город термитов мой путь.

– Как? – я изобразила удивление. – Разве же не наступят скоро морозы?

– Мне, как астильбе, не страшны морозы. Предки наши, что пришли со стороны звёзд, переживали холод великого космоса. И уж я как-нибудь несколько дней без тепла переживу.

Говорила она скрипуче, тихо, но слова я тем не менее разобрала отчётливо. На тот момент мне просто подумалось, что старуха сошла с ума и ударилась в мечтательное детство со всей этой верой в космос и своё какое-то особое происхождение. Скорее всего, в какой-то момент она наслушалась странных речей насекомиков, что особо любят рассуждать о звёздах и невозможных полётах через нечто, что они называют "космосом". Мол, где-то высоко, дальше, чем наше небо, существует бесконечное чёрное пространство. Или как-то так его описывают. Холодное, оно простирается невероятно далеко, и где-то там, говорят, есть другие планеты, подобные нашей. Но цветики, чьё соцветие именуется астильба, явно не имели к этим явлениям никакого отношения.

Для справки сразу поясню потомкам:

Планета – так называют насекомики все известные и неизвестные земли, горы и моря вокруг нас. Всё вместе, они утверждают, образует собой шар, а не плоскость, как мы привыкли считать. Примерный рисунок прилагаю. Верится мне в подобное с трудом.

Космос – то, что находится над планетой. И под ней. Практически – окружает её, как вода омывает камень, брошенные на глубину. И планета наша является, по учению насекомиков, частью космоса. Маленькой песчинкой в его океане, так они пытались мне объяснить».

Озра в очередной раз прикрыла глаза, отдыхая. Ночь постепенно отступала, за окном проступала дымка рассвета. Далёкие трели птиц служили сигналом всем цветикам к пробуждению, но Озра изо всех сил боролась со сном. Она даже встала и немного походила по кабинету, покачиваясь на каждой ноге, чтобы размять стебли. В дверь три раза отрывисто постучали.

– Кто там?

– Младший тюльпан Пан'Тюль. Прибыла на службу, – послышался чёткий, но чуть сбившийся в начале фразы голос.

– А, это вы. Так скоро. Неужели, моя ромашка вас разбудила?

– Пустяки. Семья Панов была рада получить ваши указания, – уже безо всякой заминки ответили из-за двери.

Озра села на место, принимая деловой вид, и подумала про себя: «Ещё бы они не были рады. Если бы не усталость моей любимой ромашки, ни в жизнь бы не обратилась к этим снобам».

– Хорошо, входите. Вы как раз вовремя.

– Прошу прощения.

Дверь открылась, и в кабинет, стуча каблуками сапог, прошла молодой фиолетовый тюльпан. Лепестки её практически задевали потолок. Даже по меркам тюльпанов она казалась выше, чем необходимо, а уж свойственное им соцветие, стремящееся ввысь, и вовсе позволяло ей, пожелай бы она вдруг подпрыгнуть, смести с перекладин вековую пыль. Но, разумеется, тюльпаны не прыгали без необходимости. В отличие от ромашек – они абсолютно ничего не делали без необходимости. А потому Озра сразу спросила, заметив поднос в руках тюльпана:

– Что это за чашка, и зачем вы мне её принесли?

– Это просто стимулятор, разбавленный в воде, уважаемая роза ругоза. Мне передали, что сейчас вы нуждаетесь в работе без сна, поэтому я попросила у своей семьи средство, чтобы держать вас в бодром состоянии.

– Я не буду ничего пить, – тут же отрезала Озра.

– Хорошо. Могу ли я получить дозволение унести эту чашку? Или я вам для чего-то сейчас нужна?

«Как же тяжело с тюльпанами. Ромашка бы спросила, как я себя чувствую. Предложила бы массаж или спросила, нужно ли подложить подушку на кресло. Ну или просто попыталась поговорить. Это бы меня отвлекло, расслабило. С этой же...»

Озра хмуро вернулась к чтению дневника, проигнорировав вопрос, а тюльпан вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

«Холодно. Так холодно, что я едва вывожу эти строки задубевшими пальцами – а ведь ещё только лёгкие по меркам этих земель заморозки. К сожалению мы, маргаритки, совершенно не приспособлены к зиме. А вот провожатая моя, астильба, чувствует себя довольно бодро. Не будь её со мной – я бы и вовсе сгинула в этих краях, ибо не знала ни временных стоянок, спрятанных на нашем пути, ни извилистого маршрута.

– Славно, что мне повстречался другой пилигрим, – прошамкала она однажды. – Раньше этой дорогой аккурат перед зимой шли десятки цветиков. Так мы, астильбы, к примеру отправляли свои ростки на проверку. Если могли они добраться и не замёрзнуть по пути, то мы принимали их в полноценные взрослые особи, когда они возвращались по весне.

