Кант и Вечное Возвращение 3
Главный разоблачитель мистификаций разума, Ницше и сам был великим мистификатором. Сознательным или бессознательным – другой вопрос.
Влияние, которое оказал на него А.Шопенгауэр (кантианец), Ницше, переосмысливший шопенаэуровскую волю к жизни в свою волю к власти, не скрывал. И говоря об истоках ницшевской «философии жизни» (она же философия воли к власти, философия ценностей) только ленивый не помянет Шопенгауэра.
А вот о Шиллере, о шилллеровской эстетической концепцией, опирающейся на кантовскую «Критику способности суждения», в связи с Ницше не часто можно услышать. Хотя оснований для проведения параллелей здесь более, чем достаточно.
Ещё хуже обстоит дело с Кантом. Веря Ницше на слово, в Канте обычно видят исключительно объект ницшевской критики. А, между тем, никому Ницше столько не обязан, сколько этому философу. Разве что дотошный В.Виндельбанд ("К столетнему юбилею Канта")усмотрел в формировании мышления в ценностных понятиях прямое следствие и развитие «Критики способности суждения».
Ницше высказывался о Канте так, как будто никакой «критики способности суждения» в помине не существовало. Он яростно обрушивал на него свой философский «молот», обвиняя в «грехе» обесценивания жизни, как будто не было кантовской попытки выявить единую основу природы и свободы, жизни и разума (попытку, проистекающую, естественно, из кантовской уверенности в её существовании)*.
Кант в изображении Ницше – апологет разума, оторванного от жизни и обесценивающего жизнь. И когда он признаётся, что, посвящая свою жизнь философии, он следовал инстинкту своей природы, то в глазах Ницше это значит одно - что Кант «проболтался», выдал свою главную тайну. А тем самым и тайну всех доныне (т.е. до Ницше) живших философов.
Превознося разум и добро (как совпадающее с разумным, сознательным) и соответственно отбрасывая всё неразумное, инстинктивно-бессознательное (как злое), философы, начиная с Сократа-Платона не выходили за пределы инстинкта. Наоборот, они следовали инстинкту - извращённому инстинкту своей человеческой природы (своего человеческого «типа», совпадающего с человеком как видом). А именно инстинкту реактивной воли к власти, инстинкту «больной» «слабой» жизни, стремящейся, ради своего выживания-самосохранения, взять власть над жизнью «здоровой», «сильной». Ибо здоровая жизнь любит сильное и сильных и отбрасывает, обрекая на смерть всё слабое, всё то, что мешает её дальнейшему росту (через человека и его сознание). И т.п, и т.д.
Но тогда нежелание Канта прожить свою жизнь ещё раз есть не что иное, как проявление инстинкта «слабых». Т.е. той самой нигилистической силы (силы «слабости»), которая влечёт европейское человечество к гибели и которой Ницше считал своей задачей противостоять.
Если «слабость» - в нежелании повторить жизнь, то подлинная «сила» - в прямо противоположном желании, желании бесконечного повторения своей жизни. Поэтому воля «сильного» есть «воля круга». И соответственно поэтому итоговой формулой воли к власти у Ницше оказывается Вечное Возвращение .
Человек, исполненный воля к власти («сверхчеловек»), является и объектом Вечного Возвращения, через которого оно проявляется–действует как единственная подлинная реальность (и никакой кантовской сверхчувственной реальности, никакого «мира иного»!), и субъектом Вечного Возвращения, поскольку желает его, выстраивая свою жизнь сообразно такому желанию – желанию повторить её во всём, без исключения.
Продолжение следует
* Между тем, в «Рождении трагедии из духа музыки», раннем произведении Ницше, послужившем основой для формирования его философии воли к власти, или философии ценностей, нельзя не заметить отголоски самых известных положений кантовской «Критики способности суждения».
Свидетельство о публикации №225120600992