Флирт Моники и Максима. Продолжение

Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ. Книга 2-я.
(к 50-летию советского 12-серийного телефильма «Семнадцать мгновений весны», 1973).

Иллюстрация: 29 сентября 1918 г. Москва. Православный храм святителя Тихона Задонского на Ширяевом поле в парке Сокольники. Скит Ново-Алексеевского монастыря в Красном селе (2007). Главный престол освящён в честь святителя Тихона Задонского, приделы — в честь святой равноапостольной княгини Ольги и в честь преподобного Серафима Саровского. Таким могли видеть этот храм Моника Мирабо и Максим Исаев.

09.12.2025. Флирт Моники Мирабо и Максима Исаева. Продолжение.

Моника Мирабо и Максим Исаев одновременно шагнули по уже почти прелой листве, толстым слоем покрывавшей почву под деревьями, и вышли на песчаную аллею 6-го лучевого просека парка Сокольники. Не сговариваясь, они пошли далее в сторону сокольнических дач.

К 1918 году Сокольнический парк в Москве был хорошо развитой зоной отдыха. Парк имел: лучевые просеки, проложенные в XIX веке, сохраняли свою структуру, а 6-й просек оставался одной из главных аллей парка; Олений и Путяевские пруды, созданные в конце XIX века, продолжали существовать и Верхний Майский пруд, расположенный рядом с храмом Тихона Задонского был очень живописный и радовал глаз; парк сочетал естественные леса с регулярными посадками деревьев по обеим сторонам аллей, но в 1918 году территория парка уже нуждалась в уходе.

Всё равно оба, Максим Исаев и Моника Мирабо, в это ненастное воскресенье 29 сентября 1918 года не думали о состоянии Сокольнического парка, потому что он представлялся им райским садом, самым прекрасным и уютным местом на земле. Они шли рядом друг с другом, согласовывая свои шаги, и изредка касаясь друг друга руками и бёдрами, эти касания вызывали у них обоих крупную дрожь и духовный трепет. Они шли молча…

Их путь пролегал по широкому 6-му лучевому просеку парка Сокольники. Дорога просека была ровная, прямая, замощена булыжником и посыпана крупным речным песком. По всей длине просека были когда-то высажены деревья, вязы, которые сейчас стали большими, ветвистыми, с огромными красивыми кронами. За рядами вязов по бокам дороги просека были не тротуары, а обычные земляные дорожки, достаточно широкие, чтобы на них могли свободно разминуться, не мешая друг другу, парочки гуляющих людей. Моника и Максим сначала шли по дороге аллеи или 6-го просека, а затем, опять молча, не сговариваясь, перешли на правую дорожку-тротуар, защищённую от любопытных взглядов стволами деревьев и подлеском.

В начале XX века большинство московских улиц имели булыжное покрытие. Асфальтом начали покрывать московские дороги и улицы только в 1873 году. К 1915 году было «заасфальтировано» лишь 1,1% от общей площади замощения в городе. В период 1914-1919 годов состояние улиц и дорог в Москве только ухудшалось, а их ремонт и обслуживание часто прекращались из-за отсутствия средств и материалов.

Первое асфальтовое покрытие в Москве появилось в 1873 году на Никольской улице благодаря частной инициативе купца Александра Пороховщикова, владельца ресторана «Славянский базар». В 1876 году Городская дума выделила средства на эксперименты с асфальтом на Тверской улице, где были испытаны разные виды покрытия, включая «литой Сызранский асфальт» и прессованные асфальтовые кирпичи. К 1896 году общая площадь асфальтовых мостовых в Москве достигла 2,5 гектара, но большинство из них были небольшими участками перед частными владениями зажиточных горожан.

В начале XX века асфальтирование стало распространяться активнее. К 1912–1914 годам 18% новых мостовых в Москве укладывались из асфальта, 57% — из гранитной брусчатки, 22% — из булыжника. К этому времени Петровка (от Театральной площади до Столешникова переулка) и сам Столешников переулок были уже заасфальтированы. В 1915 году на Петровке асфальт был на проезжей части и тротуарах.

В 1918 году асфальтовое покрытие некоторых главных улиц Москвы могло ещё сохраняться, хотя было в разном состоянии, но большинство улиц, дорог, переулков в Москве были замощены булыжником, покрытым мелким песком или гравием. На окраинах города, в дачных кварталах и в подмосковных парках земляные дороги, аллеи и дорожки расчищались и покрывались песком.

