Арслан-богатур и лекарь вселенной

Пролог.


Как рассказывают старые люди жил в давние времена в калмыцкой степи Арслан, великий воин, который служил у хана Араши в войске и получил от него огромное количество наград за верность, отвагу и военную удачу. Затем он попал в опалу. Это случилось после того, как его предал младший сын хана Лавга, отправив вместе с армией в атаку на лагерь противника, заранее предупрежденного им. В итоге предательства войско полководца было полностью уничтожено врагом, а сам полководец получил много тяжелых ранений. В том бою все лицо героя было изрублено, и Арслан лишился глаза. Ханский же сын в это время атаковал столицу неприятеля и захватил ее. А Арслана обвинил в самоуправстве, якобы он сам принял решение атаковать неприятельский лагерь. Хан не стал защищать своего полководца. Он сказал ему:   

- Ты знаешь, Арслан, что простить тебя за то, что ты погубил свою армию, я не могу. Я не хочу выслушивать твои оправдания. Они не вернут мне моих лучших воинов. Ты заслужил смерть от топора палача. Но я вижу, что ты и так наказан. Раны твои воистину ужасны. Отправляйся в пустынное место и паси там стадо овец и баранов, и больше на глаза мне не попадайся. Иначе я могу передумать и приказать казнить тебя!

Не сказав ни слова, Арслан покинул ханский дворец. Ему дали стадо баранов и он отправился в пустынное место в границах владения хана. А через три года хан позвал к себе опального полководца и велел ему вернуть украденные Лавгой печати жизни и смерти. На хана его сын поставил печать смерти, и теперь жизнь Араши вытекала из него, как вино из дырявой бочки. Необходимо было найти печати и запечатать реку жизни хана. Араши сказал своему опальному полководцу:

-  Приказываю тебе, Арслан отправиться во владения моего младшего сына и отыскать украденные печати. Если привезешь мне печати, то все обвинения с тебя будут сняты, и ты снова станешь моим самым главным полководцем. Отправляйся на задание прямо сейчас, сопровождение уже ждет тебя у ворот дворца.

Арслан отправился в город Ирбис, в котором правил Лавга и здесь он столкнулся с ханским дознавателем Корсаком, который, как выяснилось позднее, оказался организатором заговора против хана и тайным инициатором похищения печатей. Арслан нанял трех слуг. Хадриса, Шургана и Мингияна. Они помогали ему в проведении его собственного расследования. После того, как Арслан понял, что Араши решил избавиться от него и приказал его убить, он начинает свою игру. В итоге печати жизни и смерти были уничтожены, и, пытаясь спасти их из огня погиб Корсак. После смерти дознавателя его верная помощница Лин, опытная профессиональная наемная убийца приняла приглашение пойти на службу к Арслану. А в это время хан Араши продолжал поиск печатей, потом признав невозможность их возвращения себе, он отправился в столицу своей степной империи. Арслан со своими помощниками так же отправился в столицу ханства.

В столице Арслан встретился со своим дядей и от него узнал о существовании волшебного лотоса внеземного рождения, который мог не только продлить жизнь хана на пять лет, но и сделать его обладателем нечеловеческих способностей. Так же в столице великий воин узнал о мятеже, который поднял правитель южной провинции страны. Благодаря Арслану  волшебный лотос был найден, хан получил второе рождение в нем, жизнь его продлилась. А мятеж, тайным руководителем которого был глава ханской канцелярии Нимя, был жестоко подавлен ханом. В награду за свои старания Арслан получил в управление южную провинцию страны.

Великий воин поспешил на юг, чтобы начать свое правление, но он опоздал, в его новых владениях уже вспыхнул мятеж. Началась тайная битва, смысл которой нужно было суметь разгадать Арслану, иначе его правление, могло завершиться, так и не начавшись. Только раскрыв тайну святилища бога войны, новый правитель юга смог узнать подлинную суть происходивших на юге в последние годы событий и понять, что главную роль в них играла его бывшая возлюбленная, новая хозяйка веселого квартала столицы Заяна. В руки Арслана на юге попала статуя божества богатства. Его предупредили, что она смертельно опасна для него. Но он пренебрег предупреждением. И началась тайная война с могущественными врагами, победа в которой принесет благополучие жителям юга. Но и после этой битвы у Арслана возникли новые проблемы.


Глава 1


Прошла неделя с того дня, когда Арслан с помощью могущественного главы торговой корпорации по имени Ики-Кюн, которого повсеместно  называли королем бриллиантов, смог возвратить статуэтку божества богатства в скрытый от глаз людей южный храм. Правитель юга в тот день отправился в столицу степной империи для того чтобы торжественно отметить победу над Каргополисом. По всему пути следования каравана местные жители радостными криками встречали победителя. Арслан бросал монеты в толпу, а слуги раздавали угощение людям. В столице степной империи в ханскую казну правитель юга  внес огромную сумму денег золотыми монетами из полученной в Каргополисе добычи. Кроме того в казну были переданы множество тюков с драгоценными тканями, богатой одеждой, много редкой красоты посуды и мебели. Целый день ханские казначеи принимали драгоценный груз.

Хан, получив отчет казначеев, лично пришел посмотреть на то богатство, что привез ему Арслан. Осмотрев свою добычу, правитель степной империи удивился удачливости правителя юга. Он сказал своим казначеям:

- Если этот удалец мне привез столько добра, что моя казна едва его вместила, сколько же он богатств оставил себе?

