Экскурсия Моники и Исаева по Москве

Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ. Книга 2-я.
(к 50-летию советского 12-серийного телефильма «Семнадцать мгновений весны», 1973).

Иллюстрация: 1918 г. Москва. Церковь Троицы Живоначальной на Арбате. По этим улицам, среди этих домов шли молодые и счастливые Моника Мирабо и Максим Исаев.

09.12.2025. Экскурсия Моники Мирабо и Максима Исаева по Москве.

Путь Моники и Максима от московского парка Сокольничья роща через всю Москву на пересечение Арбата и Денежного переулка достоин отдельного рассказа – столько на этом пути было больших и мелких приключений. Сначала Максим и Моника покупали «гостинцы» (так выразилась Моника Мирабо, торгуясь с «самоварницами» в парке). Потом они думали, как и во что сложить покупки: пакеты и кульки. Над ними сжалились сердобольные «самоварницы» и подарили им (ага, щас! продали за один рубль!) миткалевый простой платок, в середину платка положили все покупки, затем связали вместе два конца платка, а затем другие два конца, получился отличный узелок, с которым Максим Исаев в своём английском морском бушлате смотрелся очень комично…

Смеясь и подтрунивая друг над другом, Максим Исаев и Моника Мирабо быстро дошли до остановки трамвая и удачно сели в битком набитый пассажирами вагон. Здесь, зажатые людьми, узелок взяла Моника, а Максим принялся её охранять от толчков и давления людей. Он так мужественно боролся с натиском толпы пассажиров со всех сторон, что Моника, постоянно весело смеясь над его потугами, просто прижалась к нему всем телом, без зазора между их телами, обняла его за талию одной рукой и спрятала своё смущённое лицо в отворотах его бушлата.

Трамвая неспешно ехал по рельсам, качался, подпрыгивал и стучал на стыках и поворотах, но ни Максим, ни Моника этого не замечали, потому что сейчас они опять были максимально близки друг с другом, опять ощущали своими горячими молодыми телами упругость друг друга, волнующую отзывчивость рук и ног, крепость рук Максима и плотную доверчивость Моники…

Моника вдыхала в себя горячий запах от груди Максима, исходящий из бушлата; она ожидала почувствовать неприятный запах пота физически напряжённого мужчины, но он оказался её очень приятным, живым, желанным и она с внутренним удивлением почти жадно вдыхала запах этого молодого человека, который сейчас напрягал мышцы своих рук и ног, ограждая её от толков отовсюду. Моника даже на некоторое время оцепенела, потеряла способность слышать и видеть, и отдалась этому внезапно возникшему чувству плотской близости; она вдруг очень возжелала Максима так, как женщина желает близости с мужчиной…

Максим почувствовал изменение поведения Моники: она перестала шутливо насмешничать и затихла, плотно прижавшись к нему всем телом, поэтому ещё сильнее напрягся и начал защищать её от толчков. Теперь они были одним общим телом и ничто, и никто не мог их разъединить. Так они и ехали в трамвае № 4 по маршруту: Сокольническая застава на ул. Стромынка, Краснопрудная, Каланчёвская ул., Мясницкие пр. и ул., Театральный пр., Охотный ряд, Моховая ул. и Воздвиженка до остановки «Храм Святой Троицы» на Арбате.

Как всегда бывает в толкучке пассажиров в вагоне трамвая, в кузове грузовика или в вагоне конки возникают разные недоразумения, шутки, стычки, конфликты или розыгрыши. Кто-то бывал слишком толстый, кто-то нахальный, а кто-то озорной и шутливый. Как правило, мелкие проблемы возникают с оплатой за проезд: кто-то «забудет» заплатить вовремя и торопится соскочить с подножки трамвая, кто-то делает вид, что он уже заплатил, но билета так обратно и не получил, кто-то передаёт кондуктору чужие деньги как свои. Иногда в «эстафете» передачи денег от пассажира к пассажиру происходил сбой, и деньги могут «потеряться». Причина таких «недоразумений» - давка и теснота в часы пик.

В переполненных вагонах трамваев пассажиры могли сталкиваться с комичными ситуациями. Например, сидящая на лавке женщина в тот момент, когда мужчина нагнулся за упавшей монетой, гневно воскликнула: «Мужчина, вы так нагнулись, что тычете своей задницей мне прямо в лицо». Естественно, весь вагон взорвался от хохота, а Максим тоже с гневом взглянул на беспардонную скандалистку.