Идти по песчаному покрытию 6-го Лучевого просека в московском парке Сокольнической рощи в сентябре 1918 года было одно удовольствие. Дорога обильно смоченная дождливой погодой была не пыльная, как летом, а ровная и твёрдая. Шагалось легко, свободно, ровно, без прыжков и обходов луж (дождь с утра перестал идти). Идти по ровным земляным тротуарам сбоку от просека было ещё уютнее и Максим с огромным удовольствием и лёгким волнением шёл рядом с Моникой, чутко прислушиваясь к шороху её накидки-епанчи и платья. Почему-то он сейчас ни о чём большем не думал, хотя район Сокольничьей рощи славился в Москве как бандитский район…

Моника Мирабо напротив, была несколько взволнована тем, что шла сейчас по аллее 6-го Лучевого просека практически одна, если не считать незнакомого возбуждённого юноши, о котором она не знала ничего и который совсем недавно так сильно и страстно её обнимал. Монике уже хотелось как можно скорее достичь дачных участков и она молча, правда, не ускоряя шаг, двигалась к тем местам, где могли быть люди.

Так Моника Мирабо и Максим Исаев пересекли ручей Олений, и дошли до пересечения 6-го лучевого просека с земляной тропинкой-дорожкой, которую посетители парка называли «тропой здоровья». Тропа направо вела к окрестностям храма святителя Тихона Задонского, налево – к пересечению подобных троп сбоку от первого дачного участка №1293 дачи бывшего московского купца Ивана Петровича Хлебникова. Здесь Моника успокоилась и пошла медленнее…

Парк «Сокольники» или Сокольничья роща в 1917–1919 годах переживал период упадка. После революции 1917 года парк временно пришёл в запустение, и в нём вновь активно разрослась лесная поросль. В таких условиях уход за дорогами, включая просеки парка, был минимальным. До 1927 года аллея, по которой гуляли Моника Мирабо и Максим Исаев, называлась 6-м Сокольничим Лучевым просеком. В 1860 году на этом просеке московский городской голова Иван Лямин построил дачу, которая позже стала частью опытно-показательной лесной школы для детей с ослабленным здоровьем. В 1919 году В.И. Ленин вместе с сестрой посетит эту школу на новогодней ёлке.

После революции 1917 года многие дачи в Сокольниках, включая усадьбу Лямина на 6-м лучевом просеке, были национализированы. В мае 1918 года в бывшей даче Лямина открылась первая в Советской России опытно-показательная лесная школа для детей с ослабленным здоровьем. Рядом с Лосиным островом в Сокольниках в 1918 году была создана Станция юных любителей природы. Юннаты занимались наблюдениями за природой, вели исследовательскую работу, ухаживали за огородом, оранжереями и животными.

Сам 6-й лучевой просек с 1840 года до 1927 года назывался «6-м Сокольничим лучевым просеком», он проходил радиально от Сокольнического круга через парк на северо-восток. В XIX веке здесь активно высаживали деревья, причём вдоль каждой из аллей (просеков) парка высаживались свои породы деревьев:
1-й Лучевой просек — берёзы.
2-й Лучевой просек — вязы.
3-й Лучевой просек — тополя.
4-й Лучевой просек — клёны.
5-й Лучевой просек — ясени.
6-й Лучевой просек — вязы и ильмы.
Майский просек — лиственницы.

В парке «Сокольники» от Сокольнического круга расходятся восемь аллей-просек, которые пересекаются Поперечным, 1-м Сокольническим, Малым и Ширяевским и другими поперечными проездами, образуя девять секторов. Кроме того, за Путяевскими прудами расположен лабиринт из пяти кольцевых аллей, обсаженных елями. Всего в парке было 13 водоёмов, включая каскады Путяевских и Оленьих прудов, Собачий и Золотой пруды. В октябре-ноябре парк покрывался опавшей листвой, кроны деревьев были в жёлтых, красных, зелёных (хвоя) и коричневые тона, подсвеченным отражением от воды прудов, поэтому парк изначально был красив своей «дикой» красотой. Русские люди, москвичи, не любили геометрической, приглаженной, остриженной и расчерченной прямыми линиями красоты классических европейских парков, им природу подавай…

В парке Сокольничья роща обильно росли дубы, ели, сосны, рябины, боярышники, вязы, берёзы, осины, липы, лиственницы, тополя и ивы. Возраст некоторых дубов и лиственниц достигал 100–120 лет. В 1878 году Сокольничья и Оленья рощи были выкуплены городскими властями Москвы, и здесь был создан общедоступный парк для гуляний. Майский просек получил своё название благодаря майским гуляниям, которые устраивал здесь русский царь Пётр I. Планировка парка имела радиально-кольцевую структуру, характерную для исторических парковых ансамблей XIX века.

