Наркуха

Наркуха.

Измождённый, еле плетущий ноги, обморок задел его плечом.
– дорогу, синька!
– что ты сказал? – повернулся к нему Санька.
Но обморок уже шевелил плетущимися шаркающими ножками по коридору дальше, не обращая на него внимание.
– как ты меня назвал? – подошёл к нему уже более-менее стоящий на ногах Санька.
– хи-хи! Синька чмо! – еле-еле плетясь мелкими шажками прогнусел парень.
– а ты-то кто?!
– я метадон.
– слышь, ты, обморок метадоновый!
– чо? Этот ты мне? – остановился, слегка повернув голову, нарик.
– тебе! – Саньке захотелось втащить ему. Но пацан был настолько хилым, что, казалось, дунешь на него и он упадёт. – Что? Синька чмо?
– да. 
– а ты кто? Вообще чмо по жизни! Метадоновый. Что, водку-то не пилось тебе? – старался владеть собой Саня. – Авторитет нашёлся!
– иди отсюда, я с алкашами не разговариваю.
– да чем ты отличаешься от алкашей?! – взорвался Сашка.
– чем? Да моя доза стоит столько, сколько ты за месяц не заработаешь, – хмыкнул новенький и поковылял в палату.
– а ты знаешь, сколько я зарабатываю? – крикнул ему вслед Саня. – Я зарабатываю сто тысяч в месяц!

Санька не врал. В этом месяце он действительно заработал сто тысяч. Он за год столько не зарабатывал, сколько в этот раз. И это был шанс подняться. Ведь кроме как дворником, его теперь нигде на работу не брали. А там платили копейки. Да и туда уже дороги не было. Кому нужны алкаши?
Спасал разве что металлоискатель, купленный им в лучшие времена, когда он ещё жил с женой и детьми. Как чувствовал, что придётся жить на этот заработок.   
Только гоняли за него. Больше всего железа было за заводом. Но территория, находящаяся с этой стороны забора, тоже считалась заводской. Кто-то вызывал полицию, и тогда Саня еле ноги уносил. А найденный металл полицейские подлым образом грузили себе в машину и увозили сдавать. Не брезговали. Кто ж откажется от денег, пусть и таких, но халявных?
Ходить более-менее безопасно можно было только ночью. Но много ли ночью накопаешь? Хотя, на сотню-другую можно было что-то найти. Чтобы не сдохнуть с голоду и купить настойку в аптеке. 

А в прошлом месяце Саньке сказочно повезло. Случайный прохожий сказал ему, что в сельском кооперативе уборочная, требуются рабочие руки. Он и поехал. Занял у матери на дорогу и махнул в деревню.
Снимал там коморку у старухи, работал от зари до зари без выходных. Вот и заработал наличными сто тысяч. 
Правда, держались они у Саньки недолго. От таких денег у него сорвало голову, он едва успел отдать старушке за квартирование и понёсся с город. Часть, правда, мать успела выдернуть на квартиру и долги раздать. Остальные пропил.
И как они у него улетели, Саня не помнит. Вроде, мать заводила разговор про жену и детей. Может, им что-то забрала, пока он по алкомаркетам бегал, спрятав половину денег дома…
Остальное он всё забыл. Лежал в угаре на диване. Приходил ненадолго в себя, пил и снова проваливался.

«Прав этот метадон, – думал, плетясь в палату, Санька. – В этот раз столько выпил, сколько раньше не доводилось. Рожа так отекла, одни щёлочки остались вместо глаз, и всё тело так надулось… Не то почки отказывают...»