В 1918 году, как и в последующие годы, подростки иногда цеплялись за трамваи снаружи (за «кишку» или «колбасу» — шланг с электрической и пневматической проводкой) или прыгали на ходу на подножки трамвая и так ехали некоторое время «зайцем». В среде московских подростков такие шалости считались подвигом. Вот и сейчас на подножке вагона, в котором ехали Максим Исаев и Моника Мирабо, «висела целая гроздь» мальчишек, которые весело отвечали на грозные окрики кондуктора вагона трамвая.

Кондуктор, вернее, кондукторша, сама была шутницей и, вероятно, выходцем из Одессы, потому что на одной из остановок на маршруте трамвая, она громко обратилась к вагоновожатому: «Сёма, шоб ты так жил, как вон та босячная дама, останови тут же своё средство! Дама забыла ручную кладь, и я не выдержу этих переживаний!». Опять все в вагоне сдержанно засмеялись, а Моника прыснула смехом в джемпер на груди Максима. Она к этому времени уже раздвинула отвороты его бушлата и добралась до его гулко звучащей груди. От прикосновений Моники его сердце стучало всё громче и чаще…

Трамвая ехал по неровным рельсам и стыкам так тряско, что у некоторых пассажиров отчётливо было слышно, как лязгают зубы или челюсти. Вероятно, ещё в это послереволюционное время бушующего красного террора уже возник анекдот: «В советской России, как в московском трамвае – половина законно сидит, а вторая половина обречённо стоит и трясётся». Однако в сентябре 1918 года тряска в трамвае воспринималась пассажирами как неизбежная «плата» за то, что им не надо было тратиться на извозчиков или идти пешком многие километры по улицам Москвы.

Самыми неприятными случаями в вагонах трамвая была вероятность того, что кто-то случайно или по неловкости испачкает чем-то одежду пассажиров. Особенно переживали женщины, как говорится, из «бывших». Рабочие и работницы относились к тесноте в вагоне трамвая терпимо и с пониманием, а вот интеллигентные «буржуи» требовали вокруг себя свободного личного пространства и часто возмущались теснотой. Иногда пассажиры попроще нарочно толкали и пачкали таких «неженок», вызывая одобрение одних и осуждение других пассажиров. Максим Исаев старался оградить Монику от тесноты вокруг и, странное дело, никто ему в этом не мешал, а наоборот, пассажиры вокруг тесно сомкнувшихся Максима и Моники, старались им не мешать.

Максим обеими руками держался за ручки трамвая и мужественно сопротивлялся общим покачиваниям толпы или толчкам спешащих к выходу пассажиров. Моника Мирабо, чтобы сохранить от толчков узелок с их покупками, вынужденно держала узелок левой рукой прямо перед собой между ног Максима. Правой рукой она обнимала Максима за пояс и таким образом сохраняла устойчивость. Внезапно вагон резко качнулся, толпа пассажиров тоже и левая рука Моники оказалась в нижней части живота Максима, в области передней части его бёдер. Максим и Моника одновременно вздрогнули, потому что Моника прикоснулась рукой к «сокровенному тайному месту» Максима.

Когда это случилось в первый раз, Моника попыталась отдёрнуть руку, но давление и толчки толпы пассажиров вернули её руку в то место. На третий раз она уже не убирала руку, а наоборот, сначала легко прикасалась к этому жаркому месту тела Максима, а потом уже плотно прижалась к нему рукой. С этого момента Моника уже никак не реагировала на события в вагоне трамвая, а просто отрешённо отдалась своему желанию. Сейчас она совершенно забыла, что является Моникой Мирабо…

Максим чувствовал прикосновения руки Моники к своему «сокровенному тайному месту» в своей интимной зоне и с ужасом ощущал себя очень неловко. Он понимал, что не время и не место проявлять своё желание обладать Моникой, но ничего не мог с собой поделать. Каждое «случайное» прикосновение руки Моники к его «восставшему дружку» вызывало в нём трепет, вплоть до потери самоконтроля.