– Это... Довольно жестоко.

Мы сидели у небольшого костерка, который астильба сложила из углей, оставленных кем-то под грудой камней. Вечер выдался не слишком приятным, лёгкий снегопад легко бы погасил наше тепло, если бы не наличие укрытия в виде плоского камня, поставленного над нашими головами. Такие укрытия попадались не каждый вечер, а потому я радовалась, когда мы подходили к этим примитивным сооружениям. Сколько же пилигримов здесь проходило раньше? Сам факт, что кто-то потратил свои время и силы, строя подобное ради тех, кто пойдёт следом, не мог не вызывать восхищения.

– Жестоко? Допустим. Но необходимо. Зачем нам ростки, что не могут перенести даже лёгкий мороз?

Мне, пользуясь случаем, захотелось подробнее узнать про этот вид цветиков. И, чтобы было нагляднее в записях, я попросила разрешения нарисовать старуху.

– Астильба... А как выглядели ваши соцветия до того, как они увяли? Я бы хотела попробовать их зарисовать, хотя бы по вашим словам.

– Не тратьте чернила. Вижу, у вас их не так много осталось.

Это не было правдой. Чернил у меня точно было более, чем достаточно – они составляли едва ли не треть моего рюкзака. Из сушёных кожиц ягод, из перемолотых лепестков, корешков, порошка металла – всех возможных видов изготовления. Попутчики мне попадались редко, а потому главным моим развлечением во времена ожидания погоды были бесконечные зарисовки всего вокруг. И для наглядности отчёта, и для самой себя.

Остальное пространство рюкзака я заполнила всякими мелочами, по типу бинокля, кремния, крепкой верёвки и тому подобных вещей. Часть из них, признаюсь честно, я добыла безо всякой чести с рынка. Как и ткани, укутывающие теперь моё тело. Но брала я всегда только у самых зажиточных цветиков и только самую малость, сразу же уточню! Исключением были разве что лыжи – конструкция, благодаря которой перемещение по снегу облегчалось в несколько раз. С тяжёлым сердцем, я взяла их из дома приютившей меня гиацинта прямо в день своего ухода. Но не спешите называть это воровством, ведь я планировала вернуть их, так или иначе! Правда пока не совсем понимаю, каким именно способом.

Путь наш вышел не самым интересным или насыщенным на события, и этот факт скорее радовал. Насекомики, как и цветики, если и жили в этих краях – попрятались в укрытия или впали в спячку. Только я да старуха неторопливо преодолевали покрывающуюся снегом землю. Но, если потомки спросят, как именно я выжила, не смотря на описываемый холод, мне следует сделать уточнение: лишь тканями спастись от холода невозможно. Что хлопок, что другие волокна слишком хорошо пропускают воздух. Вам может понадобиться немного пуха птиц, немного необработанного хлопка, а желательно ещё найти такой материал, как "кожа". Всё это я заблаговременно сшила воедино в подобие плаща, который и спасал меня от окончательного замерзания. Зрелище, конечно, вышло забавное, ибо шитьём я до того никогда не занималась. Даже иголку пришлось одолжить у астильбы, чья накидка представляла собой вид в разы аккуратнее моей неловкой попытки. Астильба, уже после начала пути, вышила у меня на капюшоне, ориентируясь только по положению своих пальцев, узор, напоминающий ската. И вышло у неё гораздо лучше, стоит отметить, чем все мои бесплодные потуги в шитьё. Подобный же узор украшал и её собственную одежду, от чего я решила держаться к ней как можно ближе. Кто знает, может, астильба не так безумна, как мне казалось прежде? Скаты и рассказы о них передавались от цветика к цветику, но на мои расспросы астильба никак не отвечала. И это загадочное молчание только разжигало мой интерес, словно я пыталась выведать какую-то страшную тайну.

Учитывая всё выше описанное, жалела ли я в те дни о своём решении пойти к городу термитов? Каждую свободную минуту. А примерно каждую треть светового дня я думала, не стоит ли мне развернуться обратно, пока не слишком поздно, пока ещё могут идти мои ноги. Не знаю, как решилась я на такой долгий переход. Только вера в свои силы на грани с невежеством, не иначе. Множество раз астильбе приходилось отогревать мои конечности, держа их вечером едва ли не вплотную к едва тлеющим углям. Несколько раз я падала, потеряв сознание от недоедания: питаться в такую погоду приходилось очень экономно. Наши корни уже не могли спокойно пробиться в подмёрзшую почву, а питательных смесей из запасов астильбы я старалась особо не касаться, чтобы не потерять под конец пути провожатую. Лишь когда я падала без сил, она натирала небольшим количеством почвы мои ноги, но это не слишком помогало. При холоде обмен веществ цветиков слишком происходит слишком медленно, порой и вовсе останавливаясь. Солнечного света тоже очень недоставало из-за бесконечной пелены облаков, и чем дальше мы шли, тем короче становился пригодный для питания отрезок дня. Жалела ли я о том, что покинула гостеприимных гиацинтов? Каждую свободную секунду.