Он зашёл в палату. Свет выключен, окно закрыто, тишина, темнота.
Санька включил свет, открыл форточку.
– тихо! Тихо, тихо!  – прогнусел Макс, худощавый лиловый мужик лет пятидесяти. Его Саня знал ещё по прошлогодним ходкам. Тоже постоянный клиент здесь. Макс трусоват. Жуткое чувство вины не даёт ему выпрямить спину. Он ходит сгорбленный, еле волочит ноги. Но зато сам, и не под себя.
– чего, тихо?! Я не могу в темноте. Во мраке, как в могиле.
 – а вот он, крутой чел, спит, – указал пальцем Макс.
Саня повернулся и кинул взгляд на соседнюю койку.
На ней под капельницей лежал какой-то новый пациент. Внешне солидный и пока не такой испитый, как все остальные, кто еле ноги таскает и ходит под себя. Очнулся под капельницей, повернулся на бок, уже чуть ли не с кровати сваливается.
– слышь, братан, давай подвинься, – подошёл к новичку Саня и повернул в безопасное положение его тело.
– ага, ага, – захрипел мужик.
– ты кто? Как зовут тебя? – сел на кровать Сашка.
– Иван Иваныч.
– понятно. Значит, анонимно? А я Александр Васильевич. Очень приятно. Что, надолго?
– завтра уеду.
– ты чем занимаешься? Где работаешь? Ты местный, вообще?
– да местный. Я занимаюсь продажами. Руководитель продаж.
– недвижимость?
– нет.
– а что ты продаёшь?
– спецоборудование. Сельхозтехника.
– то есть, ты руководишь только?
– да. Мне завтра на работу.
– работаешь пока? Ну-ну. Пока побегай.

Санька встал, подошёл к своей кровати.
Странно. Таких клиентов обычно клали в отдельную палату. Они здесь не задерживались надолго. Прокапаются и через день опять на работу. Такие же зависимые, как они, простые алкаши. Но у этих есть деньги пока.

Отдельная палата с капельницей стоит дорого. И капают им не просто физраствор, как простым ханурикам, на которых экономят дорогое лекарство. Богатеньким врачи ставят левые капельницы с сэкономленным лекарством, набивая баблом карман.
Хороший прибыльный бизнес. Чем больше зависимых, тем он прибыльнее.

Дни в наркухе тянутся безрадостно: сон после укола или таблеток, да телевизор в холе. Все почему-то смотрят футбол.
«Чего прилипли к экрану? Орут на всё отделение, – думал Саня, – как будто они матёрые болельщики. Как будто всю жизнь только и делали, что сами играли в футбол. Строят тут из себя. Прямо, настоящие мужики, куда тебе. Остатки чего-то человеческого, этакая мужественность. Хотя, давно уже никто не зарабатывает, не имеет жилья и семьи, спит в теплотрассах или в какой комнатушке у матери, пока мать жива. Кому они ещё нужны? И что от них как от мужиков осталось?»

Саня поморщился и прошёл в туалет.
– а у тебя нет закурить? – прогнусел стоящий у стены со скорчившейся физиономией обморок.
– хм, – хмыкнул Санька. – Есть.
– а угости сигареткой.
– так не катит тебе по положению-то. Ты же метадоновый. Ты же за пять тысяч колешься. А у меня не Кэмэл, не Парламент, не Мальборо. У меня только красный «Фэст».
– мне хоть бы что, лишь бы дым горел.
– а, ну-ну, – протянул сигарету Саня.  – Так тебе не в падлу курить «Фэст»?
– да нет, нормально всё.
– ха, то есть, если я тебе вместо метадона этого стакан водки налью, тоже выпьешь?
– давай!
– ага. Щас!
«Понты корявые, – сплюнул Санька и закурил. – Все ищут место под солнцем»
– так что же твоя богатая семья тебе сигареты не принесёт?
– мне не позвонить им. У меня телефон отобрали.
Санька вынул телефон, посмотрел на часы. Скоро обед.
– дай позвонить с твоего, – затянулся пацан и протянул руку.
– нельзя, – убрал телефон в карман Саня. –Наркушам не положено звонить, иначе, им тут же дозу пронесут.
– ну дай! Чего тебе стоит?
– не дам. Тогда и у меня телефон заберут, – отодвинул его руку Саня. – Проходили уже через это.
Он повернулся к отливающему интеллигенту в очках и пижаме.
– слышь, ты! Весь такой правильный, весь такой изумительный, и мимо унитаза! Куда льёшь?! Кто за тебя подтирать должен?!
Пижама облокотился на стену, поддерживая еле стоящее на ногах тело и выливая половину на себя.
– я потом, я это…
– «Это»! – взорвался Санька. – Ходи тут потом после вас по лужам! Не можешь нормально сходить, памперсы надевай!
– какие памперсы? – удивлённо икнул мужик.
– такие!
– а где я их возьму?
– где-где, в … – Санька выругался. – Пусть родственники принесут. Жена. Если есть пока.
– ты чего? Как я жене скажу, что мне нужны памперсы?
– твои проблемы! А разливать тут по всему туалету и по коридору нечего! Все потом воняем.
Санька взял швабру с тряпкой и протёр зассаный пол.
– ой, спасибо, Александр Васильевич, – заглянула в туалет уборщица.
В больнице Саньку давно стали звать по имени отчеству. Возраст уже. Да и живёт он тут шесть месяцев в году. Выйдет, и через месяц опять в наркухе. По-другому теперь никак.
– идите, там Ваш пациент, – доверительно попросила санитарка.
Саня пошёл по коридору, направляясь к палате, из которой неслись крики, стоны и мат. Вновьприбывшего парня скрутили, привязали к кровати. Кто-то вызвал полицию.
Санька долго смотрел на потуги медперсонала успокоить верзилу. Потом попросил закрыть его с больным, стал читать молитвы.
Молитвам его научили пятидесятники в реабилитации, которую он проходил у них как-то, да оказалось, не в коня корм.
Долго читал Саня, обращаясь к невидимому, но, скорее всего, существующему. Парень стал кричать тише, потом мычать, потом успокоился. Когда приехала полиция, он уже крепко спал.