В Сокольниках летом на дачах селились большими семьями. С середины XIX века здесь обосновались московские богатые купцы Хлебниковы, Алексеевы, Лямины, Стахеевы, Смирновы, Абрикосовы, Четвериковы, Лепешкины, Бахрушины и другие представители купеческих фамилий. Летом Сокольники превращались в «маленький уездный городок». Хозяева дач, так называемые «дачные мужья», наведывались к семьям на выходные, либо с утра выезжали в Москву на работу или по делам, а к вечеру, обвешанные пакетами и свёртками со снедью и подарками, возвращались из Москвы.

Эти «дачные мужья» традиционно были постоянной мишенью для шуток и насмешек. Например, журнал «Дачник» в 1912 году предлагал новые «дачные» поговорки и пословицы: «Назвался дачным мужем — таскай из города кульки» или «Кто на даче не живал, тот кулёчки не таскал». Рубрика «Дачная фауна» определяла таких «дачных животных»: «верблюд» или «животное вьючное и выносливое» — дачный муж, олень» дачный муж, имеющий миловидную супругу.

Те мужья и главы семейств, которые имели возможность не расставаться на лето со своей городской квартирой, а на дачу приезжать от случая к случаю, назывались «шампаньолики» — устроители пикников с шампанским. «Шампаньоликами» (праздными гуляками) все восхищались и им завидовали. На такие пикники и в такие компании, как правило, напрашивались и внедрились молодые люди, повесы, «прожигатели жизни и состояний» в поисках богатых невест, вот почему в прошлое воскресенье компания Моники Мирабо заподозрила молодого человека (Всеволода Владимирова) в качестве «охотника за невестами» и Монике Мирабо было поручено это выяснить…

В 1918 году территория вокруг храма святителя Тихона Задонского, расположенного на Майском просеке, сохраняла черты благоустроенного парка. Сюда по «тропе здоровья» и свернула храбрая Моника Мирабо, интуитивно убедившись в порядочности и сдержанном благородстве молчаливого спутника, максима Исаева. Это она первая свернула на тропу здоровья и углубилась в лес парка.
 
Храм святителя Тихона Задонского в 1918 году храм уже претерпел некоторые изменения. Построенный в 1863 году в классическом стиле деревянного зодчества, он был перестроен в 1875 году в «русском стиле» с шатром, кокошниками и резными наличниками. К 1890 году были достроены два придела — в честь святой Ольги и Серафима Саровского. Храм будет действующим и в хорошем состоянии до 1934 года, когда его закрыли и перестроили под производственные нужды.

От места встречи до тропы здоровья Моника Мирабо и Максим Исаев прошли по 6-му лучевому просеку в сторону дачного посёлка 263 метра, затем по тропе здоровья до мостика через Олений ручей ещё 190 метров. Весь этот путь они практически прошли молча, и только на мостике Максим осмелился заговорить первым…

- Вы так уверенно находите дорогу, - сказал Максим Исаев. – Вероятно, вы здесь бывали или бываете часто?

- Мы здесь арендуем дачу, - от долгого молчания, внезапно откровенно сказала правду Моника Мирабо и «прикусила губу».

Максим Исаев заметил или догадался, что Моника проговорилась и не стал больше развивать тему уверенной походки Моники в лесном парке Сокольничьей рощи. На подходе к небольшому мостику с перилами через канавку, по которой протекал Олений ручей, Максим молча подал Монике руку, по мостику они прошлись «под ручку». Около 60 метров до границ территории храма святителя Тихона Задонского они прошли, обмениваясь друг с другом впечатлениями: о прогулке по парку, о красоте деревянного здания храма с резными узорами в русском стиле, о жизни в столице советской республики.