Максим Исаев и Моника Мирабо ехали в тряском московском трамвае в окружении плотной толпы пассажиров, но как бы полностью отрешились от них. В переполненном пассажирами трамвае они как бы остались только вдвоём тесно прижавшись друг к другу. Пассажиры в трамвае и кондукторша замечали состояние и поведение Максима и Моники. Одни пассажиры смотрели на них с возмущением и осуждением, другие – с сочувствием и пониманием, но никто им не мешал. Так они доехали до остановки «Церковь Святой Троицы» на Арбате (Москва, ул. Арбат, 57).

Церковь Святой Троицы была построена в 1739–1741 годах по проекту архитектора И.Ф. Мичурина. Это был одноглавый храм в стиле барокко с трапезной и колокольней, имевший приделы Прокопия и Иоанна Устюжских, Тихвинской иконы Божией Матери и Николая Чудотворца. В 1812 году церковь сильно пострадала во время пожара и разграбления Москвы французами. Придел Прокопия и Иоанна Устюжских в огне был утрачен и их восстановление завершилось к 1818 году. В 1912 году храм был обновлён: иконостас вызолочен, стены украшены живописью и орнаментами.

Все эти сведения поведала Максиму Исаеву Моника Мирабо, когда они пешком шли от остановки трамвая мимо церкви к перекрёстку Арбата с Денежным переулком. Максим с удивлением узнал, что Моника с пристрастием исследует историю русских православных храмов и церквей. Повернув с Арбата направо в Денежный переулок, настала очередь Максима быть проводником и показать Монике красивые и достойные дома московской знати. Максим Исаев ещё со швейцарского Берна любил досконально познавать местность, в которой он живёт, учится или работает.

Максим Исаев и Моника Мирабо сразу перешли на чётную сторону улицы Денежный переулок и напротив участка храма Святой Животворящей Троицы, на углу Арбата и Денежного переулка, увидели угловой, солидный и красивый доходный трёхэтажный дом № 32 (дом №55 по ул. Арбат), известный в народе как «профессорский дом», потому что часть дома № 55 по Арбату на углу Денежного переулка после реконструкции в 70-х годах XIX века приобрёл почётный гражданин города и доцент Московского университета Николай Иванович Рахманов. Дом был красивый, с двумя балконами на угловом торце дома. Под ними располагалась аптека.

- Это так называемый профессорский дом Николая Рахманова, - сказал Максим Исаев. – Первый главный дом городской усадьбы был построен в конце XVIII века. При этом строительство этого дома №32 по Денежному переулку началось ещё в 1807 году, когда здесь вырыли котлован и устроили погреба. В 1810 году изначальный дом усадьбы с подвалом в два этажа заселили.

- Пожар в Москве в 1812 году, который устроили французы Наполеона, - продолжал свой рассказ Максим Исаев, - пощадил этот угловой дом, но его не пощадили солдаты и гренадёры Мюрата, разграбили. Со стороны Денежного переулка находилась арка для въезда во обширный внутренний двор дома. Такой же двор был напротив в хозяйстве храма Животворящей Троицы. В этих дворах были не только сараи для хранения дров и погреба, но даже небольшие конюшни.

В 1830 году дом был ещё в хорошем состоянии и украшен богатой лепниной карнизов и башенкой на крыше. С этого момента дом стал доходным и квартиры в нём сдавались в найм. В 1876-1877 годах по проекту архитектора Митрофана Александровича Арсеньева дом-усадьба был перестроен для дворянки Марии Ивановны Хромовой. Дом дополнили третьим этажом и новой угловой башенкой на крыше. Первый этаж здания занимала частная аптека и магазины. Второй и третий этажи использовались как гостиница или сдавались квартирантам. Потом дом, якобы, принадлежал М.А. Обухову, но я не знаю, кем он был, а затем дом перешёл во владение приват-доцента Московского университета, почётного гражданина Николая Ивановича Рахманова, представителя знатной фамилии Рахмановых, очень богатых московских купцов, меценатов и благодетелей.

Дом на тот момент являлся доходным и поэтому был заселен, преимущественно, арендаторами. Как и большинство старых московских домов в этом районе, у здания были «парадные» подъезды и «чёрные» лестницы, обширные дворы, подвалы и погреба с ледниками. Рассказывают, что «с наступлением лета парадная в доме № 55 со стороны Денежного переулка закрывалась, а прохладные мраморные ступени использовали жильцами как своеобразный холодильник для хранения молочных продуктов».