– Ордынцев! – с поста медсестры раздался громкий голос.
Метадон выглянул в коридор.
– ну я Ордынцев.
Он мелкими шагами на трясущихся ногах поплёлся к медсестре.
– Ордынцева Ольга Евгеньевна не твоя сестра?
– ну моя, – прогнусел парень.
– телефон матери скажи.
– зачем?
Подошедший к посту врач посмотрел на Ордынцева, затем на медсестру:
– опознание нужно.
Двери открылись и в отделение завезли каталку, накрытую простынёй. Врач открыл простынь.
«Ну-ка, ну-ка», – подтянулся к посту Саня.
Стеклянными глазами смотрел Метадон на худую, со впалыми щеками девчонку.
– да, это моя сестра. Что с ней?
– передоз. Не смогли спасти, – накрыл простынёй тело врач. – Возьмите у него телефон матери, эту привезли по скорой.

Постояв рядом, Санька поплёлся в палату.
«Такая молодая, а всё туда же. Впрочем, они рано начинают и рано уходят», – думалось ему. Он всегда гордился тем, что не дотрагивался до наркотиков. «Чего-чего, а этого добра не пробовал и не собираюсь», – гордо говорил он.
«А эти, ишь, голубая кровь, авторитеты, мля… А живут двадцатник, от силы тридцатник. То ли дело, я», – он посмотрел на часы и пошёл в сестринскую за таблетками.
Перед дверью прихорошился, поплевал на ладони, пригладил волосы.
– здравствуйте, милые дамы, а скажите мне, пожалуйста, а сколько мне годов? – улыбнулся он наполовину беззубым ртом. – Не сколько осталось, а сколько досталось.
Полная медсестра повернулась к нему:
– ну, 62, наверное.
Та, что сидела за столом помоложе, вгляделась:
– да нет, 58.
Лицо Сани вытянулось:
– спасибо на добром слове. Дайте таблетки, я пошёл, – развернулся он.
«И это я ещё подстригся и побрился», – думал Саня в свои сорок лет. Затем вздохнул и, положив таблетки в карман, пошёл в столовую.
Он взял порцию мыльного борща и котлеты с перловкой, прошёл за столик у окна.
– здесь сижу я, – оттопырив мизинец разламывая котлету вилкой, посмотрел на него пузан.
– а теперь и я, – сел за стол Саня. – А не нравится, заказывай еду в палату.
– что ты себе позволяешь? Да ты знаешь, кто я?
– ну и кто?
– я кинорежиссёр! Продюсер!
– ну, так что ж ты себя не продюсируешь? – усмехнулся Санька. – Жрёшь вот эту бодягу.
– это ты вон жрёшь какую-то гадость, – показал продюсер на Санькин борщ.
– у каждого свои гастрономические предпочтения.
– ух, ты ж! Какие мы слова знаем, – посмотрел пузан на подобие человека с отвисшими чуть не до плеч щеками. 
– а то ж. И мы в школах учились.
Санька принялся уплетать борщ.
– скажи вон своим, пусть принесут что получше. 
– я из Петербурга, – замялся продюсер. – Мне некому тут приносить.
– а, от своих прячешься, значит? – усмехнулся Санька. – Ну так доставку закажи. Или тоже слабо? Тебя что, никто не продюсирует, что ли?
– блин, вот такая фигня, – сдулся продюсер и грустно посмотрел в окно.
«И это только начало», – хотел сказать Санька. Но не стал добивать.
– много вас тут таких, из столиц. А ты думаешь, здесь одни бомжи и работяги? Вон в 10-й палате двое артистов лежат знаменитых. Так нос не кажут из палаты. Только курить и выходят. А всё в сериалах снимаются.
Пузан качал головой.
– а как эти уедут, так другие приедут, – рассказывал Санька. – И всё из столиц. Публика здесь разная. Вон двое с СВО приехали в отпуск, отвязались по полной. А в 6-й палате братки от закона скрываются. С ними не воюй.