Но вид, что постепенно начал открываться передо мной спустя недели пути, стоил того. Ветренная степь отступила на второй план, когда одна за другой на горизонте начали показываться высокие причудливые башни.

– А вы знали, что только что пересекли самое опасное место в этих краях? – неожиданно хихикнув, произнесла старуха.

– А? Вы про те пустые поля позади?

– Да, именно про них. Знаете, а ведь их называют птичьими.

– Птичьими? Но я не видела ни одного гнезда.

– Летом здесь растут россыпи душистых колосков и множество их сородичей: пшеница, рожь, ячмень, овёс. Всё поле покрыто семенами и цветиками, и беспрестанно над ним в тёплое время кружат птицы, выклёвывая всё подряд. И даже так – семян столь много, что поле никогда не истощается, не смотря на все невзгоды. А птичий помёт тем временем бесконечно удобряет эту землю. Сейчас вот, прямо под вашими ногами, под снегом спрятаны стебли взрослых, что укрыли собой семена на следующий год.

– Они... в спячке?

– Нет. Разумеется, нет, если вы про прошлый урожай. Никто из них не способен пережить зиму, и всё, что им остаётся – успеть оставить свои семена и хорошенько их укрыть до зимы. Если вам любопытно, можем откопать немного, и вы увидите, как эти цветики будто бы обнимают землю.

– Я, пожалуй, откажусь.

Не знаю, зачем астильба мне это рассказала. Было гораздо спокойнее, когда я просто шла по верхнему слою снега, не думая о том, что именно находится внизу. А потому, я сосредоточила всё своё внимание на медленно приближающихся термитных постройках.

Чем ближе мы подходили, тем явственнее в воздухе чувствовался резкий запах метана. По счастью, его было недостаточно, чтобы меня отравить, и тело моё вполне справлялось с его переработкой. Астильба при этом будто бы почувствовала моё замешательство. Что было странно, ведь увидеть выражение моего лица она никак не могла. Но тем не менее, она сказала, снисходительно усмехнувшись:

– А, не волнуйтесь. В самом городе метан практически не ощущается, ведь весь он выходит на поверхность. К тому же, термиты обожают принимать на зимовку цветиков. И именно для того, чтобы мы своими телами фильтровали им воздух. А, значит, в квартале, где вы станете скоро жить, и вовсе будет чистый воздух, благодаря вашим будущим соседям.

– Неужели у них так тепло, что цветики согласны несколько месяцев терпеть подобный запах?

– Более чем. Вы сами скоро убедитесь.

Мысль о тепле в тот момент придала мне сил. Не смотря на общее истощение, я ускорила шаг, лишь благодаря лёгкому весу и лыжам не проваливаясь в снег. И пока один за другим возникали столбы термитных колоний, я не удержалась от нового вопроса, повышая голос, чтобы перекрикнуть ветер:

– Но почему же злаки с поля не перезимовали у термитов? Они же живут так близко!

– Злаки не так уж сильны в переработке метана, поэтому особой ценности для города принести не могут. Да и семена, которые бы такие цветики непременно хотели взять с собой, оказались бы пожраны на месте. Термиты не едят самих цветиков, но вот кору, опавшие листья или сухие семена – с радостью!

На подходах к высоким испещрённым дырами сооружениям, слепленным из пока неизвестного мне материала, я впервые увидела самих термитов. Десятки их семенили прямо по снегу в сторону упавшего неподалёку дерева и обратно, к ближайшей башне. До того насекомики-муравьи мне встречались повсеместно, и, стоит отметить для отчёта, что термиты от них очень сильно отличаются. Хотя бы тем, что предпочитают передвигаться на двух задних лапах, напоминая скорее нас, цветиков, этой привычкой. Однако, торопясь, редкие из них выбирали стандартный для насекомых способ передвижения – на всех лапках сразу. Будто заключённые, встреченная нами группа при этом охранялась более крупными сородичами, выстроившимися в подобие цепочки на протяжении всего маршрута. Некоторые из охранников сразу же заметили наше приближение. Они стали беспокойно водить антеннами, поворачивая гротескными головами, но с места при этом не сдвинулись. Формы их голов отличались разнообразием: у одних на макушке образовался тарелкообразный вырост, у других на подбородках располагались хоботки, направленные вверх, у третьих же развились по обеим сторонам головы столь мощные жвалы, что невозможно было их представить питающимися самостоятельно. Рассмотрев их с безопасного расстояния в свой маленький бинокль, я тут же описала увиденное астильбе.

