История четвертая. Тайфун

               
               
Последний рабочий день недели прошел обычно. На улице, кажется, даже потеплело; мороз стал слабее, вот только неожиданно потемневшее небо беспокоило  идущих с работы людей. Деревня готовилась к ночи.  Над трубами некоторых домов вились струйки неровных клубов дыма, тут же разрываемые  резкими порывами ветра.

Полина Петровна сегодня затопила  не утром, как обычно, а после работы, чтобы нагрелся в ванной бак с водой и чтобы приготовить детям к выходному что-нибудь вкусненькое.

Давно были заперты старые отцовские сараи и недавно выстроенный хлев, где жила корова Сонька и два уже заметно подросших поросенка.

В доме было тепло и уютно. У печки суетилась хозяйка, дети смотрели телевизор. Вдруг ветер громко застучал в окно ветками деревьев. Полина вздрогнула от неожиданности и посмотрела по сторонам. Большая белая кошка Снежка подняла голову,  сонно потянулась и закрыла глаза. Она подвинулась поближе к огню, свернулась клубочком и опять задремала, высунув кончик розового язык

-   Кошка к теплу тянется – быть холоду!- сказала вслух Полина и выглянула в окно, где выл, ломая деревья, настоящий ураган. Клубы снега, рассыпанная по двору солома, вырванная ветром из стоящей у сарая скирды, обломанные ветки – все это носилось бурей по двору, швырялось на крыльцо к закрытым дверям дома,  к светящимся в синем хаосе окнам.
-   Мамочка, а я помню такую бурю, - выглянула из зала маленькая дочка.
-   Да что ты, малыш, такой бури тут даже я не помню, - отозвалась мать. Она месила тесто, прислушиваясь к надрывному стону ветра и удивлялась, что погода испортилась как-то вдруг, в одночасье.
-   Нет, мама, был такой ветер, когда свет погас, телефон поломался, а  на крышу стали падать деревья, - настойчиво повторяла дочка. – Ну, вспомни, мамочка!
-  Да это же в “Пензе”! – поддержал сестренку заметно подросший, даже повзрослевший Артем, привычно сократив название сахалинского села.
-   Да-да, - согласно закивала головой мать, вспомнив страшный тайфун, обрушившийся на юг Сахалина в первую их зиму.
   Поставив тесто поближе к печке, чтоб оно скорее “подошло”, Полина села к детям, заметно напуганным погодой за окном.
-   Ну, чего вы испугались?
-   И не испугались вовсе, - ответил за двоих Артем, - просто неуютно как-то… А помнишь, мама, на Сахалине погода  испортилась  так же внезапно, как сейчас?
Они встали вспоминать все, что случилось в ту страшную зиму.

Был солнечный ясный день. На небе – ни облачка, даже обычный для этой местности ветер как-то притих, будто насторожившись.
-   Что-то не нравится мне вся эта тишь, - входя в учительскую, сказал Герман Андреевич.
-   Почему? – удивленно пожала плечами Полина. – На вас не угодишь. А, по-моему, наоборот: первый раз за все время тихо, спокойно, ветер не воет. Хорошо!
-    Вот это-то и настораживает, - садясь с журналом к столу, уверенно заявил Герман.
-    Но – почему?

Прозвенел звонок, и учительская наполнилась вошедшими с урока педагогами. На погоду за окном никто не обратил внимания.

И вдруг небо потемнело. Сильные порывы ветра, идущие с Татарского пролива, на берегу которого стояло село Пензенское, напугали даже старожилов. Люди еще не забыли о бедах, принесенных  цунами. Всего несколько лет назад бешено ревущая вода уносила в пролив скотину, машины, деревянные постройки. В бурных клокочущих потоках захлебывались коровы, барахтались, пытаясь спастись, собаки, отчаянно визжали проносящиеся с водой поросята. Все разрушала ревущая вода.
-  Помнишь, мам, как Татьяна Саевна рассказывала про цунами? – прервал размышления Полины сын.
-   Да-а, вернувшись с сопок, куда сбежали, спасаясь от этого стихийного бедствия (когда вода, наконец, ушла и море успокоилось), жители Пензенского вошли в свои квартиры и …, - женщина замолчала, вспоминая рассказ коллеги-кореянки, Тани Сай, которую все называли Татьяной Саевной.
-   И – что, мама? – совсем еще маленькая тогда Настя не помнила рассказа Тани Сай, а сейчас нетерпеливо дергала Полину за халат.
-   Страшную картину увидели люди. По пояс в липкой зеленой тине, смешанной с грязью, бродили они по дому, переходя из комнаты в комнату, и везде было одно и то же: грязное месиво по самые подоконники. Ковры, паласы, новое, но уже никому не нужное постельное белье, одежда,мебель - все пришлось выбрасывать.
-   Но почему, мамочка? Ведь ты же стираешь грязные вещи. А там что – постирать нельзя было?
-    Нет, дочка, все вещи не подлежали никакой стирке, и мусорные кучи  громоздились еще два дня назад дорогим, а теперь - никому не нужным добром. Кажется, что это было только вчера…

Полина подошла к окну, вспоминая события “давно минувших дней”.
 