- Откуда вы всё это знаете? – с удивлением спросила Моника Мирабо. – Вы здесь жили?

- Нет, - ответил Максим Исаев. – Я тут не жил, но, надеюсь, буду жить, только в другом доме. А узнал я всё об этом районе из справочника «Вся Москва за 1917 год». Очень интересная книжка…

- А какую ещё изящную словесность вы читали? – насмешливо спросила Моника Мирабо.

- Чарльз Диккенс и его романы, такие как «Домби и сын», «Дэвид Копперфилд» и «Большие надежды», - просто начал перечислять Максим Исаев. - «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда. Герберта Уэллса и его романы: «Машина времени», «Человек-невидимка» и «Война миров». «Дракула» Брэма Стокера и «Овод» Этеля Лилиана Войнича. «Лунный камень» и «Женщина в белом» Уилки Коллинза.

- Вот уж не думала, что вы увлекаетесь одновременно натурализмом, декадансом, модернизмом, готикой и мистикой, научной фантастикой и детективами, - сказала Моника Мирабо.

- Кроме этого я могу добавить произведения Фридриха Ницше, Чезаре Ломброзо и Зигмунда Фрейда, которые я читал с интересом, - с некоторой гордостью сказал Максим Исаев.

- Да? – опустив голову, спросила Моника Мирабо. – Надеюсь не «La Donna delinquente»? («Женщина;преступница и проститутка», 1893).

- Нет, - серьёзно ответил Максим Исаев. – «Il delitto politico e le rivoluzioni» («Политическое преступление и революции», 1890), в соавторстве и «L’origine du baiser» («Происхождение поцелуя», 1893).

- Да? – опять в замешательстве спросила Моника Мирабо. – И что же почерпнули из книги Ломброзо о происхождении поцелуя?

- Он предложил теорию, согласно которой поцелуй возник из материнского акта кормления младенца, - просто и немного отрешённо, якобы, не замечая замешательства Моники, ответил Максим Исаев и продолжил тоном исследователя научных истин. – Ломброзо полагает, что этот ритуал произошёл от способа, которым некоторые птицы кормят своих птенцов — передавая пищу из клюва в клюв. Ломброзо приводит в пример обычаи жителей островов Фиджи, где матери поят младенцев, передавая воду прямо изо рта в рот, так как у них нет сосудов для питья. По его мнению, именно этот акт, стал основой для первого поцелуя, который изначально носил характер материнского чувства, а не любовной страсти.

- Я другого мнения, - пробормотала Моника Мирабо. – Я считаю, что изначально, с первобытных времён, поцелуй был особой лаской, да, сначала материнской, но потом именно чувственной, выражением любви, нежности и страсти.

- Но это лишь моё мнение, - поспешила сказать Моника. – Я не претендую на теорию, опровергающую теорию Ломброзо. А вы как считаете?

- А мне нравится ваша теория, Моника, - ответил Максим, ощущая прилив волнения. – Я с вами согласен, потому что в живой природе все целуются: львы и львицы, тигры и тигрицы, гориллы и шимпанзе, даже рыбы и те целуются, и не потому, что они кого-то кормят, а потому что любят…

Моника Мирабо совершенно скрыла своё лицо под капюшоном накидки-епанчи и поспешила сменить тему.

- А это что за дом? – спросила Моника и указала на другой угловой дом, когда они прошли вдоль «профессорского дома» Московского университета и подошли к повороту на переулок Сивцев Вражек.

- Это доходный дом О.С. Петровской, - ответил Максим. – Кто она, я не знаю, но знаю, что она была владелицей этого дома. Здание было построено в 1911–1913 годах по проекту архитектора Дмитрия Михайловича Челищева. Известен этот дом тем, что с 1913 года в небольшой комнате коммунальной квартиры №14 здесь жил поэт Сергей Есенин со своей первой гражданской женой Анной Изрядновой. Сейчас этот дом стал пролетарской коммуной (коммунальным домом).

- А-а-а, - разочаровано протянула Моника и указала на дом, расположенный напротив через улицу. – А чей этот красивый особняк?