- Думаю, что в самое малое в три раза больше богатств Арслан оставил себе – ответил главный казначей.

- Шайтан этому Арслану видимо родной брат и помогает ему в его делах – сказал хан. – Отравить бы этого удальца, и послать на юг дознавателей, чтобы они разыскали все утаенные от меня богатства. Но Арслан мне еще может пригодиться. Так что делать нечего. Нужно устроить праздник в честь правителя юга. Будь он неладен.

Вскоре хан устроил в своем дворце торжественный прием в честь правителя юга. Араши буквально весь светился притворной нежностью по отношению к Арслану. Хан называл великого воина самым любимым полководцем и оплотом державы. Все высшие чиновники и самые прославленные полководцы, видя настроение хана, в один голос славили великого воина во время приема. В награду от Араши Арслан получил огненно-красного иноходца, изрыгавшего огонь из глотки.

Сразу же после завершения приема у хана из ханского дворца правитель юга отправился навестить своего дядю в его доме. Высокий лама очень сильно обрадовался приезду племяннику. Он собрал в своем доме родственников, которые давно не видели великого воина. И Арслан вместе со своими близкими людьми сразу отпраздновали и его назначение на высокий пост руководителя южной провинции степной империи и его первые победы, в качестве правителя юга. Когда гости разошлись по домам, дядя попросил племянника подробно рассказать ему о том, что произошло с ним в последнее время. И Арслан долго и подробно рассказал высокому ламе о тех событиях, которые произошли с ним на юге.

Дядя внимательно выслушал своего племянника и покачал головой. А потом сказал:

- На юге так давно не было достойного руководителя, что жизнь людей  там превратилась в сущее наказание. И вот, наконец, жители юга получили в твоем лице, племянник, достойного руководителя. Я уверен в том, что твоими заботами жизнь в южном краю станет богаче и зажиточней у народа. Я в этом был уверен уже тогда, когда только узнал о том, что ты станешь правителем юга. И вот я узнаю теперь от тебя, что ты за короткое время своего правления уже во многом успел на новом месте преуспеть. И то, что ты достиг это далеко не предел. Я верю в то, это только начало славных дел. Верю я в то, что урожай будет в этом году в ваших краях намного больше, чем в прежние годы. А базар юга скоро станет одним из самых богатых в империи и по своему значению станет соперничать со столичным базаром. Зима в этом году не будет морозной и снежной. Скот легко перенесет в вашем краю зимовку. Драгоценные камни принесут огромный доход вашей провинции. Можно будет на полученные доходы построить много красивых храмов богов. Все это прекрасно.

- Да, у нас теперь на юге многое меняется к лучшему – сказал великий воин. – Мои мечты постепенно превращаются в реальность. Жизнь народа на юге становится лучше. Я не зря потратил свое время на службе.   

- Арслан, то, что я хочу сказать сейчас, может тебе не понравится – сказал дядя.

- Говорите, дядя, все открыто и прямо – ответил племянник. – И не бойтесь меня обидеть своими словами.

- Тебе, Арслан, не надо чересчур сильно радоваться своим победам, ибо впереди тебя ждет в самое ближайшее время много проблем и разочарований – сказал дядя. – И все потому, что ты чересчур рьяно взялся за служение народу юга. Я выслушал тебя и понял, что ты теперь стоишь намного дальше от истинного пути, чем был до того, как стал правителем юга. Я виноват в том, что принял это предложение хана. Из-за моей глупости ты взял на себе непосильную ношу ответственности за огромный край. И в итоге сбился с истинного пути.

- Дядя, укажите мне на мои ошибки – сказал Арслан. – И подскажите, как их исправить.

- Племянник мой, ты слишком увлекся материальным обогащением своего края – сказал высокий лама. - Ты захотел сделать людей богатыми и решил, что разбогатев, они станут счастливыми. Но богатство  не всегда приносит только радость. Вспомни короля бриллиантов. Он самый богатый человек в империи. Но он все время вынужден скрываться, словно преступник, которого ищут власти. Счастлив ли он? Я не знаю. Но знаю точно, что его личное счастье никого не волнует, потому что на нем лежит огромная ответственность за процветание огромной торговой империи. И для процветания своих людей Ики-Кюн превратился в человека, ставшего призраком, живущего только интересами своей торговой корпорации. Теперь и ты вместе со своим краем становишься в чем-то похожим на короля бриллиантов. Но Ики-Кюн и его корпорация в отличие от твоего края стали богатыми и могущественными торговцами не в одночасье. У этой торговой империи за плечами многолетний опыт борьбы, побед и поражений. Сколькими жизнями торговцев заплачено за то, чтобы эта корпорация заняла главенствующее положение среди других торговых империй, никто не знает. Но их точно было много. А люди на юге разбогатели, по сути, ничем не пожертвовав. Только благодаря твоим стараниям. Они не будут ценить то, что сейчас получили.

- Но народ страдал от нищеты на юге – возразил великий воин своему дяде. – И первым делом надо было сделать все, чтобы люди стали жить лучше.