- Храм святителя Тихона Задонского мне очень нравится, - говорила Моника Мирабо. – Он очень величественный, несмотря на то, что деревянный. Он истинно в «русском стиле» и здесь, на живописном Ширяевом поле в Сокольниках, он очень к месту, уместен, тем более, что рядом наш дачный участок.

- Вы православная? – спросил Максим Исаев. – Ходите на службу в храм или только посещаете иногда?

- Да, я православная, - через паузу призналась Моника Мирабо, - хотя и недавно. Я стала православной не потому, что крестилась, а потому что я русская по маме и, приехав недавно в Россию из Швейцарии, посетив этот чудесный храм, я стала чувствовать себя православной. А вы православный?

- А как же! – воскликнул Максим. – Хотя я тоже недавно, год тому назад, приехал из Швейцарии, где мы с отцом более десяти лет жили в эмиграции, но крестили меня родители ещё в раннем детстве и я крещёный православный христианин.

- А где вы жили в Швейцарии? – спросила Моника Мирабо.

- Сначала в Женеве, - ответил Максим Исаев, - а потом в Берне, где я учился в гимназии Кирхенфельд на Kirchenfeldstrasse 25 с 1907 по 1917 год.

- Между прочим, - с оттенком превосходства и гордости сказал Максим, - это одна из старейших государственных школ в Швейцарии, основана в 1856 году. Особенность гимназии Кирхенфельд  — сильная языковая подготовка, мы учились на английском, французском, немецком и итальянском языках.

- А я училась в обычной школе для девочек, - якобы «скучным» голосом сказала Моника Мирабо, - в школе «Brillantmont», которая находится в Лозанне, всего в 5 минутах ходьбы от центра города, по адресу: авеню Шарль-Секретан 16. С территории нашей школы открывается живописный вид на Женевское озеро и швейцарские Альпы. Вы бывали в Альпах?

- Конечно, - опять с радостной гордостью воскликнул Максим Исаев. – Мы ходили в предгорья Альп в двухдневные походы. Незабываемые впечатления!

- Школа «Brillantmont» для богатых девочек, - сказал Максим Исаев. – Зато наша гимназия Кирхенфельд изначально признана в Швейцарии культурной ценностью регионального значения и славится своими выпускниками.

- Да, да, - опять «скучным» голосом, но горячо и азартно откликнулась Моника Мирабо, не подозревая, что выдаёт Максиму ценную и нужную информацию. – Наша школа Brillantmont International School в Лозанне тоже славится во всём мире.

Во-первых, престижные английские и американские академические программы обучения, признанные ведущими университетами мира, что обеспечивает выпускницам нашей школы широкие возможности для дальнейшего образования.

Во-вторых, индивидуальный подход. В нашей школе классы в среднем были по 5–10 учениц, это позволяло нашим учителям уделять максимум внимания каждой девочке. Для каждой ученицы назначался персональная наставница, которая вела группу из пяти учениц, помогая в учёбе и решении личных вопросов.

В-третьих, у нас в школе была многонациональная среда и у нас были девочки из многих стран. Мы жили в настоящих резиденциях, в комнатах на 2 человека и жили не по национальному признаку, а интернационально.

В-четвёртых, главный корпус нашей школы находится в центре Лозанны, в большой парковой зоне, с видом на Женевское озеро и Альпы. На территории нашей школы есть 7 зданий, теннисный корт, площадка для игры в мяч, лаборатории, художественная и музыкальная студии, библиотека.

В-пятых, языковое обучение. Да, обучение велось на французском языке, так как это официальный язык кантона Во, но знание английского языка было обязательно для всех учениц.

В-шестых, внеклассная работа. Наша школа предлагала нам широкий выбор спортивных и творческих занятий: плавание, теннис, гимнастика, танцы, вокал, изобразительное искусство, драма. Мы каждый год участвовали в спортивных соревнованиях, театральных постановках, музыкальных выступлениях и других мероприятиях.

В-седьмых, у нас была интенсивная подготовка к поступлению в университеты. Наша школа активно помогала девочкам в выборе места получения высшего образования и в процессе поступления.

В-восьмых, семейная атмосфера. Наша школа создавала настоящую «домашнюю» среду обитания, к которой каждая девочка чувствовала себя частью сообщества. У нас была система «приятельниц» (buddy system), нас учили дружить и помогать друг другу.