- Это усадьба купца 2-й гильдии Ивана Андреевича Слонова. Построена в первой половине XIX века в стиле классицизма. В 1897 году Слонов приобрёл большой земельный участок с двумя каменными домами, включая этот особняк. В 1898 году по проекту архитектора Н.Д. Струкова дом был частично реконструирован: переделали фасад, добавили декоративные элементы в стиле эклектики. Участок усадьбы Слонова примыкает к двору Троицкой церкви. Теперь здесь коммуналка…

- Что такое «коммуналка»? – спросила Моника Мирабо.

- Коммуналка, - сказал Максим Исаев, - это коммунальное жильё, как правило, многокомнатная квартира, в комнатах которой одновременно проживают несколько семей или отдельных лиц, не связанных родством.т При этом каждая семья или жилец со своим отдельным договором найма на занимаемую комнату или часть квартиры.

- А места общего пользования? – опять спрятав лицо за капюшон, спросила Моника.

- Общие помещения — кухня, санузел, коридор, прихожая используются всеми жильцами, - ответил Максим Исаев. – Такое положение дел требует договорённостей между жильцами «коммуналки».

- А у вас ваша комната в квартире Елены Николаевны тоже «коммуналка»? – тихо спросила Моника.

- Строго говоря, да, - честно ответил Максим Исаев. – Только нас с Еленой Николаевной пока только двое и мы, тоже пока с ней ладим. Надеюсь, что я ей буду не помехой, а только в помощь и на пользу. А для меня комната в её квартире – это подарок судьбы. Вы скоро в этом убедитесь…

- Долго ещё идти? – с ноткой нетерпения спросила Моника Мирабо; ей уже было невтерпёж от желания увидеть эту сказочно добрую Елену Николаевну, которая только вчера с первого раза их общения пустила к себе в дом этого красивого юношу, Максима Исаева.

Максим Исаев и Моника Мирабо, не задерживаясь и почти не оглядываясь по сторонам, миновали двухэтажный главный деревянный дом № 45 городской усадьбы 1783 года постройки в стиле классицизма, с мезонином - надстройкой над центральной частью дома и симпатичный двухэтажный «дом Авдотьи Васьковой» построенный в 1823 году. В 1893 году по проекту архитектора Петра Ушакова (в честь него дом впоследствии и получит своё название) с южной стороны к зданию пристроили двухэтажную каменную часть. В 1914 году по проекту архитектора Густава Гельриха на каменную часть здания, расположенную перпендикулярно главному дому, наложили «два верхних жилых этажа», а за ней вплотную к боковой границе и до задней границы владения построили трёхэтажный каменный жилой с полуподвалом дом № 24 для лечебницы (впоследствии здесь будет родильный дом).

Максим и Моника миновали дом лечебницы и одноэтажный дом № 20, построенный в 1917 году. Следом за ним был дом № 18 усадьбы Е.Н. Горчаковой – Н.А. Богданова. Эта усадьба была построена на рубеже XVIII–XIX веков для московской помещицы Елены Николаевны Горчаковой. В этом же доме жил её муж, известный московский промышленник и меценат Николай Александрович Богданов.

Усадьба была построена на месте сгоревшего в пожаре 1812 года деревянного дома примерно в 1817-1833 годах. К 1839 году дом надстроили антресолями в северо-восточной части, фасады при этом остались прежними.
В 1879 году к южной части дома пристроили большую деревянную оштукатуренную пристройку. В 1883 году архитектором С.И. Архангельским был составлен проект перестройки фасадов дома: композиция уличного фасада осталась прежней, но была дополнена элементами классического декора. В 1912 году дом подвергся значительной перестройке: был разобран мезонин и изменён декор уличного фасада, сочетающего классицизм и барокко. Фасад здания был украшен орнаментами и колоннами. Сад и парк, как часть усадьбы, сочетали элементы искусственного и природного ландшафта. В саду была построена зимняя стеклянная оранжерея — новинка в Москве. Максим Исаев не знал, кто обитает в этом доме, но видел, что это административное здание и принадлежит государству.

Проходя мимо, Максим Исаев не удержался и указал Монике на здание напротив усадьбы Горчаковой – Богданова. Это был знаменитый особняк
Н.К. Боля — К.А. Гутхейля — историческое здание № 13 в Денежном переулке и уже памятник архитектуры. В 1839 году на месте этого здания построили небольшой ампирный особняк — деревянное здание на кирпичном фундаменте. В 1887 году здание перестроили под руководством архитектора Владимира Петровича Гаврилова. На старом фундаменте надстроили каменный дом в стиле модерн с элементами классицизма. Над центральным входом расположили мезонин с декоративным балконом.