- Всё, что ты добился на сегодняшний день, это всего лишь бег на месте – ответил высокий лама. - Это богатство, которое ты привлек на юг, само по себе не принесет твоему краю и тебе счастья. Люди там и без богатства жили там сотни лет. Теперь богатство станет для них огромной проблемой. Пойми, без искренней любящей доброты, без высокой нравственности люди в твоем краю не станут счастливы даже, если их жизнь станет намного богаче. Такова уж природа человека. Он ко всему привыкает, и перестает ценить то, что имеет. Сегодня народ славит тебя за тот малый кусок, что он от тебя получил. А завтра даже сладкий пирог на золотом блюде не обрадует людей.

- Почему так происходит? – спросил Арслан.

- Люди не могут насытить свою жадность богатствами – ответил старик. - Им всегда будет мало, ибо жадность единственная человеческая страсть, которую невозможно ничем насытить. Но при этом вместе с богатством часто приходят к людям страшные беды. И тогда люди начинают проклинать своего правителя. Нужно это понимать и быть готовым встретить новые проблемы во всеоружии.

- Дядя, как же мне тогда быть? – спросил правитель юга. – Может быть, мне теперь начать грабить и разорять народ на юге, якобы для их же блага? Послушать вас, дядя, так получается, что прежние правители юга беззастенчиво грабя юг, делали благое дело!

- Ты, обиделся Арслан – сказал дядя.

- Извините меня и продолжайте, пожалуйста, вашу речь, любимый дядя – сказал Арслан. – Кроме вас мне никто не скажет всю правду в лицо.

- Ответь мне племянник, что для тебя важнее юг или ты сам? – спросил высокий лама.

- Мне трудно дать вам сразу ответ на этот вопрос – ответил правитель юга.

- Твоя проблема в том, что стараясь сделать людям добро, ты слишком растратил себя – ответил дядя. - Ты всё время бежишь вперед. Иногда останавливай свой бег и задумывайся о том, что ты тоже человек и что тебе тоже нужно заниматься собой, а не только одним лишь югом. Делать нужно не только провинцию, делать нужно и самого себя. Сейчас я вижу, что ты занят только югом и ничего не делаешь для того чтобы делать себя. Это большая ошибка, она может принести много горя и тебе и югу.

- Как мне вернуться на истинный путь? – спросил Арслан.

- Прежде всего, помни всегда о том, что когда происходят перемены в одном месте, то меняется и весь окружающий мир – сказал высокий лама. - Нищий юг и его правитель это одно. Богатый юг и его правитель это нечто совершенно другое.

- Я это понимаю – ответил правитель юга.

- А я не уверен в том, что ты это понимаешь – сказал дядя. - Это изменение статуса твоей провинции и изменение статуса тебя, как правителя, меняет полностью все стоящие перед тобой задачи. Если раньше твоей главной задачей было сражаться за богатство, то теперь твоя основная задача это сохранить, прежде всего, себя, а уже потом богатство и благополучие своего края. Потому, что для юга ты сегодня гарант богатства и процветания, но юг для тебя ничего гарантировать не может.         

- Это действительно так – признал Арслан. - Но что вы хотите, чтобы я понял об изменении моего статуса и статуса юга?

- Теперь ты богатый правитель богатой провинции – ответил высокий лама. – Раньше никто из родовитых господ не рвался на юг, сейчас же твое место стало желанным для них. А это значит, что они начнут интриговать против тебя. Но это далеко не самое страшное. Хуже то, что сам хан, как мне доложили только что, недоволен тобой. Он посчитал, что ты утаил от него большую часть полученной в Кадисе добычи, увидев, сколько добра ты внес в его казну. Побед сам Араши одержал много в последнее время, но богатой добычей он похвастаться не может. Твоя богатая добыча больно ранила самолюбие хана. Пока Араши посчитал, что ты ему еще пригодишься и оставил тебя в живых, но положение твое стало очень шатким во дворце.      

- Это очень серьезная проблема – признал правитель юга. – Я допустил большую ошибку. Но как мне исправить положение?

- Я не смогу дать тебе конкретный совет, как тебе поступить сейчас, ибо я никогда не был правителем провинции, но я могу подсказать правильный метод, пользуясь которым ты сможешь постепенно исправить ситуацию – сказал дядя.

- Я слушаю вас, дядя – сказал Арслан.

- Человек в своей деятельности использует в основном четыре основные сакральные энергии – ответил высокий лама. - Тебе придется научиться работать с одной из этих энергий в новый период жизни. С энергией разрушения. Ибо только она помогает сохранять богатство и достигнутое высокое положение.

- Но как мне научиться правильно, пользоваться энергией разрушения? – спросил великий воин.

- Посмотри на то, как используют энергию разрушения те структуры, что давно и прочно заняли место среди хозяев мира – ответил дядя. – Изучи их опыт и попытайся использовать его себе на благо.

- Я заметил то, что все успешные структуры имеют свою собственную разведку – сказал задумчиво Арслан.

- И ты организуй обязательно у себя разведку – воскликнул высокий лама. - Собирай информацию обо всем, что происходит в империи и вокруг нее. Все время следи за поступающей информацией и анализируй ее. И все время будь готов разрушать зло, направленное против тебя и против юга империи извне. Но так, же следи и за тем, что происходит на юге. И вовремя разрушай так же все отжившее. Следи за всеми изменениями в торговле и политике. И реагируй на них своевременно. Нет ничего более созидательного в мире, чем своевременное разрушение. И обязательно помни о том, что основой всех энергий является любящая доброта.   