В-девятых, безопасность и забота. Наша школа была безопасна, у нас на каждом этаже жила сотрудница, которая следила за благополучием девочек и не допускала конфликтов. Наши родители могли в любой момент с нами встречаться и отслеживать нашу успеваемость и здоровье.

- И, наконец, в-десятых, - сказала запыхавшись Моника Мирабо, уже сожалея, что разоткровенничалась с Максимом, - летние программы. Наша школа проводила летние походы учениц в предгорья Альп, экскурсии и активный отдых на природе. Мы даже на скалы лазили, подходили к ледникам, спускались в пещеры Воллорба, были на экскурсии в соляных копях в Бексе, а зимой мы катались на лыжах и коньках. Вот…

- Молодцы, - сказал тоже «скучным» голосом Максим Исаев. – Мы тоже сиднем не сидели, тоже побывали в разных местах, но после окончания нашей гимназии многие из нас не женились поспешно, а продолжили учёбу и даже в старших классах уже подрабатывали по своим будущим профессиям и специальностям.

- И кем вы «подрабатывали»? – взяв в кавычки слово «подрабатывали», сказала чуть-чуть сердитая Моника Мирабо. – Слугой у банкиров или промышленников?

- Нет, - спокойно ответил Максим Исаев, - помощником сотрудников редакций газет и журналов, издательств и авторов.

- И чем же вы им помогали? – с вежливым, но вызовом спросила Моника Мирабо.

- Работал курьером, разносил или развозил на автомобиле газеты и журналы заказчикам и подписчикам, корректировал тексты статей, исправлял орфографические и грамматические ошибки авторов. Работал «литературным негром», сначала у отца, потом у его друзей, а потом у других авторов, искал и готовил им материалы для статей. Заметьте, на разных языках…

- Так вот почему вы знаете французский язык! – воскликнула Моника Мирабо. – А теперь чем вы занимаетесь?

- Тем же самым, - ответил Максим Исаев. – Работаю на редакции газет и журналов, на авторов, на издательства, выполняю их заказы. Исправляю ошибки и редактирую тексты.

- А с какими газетами, издательствами и авторами вы работаете? – спросила Моника Мирабо уже с интонацией делового интереса.

- С теми, которые хорошо платят, - коротко и тоже по-деловому ответил Максим Исаев. – С теми, которые обманывают и не платят, я не работаю и не дружу.

- Так вы большевик? – спросила Моника Мирабо и опустила голову, пряча свой взгляд.

- Нет, - просто ответил Максим Исаев, - но я им не враг.

- А кто вы по политическим убеждением? – спросила Моника и вскинула голову, чтобы пристально посмотреть Максиму в глаза. – Меньшевик, кадет, эсер или анархист?

- А вы? – ответил Максим Исаев вопросом на вопрос. – Вы кого предпочитаете? Кто вам ближе по убеждениям? Вы большевичка?

- Нет, - быстро ответила Моника Мирабо. – Я не большевичка, не меньшевичка, не эсер и не кадет, я сама по себе, потому что для меня главнее морально-нравственные принципы, нежели политические лозунги и идеи. Я за человечность всегда и во всём.

- Странно, - сказал Максим Исаев. – Я тоже…

- Что странно? – запальчиво спросила Моника Мирабо.

- Я тоже отдаю предпочтение морально-нравственным принципам и, прежде всего, следую им, - сказал Максим Исаев. – Хотя это очень трудно, порой невозможно.

- И что вы тогда делаете, когда невозможно быть честным и порядочным человеком? – спросила опять тихо и, пряча взгляд, Моника Мирабо.

- Ничего не делаю, - признался Максим Исаев. – Я избегаю таких случаев. Просто стараюсь не попадать в такие ситуации, а когда попадаю, то либо ретируюсь, либо борюсь до последнего.

- Последнего чего? – упрямо спросила Моника Мирабо.

- Вдоха... - коротко ответил, как отрезал Максим Исаев. – Пойдёмте, посмотрим на церковь Тихона Задонского.

Моника и Максим медленно пошли по тропе здоровья вдоль южной границы территории храма Тихона Задонского. Основным объёмом храма был кубический четверик или четырёхгранное (иногда квадратное) в плане сооружение или его часть (характерно для русского средневекового зодчества XVII–XVIII веков) с уменьшенным восьмериком над ним. Восьмерик на четверике - это восьмигранник (восьмерик) поставленный на четырёхгранный объём (четверик).