Услышав страшный  ревущий ветер, жители испугались. Герман оказался прав, и Полина с каждой минутой убеждалась в этом. Трещала деревянная обшивка на домах, на глазах разваливались сараи, по улицам носило вырванные с корнем деревья. А потом погас свет, замолчало радио,  прервалась телефонная связь. То, что не работало радио и молчал телефон,  можно было перенести, но сидеть без света не хотелось. Надо было раздобыть свечи. Полина тогда вспомнила, что дома у продавщицы магазина можно было купить все. Накинув куртку, выскочила на улицу, направляясь к соседнему дому, где жила эта продавщица.

Спустившись на первый этаж (по приезде она получила квартиру в двухэтажном доме), женщина в нерешительности остановилась. На мгновение  показалось, что она находится внутри старинного деревянного судна, которое из стороны в сторону кидает ревущее  штормовое море. Помедлив, с трудом сняла большой железный крюк, держащий закрытой входную дверь подъезда, и шагнула за порог. Ее, оглушенную и ослепленную, тут же подхватила неведомая страшная сила и, крутанув в воздухе, швырнула в снежное  месиво, состоящее процентов на восемьдесят из воды. В первые  секунды Полине показалось, что она попала в морскую пучину с ледяной водой. Одежда и обувь сразу промокли, они потянули женщину вниз, и она поняла, что захлебывается. Тут же закололо в висках, острая боль резанула уши.  Она, барахтаясь, пыталась найти хоть какую-то точку опоры. Замерзшие руки  нащупали что-то твердое. Это был столб, ухватившись за который, Полина стала подниматься. Вынырнув из ледяного болота, начала жадно глотать открытым ртом воздух, не замечая уже ничего: ни окоченевших своих конечностей, ни темноты, которая накрыла все вокруг. Потом, уже отдышавшись, попыталась сориентироваться. А бешеный ветер рвал ее длинные мокрые волосы, захлестывал ими шею, тянул в сторону от найденной опоры, пытаясь вырвать у слабеющей женщины саму надежду выбраться из этого ледяного ада. Со всех сторон, меняя направление, летели мокрые снежные шапки вперемешку в кусками сорванного шифера. Что-то больно резануло по лицу. Поворачивая голову, обессиленная женщина пыталась увидеть какой-нибудь свет или хоть огонек. Но кругом стояла кромешная тьма. Кроме рева ветра ничего не было слышно. Ей стало страшно: там, в закрытой квартире,  остались дети.

Не зная, где находится, женщина холодела от мысли, что ветер выбросил ее за калитку, к речке. Если это действительно так, она никогда не найдет дороги к дому, где ее со спасительной свечкой ждут сидящие в темноте десятилетний сын и совсем еще маленькая дочка.
-   Господи! – закричала она, - Господи, услышь меня! – Но голоса своего она сама не услышала, а рот сразу наполнился мокрым снегом – Господи! Помоги мне добраться до двери подъезда, - молила Полина. – Не дай остаться сиротами детям среди чужих людей!
Она не слышала свиста еще одного летящего куска шифора. Почувствовам резкую боль в мокрых замерзших руках, поняла: дом-рядом, и шифер слетел с их крыши, как и тот, поранивший лицо.
-   Значит, я не за забором, от которого остался чудом уцелевший столб.

Не медля ни минуты, Полина стала по сантиметру двигаться в направлении дома, в направлении, которое указал ей прилетевший кусок шифера. По грудь в воде (и это спасло ее) она медленно пробиралась вперед, а руки искали, искали что-нибудь спасительное, пока не натолкнулись на деревянный угол дома. Прижавшись мокрым телом к стене, она пошла, поднимаясь все выше и выше, пока не различила в вое бури хлопанье двери.  Поднявшись по ступенькам, она буквально свалилась в подъезд и забилась под лестницу, прячась от ужаса, который пережила только что.  Боясь выглянуть из своего укрытия, Полина ждала. А когда дверь опять с силой захлопнулась, женщина вскочила и онемевшими руками быстро, насколько могла, набросила крюк. И только тогда почувствовала, как закоченело все ее тело.

 С нее ручьями текла вода, когда она поднималась по скрипучей лестнице.  Открыв дверь своей квартиры, ощупью добралась до ванной, стянула с себя мокрую ледяную одежду и сапоги, нащупав кран, стала наливать горячую воду, чтоб хоть немного согреть застывшее тело. После ванны ощупью нашла теплое  от горячго титана  полотенце, долго растиралась. Потом открыла дверцу топки, где горел, потрескивая, уголь. Стало светлее.  Надев махровый, “банный” халат, приложила руки к титану, чувствуя, как по телу растекается тепло, выгоняя проникший в него холод.