- Спасибо, дядя, я постараюсь вернуться на истинный путь – сказал с поклоном Арслан. – Но я надеюсь на то, что вы до моего отъезда  подберете для меня достойного духовного учителя, который отправится со мной на юг и там станет опорой веры.

- Как только в столице узнали о том, что на юг начал литься поток богатств, сразу же ко мне стали обращаться священники с просьбой помочь им пристроиться к племяннику – ответил  дядя. – Но я всем отказал. Я буду подбирать тебе духовного наставника, но пока тебе придется обойтись без его помощи. Теперь же, Арслан, иди готовиться к торжественному обеду в честь твоей победы над Каргополисом.

Арслан поклонился дяде и вышел из его покоев.

Официально праздновал свою победу правитель юга в веселом квартале столицы. Весь цвет столичной аристократии был здесь налицо. Лилось в кружки гостей бесконечным потоком целое море арзы, столы ломились от блюд с жаренным и вареным мясом. Самые знатные люди империи по очереди произносили тосты в честь великого полководца. Веселье было в самом разгаре, когда Заяна, хозяйка веселого квартала столицы, встретила лицом к лицу своего бывшего возлюбленного. Она изобразила радость на своем прекрасном лице. Но страх все же не оставлял полностью ее. Опасное приключение со статуэткой божества богатства для нее завершилось пока без последствий. Поэтому Заяна напряженно ждала, что скажет великий воин. Правитель юга тепло улыбнулся, и спросил хозяйку веселого квартала по-дружески:
 
- Заяна, что слышно о бывшем наемном убийце Зула? Ты ведь была его хозяйкой когда-то. Может быть тебе, что-то известно о нем?

- Зула женился на сестре Ики-Кюн, и теперь он занят тем, что постоянно разъезжает по всем базарам империи и приглядывает за торговцами драгоценными камнями – ответила Заяна. – Его мать и сестры переехали на север и теперь живут при дворе короля бриллиантов. Вот всё, что я знаю о Зула. О самом короле бриллиантов, как обычно ничего не известно. Возможно, что он сейчас в столице. А возможно он находится в своих владениях на севере. Говорят, что вы подружились. И у вас на юге теперь Ики-Кюн добывает драгоценные камни и торгует ими по всему свету. Правда ли это?

- Да, это так – подтвердил Арслан. – Мы очень довольны тем, как развивается наше сотрудничество. Надеюсь, что и Ики-Кюн так же доволен тем, как обстоят его дела у нас на юге.   

 - Я тоже хочу заключить с вами, правитель, договор – сказала хозяйка веселого квартала столицы империи.

- Я слушаю, рассказывай, что за договор ты решила со мной заключить – сказал великий воин.

- Я хочу купить веселый дом на юге - сказала Заяна. – Как вы, правитель, к этому относитесь?   

- Я понял, что ты хочешь забрать себе имущество бывшей хозяйки лучшего на юге веселого дома – сказал правитель юга. – Она работала на тебя.

- И не только это – сказала хозяйка веселого квартала столицы империи. – Я хочу купить несколько веселых домов. Столица юга стала процветать. Туда потекли деньги. Значит, там нужно открывать веселые дома. Я бы купила бы вообще все веселые дома на юге. Пока они еще стоят дешево. Завтра их цена вырастет в разы.

- Я ничего против этого не имею, покупай хоть все веселые дома на юге – ответил Арслан. – Но я должен знать обо всем, что там говорят.

- Хорошо, я куплю все, что смогу на юге – сказала Заяна. – И я сделаю так, что вы будете в курсе всего, что будут говорить гости в веселых домах.

- Приедешь ли ты сама покупать веселые дома или же пришлешь дворецкого? – спросил правитель юга.

- Приедет к тебе моя младшая сестра Зарина – ответила Заяна. – Я приехать на юг сама пока не смогу, хотя и хотела бы погостить у вас, господин. Но оставить веселый квартал я не могу сейчас, ни на день. Постоянно идут торжества.

- Я понимаю, что сейчас у тебя много работы и поэтому встречу твою сестру у себя на юге и помогу ей купить для тебя веселые дома – сказал правитель юга.

- Я рада, что вы, господин, готовы помочь мне в моих делах – сказала властная женщина. - Вы всегда сможете рассчитывать на мою благодарность.   

После торжественного обеда в столице Арслан не мешкая, вернулся в свою провинцию.


Глава 2


Возвратившись в столицу юга, Арслан сразу же собрал у себя в покоях большой совет. Увидев нерадостное лицо правителя юга, помощники стали спрашивать его о том, что произошло в столице? Может быть, случилось нечто дурное?

- Нет, ничего плохого со мной в столице не произошло, меня с почетом встретил хан и подарил мне дышащего огнем иноходца, а на торжественном обеде в честь моей победы меня славили все самые уважаемые в степной империи люди – успокоил Арслан помощников. – Все прошло без особых проблем. Но хочу вам сказать о том, что это была очень полезна для меня поездка. Благодаря тому, что я увидел и услышал в столице, мне удалось увидеть со стороны результаты своей работы на юге. И в итоге осмысления всего этого, я понял, что нам необходимо сейчас  многое поменять в нашей работе.

