Жрабудина

     На обеденном перерыве, вместо того, чтобы пить кофе и обсуждать с коллегами старые сплетни, я решил выйти в парк и подышать свежим воздухом. День оказался не солнечным. Накрапывал тихий дождик. Редкие прохожие спешили спрятаться под защиту крыш. Я перешёл через дорогу. Под сенью мокрых деревьев мне передалось мрачное и тревожное настроение царившее в парке. В глубине зелёных трав слышались кошачьи мяуканья, больше похожие на стенания истязуемых в средневековой темнице. Там, откуда доносились истошные кошачьи крики постоянно роились чайки серебристые. Они гостили в наших краях, чтобы отложить яйца, высидеть птенцов и, с едва окрепшим новым потомством на зиму податься в какую-нибудь безмятежную Абхазию или Крым. Птицы пикировали вниз и поднимались вверх с уже тяжелой для них ношей в клюве. У меня от предчувствия страшной беды остановилось сердце, а потом затрепетало опять в такт моему быстрыму  шагу, переходящему в бег.

     Опоздал! В большой коробке оставался всего лишь один котенок и записка: разбирайте, пожалуйста, котят. Своими силами не прокормим. Выразительные бусины последнего, чудом уцелевшего котика, слезливо и с мольбой уставились на меня. Он хрипло из последних сил промяукал. Как и я,  он прекрасно понимал, что угроза быть поднятым ввысь и разбитым оземь, а потом по частям расклеванным не совсем ещё миновала.  Рядом на спинке скамейки важно восседала чайка, дико косясь на нас черным провалом хищных глаз. Она давно наметила бедную животинку себе в жертву и ожидала, когда уйдёт человек. Я ей казался всего лишь случайной и досадной помехой.

     Не люблю животных и давно, как у Пушкина, живу анахоретом. Одиночество со временем мне стало песней. Но вот эта вдруг создавшаяся ситуация склонила мою совесть проявить милосердие и встать на защиту слабого. Поэтому не долго думая, сунул котёнка запазуху. Чайка потускнела взглядом, ссутулилась и обиженно гаркнув, взмахнула крыльями, покидая место недавней трагедии и чаичного кафе одновременно.

     На работе, куда я принёс спасенного, умиление коллег вскоре сменилось раздражением и недовольством. Котейка смекнул, что теперь он в безопасности, показал характер и начал наводить свой порядок. Пробежался по рядом стоящим столам и клавиатурам, внося ошибки в базы данных. Умудрился  завладеть смартфоном местной истерички Людмиллы и облапать его. Послать эсмэску состоящую из нецензурных словечек, заставив её мужа заподозрить свою благоверную в нетрезвом виде и чужой постели. Через час моего Мусика грозились убить. Почему я назвал его Мусиком? Да потому что только это слово немного успокаивало и расслабляло чересчур активного малыша. Воспользовавшись всеобщим негодованием, как уважительной причиной, свинтил пораньше.

     Дома выяснилось: Мусик настолько мал, что не умеет самостоятельно жевать пищу. Видно, его только недавно оторвали от матери. Он знал и умел употреблять жидкость. Пришлось мне его выкармливать из пипетки молоком и сливками. Аппетит у него был зверским. И с каждой неделей порции росли. Через месяц я купил детское питание и намазывал пюре на  палец, чтобы Мусик слизывал, постепенно приучая его к более твердой пище. Банки улетали за банками. Позже стал отваривать мясо и рыбу. Отнёс в ветеринарку. Мусику сделали необходимые прививки и подивились его богатырскому сложению и весу. В полугодовалом возрасте он весил больше десяти килограмм. Широкие лапы, толстый, как поливочный шланг хвост и мощный лоб с длинной бахромой, свисающей из ушей обещали дальнейший рост и возмужание до двух лет. Дымчатая окраска с тигриными полосами и крупными пятнами, как у леопарда поражала воображение. Несомненно в нем чувствовалось благородство и порода, хотя по поведению об этом не скажешь. Осанка имела сходство с немецкой овчаркой: дугообразная, задняя часть с хвостом стремилась к земле. Да и навыки Мусик имел собачьи. Играя или хватая добычу, он не пускал в ход лапы, а сразу смыкал пасть и встряхивал, допустим, игрушечную мышь таким образом, чтобы сломать ей шейные позвонки и подавить любое сопротивление.