Сначала особняк принадлежал купцу Н.К. Болю, в 1892 году здание приобрёл Карл Александрович Гутхейль. Он владел крупнейшим в дореволюционной России нотно-музыкальным издательством и был первым, кто предложил выпустить оперу «Алеко» композитора Сергея Рахманинова. Фасады особняка имели эклектичный вид, характерный для архитектуры конца XIX века. По периметру особняк опоясали венчающими профилированными карнизами. Декоративные элементы — аттики — над главным входом и арочным окном справа по главному фасаду. Внутренняя планировка в результате перестройки изменилась: одно из парадных помещений стало вестибюлем, но анфиладный принцип комнат сохранился.

Рассказывая о зданиях улицы Денежный переулок, Максим Исаев хотел не просто поразить воображение Моники Мирабо, а показать её, что она пришла-приехала в историческое место, в котором теперь живёт он, Максим Исаев, для неё пока только молодой чоловек интересной наружности; Максим вольно или невольно, но хотел произвести на Монику Мирабо особое впечатление…

Так, интересно общаясь, Максим и Моника миновали усадьбу Грачёва (дом № 11, стр. 1) и особняк Треймана (дом № 16). Усадьба Грачёва была построена в 1815 году для корнета А.В. Толстого. Первоначально она представляла собой неприметное одноэтажное здание, предположительно, деревянную постройку, облицованную крашеными досками, а окна дома были обрамлены простыми наличниками. В 1884 году по заказу нового хозяина усадьбы М. Грачёва под руководством архитектора Сергея Аркадьевича Елагина была проведена реконструкция здания. Усадьба приобрела более пафосный облик, соответствующий социальному статусу владельца и модным архитектурным тенденциям того времени.

Фасад здания усадьбы Грачёва был оштукатурен и дополнен множеством декоративных элементов, характерных для московского ампира. Центр фасада украшен сложным орнаментальным карнизом, поддерживаемым шестью кариатидами. В тимпане фронтона помещён щит с монограммой «МГ», который держат в лапах два грифона. В этот же период появились лепные наличники и барельефы в виде львиных голов над центральными окнами. Интерьеры дома был под стать пышным декорациям фасада: паркет из редких пород дерева, лепные потолки, скульптурные рельефы на стенах.

Особняк Н.В. Урусовой (до №16/1, так же как городские усадьбы П.А. и Н.П. Павловых («Товарищества мануфактур, основанных И. И. Скворцовым», дом №16/4) были построены в 1899-1900 годах по проектам архитектора Карла Густавовича Треймана. Это были одноэтажные особняки с отступом от красной линии переулка. На красную линию выходит только парадный вестибюль, а основной объём здания уходит вглубь владения. По традиции помещения в доме были анфиладной планировки. Все парадные помещения были вынесены на юго-западную и юго-восточную сторону. В комнатах были камины из белого мрамора. Парадный вестибюль особняка Треймана был украшен обильной лепниной в рокайльном стиле, а перила были оформлены решётками с растительным орнаментом. Над входом располагалось витражное трёхчастное окно с изображением модных в эпоху модерна цветов — ирисов и лилий.

Всё это было интересно, но Монику Мирабо эти купеческие московские здания, особняки и усадьбы уже не впечатляли, потому что они были чужие, а Монике хотелось поскорее оказаться в комнате Максима, в доме загадочной и опасной генеральши Елены Николаевны. Максим Исаев почувствовал перемену в настроении Моники и далее уже они шли почти решительным скорым шагом спешащих людей.

Так они миновали перекрёсток с Глазовским переулком, прошли мимо дома №14/1 (доходный дом Воробьёва), доходный дом и особняк Бройдо и Бурдакова (дом № 7), доходные дома №№ 12, 10, и 8, и тут Максим Исаев опять не выдержал и указал Монике Мирабо на красивое здание городской усадьбы текстильного промышленника Сергея Павловича Берга, построенное в 1897 году по проекту архитектора П.С. Бойцова.

