Вечный танец души с миром. Как язык учит нас любит

Вечный танец души с миром:
как язык учит нас любить, верить и видеть живое

«Язык — не просто средство общения, но уютный дом души, где она живёт и дышит, таскует и ликует, страдает и любит безмерно»
(по мотивам мыслей Мартина Хайдеггера)

Введение.
Язык, который дышит и чародействует

Помнишь, родной мой, как в детстве ты разговаривал с игрушками? Дерево за окном было верным товарищем, ветер — загадочным собеседником, а скрип старой двери был не просто звуком — он был рассказом седого сторожа, мудростью, которую нужно было расслышать. Ты тогда не задумывался, почему говорил о двери: «Она не хочет открываться», а о ветре: «Он нынче сердитый». Ты просто это чувствовал. Ты дышал родным языком, как воздухом, просто жил в нём, внутри тёплого, дышащего, трепетного существа.

Сегодня мы с тобой наведаемся в гости к этому чуду, погреемся за кружкой чая у его потаённого очага. Мы прислушаемся к пульсу разных языков — к бархатному русскому, пламенному испанскому, строгому немецкому, практичному английскому, созерцательному японскому. Увидим, как простые «он», «она» и «оно» становятся волшебной палочкой, превращающей мир в одушевлённую сказку, любовь — в эпическую драму, а наше сердце — в чуткий инструмент, настроенный на вечную музыку бытия.

Закрой глаза на мгновение. Окунись в тишину внутри себя. А теперь открой их и оглянись вокруг с врождённой нежностью младенца. Всё, что тебя окружает — потёртый стол, любимая чашка, золотистый лучик на полу — в лоне языка твоих предков уже обладает полом, характером и своей особой долей. Ты не одинок во вселенной. Ты живёшь в мире, который говорит с тобой на языке родственных душ.

Глава первая.
Любовь в грамматическом платье:
как род ткёт драму чувств

Представь себе таинственный театр. На сцене — сама Любовь. Но в каждом языке у неё свой наряд, совсем иной тембр голоса и неповторимая, порою совсем неожиданная  судьба.

В русском языке Любовь — женщина. «Вечная весна» — как в песне Валерия Ободзинского. Размышлял ли ты над этим когда-нибудь? «Любовь» — «она». Произнеси это слово вслух, неспешно, легко: «Лю-бовь...» Слышишь эту певучесть, эту мягкую убаюкивающую силу, эту бездонную глубину? Она приходит внезапно — как благодать, как озарение, как первый дождь. Она всегда упоительна и совершенна, даже когда «томит», «жалит», «окрыляет», «возвышает» или безмолвно «покидает». В русской поэзии она — и Прекрасная Дама, и Роковая женщина, и всепрощающая Мать, и неземная Муза.

«Любви все возрасты покорны...» — провозглашает Александр Пушкин. И правда, она — словно царица, Богиня, перед чьим непостижимым светом склоняются все. Мы не выбирали, чтобы она была женского рода. Язык подарил нам этот готовый, выстраданный сюжет: есть Он (влюблённый, отважный, находчивый) и есть Она (сама Любовь, загадка, сила). Их нескончаемый диалог душ, служение до самоотречения, очищающее преображение — это и есть сокровенная история нашей культуры, самой природы нашей сущности.

А теперь перенесёмся на знойные улицы Испании. Здесь «el amor» — он! Любовь — это огонь, бесстрашный тореро, страстный танцор фламенко. «Amor manda» — «Любовь повелевает». Чувствуешь разницу? Не «томит», а «повелевает». Не «приходит», а «врывается». Это сила активная, требовательная, пламенная. И в этой языковой вселенной мужчина и женщина встречаются не в щемящей тоске, а в вихре страсти, где сама Любовь — их вдохновляющий предводитель, их воинственный вождь.

Остановись на миг, искатель истин, и распознай: какая любовь живёт в твоём сердце сегодня? Тихая, задумчивая, «женственная» в своей глубине? Или деятельная, пылкая, «мужественная» в своём напоре? А теперь представь, что ты описываешь её не на родном языке, а, скажем, на испанском или французском. Видишь, как меняется её «температура», сам её характер? Язык — не клетка, а бескрайняя палитра для чувств. Мы можем заимствовать краски у других, чтобы полнее выразить несравненную мелодию своей души..

Во Франции — царит изысканная игра. «L’amour» (любовь) — мужского рода, а «la passion» (страсть) — женского. Погрузись в картину изящного бала: Любовь-кавалер ведёт в завораживающем танце Страсть-даму. Это диалог, флирт, вечное притяжение противоположностей, зашифрованное в самой ткани грамматики. Вся французская культура любви — от Шарля Бодлера до уличного кафе — выросла из этой пленительной языковой игры.