– А. Это солдаты и рабочие. Не волнуйтесь, нас с вами солдаты не тронут. Даже хорошо, что они нас заметили – значит, о нашем прибытии уже передали в город.

– Я вижу, что некоторые рабочие падают от холода, – продолжала наблюдения я, на всякий случай присев. – Бедняги. Их при этом тут же выносят из цепочки и оставляют в стороне. Разве не собираются сородичи им помогать?

– Судя по вашему описанию, термиты сейчас собирают древесину. В городе её пережуют рабочие и будут использовать дальше в качестве строительного материала.

– А что же с теми, кто замёрз?

– О, их оставят на месте. Как солдат, так и рабочих – в городе более чем достаточно насекомиков, и они не будут переживать о потерях. Королева создаёт тысячи яиц в день, так к чему им переживать о десятке потерянных особей? К тому же, останки затем смогут подъесть птицы. Посмотрите наверх, не летает ли кто?

Я тут же отвлеклась, чтобы окинуть взглядом пасмурное небо. И действительно, высоко над нами кружило несколько особей. Они могли бы без проблем выкосить всю термитную шеренгу за пару подлётов, но тем не менее пока что держались достаточно далеко. Одного взгляда на их бесшумный полёт мне оказалось достаточно, чтобы внутренне сжаться от тревоги.

– Вы правы, птицы имеются.

– Это негласное правило. Птицы зимой не мешают термитам собирать материалы для починки своих жилищ, а термиты не забирают ослабевших сородичей, оставляя их птицам.

– А ведь ещё даже и не зима толком...

Я поёжилась от особо сильного порыва ветра. Астильба мирно шла дальше, прямо паралельно цепочке солдат. Слегка пошатывая посох, старуха попросила меня показать ей точное направление термитов, чтобы затем поприветствовать их довольно странным способом. Вынув из-за пазухи маленький бутылёк, Астильба вскрыла его и начала распашистым рукавом, словно веером, махать над ним, направляя свои движения в сторону термитов. Несколько из них тут же поспешили к нам, вызвав во мне желание отойти подальше.

Я не считаю себя трусливой, однако при таком количестве насекомиков мне никак не хотелось случайно разозлить хоть кого-то из них. После моего шага назад, впрочем, старуха ловко подвинула меня обратно посохом, велев держаться поближе.

– Не бойтесь, это королевские феромоны. Нас просто проводят.

– Что-что?

Трое солдат, не уступающих ростом нашим тюльпанам, и даже в некотором роде превосходя их, окружили нас и начали лапками подталкивать в сторону оживлённой и утоптанной дорожки. Не грубо, нет, скорее просто направляя. Я не чувствовала никакой силы в их постукиваниях. Более того, солдаты нам улыбались, приветственно трогая наши укрытые капюшонами макушки антеннами – кажется, именно так они здоровались, ведь каждый встреченный впоследствии термит считал своим долгом проделать со мной это движение. Мне, в свою очередь, порядком сбитой с толку, пришлось начать идти в веренице рабочих. Как и сказала Астильба, все они несли кусочки подгнившего дерева в лапках. Шорох, издаваемый кутикулами их тел, действовал успокаивающе. Глаза начали слипаться. Удивительным образом, в толпе этих существ холод ощущался в разы меньше.

Я обернулась в поисках старухи, и не смогла сдержать улыбки. Абсолютно расслабившись, астильба просто-напросто легла на одного из рабочих, что полз на всех своих лапках! Уютно свернувшись на его спине, она прижимала к груди свой посох, словно уснула в мягчайшей из кроватей.

Но спокойная дорога не долго нас радовала – солдаты вокруг начали явно нервничать. Гораздо сильнее, чем при нашем приближении. Все они стали вращать головами, антенны ходили ходуном. Я перехватила лыжи поудобнее.

– Простите, – обратилась я к одному из рабочих, что шёл рядом. – Кажется, ваши сородичи нервничают. Что-то случилось?

На счастье, язык цветиков они понимали. Что, если подумать, не слишком удивительно – ведь сородичей моих они каждый год принимали на зимовку. Тут уж кто угодно выучит несколько типов вибраций и интонаций!

– Да, – термит кивнул в ответ и отвернулся.

Как оказалось, понимание языка ещё не значит, что на нём со мной будут разговаривать. Не расстроившись, я обратилась к соседнему термиту. И ещё к одному. Пока не пришла к выводу, что на самом деле никто из них меня не понимал. Когда же они пытались протрещать мне что-то на языке насекомиков, я оказывалась даже ещё более несведуща, чем они. Даже спустя многие циклы странствий, к своему стыду, я так и не научилась различать их стрёкот.