Здание усадьбы было выполнено в стиле эклектики с элементами готики, барокко и модерна. Этот особняк был знаменит величественными интерьерами: готические порталы, резные панели и арки создавали атмосферу средневековья. Это здание было одним из первых в Москве, куда провели электричество, но особое значение этот особняк получил в этом 1918 году, когда в нём разместилось посольство Германии и евые эсеры убили германского посла графа Вильгельма фон Мирбаха.

- Это здесь убили посла воюющей с нами Германии? – спросила Моника Мирабо с округлившимися от возбуждения глазами.

- Да, здесь, именно здесь, - ответил сдержанно Максим Исаев.

- Как это случилось, Максим? Вы же всё знаете! Расскажите, прошу вас, - и Максим Исаев рассказал…

Справка (использованы открытые источники):

Первоначально деревянная церковь Троицы Живоначальной на Арбате располагалась левее ворот Земляного города, если обратиться лицом к Москве-реке, на углу современного Денежного (тогда Проезжего) переулка и Арбата (по его нечетной стороне). Храм построили мастера монетного двора и стрельцы. Документально он известен с 1642 г.

В 1649-1650 годах стрельцами полковника Леонтьева полка было возведено каменное здание церкви. Но и его спустя сто лет разобрали и построили вновь в 1739-1741 гг. на средства купцов - новых обитателей округи. Построили храм по проекту архитектора И.Ф. Мичурина и освятили в 1741 г. Приделы же возвели в 1742 и 1750 гг.

Это был одноглавый храм с трапезной и колокольней, с приделами Прокопия и Иоанна Устюжских, Тихвинской иконы Божией Матери, Николая Чудотворца. Основной объём церкви отличали сдержанные формы и скромный декор. Более живо была оформлена только колокольня.

В 1812 году церковь пострадала от пожара и была разграблена солдатами Наполеона. Придел Прокопия и Иоанна Устюжских был утрачен (сгорел). Тогда же к Троицкому храму приписали «за малоприходством и невозможностью служить» Преображенскую церковь на Песках. Окончательно Троицкий храм восстановили только к 1818 году.

Среди самых знаменитых прихожан церкви Троицы Живоначальной были известны: молодожены Пушкины, Александр и Натали, поэт Андрей Белый, композитор С.В. Рахманинов, обитатели усадеб и особняков, доходных домов и коммуналок Арбата и Денежного переулка.

Андрей Белый писал в книге «Начало века»:
«Тут и Троице-Арбатская церковь, с церковным двором, даже с садиком, вытянутым дорожкою в Денежный (переулок – автор); там — и ворота; в воротах — крылатый спаситель; колодезь и домики: в дьяконском, двадцатилетьем поздней, останавливался мой издатель, Алянский; меня приносила Афимья, кормилица, — в садик; С.М. Соловьев здесь в салазках катался позднее… В церкви все знали: кто, где проживает, как служит, какого достатка, когда дети женятся, сколько детей народят, чем внучата в годах расторгуются, когда успение примут они».

Сергей Соловьев, который «несколько лет весь принадлежал церковному двору и проводил в нем каждый день время от завтрака до обеда», вспоминал:
«Церковный двор, или, как называли его обитатели, «монастырь», был целым поселком. Дом батюшки с мезонином был окружен тенистым садом, куда никто не ходил, кроме семьи священника... Ближе к воротам находился чистый домик старшего дьячка Митрильича. ... Кругом храма был большой сад, и в глубине его жили два самые бедные члена причта ... Там же в саду был бедный дом трапезника».

Церковь закрыли в 1930 году и сломали в 1931 г. На месте разрушенного храма по проекту архитекторов И.А. Голосова и Д.Д. Булгакова в 1934 г. возвели дом Общества пролетарского туризма и экскурсий. Сейчас этот дом встроен в северное крыло высотного здания МИДа.
Святые храма Троицы Живоначальной: сщмч. Александр Заозерский, служил псаломщиком с 1903 по 1908 г. Настоятели: Анатолий Орлов (15 мая 1919 - 29 марта 1920).

Использованные материалы:
- Храмы Арбата // Сайт Библиотеки истории русской философии и культуры "Дом А. Ф. Лосева"
- Церковь Троицы Живоначальной на Арбате // Сайт "Храмы России".