А что там, где рода нет? В Англии «love» — просто «it». Любовь — это «оно». Не персонаж, а состояние, процесс, явление. «Love is patient, love is kind...» — «Оно терпеливое, оно доброе...». Чувствуешь? Не активная материнская сила, наставляющая на путь истинный: «Любовь долготерпит, любовь милосердствует...», а более отстранённо-описательная концепция. Здесь нет готового театра с декорациями, нарядами и характерами. Есть лишь чистый холст. И каждый художник (поэт, влюблённый, мечтатель) сам решает, явится ли ему Любовь в образе нежной девы, могучего духа или просто в виде сияющего света. В этой грамматической нейтральности — своя безграничная свобода и безмерная ответственность.

Так разные языки поют нам свои уникальные, но в равной степени прекрасные песни о самом главном в жизни человека. И все эти песни — истинны. Ибо ведут речь они об одном: о великой и необъяснимой силе, что связывает наши души в единое целое.

Глава вторая.
Оживший мир, 
или Почему русский — язык шаманов и поэтов

Теперь, прикоснувшийся к сокровенному, давай выйдем из затканного лунными вздохами театра чувств на безбрежный простор мира. И посмотрим, как язык рисует для нас окружающую реальность, как он вдыхает в неё жизнь.

Для сердца, пропитанного русской речью с колыбели, мир — живой. Буквально. Каждый предмет, каждое явление уже наделено душой через милостивый грамматический род. Ветер — он. Сильный, свободный, дикий. Мы говорим: «Он воет», «Он сбивает с ног». Ночь — она. густая, колдовская, всеобъемлющая. «Она спустилась», «Она окутала город шёлковым покрывалом». А вот сердце — оно. Отдельное, своенравное, мудрое существо внутри нас. «Оно замерло», «Оно подсказало».

Мы не просто безучастно описываем явления. Мы вступаем с ними в отношения, полные глубины. Дверь скрипит? Это она «плачет» или «ворчит». Машина не заводится? Это она «капризничает» или «устала». Дорога убегает вдаль? Это она «манит» и «зовёт». Наш язык — это язык постоянного, почти наивно-сказочного, шаманского анимизма. Мы живём не среди бездушных «вещей», а среди загадочных «существ». И это не красивая метафора для избранных поэтов. Это наша кровная, ежедневная, бытовая грамматика.

Практика чуткости.
Подойди к окну. Выбери один-единственный предмет: задумчивое дерево, одинокий фонарь, дрожащую лужицу после дождя. Какого оно рода? Какие о нём возникают мысли сразу? «Уставшее, мудрое — дерево» (оно), «бодрствующий, озябший — фонарь» (он), «зеркальная, поймавшая лоскуток неба — лужица» (она). Позволь родному языку мягко подсказать тебе его характер, его биографию, его чувства. Ты только что установил тихую, но прочную связь. Ты увидел не объект, а молчаливого собеседника.

А что в английском? Там мир — нейтрален, точен, лишён изначального тепла сердца. The wind — it. The night — it. The heart — it. Всё — безликое «оно». Мир предстаёт прежде всего как отчуждённая система фактов, объектов и процессов. Чтобы оживить ветер, англичанину или американцу нужно приложить особое поэтическое усилие, сознательно сотворить явление: «The wind howls like a lonely wolf» («Ветер воет, как одинокий волк»). Это будет яркий, даже нарочитый литературный приём. Для русского же сказать «ветер воет» — просто само собой разумеющаяся правда жизни. Потому что ветер уже может выть, он — одушевлённый, по самой своей языковой сути.

Приплывают ли тут же к берегам твоего сознания строчки А.С.Пушкина: «Ветер, ветер! Ты могуч, ты гоняешь стаи туч...»? Это не литературный приём, это обращение к живому существу, уже имеющему свой нрав и голос. Поэт не придумывает ему душу — он внемлет ей и говорит с ней как с собеседником и сородичем. Отсюда и проистекает наша невероятно выразительная поэзия.

Просто прислушайся к знакомым с детства строфам:

«Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит».
(Михаил Лермонтов)

«...Весна идет, весна идет,
И тихих, теплых майских дней
Румяный, светлый хоровод
Толпится весело за ней!..»
(Федор Тютчев)

«Потонула деревня в ухабинах,
Заслонили избенки леса.
Только видно на кочках и впадинах,
Как синеют кругом небеса...»
(Сергей Есенин)

«И туча шла, гора горой!
Кричал пастух, металось стадо,
И только церковь под грозой
Молчала набожно и свято»
(Николай Рубцов)

Всё здесь живёт и дышит само по себе, и грамматика лишь подтверждает и лелеет эту жизнь. Русский космос в стихах — не декорация. Он — действующее лицо, полноправное и одушевлённое. Это — лес (он), который «шумит и сказывает сказки», речка (она), которая «бежит и поёт», солнце (оно), которое «золотит и любит».