Вскоре показались виновники всеобщей тревоги – муравьи-ткачи. Неторопливый путь наш пролегал под ветвями дерева, с них на нас и смотрела эта группа насекомиков, вытягиваясь во весь рост. Солдаты стали нас немного теснить, сужая дорожку, при этом не спуская глаз с муравьёв. В три раза крупнее термитов, этот их подвид мне ранее не попадался. Их название я узнала лишь много позднее, уже в городе. Удивительные создания, однако в тот момент мы являлись целью их охоты, и, из-за внутренней тревоги, я упустила возможность с ними пообщаться. Что к лучшему, едва ли они были настроены на разговор.

Сцепляясь друг с другом лапками, муравьи-ткачи стали образовывать из своих тел подобие подвесного мостика. Те, что покрупнее, тут же стали спускаться по нему. Но даже видя быстрое приближение врага, солдаты не разорвали строй, оставшись каждый на своих местах. Они застыли, молча приготовившись к столкновению, а мне, как и остальным, оставалось только неловко топать дальше. В этой толкучке даже остановиться не получилось, ведь сзади постоянно кто-то подталкивал меня в спину. Понадобилось несколько минут, чтобы мне наконец-то удалось пробиться сквозь рабочих и солдат и выскочить посмотреть, что же происходит в месте, куда устремились муравьи-ткачи. Уж что-что, а подобное я, как путешественник, пропускать не собиралась!

Зрелище оказалось интересным, даже захватывающим. Забыв предупреждение астильбы, я отдалилась от неё и осталась наблюдать. Муравьи на своих тонких длинных лапках возвышались над термитами и без проблем перекусывали всех, кого могли, пополам, стремясь разбить строй и пробраться к рабочим. Длинные тонкие лапки муравьёв позволяли им ловко перемещаться по настилу снега, в то время как я, спешившаяся с лыж, увязла по колено едва сойдя с протоптанной тропинки. Но не обо мне речь.

Явственно помню, как при попытке массовой атаки муравьёв, когда несколько из них резко бросились в сторону строя, один из солдат термитов вдруг прыгнул вперёд и... взорвался. Буквально. Его брюшко лопнуло, разбрызгивая вязкую жидкость ядовитого цвета на как минимум четверых муравьёв. Чертыхаясь, те попытались из неё выпутаться, и, пока они замешкались, вперёд вышли несколько солдат с хоботками на лицах. Точными залпами странной субстанции из хоботков в глаза противникам, термиты обезопасили себя ещё от нескольких муравьёв-ткачей, что с писком стали тереть повреждённые части. Немногочисленных оставшихся отпугнул сам вид мощных мандибул, которыми солдаты, оставшиеся в строю, стали активно щёлкать. И таким образом, большая часть обороны была сохранена. Но ещё дальше, под самым деревом, я увидела место, где отбить атаку не удалось. Муравьи там быстро карабкались обратно наверх, держа в своих жвалах ещё живых рабочих термитов. Уж не знаю, зачем их уносили именно живьём, но вскоре моё возбуждённое творящейся суматохой внимание переключилось обратно на строй.

Солдаты, причём именно те, сквозь кого я изначально прорвалась, подхватили меня под пояс, вытаскивая из снега, и ловко умыкнули обратно на тропинку. Я не слишком сопротивлялась, ибо муравьёв постепенно становилось всё больше. Скоро место, где оборона оказалась прорвана, стало только расширяться. Муравьи беспрятственно выхватывали замешкавшихся рабочих, а солдаты, постепенно отступая, смыкали за нами ряды. Часть термитов осталось отрезанной от группы, и судьба их, как мне кажется, всем очевидна. Однако оказанная мне забота была странной – особенно учитывая павших и брошенных многочисленных собратьев тремитов. Игнорируя их, насекомики затянули меня в цепочку, даже выделив мне одного солдата, что впредь не давал мне никуда более свернуть.

– Простите, я просто хотела посмотреть, – на всякий случай извинилась я.

– Ничего. Это нормальное поведение для вашего вида, мы привыкли, – неожиданно ответил солдат на понятном мне языке цветиков, приосаниваясь. – Но больше с дороги не уходите. Мне велено доставить вас королевской чете.

– А когда вам успели дать такой приказ? – удивилась я.

– Только что, – тут же ответил термит.

– Но... Как?

– Феромоны. Королева приказала привести вас к ней для знакомства.

Феромоны – вещества, с помощью которых общаются как некоторые насекомики, так и цветики. Этот концепт мне никогда не был понятен. Неужели, чувствуя определённый запах, они понимают, что им делать? Или это больше похоже на звук? Возникает ли приказ прямо в их головах? Или они повинуются инстинктивно, без понимания происходящего?

Задумавшись о феромонах, я и не заметила, что мы оказались у одного из десятков круглых отверстий-входов. Сопровождающий солдат помог мне забраться внутрь, и другой термит, с круглым наростом на голове, тут же забаррикадировал своей головой вход, отрезая всем, кто шёл позади, путь. Это выглядело странно. Он наклонился, всеми лапками упираясь в проход, в то время как его макушка начала получать стуки тех, кто не успел войти. Соседние входы точно таким же образом стали баррикадироваться другими солдатами.