И только согревшись, пошла в спальню к детям. Их кровати были пусты. Ощупью подошла к своей и зажгла найденные в кармане спички: видно, положила, когда растапливала титан. Обнявшись, сын и дочь уснули поверх одеяла, так и не дождавшись мать со свечкой. Укрыв их одеялом с постели Артема, Полина просидела рядом до утра…

На следующий день,  когда буря частично улеглась, увидели жители, что крыши на многих домах сорваны, везде валяется битый шифер, стекло, почти все сараи поселка снесены; на снегу, скрученные в спирали, бугрились провода электропроводки, свалено много тереграфных столбов. Связи с Южным, даже с Томари - не было. А главное, все дороги были занесены. Снег, не унимаясь, все валил. Сутками после той страшной ночи  работали грейдеры, трактора, машины, вывозившие снег. Расчищались заносы, завалы, образованные  ужасным ураганом.  Никогда не видела Полина ничего подобного. Поутру пришла к ним Раиса Петровна, с которой приехавшая на Сахалин учительница очень подружилась.

-   Ну, вы как тут? Живы? – открывая незапертую дверь, спросила она. – Настюша, смотри, что тебе баба Аня испекла, и тебе, Тема, тоже.
Раздав детям свежие, еще горячие пирожки, подмигнула Полине, кивнув на кухню.
-   Ну, чо? Как ночь прошла?
И, выслушав Полину, ужаснулась.
-  Так чо же ты молчишь?  Ты теперь все себе застудила. Погоди-ка, - она достала из сумки красную от свеклы квашеную капусту (только баба Аня, мать Раисы Петровны, квасила такую вкусную) и бутылку настойки. – Вот,  мать, как знала, чо пригодится. Наливай! – а сама пошла вешать свое пальто в прихожую.
Полина достала сваренную горячую, еще дымящуюся картошку, испеченные в титане яйца.
-   О, а картошку где варила? Это ж у нас есть печка. А ты как умудрилась сварить?
-   Да в топку титана маленькую кастрюльку, что Насте кашу варю, засунула еле-еле, - впервые улыбнулась хозяйка квартиры.
-   Ну, наливай! Потом я тебя разотрру с ного до головы, - качая головой, сокрушалась коллега. -  Я даже представить не могу, как ты справилась… Это  просто невероятно …
-   Да о детях думала, это и помогло… И к Богу обращалась, - вздохнула Полина. – Это вы тут не верите ни во что, и церквей у вас нет…
-   Ой, ну не говори хоть глупостей, - хрустя принесенной капустой, отмахнулась гостья. – Бог ей помог!
Ничего не сказала Полина приятельнице. Но, странное дело, настойка, которой потчевала та перенесшую такую ночь коллегу, помогла. Растирала ее Раиса Петровна так, что все тело потом огнем горело. И мать Артема и Насти  даже простуды избежала…

-   Мама, а помнишь, как мы пекли яйца в титане? – заставила вздрогнуть увлекшуюся воспоминаниями Полину дочка.
-   И мясо жарили, куриное, да, мам?- подхватил  Артем.
И, словно эхо, откликнулась Полина, вспоминая страшные дни без света, без хлеба, без связи, наконец! А когда заработал совхозный движок, давая слабый, в полнакала, свет,  - это было просто счастьем! Она помнила, как радовались дети, как улыбалась сама, глядя на мигающую лампочку…
-   Мама, ты думаешь, что и тут начался тайфун? – в голосе дочери послышался страх и слабая надежда, что этого не будет.
-   Нет, Солнышко мое! – поцеловала Настю мать. – Тут тайфунов не бывает, никогда не бывает!
-   Никогда-никогда?
-   Никогда-никогда!
-   А что бывает?
-   Бывают вьюги, снежные бури, метели тоже бывают, а тайфуны – никогда! – солидно ответил за мать Артем.
 А сейчас в доме было тепло. Ярко горел свет, потрескивал в печке уголь, тихонько мурлыкало над столом радио, потягивалась, нежась в тепле, любимая всеми кошка Снежка.
-   Мамочка, тесто уже вылезло! Скорее, скорее! – торопила Настя. – Мы тебе будем помогать, да, Тема?
-   Конечно! – откликнулся  мальчик и встретил взгляд матери.

Теперь он точно знал, что больше никогда не оставит маму одну и когда-нибудь расскажет ей, что, когда так и не дождался  ее со свечками, укачивая маленькую сестренку, захлебываясь солеными слезами, рассказывал придуманную тут же сказку о двух несчастных сиротах.

Когда-нибудь и мать расскажет ему, что в ту страшную ночь столб мог оказаться слишком скользким, спасительный угол – слишком далеким, а воздуха – слишком мало, и она могла бы не вернуться домой, как не дошел до дома вечером двадцатипятилетний  Володя Пыкин, которого спустя шесть дней после тайфуна нашли в сугробе под чахлым кустарником, росшим у школы…
 
За окном все свирепствовал  ветер, наметая сугробы, швыряя снег в светящиеся окна домов, на крыши, забивая его в щели дверей сараев. Люто налетал он на стонущие деревья, которые скреблись голыми ветками в стены, словно ища спасения от этой стужи у людей, словно прося разрешения погреться у жарко горящей печки...