- Что конкретно нам нужно изменить? – спросил Хадрис.

- Нужно в первую очередь понять, чем мы владеем – ответил правитель юга. – Поэтому нам следует сделать перепись. Мы должны знать, сколько людей живет в провинции, сколько у нас пахотных земель, сколько пастбищ. Кто является владельцами земли, рек и озер. Я должен знать, кто является хозяином торговых лавок и помещений в столице и в целом по провинции. Мы должны установить контроль над всеми перемещениями богатств, земли и имущества на юге. Без нашего разрешения не должны совершаться все крупные сделки.   

- Я сегодня же начну готовить перепись – сказал с поклоном Хадрис.
 
- А я подготовлю соответствующие ваши указы – сказал Шурган.

- Отправляйтесь вместе с городским головой сейчас же готовить всё необходимое для проведения этих мероприятий – приказал Арслан.

Трое помощников быстро покинули покои правителя юга.

- Мингиян, ты должен создать список всех артистов и народных певцов, которым разрешено выступать перед народом на базарах и во время празднеств – приказал правитель юга. – Все эти люди должны постоянно быть у тебя под контролем. И тебе совместно с городскими властями и властями в селениях и моими дознавателями нужно будет следить за тем, чтобы артисты и певцы, не имеющие от тебя разрешения на выступления, не смели будоражить умы простых людей крамольными речами и злобной клеветой на власти. Как только такие самозванцы проявят себя, их нужно будет сразу же задержать и доставить в столицу юга. Здесь уже будем разбираться, стоит ли давать этим людям разрешение на выступление или им место в темнице.

- Я сейчас же отправлюсь исполнять ваше приказание – сказал Мингиян. – Уверяю вас, правитель, что через неделю все певцы, актеры и музыканты будут взяты мной на контроль.

И, поклонившись, Мингиян  покинул покои правителя юга.

- Чужан, я рад тому, что у тебя получилось построить неплохо работающую систему сыска в провинции – сказал Арслан.

- Мы только в самом начале организации надлежащей работы по сыску – ответил дознаватель. – Работы еще много впереди.

- Ты знаешь, что с Цугаром, начальником разведки Кадиса? – спросил правитель юга. – Где он сейчас?

- Я знаю, что его судили правители Кадиса – ответил Чужан. – Хотели казнить, но потом решили ограничиться изгнанием. Где сейчас Цугар я не знаю.

- Найди мне бывшего начальника разведки Кадиса – приказал Арслан. – Я хочу с ним переговорить. У меня есть для него работа.   
 
- Я сейчас же отправляюсь исполнить ваше приказание – сказал Чужан и покинул покои правителя юга.

- Что вы, правитель, прикажете мне? – спросила Лин.

- Я хочу сказать тебе, что невозможно чересчур долго успешно сидеть одновременно на двух стульях – ответил Арслан. – Нужно определиться, чем серьезно заниматься.

- Сыском, безусловно, не веселыми домами – ответила бывшая наемная убийца.

- Вскоре сюда приедет Зарина, младшая сестра Заяны – сказал правитель юга. – Я договорился с хозяйкой столичного веселого квартала о том, что она выкупит все веселые дома на юге.

- Значит, я освобожусь от забот хозяйки веселого дома – предположила Лин.

- И да, и нет – ответил Арслан. – Ты перестанешь быть хозяйкой веселого дома, но контроль над всеми веселыми домами на юге будет на тебе. Мы договорились с владелицей столичного веселого квартала о том, что все разговоры в веселых домах на юге будут известны нам. Так же Заяна пообещала мне, что мы сможем получать интересующую нас информацию и из столичного веселого квартала. Ты должна будешь организовать всю эту работу. Подумай, как это сделать.

- В первую очередь мне нужно будет помочь сестре Заяны купить все веселые дома на юге – ответила бывшая уже хозяйка веселого дома. – Это будет сделать не так просто. Хозяева веселых домов будут пытаться ломить цены.

- Я думаю, что мы все же сможем решить эту задачу успешно – сказал правитель юга.

- У меня тоже в этом нет никаких сомнений – сказала Лин. – Я сейчас же отправлюсь готовиться к исполнению вашего приказа, повелитель.

- Тебе придется создавать новую структуру – сказал Арслан. – Подбери для своей будущей организации подходящее помещение. Я закреплю его за тобой. Потребуется так же деньги на расходы по созданию тайной службы. Подготовь смету расходов. Я лично ее рассмотрю.

Лин поклонилась правителю юга и покинула его покои.   
   
  А вскоре в столицу юга приехала Зарина и приобрела при активном содействии Лин для своей старшей сестры все веселые дома в городе, а затем и на всем юге. С новой хозяйкой веселых домов Лин долго и упорно отработала систему того, как вся интересующая власти юга информация будет все время поступать к ее людям. Всех управляющих подготовили к сотрудничеству с секретной службой правителя юга. И не только на юге, а по всей степной империи, все важные вести, которые могут быть интересны правителю юга стали постепенно отправляться ему из веселых домов через людей Лин.