     Меня поздравили. Животина оказалась абсолютно здоровой. Ах, если бы они могли знать истинное положение дел! То, скорее посочувствовали бы мне и вызвали полицию или МЧС. Я боялся признаться самому себе, что этот зверь подчинил меня себе и являлся по сути настоящим моим хозяином. А началось все с безобидного взбирания по штанине на плечи, с побудки в три часа ночи, с ритуала царапанья и прикусывания моих рук.  Позволив Мусику меньшее, я согласился на большее. Повзрослевший кот быстро прочувствовал мягкость моей натуры и понял доброту по отношению к нему, как слабость, принял меня в свою стаю и стал её вожаком.

     Теперь он вырос в двадцптипятикилограмовую махину и полностью управлял мною. Может быть, всему этому способствовали редкие, но меткие кислотные выбросы с нашего горячо любимого всеми завода. Не могу сказать точно. Знаю одно: когда большая половина всего живого погибла, оставшаяся часть стала агрессивной и отправилась в город мстить людям. Теперь приходилось перемещаться из дома на работу и обратно под специальной охраной. Любые жучки и паучки были неимоверно опасны и ядовиты. Даже воробьи, сбиваясь в стаи, желали заклевать до смерти. Мусику не нравились мои отлучки в город без него. Мне пришлось бросить работу и зажить его распорядком дня. Весь день мы отсыпались, а в сумерках выходили на охоту. Нам удавалось набить разной всяческой снеди. Охотился, конечно же, мой кот, а я при нем был носильщиком еды. Мусик предпочитал пернатых. Видимо, встреча с чайкой не прошла для него бесследно. Это была его детская травма, и он таким образом излечивался. Иногда в Мусике просыпалась нежность. Он не мурчал, а как-то странно хрипел, будто человек погибающий от насильственных действий: Ихра-хра- жра-жра-бу-бу-бу-ди-ди-на!

     Я помню то лето выдалось чрезвычайно жарким,  что являлось большой редкостью в наших северных широтах. Спать приходилось под тонкой простынкой и дважды за ночь переворачивать подушку с одной стороны на другую, чтобы наволочка успела просохнуть от пота. Окна открывать не рекомендовали в связи с воздушной опасностью. Мне снились сплошные кошмары. И в ту ночь приснился один из них. Какие-то чубатые цыгане в шароварах лезли к нам с Мусиком в квартиру и разговаривали на смешном языке, называемым мойвой. Сон оказался реальным  и ярким, я поверил, не выдержал и в ужасе открыл глаза. Едва успел спрятать голову под подушку. Сверху, растопырив корявые, острые когти, на меня падало нечто черное. Наверное, оно проникло через форточку, которую я забыл на ночь закрыть. Послышался звук мягких лап, рык, клацанье зубов и предсмертное карканье птицы. Мусик на лету сбил огромного ворона и тут же сожрал его.

     После этого жуткого случая, наши невидимые узы стали ещё крепче, и даже из дружбы зародилось некое подобие любви. Мусик перестал будить меня грубо ночью, смыкая свои страшные челюсти на моей шее, а лишь позволял себе мягко похлопывать огромнейшей лапой по лицу. А если я ленился и у меня не хватало сил встать, то ждал, усаживаясь столбиком и возвышаясь надо мной терпеливым и немым укором. Часто я замечал на себе его светящийся зелёным огнем взгляд, полный неги и ласки. Он меня им гипнотизировал. И я под его воздействием собирал рюкзак. Мы выходили на улицу. Под лапами Мусика злобные лемминги, скарабеи и прочая, ненавидящая человеческий род живность, хрустела черствым печеньем. Встречающиеся на пути люди завидовали нам. Мусик тщеславно похрипывал своеобразным слогом. Мы проходили по разоренному бойней городу, точно боги между плебеями. И никто не знал настоящей почти любовной истории, произошедшей между мной и Мусиком. Её знали, кружившие в небе чайки. Они так и не успели добить одного из кучи кошачьего помета, изменившего до неузнаваемости мою тихую и спокойную жизнь. Но я ни разу не пожалел об этом.