Восьмерик (восьмигранник) деревянной церкви завершался высоким шатром с луковичной главкой. Шатёр в деревянной архитектуре — это многогранная (чаще восьмигранная) пирамида над постройкой. Шатёр этой церкви украшали два ряда кокошников (декоративные элементы полукруглой или килевидной формы), которые располагались на стенах церкви, у основания шатра. Все карнизы здания церкви были украшены ажурной деревянной резьбой, а резные наличники обрамляли окна и двери. Крыльцо поддерживалось резными деревянными столбами. Церковь святителя Тихона Задонского была просто очень красивым архитектурным сооружением.

Моника и Максим не пошли в церковь, хотя было воскресенье, и там шла служба; они оба не хотели нарушать их единение вдвоём. Максим не знал, а Моника видела внутреннее устройство церкви: главный престол в честь святителя Тихона Задонского, приделы – в честь святой княгини Ольги и преподобного Серафима Саровского, и «холодная» (не отапливаемая) галерея окружала храм.

Храм святителя Тихона Задонского стоял при въезде на Ширяево поле, слева от проезжей дороги, недалеко от Верхнего майского пруда. Окружающий храм лес и ландшафт создавали особую атмосферу: красно-золотые краски осени подчеркивали красоту русского деревянного зодчества. Храм активно посещался местными жителями, был популярным местом для венчаний и служил духовным центром для дачников и жителей ближайших окрестностей Сокольничьей и Оленьей рощи.

Пройдя около 100 метров по берегу Верхнего Майского пруда, Моника и Максим вышли на Майский проспект – главную аллею Сокольнического парка. Здесь они продолжили разговор и общение.

- Вы бывали в этой церкви? – спросил Максим Исаев притихшую Монику Мирабо. – Что там примечательного?

- Да, я хожу в эту церковь, - ответила Моника. – Там работает детская воскресная школа, иконописная мастерская, есть трапезная. Отопление в церкви печное, поэтому там тепло и уютно, пахнет русской избой. Храм работает без выходных, в дни богослужений: от начала литургии до окончания вечернего богослужения, а в остальные дни: с 11:00 до 18:00. Там красиво, тихо и торжественно…

- Намоленый храм, - вполголоса и с уважением сказал Максим Исаев и дал себе слово обязательно посетить эту церковь, лучше всего вместе с Моникой.

- Да, я люблю этот храм, - тоже вполголоса сказала Моника Мирабо и опять замкнулась в молчании.
Чтобы определиться во времени и пространстве Максим Исаев огляделся по сторонам. Они были в районе Оленьей рощи, рядом с прудами. Оленьи пруды, включающие Верхний и Нижний Майские пруды, сформировался во времена царя Алексея Михайловича в пойме Оленьего ручья. Названия прудов отражали их расположение относительно Майского просека: Верхний Майский пруд находился западнее просека, а Нижний Майский пруд располагался восточнее. На большем по размеру Верхнем майском пруду обитали лебеди, поэтому его ещё назвали Верхним Лебяжьим прудом.

Максим Исаев и Моника Мирабо гуляли по парку уже 1.5 часа и пришла пора определяться, что им делать дальше. Их общение уже не было таким остро волнующим, как в первые мгновения их встречи, но теперь они практически доверяли друг другу, чувствовали близость и некоторое единение, порождённое их обучением в одной стране, в школах Швейцарии. Максим и Моника не хотели расставаться.

- Вам, вероятно, нужно куда-то спешить? – внезапно спросила Моника, хотя шла немного впереди Максима и не оборачивалась нему. Максим удивился чуткости Моники и взял это её характерное свойство себе на заметку…

В дореволюционной России этикет строго регламентировал поведение в общественных местах, включая парки. Незамужние девушки обычно не могли гулять в одиночестве, их сопровождали родители, гувернантки или родственники. Замужние женщины иногда могли появляться в общественных местах без мужа, но это зависело от обстоятельств и социального статуса.

Мужчина, сопровождавший даму, должен был проявлять галантность: открывать перед ней двери, помогать сесть, нести её вещи. Однако прикосновения были ограничены — до помолвки мужчина мог предложить даме руку только в случае неровной дороги, перешагивания через препятствия, в опасных местах.