В итоге данной торговой операции с хозяйкой веселого квартала столицы степной империи Лин не просто освободилась от необходимости заниматься управлением веселыми домами. Она не просто стала официально дознавателем правителя юга, Лин стала главой новой тайной службы. Но при этом она не простилась со своими любыми воспитанницами. Воительница получила в свое распоряжение огромный дом с большим двором и создала там большой лагерь для юных девочек, из которых она начала готовить телохранителей и разведчиц. Лин обучала девочек боевым искусствам и умению вести слежку. А так же грамоте, песням, танцам и умению вести себя в обществе. Девушки Лин не привлекая к себе никакого внимания, посещали веселые дома и получали всю необходимую им информацию.      

Через несколько дней после возвращения из столицы Хадрис, начальник канцелярии правителя юга, доложил Арслану, что к нему просится на прием Цугар, бывший начальник тайных стражей Кадиса. Правитель юга приказал пропустить к себе гостя из Кадиса.

- Мне сказали, что вы, правитель, хотели видеть меня – сказал Цугар.

- Да это так – ответил Арслан. – Но прежде всего я хотел бы узнать, как обстоят твои дела, Цугар?

- Как вы знаете, многие правители Кадиса вину за то, что наш край был захвачен войском королевы Элеоноры, попробовали возложить только лично на меня, как на руководителя тайных стражей – ответил Цугар. – Удалось им это только частично. Меня судили, и судьи все же решили, что я не заслужил смерти. Но, несмотря на то, что мне была сохранена жизнь, суд принял решение изгнать меня навечно из Кадиса. И вот теперь я человек без родины. И без заработка.

- Твои земляки забыли, что за одного битого бойца, дают двух небитых бойцов – сказал Арслан. – Я готов взять тебя к себе на службу. Пусть юг нашей империи и вся наша степная страна станут для тебя новой родиной.

- Я ищу место – ответил Цугар. – Но я, прежде чем дать вам свой ответ,  должен узнать у вас - какую работу вы, правитель, можете мне предложить? Не всякое предложение я смогу принять.

- Я понимаю, что ты вряд ли согласишься пойти работать охранником на местный базар или стражником – сказал правитель юга.

- Не пойду – подтвердил гость из Кадиса.

- Так знай же, что я хочу назначить тебя начальником своей разведки – ответил великий воин. – Я знаю, что твой опыт и связи являются гарантией того, что ты справишься с созданием и управлением разведки юга.

- Какие цели будут у разведки? – спросил бывший начальник тайных стражей Кадиса.

- Сбор информации обо всех важных событиях в степной империи и за ее пределами – ответил Арслан. – Разведка должна будет информировать меня обо всех опасностях, которые могут нам грозить. И она должна быть способна разрушать враждебные замыслы наших врагов везде, где эти замыслы зреют. Так же разведка должна нам сообщать обо всех важных изменениях в торговле, промышленности, науки, о новых лекарствах и болезнях. Работы будет много.   

- Это без сомнения достойное меня предложение, я принимаю его, правитель, и готов сейчас же приступить к работе – сказал Цугар.

- Хадрис! – призвал к себе правитель юга начальника своей канцелярии.

- Что прикажете, повелитель? – спросил Хадрис.

- Я создаю разведку юга и назначаю ее начальником Цугара – сказал Арслан. - Вместе с Шурганом, Лин, Чужаном подготовьте соответствующие документы по созданию новой структуры. Определитесь с первичными тратами на создание и работы разведки. Думаю, что денег мы на это хорошее дело не пожалеем.

- Приказ ваш, правитель, я понял – сказал Хадрис. – Пойдемте господин Цугар.

И Цугар вместе с Хадрисом покинули покои правителя юга.   

А буквально через неделю разведка юга уже начала работать. Цугар привлек к сотрудничеству большое число своих информаторов, работавших раньше на службу тайных стражей Кадиса. Большая сеть агентов стала теперь работать на правителя юга степной империи. Кроме этого Арслан попросил о встрече с королем бриллиантов. Ики-Кюн приехал в столицу юга. Великий воин познакомил его со своим начальником разведки. Цугар обсудил с королем бриллиантов то, как его служба будет взаимодействовать с сетью торговцев драгоценностями в степной империи и за ее пределами. И вскоре и от сети торговцев стала поступать необходимая информация к правителю юга. Арслан быстро  стал одним из самых информированных о делах в империи и за ее пределами людей.

Тем временем была подготовлена и проведена перепись. Постепенно стало ясной картина того, что собой представляет юг империи. Кто чем тут реально владеет, и кто имеет реальный вес. Арслан понял, что реальной силой на юге являются примерно двести семейств, которые являлись владельцами почти всей земли и имущества. Именно эти семейства и контролировали все на юге. За всеми ими был установлен незримый присмотр со стороны властей.

Между тем проблем в провинции действительно с каждым днем становилось все больше и больше. В столицу юга привлеченные рассказами о том, что этот край разбогател толпами стали приезжать различные преступники со всего света. Многих из них удавалось обезвредить до их прибытия в столицу юга. Воров и бандитов ловили люди Чужана. Но многие преступники все, же добирались до места. Поэтому количество различных краж и разбоев стало неуклонно расти в столице юга. Стражники на месте быстро ловили воров и бандитов, благодаря информации, полученной с базаров и из веселых домов. И потом нещадно с ними расправлялись. Каждый день преступникам на базарной площади при стечении множества народа отрубали головы и потом их выставляли на обозрение по всему городу. Вскоре информация о том, что власти юга быстро ловят воров и бандитов и железной рукой карают их смертью за совершенные преступления, распространилась повсеместно в степной империи и далеко за ее пределами. Об этом постаралась разведка юга. И постепенно поток преступников, желающих совершать преступления на юге, полностью иссяк. Столица юга снова зажила привычной спокойной жизнью.