– Но там же остались другие! – возмутилась я. – Давайте и их пустим, муравьи же ещё далеко.

– Пусть ищут другой путь, – отрезал термит, подхватывая меня под локоть. – Мы просто выполняем приказ».



Настало утро. Озра уснула прямо над дневником, уткнувшись носом в изгиб локтя. Тюльпан, постучав и не дождавшись ответа, осторожно заглянула в дверь кабинета, после чего прошла внутрь.

Это был её первый визит во дворец. Его построили на самой верхушке дерева, и внутрь пускали только роз и их бесчисленных слуг. Ромашки с самого утра бегали по вымощенным разноцветными камушками коридорам, разнося почву и росу, пока розы прихорашивались перед зеркалами, готовясь к новому дню. Особо их радовали утренние солнечные лучи, проходящие сквозь до блеска начищенные витражи – ведь лепестки так казались даже красочнее обычного! Однако роза ругоза, назначенная тюльпану, совершенно на розу не походила. Кабинет её выглядел просто и пустовато, без каких-либо украшений. Пыль скопилась по углам, в одном из них, где её собралось особо много, кто-то прикрыл бардак скромным жухлым листиком. Без лепестков и шипов, перебинтованная с головы до ног, роза ругоза представляла собой довольно жалкое, по мнению цветика, зрелище. Палочка, не более. Тюльпан с любопытством взглянула на потрёпанные страницы под её руками, после чего осторожно вытащила дневник из-под спящего цветика. Этим действием она одновременно смахнула некоторый слой пыли со стола.

«Большого вреда не будет. Чем эта роза так увлечена, что совершенно забыла про сон?.. Надо бы сразу узнать. Мало ли, пригодится потом. Характер у неё не самый сладкий. Учитель советовала мне найти общие темы для повседневного разговора. И, кажется, эта книга подойдёт», – так подумала тюльпан, пробегая глазами по страницам. Конечно, совершенно не такому поведению её учили всё это время. По хорошему, ей бы разбудить свою розу или вовсе отнести её в кровать. Желательно ещё при этом прочитать лекцию о важности следования правильному распорядку дня, ведь и сама тюльпан всю ночь оказалась вынуждена караулить розу под дверью, выжидая распоряжений. Но юношеское любопытство неистребимо никакими розгами, а потому Пан'Тюль стала листать местами слипшуюся, местами крошащуюся бумагу.

Чудны;е зарисовки предстали перед её глазами. Аккуратно выведенный план термитника, попытки представить его в разрезе. Многочисленные портреты разных видов термитов-солдат, вперемешку с быстрым едва разборчивым почерком. Тюльпан никогда не видела подобных произведений. Отчёты? Да. Научные труды? Допустим. Но в тот момент она держала чей-то кусочек сумасбродной и полной приключений жизни, не иначе. Она попыталась разобрать некоторые абзацы, но быстро оставила эту затею. Уж слишком выцвели чернила, каждое слово приходилось буквально угадывать, чтобы понять, о чём в них шла речь. Чуть-чуть пролистнув, она затем наткнулась на рисунок столь мерзкий, столь отталкивающий, что вынуждена была остановиться. Никогда до того момента тюльпан не видела такой редкой гадости, что была там начерчена чей-то твёрдой рукой.

На пожелтевшей бумаге кто-то изобразил трёх невероятно жирных особей термитов. Склизкие, словно готовые лопнуть в любой момент, эти термиты заполнили собой целую страницу. Каждая особь окружена довольно тесной ячейкой, другими термитами и яйцами. Маленькие короны венчали макушку каждой из них. Тюльпан без проблем разобрала подпись в углу: «Королевы». На изображении они беспрестанно откладывали яйца, а смехотворно маленькие по сравнению с ними рабочие термиты по цепочке складывали эти яйца в уголок. Сморщившись от отвращения, Пан'Тюль всё же попыталась разобрать, о чём пыталась рассказать хозяйка дневника:



«Королевы. Всего их три, каждая – в самом низу одной из трёх самых высоких башен-колоний. Как мне объяснили, раньше в каждой из ныне заброшенных колоний процветала своя королева, но с каждым циклом, полным интриг и подсыла убийц, их становилось всё меньше. Рабочие термиты, лишившись своей королевы, переходили под власть соседних, а половозрелых, способных к размножению особей убивали солдаты, даже не позволяя им улететь».