Они встали и вышли из столовой.
– извини, а у тебя сигареты нет? – пробормотал сдувшийся продюсер.
– есть. А что?
– да я забыл. А ко мне, как понимаешь, никто не приходит.
Санька протянул ему полпачки.
– держи, не жалко.
В этот раз он чувствовал себя королём среди всех с целым блоком сигарет, которые успел купить на заработанные сто тысяч. С ним общались на равных. И даже зависели от него.
Он поковылял в палату, поглядывая на расползающихся из столовой по палатам доходяг.
«Эх, болезные, – думал Саня. – Ни работы, ни кола, ни двора»
Он довольно улыбался. За стенами наркухи его ждала мать, работа в селе. А если всё пойдёт как надо, он вернёт себе и жену.
Саня лёг на постель и представил, как запросто обнимет её, как будет щупать её сочное мягкое тело, как…
В кармане зазвонил телефон.
«Эх, прервали на самом интересном месте», – посетовал Санька. Он открыл крышку своей «раскладушки».
Равнодушный голос в трубке сообщил, что он уволен за прогулы и ему надо забрать трудовую книжку.
Санька в ступоре сел на кровати.
– Александр Васильевич! – позвали из коридора. – Вас к телефону.
Саня встал и поковылял на сестринский пост.
– мужайтесь. Ваша мать…



Он шёл по автостраде в своём осеннем прикиде. Мороз пробивался сквозь тоненькую куртку. Навстречу неслись машины с зажжёнными фарами. В свете жёлтых фар мухами разлетались в разные стороны снежинки.
«Собьют, и пусть, – Санька поднял воротник. – Мать умерла, комнату отжали, жить теперь негде. Работы больше нет, жене я не нужен, да никому не нужен… А если собьют, то или удастся снова попасть в больницу, где постель и кормят бесплатно, или…»

Водитель Роллс-ройса разговаривал по телефону, когда заметил фигуру, мелькнувшую перед машиной и ударившую капот своим телом. Затормозив, он выскочил из машины и кинулся к потерпевшему.
Перед ним на снегу в луже крови лежал мужчина. Он медленно открыл глаза и улыбнулся:
– мама.

Саня не видел водилу. Ему казалось, над ним склонилась его мать. Как над маленьким ребёнком, упавшим и поранившим коленки.
– не больно тебе, сынок? – сказала она.
Её перебила соседка, склонившаяся над ним с перекошенным лицом: «Нормальные люди уходят на тот свет, а этот никак не сдохнет!»
А из-за её плеча выглянул психиатр Игорь Павлович с неизменной слащавой улыбкой: «Избавиться от алкогольной зависимости можно. Но только после смерти».