Так же серьезная проблема возникла из-за того, что пограничные районы южной провинции начали подвергаться набегам разбойничьих банд из голодных степей и черных песков. Привлеченные вестями о том, что юг разбогател, шайки грабителей начали совершать нападения на поселки южан. Но разведка юга своевременно разведала места, где располагались лагеря разбойников, и доложила обо всем правителю юга. И тогда Арслан лично возглавил карательную операцию против разбойничьих банд. Ничего противопоставить силе войска великого воина бандиты не смогли. Лагеря разбойников были окружены армией Арслана, и никому из бандитов не удалось вырваться на волю живыми. Вдоль дорог, ведущих в южную провинцию степной империи, были воинами Арслана установлены колья, на которых были посажены сотни трупов разбойников. Ужас прокатился по голодной степи и черным землям. Разбойники местные там не только перестали нападать на юг, они все постарались перебраться как можно дальше от границ южной провинции степной империи.

Примерно через пять месяцев после возвращения из столицы степной империи Арслан собрал у себя в покоях своих помощников на совет. Он начал совет с того, что поблагодарил всех своих помощников за работу. Правитель юга сказал о том, что за прошедшее после его приезда из столицы степной империи время юг смог подготовиться к успешному решению новых для себя проблем. Потом Арслан спросил помощников, есть ли им, что сказать. И слово взял Шурган. Он сказал:

- Правитель, случилось у нас на юге одно очень неприятное событие.

- Что произошло? – спросил Арслан.

- В одной из местностей недалеко от столицы было совершено ужасное преступление – ответил Шурган. – Дело было так. Вернулся после окончания учебы в Тибете один юноша, зовут его Муни. Отец юноши давно умер, осталась у него одна только их мать. И вот родственники Муни, его дядя и тетя, устроили в своем доме торжественный ужин для всей родни в честь племянника, получившего ученое звание. Но так получилось, что в самый разгар торжества неожиданно вспыхнул невероятно мощный огонь и охватил мгновенно весь дом. Все родственники юноши, кроме его матери и двух сыновей его дяди погибли во время пожара.

- Ужасная беда – сказал правитель юга.

- Но это далеко не все – сказал Шурган. – Мать Муни заявила, что это ее сын благодаря магии, которую изучил в совершенстве за годы учебы в Тибете, смог покарать жестокосердных родственников своего отца за то, что они в свое время отравили его, а сами завладели землями, которые по праву должны были принадлежать Муни и его матери. Эти слова дошли до сыновей дяди и те подняли всю округу. Ведь получилось, что Муни оказался злым колдуном сеющим смерть вокруг себя. Люди решили срочно избавиться от колдуна. Возмущенные и напуганные селяне ночью обложили лачугу, в которой жил Муни с матерью хворостом и подожгли его. В лачуге потом нашли обгоревший труп матери Муни. Сам же юноша после всего, что произошло, отправился в ближайший монастырь для того, чтобы получить наставления ученых лам. Нам его удалось арестовать по дороге в монастырь.

- Юноша действительно владеет магией? – спросил Арслан.

- Мы ни в чем пока еще не уверены – ответил Шурган. – Пока мы заковали юношу в кандалы и поместили в темницу, в которой содержат особо опасных преступников. Он нам не оказывал сопротивления. Но у меня есть ощущение, что этот парень явно не прост.

- А дядя действительно захватил незаконно принадлежащую Муни и его матери землю? – спросил великий воин.

- Дело это не такое простое, как может показаться, потому что отец Муни и его младший брат приехали на юг, когда были еще молоды из центральных районов степной империи – ответил глава судей юга. – Земли они в собственности не имели поначалу. Жили тем, что работали на богатых местных баев. Но потом отец Муни узнал о том, что большой земельный участок пустует. И тогда он обратился к владельцу участка с просьбой отдать ему его в аренду. Хозяин же земли со слезами на глазах рассказал молодому человеку о том, что на этих землях властвуют могучие злые духи. Они насылают на тех людей, кто пришел туда  ужасные болезни. И тогда отец Муни предложил изгнать злых духов. В награду хозяин пообещал половину участка. Как удалось отцу Муни изгнать злых духов мне неведомо. Но больше о них никто в округе не слышал. Так у отца Муни появилась земля в собственности. Там поселились оба брата. Вместе они работали на одном участке. Потом они оба женились. Родился мальчик. Вскоре отец Муни умер от неведомой болезни. А землю к рукам прибрал его брат. Он был признан наследником. Мальчика отправили в Тибет на учебу. А мать отселили в небольшую лачугу на краю деревни.

- Это очень важное дело, им нужно серьезно заняться – сказал Арслан.   


Глава 3


Арслан долго сидел в покоях, обдумывая донесения Шургана. История с юношей Муни тревожила его, но также пробуждала любопытство.

— Шурган, — сказал он, наконец, — Я должен лично посмотреть на Муни. Проводи меня к нему в темницу.