В традиционном европейском этикете (в том числе в дореволюционной России) женщина шла справа от мужчины — это считалось нормой в официальных и торжественных случаях. Правая сторона, как правило, считается главной, ведущей стороной, левая сторона – ведомой. Почему именно так? На это были веские причины:
1. Защита. Мужчина занимал позицию со стороны проезжей части (обычно слева от женщины), принимая на себя возможные риски — брызги от проезжающих экипажей, грязь, толчки прохожих, влияние толпы и т. п.
2. Удобство ношения оружия. В эпоху дворянства мужчины носили шпагу или саблю на левом боку; если бы женщина шла слева, ножны могли бы ей мешать.
3. Ритуал приветствия. Правая рука мужчины оставалась свободной, чтобы: снять шляпу при встрече; подать руку при необходимости; вежливо поздороваться или отсалютовать. Однако если мужчина был военнослужащий в форме, то женщина шла слева от мужчины. Это освобождало его правую руку для отдания чести при встрече с начальством или знамёнами.

В неофициальной обстановке жёстких требований расположения мужчины и женщины в паре не было — пара могла идти так, как им было удобно, с учётом: ширины тротуара; потока людей; неровностей дороги (мужчина мог предложить руку, если путь был неудобным). При этом мужчина не должен был идти со стороны газонов или обочин — его место всегда было ближе к проезжей части. При подъёме по лестнице, мостикам или на возвышенности мужчина следовал на шаг позади женщины (чтобы поддержать, если она оступится). При спуске мужчина занимал место на шаг впереди женщины, чтобы предупредить её об опасности и помочь ей. В дверях мужчина пропускал женщину вперёд, но сначала сам проверял, нет ли каких-либо препятствий.

Кроме всего прочего исстари сложилось общее правило следования пары мужчины и женщины: впереди и справа идёт ведущий (главный, начальствующий, доминирующий), слева и чуть позади – ведомый (подчинённый, подвластный, зависимый). В период ухаживания мужчины за дамой женщина всегда располагается впереди справа от мужчины, потому что она сейчас главная, а после женитьбы (замужества) впереди и справа оказывается муж, а жена следует с мужем слева от него «под ручку» (идти под руку). Такое положение пары позволяет жене (даме) опираться на руку мужа (мужчины).

Максим Исаев очень хотел предложить Монике Мирабо свою руку, но тоже чутко ощущал, что она ещё не совсем готова идти с ним рядом под руку. Правда они некоторое время шли, как говорится, «рука об руку» и касались друг друга руками, что прибавляло им ощущения единства, согласия и партнёрства, но Максим ещё не смел поддерживать Монику «за локоток».

Во-первых, это выглядело бы официально, как если бы Максим был сопровождающий дамы, то есть вёл себя формально и даже подобострастно, чего Максим очень не хотел. Также Максим не хотел «сопровождать Монику под руку», то есть официально, в соответствии с церемониальным этикетом. Моника также ещё не хотела держаться за руку Максима (в локтевом сгибе), чтобы он не подумал, что она нуждается в нём, в его защите.

Кроме этого им обоим казалось, что идти «в обнимку за локоть» ещё слишком рано, они не настолько ещё были друзьями. Единственное, что позволили себе Максим Исаев и Моника Мирабо, – это опереться на руку спутника в подходящих местах их пути, чтобы подчеркнуть роль женщины как опирающейся, а мужчины — как опоры.

Также Максим и Моника ещё не могли позволить себе и друг другу идти, взявшись за руки, то есть прогуливаться, поддерживая друг друга под руку. «Ещё рано», - одновременно думали, вернее, ощущали Максим Исаев и Моника Мирабо. При этом они оба хорошо понимали, что идти «рука об руку, «рука в руке», «поддерживать под руку» или «сопровождать под руку», «держаться за руку» и «поддерживать за локоток» – это всё красноречивые элементы флирта.

Только выйдя на простор главного Майского просека Сокольничьего парка, Максим предложил Монике свой локоть и дальше они пошли, фактически в объятии «под руку» («под ручку»), как ходят близкие пары: мужчина справа, женщина слева. Теперь они могли чувствовать друг друга плечами, руками, боками, соприкасаться бёдрами. Максим и Моника вновь почувствовали близость друг к другу и жаркое желание быть друг с другом. Первичный флирт прелюдии закончился – начинался флирт фуги, мелодии и ритма их дружеских отношений…