Наш язык с младенчества учит нас заветной истине: ты не царь природы, ты — её часть.
Ты — в непрерывном диалоге с миром. И он откликается тебе, если ты умеешь слышать. Это глубокая, древняя, почти языческая мудрость, бережно сохранённая в самом строе нашей родной речи, в её тёплой, живой грамматике.

Глава третья.
Магия, сказка и миф:
грамматика как праматерь богов

А теперь, дорогой мой, приготовься к самому дивному. Мы заглянем в ту священную глубину, где язык перестаёт быть просто средством общения и становится творцом миров, родителем богов и прядильщиком судеб.

Задумайся: отчего в наших сказках Мороз — всегда старик, Весна — непременно красна девица, а Вода — то царица, то коварная красавица? Почему Смерть у нас — костлявая старуха с косой («она»), а, скажем, в немецких сказаниях — мрачный жнец («der Tod» — мужского рода)?

Всё оттого, что наши далёкие пращуры, произнося слова, уже наделяли явления плотью и полом.
— Ночь (она) не могла быть безликой. Она становилась таинственной пряхой, богиней, ткущей полог из тьмы и звёзд.
— Мороз (он) — строгим, могучим духом, северным властителем.
— Метель (она) — буйной белой царицей, танцующей над безмолвием мира.
— Огонь (он) — ярым повелителем, неукротимым творцом и разрушителем.
Жизнь (она) — хранительницей тайн, раскрывающей их лишь тем, кто внимает.
Грамматический род был первым шагом к великому мифу. Он высекал из хаоса звуков изначальные, ставшие вечными архетипы.

«О, Мать — Сыра Земля!» — взывал пахарь, и в голосе его была сыновья почтительность. Он не сомневался, что обращается к живому, женскому, щедро дарящему жизнь началу. Сама грамматика подсказывала ему этот лучезарный образ, рождала в сердце безграничное доверие.

В германских языках — свой, не менее дивный узор. Там солнце — «die Sonne» (женский род). И в туманах древних мифов «Она» — сияющая богиня Соль, дарующая тепло и жизнь. А луна — «der Mond» (мужской род). И в сказаниях «Он» — сумрачный бог Мани, владыка ночных дорог и снов. Язык не просто дал имена — он нарисовал целую небесную семью. И затем люди, вдохновлённые своей речью, стали им поклоняться, слагать саги и песни, в которых грамматика обернулась сакральной родословной богов.

Так, подобно волшебному зеркалу, язык отражает и закрепляет изначальные образы, которые затем становятся краеугольными камнями целых культурных вселенных. И каждый народ видит в этом зеркале свою, неповторимую истину. Взгляни, к примеру, на величайшую из загадок — загадку жизни и смерти...

В России Жизнь и Смерть — обе «она». Две великие силы женского начала, две стороны одной тайны: одна ткёт полотно судьбы, другая безмолвно его обрезает. Это не борьба, а скорее предначертанное чередование, священный хоровод светлой и тёмной богинь. А вот в арабской традиции мир устроен иначе: здесь Жизнь и Смерть — не сестры, а извечные противники. Жизнь (Аль-хаят) — «она», всепитающая матерь, источник дыхания, плодородия и света. Смерть (Аль-маут) — «он», суровый всадник, приходящий извне, который не знает ни жалости, ни колебаний. Это уже не круговорот двух богинь, как в русской картине бытия, а непримиримое, нескончаемое противостояние женской созидающей силы и мужской неумолимой мощи уничтожения. Здесь язык сам рассказывает древний миф о Мировой Матери и Мировом Жнеце, о борьбе Дающих и Забирающих, о битве, которая длится столько же, сколько существует человечество.

В языках же, где слова не облачены в одеяния рода, — творческая первооснова иная, скрытая от посторонних глаз, сокровенная. Заглянём на минутку в Японию. Там божество — «ками». Оно может быть духом горы, душой старой сливы, покровителем ремесла или почившим предком. Оно не сковано грамматическим полом. Оттого японская мифология и магия — это не история страстей мужских и женских божеств. Это повесть о пронизывающей всё сущее безличной силе, тонкой энергии («ки»), что может облекаться в тысячи форм. Духовный путь здесь — не заклинание, обращённое к «ней» или «нему», а тихое искусство гармоничного вплетения нити своей души в общий, всепроникающий узор бытия.

Сказка — это застывшая в слове грамматика души целого народа. Вспомни, мой вдумчивый читатель! Русская печь (она) спасает, укрывает, кормит — точно добрая матушка. Клубочек (он) катится, верно указывая путь — как мудрый провожатый. Яблочко (оно) на серебряном блюдечке (оно) показывает живой мир и сокрытое — как магический артефакт, цельный и совершенный в своей природе. Грамматический род делает чудеса неотъемлемой частью жизни. Волшебство не нарушает законов действительности — оно естественно вытекает из них, из самой речи человека, где вещи с рождения обладают душой и нравом.