Пан'Тюль на этом моменте долистала до рисунка термита, оснащённого крыльями:

«Репродуктивная особь. Когда приходит время: умирает или готовиться умереть королева, они взлетают и ищут новое место для колонии. По городу их ходят десятки, и узнать их очень легко. Более стройные, чем остальные термиты, с прозрачными крылышками. Они делятся на самцов и самок, и ведут довольно праздный образ жизни, ожидая заветного часа размножения. Не выполняют никакой работы, только гуляют по всем ячейкам, воркуя между собой. Ко мне уже несколько раз подходили некоторые из них, прося передать подарки:

– О, уважаемый цветик, не могли бы вы подарить эту коробочку вон той замечательной паре? Я уверен, они будут рады.

Примерно так ко мне в первый раз обратился удивительно интеллигентный крылатый термит. Пара, на которую он показывал, и правда выглядела замечательно. По крайней мере, по меркам этого шумного места. Не знаю, можно ли называть термитник городом – изнутри он скорее напоминает бесконечную систему ячеек и коридоров, как у муравейника. Но с тем отличием, что муравьи предпочитают выкапывать несколько широких пространств, соединяя их узкими коридорами под землёй, а термиты оставляют большое куполообразное пространство по центру термитника. Мне сложно описать это на словах, так что рисунок прикладываю. Надеюсь, так потомкам будет понятнее. И сразу отмечу, место это удивительное.

Хотя бы потому, что в колонии, как мне и сообщали, довольно тепло. То ли термиты сделали свои постройки на горячих источниках, то ли загнали под землю десятки вибрирующих особей, но температура вокруг во многом напоминала весеннюю, не смотря на мороз. Парочки размножающихся особей разгуливали среди работников, не стесняясь при этом демонстрировать как нежность друг к другу, так и ревность, и сцены прямых измен. За ними было интересно наблюдать, этим я и занимаюсь обычно в свободное время. Уж сколько историй происходит, когда созданиям становится скучно – и не сосчитать! Во многом репродуктивные особи термитов мне напомнили моих сестёр-маргариток, оставшихся во дворце. Допустим, они имели тот же, слегка поднятый к потолку, наклон головы. Та пара, которой меня попросили передать подарок, выделялась разве что особо громким хихиканьем.

Я уже думала выполнить пустяковую просьбу, но астильба, что всегда после прибытия ходила рядом со мной, ударила посохом по моей руке. Скорее от неожиданности, чем от боли, я уронила коробочку, просыпав находившийся внутри порошок. Термит, что дал мне его, тут же отпрыгнул подальше. Астильба тем временем любезно пояснила:

– Не передавайте никаких "подарков". Эти красавчики спят и видят, как создадут новую великую колонию. И в те моменты, когда они не грезят о союзе со своей будущей королевой – развлекаются убийством друг друга. Скорее всего, вас попросили передать смертельный яд. Самый популярный здесь способ – это безвредный для цветиков порошок, что разъедает термитам внутренности. Наверняка вас попросили передать именно его, не так ли? Порошок этот напоминает пыль, и при открытии коробки взмывает вверх, попадая в органы дыхания термитов. А дальше – конец.

Термит, что обратился ко мне, растворился обратно в толпе. Я осторожно собрала всё, что просыпалось, обратно, чтобы никто случайно не наступил на столь опасное вещество.

– Но зачем им я? Они могли бы подбросить или распылить яд самостоятельно, при таком столпотворении никто не заметит.

– Не смотрите в направлении их глаз. Они знают расположение друг друга не только благодаря зрению, но и благодаря феромонам. А цветиков это не касается. Да и кто будет разбираться, если к вашим ногам вдруг замертво упадёт термит? Вас просто безо всякого суда выкинут на мороз, поставив солдата-заслонку. А дальше вашу судьбу решила бы погода. Не раз и не два я наблюдала подобное, пока моё зрение ещё мне не отказало.

Примерно таков был тот разговор. С тех пор я старалась обходить репродуктивных особей, будущих королей и королев, стороной, чтобы не ввязываться в неприятности. К тому же, гораздо больше меня заинтересовал телескоп на вершине колонии...»

– Эй! А ну отдай!

Тюльпан вздрогнула, отрывая взгляд от страницы. Озра подскочила на месте от негодования, завидев своё сокровище в руках цветика. Она бы вырвала его из её рук, но побоялась порвать и без того хрупкие страницы.

– Прошу прощения. Вы уснули, и эта книга упала на пол, – не моргнув и глазом, соврала Пан'Тюль.

С лёгким поклоном она вернула дневник на место, положив его прямо перед розой. Та тут же хмуро убрала его в ящик и заперла на ключ, который затем засунула себе под бинты на груди. Ни словом, ни делом она не обмолвилась об этой ситуации с тюльпаном в тот день. Пан'Тюль уже было подумала, что никогда больше не увидит столь странного чтива.