Притча «Тайна мудрого садовника»

В одном уютном городке жил да был старый садовник. Он ведал сокровенный язык деревьев, трав и цветов. Он беседовал с розой, как с капризной и нежной царевной, с дубом — как с могучим и добродушным богатырём, а с ручьём — как с вечно болтливым, резвым ребёнком.

Однажды учёный муж, услышав эти разговоры, снисходительно усмехнулся: «Вы заблуждаетесь, почтенный! У растений нет пола. Это всего лишь биологические объекты».

Садовник не спеша полил алую розу, смахнул с её листочков пылинки и тихо промолвил: «Для вас она — объект. Для меня — собеседница. Не знаю, есть ли у неё душа по-вашему. Но уверен твёрдо: когда я говорю с ней как с девушкой — она цветёт для меня изумительнее и дарит аромат щедрее. Мой язык не просто описывает мир, он договаривается с ним. И мир отвечает ему взаимностью».

Заезжий учёный ушёл, пожав плечами. А сад мудрого садовника продолжал цвести такой вдохновенной, такой жизнеутверждающей красой, какой не знали все ботанические коллекции мира, вместе взятые.

Заключение.
Великий диалог с жизнью

И вот, мой неутомимый попутчик, наше неспешное и созерцательное путешествие подходит к концу. Мы увидели, как простые, будничные «он», «она» и «оно» творят настоящие чудеса. Они превращают зыбкую, почти неуловимую Любовь в героиню или героя эпической драмы. Они вдыхают трепетную жизнь в казалось бы бездушный мир, делая ветер — вольным странником, ночь — задумчивой колдуньей, а дорогу — манящей за горизонт подругой. Они лежат в самой основе наших сказок, мифов и самой магии, ибо в начале действительно было Слово — и это слово уже имело род.

Что же нам, путникам в этом зачарованном царстве слов, со всем этим делать? Ответ прост, как дыхание в весеннем саду: ценить и благодарить.
— Ценить свой родной язык — за тот несравненный, волшебный, одушевлённый космос, который он подарил нам с самого первого лепета.
— Благодарить его — за то, что он с колыбели научил наше сердце чувствовать, видеть душу в камне и характер в ручье, верить в то, что ты не одинокая песчинка, а часть великого целого.

И в то же время — с детским любопытством и мудрым смирением прислушиваться к песням других языков. К пламенному ритму испанского «amor», к стройной, как готический собор, гармонии немецких артиклей (der, die, das), к нейтральной и безбрежной свободе английского, к безмолвной и глубокой мудрости восточных наречий. Каждый язык — это уникальный ключ к одной и той же вечной Истине. И чем больше ключей мы возьмём в свои руки, тем больше дверей в нашем сердце распахнётся навстречу свету.

Язык — не глухая стена, разделяющая народы. Это радужный, пульсирующий в кардиоритме мост между мирами. Между миром холодных фактов и миром тёплых смыслов. Между человеком и великой Тайной. Между твоей одинокой душой и всеобнимающей сущностью вселенной.

Говори. Слушай. Чувствуй. И помни: в каждом твоём, таком обыденном «он», «она», «оно» сокрыта первозданная магия — магия диалога с самой Жизнью. А Жизнь, милый мой, всегда, всегда отвечает тем, кто говорит с ней на языке безусловной любви.

P.S. (от самого уютного уголка моего сердца)

Если эти строки отозвались тихим колокольчиком в твоей душе, сделай сегодня одно маленькое, но важное дело.
Вечером, когда сядешь пить чай, останови взгляд на своей чашке. Просто посмотри на неё с вниманием. Какого она рода? Какая она? «Услужливая», «тёплая», «молчаливая»? Поблагодари её без слов — за каждый глоток уюта, за терпение, за верную службу.
Ты только что совершил настоящее, хотя и незримое чудо: ты шагнул за пределы потребительского отношения к миру. Ты установил родственную связь.
Именно с таких тихих мгновений и начинается тот самый добрый, сказочный и вечный мир, по которому тоскует наше невинное сердце. Спасибо тебе за это.
Ступай по тропам жизни в потоках света. И говори со всем сущим своей чуткой душой, как с искренним и преданным другом!

С нежностью и безграничной верой в тебя,
кризисный и семейный психолог, гуманистический психотерапевт, поэт-просветитель
Евгений Александрович Седов

Официальный сайт: www.easedov.ru
Личная страница: vk.ru/easedov
Страница на сервере «Проза.ру»: http://proza.ru/avtor/easedov