Она продолжила нести свою службу, благо, она вышла несложной. Ей всего то и требовалось, что везде сопровождать Озру. Та же в свою очередь особо никуда и не выходила, лишь в очень редкие дни выбираясь в библиотеку. Роза эта не отличалась разговорчивостью, а Пан'Тюль не ставила себе в задачи развлекать кого-то пустой болтовнёй, а потому время они проводили в молчании. Дни лета медленно истекали, протекая во всеобщем покое дворца. Тюльпан, которую готовили к постоянным схваткам и опасностям, чувствовала себя не слишком уютно. Чтобы не терять навыки, ранним утром она отлучалась на обязательную для тюльпанов тренировку, но на этом все активности заканчивались. Ей оставалось только стоять подле розы, глядя по сторонам в ожидании угрозы, которой никогда не наступало.

Пан'Тюль даже немного завидовала другим тюльпанам. Их розы, по крайней мере, перемещались. Они ходили на многочисленные балы, скандалили, смеялись и просто вели себя... как нормальные цветики. Пыльный кабинет удушал, а потому тюльпан в первые же дни прибралась в нём, даже не смотря на то, что приказа подобного ей не поступало. Затем, она рассортировала свитки и книги на полках по алфавиту, помня о прошлом, не заглядывая при этом внутрь. Озра при этом молча читала, совершенно игнорируя её присутствие. Роза вела записи, поэтому раз в несколько дней она отсылала Пан'Тюль раздобыть чернила, но на этом вся работа и заканчивалась. Даже тяжёлые талмуды цветик предпочитала носить сама, абсолютно ничего не доверяя тюльпану. Наконец, окончательно устав от подобных порядков, Пан'Тюль решила попробовать спросить что-нибудь, чтобы завязать разговор. Что угодно. И вспомнился ей странный разговор, который вели маленькие ростки на площади несколькими днями ранее.

– Простите, что беспокою вас, – подала она немного охрипший от долгого молчания голос. – Но хотелось с вами поделиться. Говорят, на наше дерево приехало несколько цветиков астильбы. Быть может, встреча с ними вас заинтересует, чтобы немного развеяться?

Никак не ожидала тюльпан той бурной реакции, что последовала далее. Озра подскочила, покраснела, побледнела и глазами, полными ужаса, прижала к груди заветный дневник. Роза тут же метнулась к окну, закрывая шторы и стала метаться туда-сюда, всем своим видом выражая беспокойство. Он несколько истерично бормотала под нос, выискивая место, куда бы спрятать дневник:

– Астильбы? Здесь? Быть того не может. Она же писала, что сбила их со следа. Она же писала, что они никогда её не найдут! Почему астильбы вдруг пришли в наш город? Тюльпан! Как давно ты слышала про их приезд?

Пан'Тюль, несколько сбитая с толку внезапной переменой, тут же ответила со всей серьёзностью:

– Несколько дней назад. Если вы их боитесь, то, может, мне стоит предупредить стражу? Чем именно вам угрожают эти цветики, что вы так испугались?

– Несколько дней! – Озра в отчаянии схватилась за голову. – Это значит, что они уже совсем скоро поймут, куда пропала Аргати'Карм! И тогда мне конец, конец!

Со слезами на глазах, роза осела на стул, нервно стуча ногами. Тюльпан впервые видела кого-то в таком странном состоянии. Присев на корточки рядом, она попыталась заглянуть в лицо начальницы, чтобы удостовериться, что та всё ещё находится в здравом уме.

– Скажите, – начала она, осторожно подбирая слова. – Эти астильбы, вы боитесь их из-за дневника? Они могут его отобрать?

Впервые за многие дни Озра посмотрела тюльпану прямо в глаза. Полубезумным шёпотом она, наклонившись вперёд, произнесла:

– Знала бы ты, насколько всё хуже. Гораздо хуже, чем ты можешь себе представить, чем кто-либо способен вообразить.

– Так расскажите мне! – в сердцах воскликнула тюльпан. – Что бы вы не сделали, какая бы вам не грозила опасность, моя прямая обязанность – вас защищать. Объясните, почему вы так напуганы от прихода астильб?

Озра с минуту раскачивалась из бока в бок на стуле, раздумывая. Затем вновь взглянула на тюльпана. Та действительно оказалась молода. Настолько молода, что не побежала докладывать о странном поведении розы начальству, никак её не пристыдила и не пыталась допросить только ради отчёта. Напротив, Озра увидела живой, не прикрытый обязанностями интерес, и это её несколько ободрило. К тому же, рассудила она, тюльпан уже открывала дневник. Знала она об этом или нет, но она уже оказалась вовлечена в эту историю.

– Хорошо, – хрипло начала Озра. – Хорошо, я расскажу тебе вкратце, что знаю. Но сначала, ответь мне на вопрос. Веришь ли ты в скатов?..


В следующем рассказе мы увидим редкий феномен: взаимодействие цветика и птицы.
http://proza.ru/2025/12/10/1189