— Вы уверены, повелитель? — спросил Шурган. — Люди боятся его. После того, что произошло, его считают опасным колдуном. Все настроены против юноши. Народ требует казнить Муни, как можно скорее. Ведь он может, по общему мнению, натворить еще больших бед, если останется жив. Страх овладел толпой. Все ждут от правителя быстрых и решительных действий.

— Пусть боятся, это удел толпы, я же не боюсь колдунов и магов, я боюсь поступить несправедливо — твердо сказал Арслан. — Я хочу понять, что произошло. Магия или случайность? Действительно ли виновен в смерти своих родственников Муни или его ложно обвинили? В поисках правды мы спешить не станем, как бы ни бесновалась толпа.

Муни доставили в кабинет начальника тюрьмы. Внешне он выглядел юношей, худощавым, с пронзительным взглядом тёмной яшмы, в котором ощущалась редкая зрелость. В его глазах угадывалась сила, казавшаяся непропорциональной возрасту. Арслан долго молчал, наблюдая за Муни. Сердце правителя юга сжималось от противоречивых чувств: с одной стороны, перед ним был человек, подозреваемый в страшном убийстве, казнить которого требовала толпа, с другой — юноша, получивший духовное образование, в глазах которого не было ненависти и злобы, во взгляде светился ум и проницательность.

— Кто вы, юноша? — начал Арслан, подходя к Муни.

Муни посмотрел на него спокойно, без страха. В его взгляде отражалось удивительное спокойствие. Словно он не был обвинен в ужасных преступлениях и не находится в тюрьме, где его могут казнить.

- Я полный сирота – ответил он.

— Ты действительно устроил пожар? — спросил Арслан, глядя в глаза юноше. — Ответь честно.

Муни поднял взгляд. В его глазах не было страха, лишь удивительная спокойная решимость.

— Да, я… убил их, — тихо произнёс он. — Но не ради злобы. Это была месть за то, что они посягнули на чужую жизнь и чужую землю. Их сердца были черны, и они должны были понять цену своих поступков.

Арслан тяжело вздохнул. Его волновала не только правда, но и реакция народа. И поэтому он сказал:

— Твои действия… преступление. Ты будешь казнён. В воскресенье на главной площади. Народ должен увидеть справедливость.

Муни спокойно посмотрел на него, не отводя взгляда.

— Я понял, — спокойно ответил юноша. — Но ты не видишь полной картины.

- Что же я упускаю из вида? – спросил Арслан.

— Я не искал беды, — тихо сказал юноша. — Но силы, которыми владею, требуют равновесия. Если зло остаётся без наказания, оно находит выход, и смерть неизбежна. Я лишь показал миру, кто истинно виновен. Я не мог противостоять тому, что внутри меня.

- Ты устроил пожар с помощью магии или же с помощью зажигательных смесей? – спросил повелитель юга.

- Я использовал магию – признал Муни.

— Магия… — пробормотал Арслан. — Ты действительно владеешь ею?

— Не только магией, — сказал Муни. — Но и знаниями духовного закона. Я изучал древние книги, написанные самими богами и демонами. Но чтобы их понять, нужно время. И мудрость приходит не сразу. Всё, что я делаю, связано с равновесием, с истиной. Я могу показать путь не только тебе, но и всему югу, чтобы народ не только богател, но и духовно возрождался.

Арслан испытал странное чувство — одновременно тревогу и вдохновение. В этом юноше сквозила энергия, которая могла изменить юг, всю империю. Арслан задумался. Перед ним был не просто маг, а человек, который смотрит дальше видимого мира, и с этим нужно было обращаться осторожно.

- Муни, ты странный юноша – сказал задумчиво правитель юга. – Говоришь о доброте, а сам убил своих родственников. Где же была в тот момент, когда твоя магия устроила пожар твоя доброта? Я не вижу в твоих глазах даже намека на глубокое раскаянье в том, что ты совершил! Как же ты станешь проповедовать людям доброту, когда сам являешься убийцей? Люди станут называть тебя двуличным обманщиком.

- Сколько людей убил ты? – ответил вопросом на вопрос юноша.

- Много – ответил Арслан гневно, вставая с кресла. – Но я воин. Убивать врагов – в этом моя честь и слава. Я не духовный вождь. Я не проповедник. Нас нельзя равнять. Так что твой вопрос звучит тут неуместно. Убитые мной на поле битвы вооруженные враги, которые могли убить меня, несравнимы с теми мирными людьми, которых убил ты. Не пытайся меня разжалобить, представляя дело так, что я как человек, погубивший много жизней, должен понять и простить другого убийцу. Это не так!

- И простой солдат может быть духовным вождем и проповедником – возразил Муни. – А десятник уже в обязательном порядке должен уметь, словом убеждать своих воинов. Сотник должен уметь обязательно читать проповеди своим людям. А полководец должен быть духовным лидером и вождем.  Иначе они не смогут успешно воевать с врагами. Разве убитые враги им в этом помеха?

Тут Арслан посмотрел на юношу с понимающей улыбкой на лице. А потом рассмеялся и сказал:

- Ладно. Тут твоя взяла. Ты прав. Признаю. Всё логично. Раз мне не мешает целая армия погибших от моей руки врагов поучать людей, требовать от них соблюдения справедливости. То точно так же и твои покойники тебе могут не мешать проповедовать добро и справедливость. Мы оба не идеальны. И оба вызываем страх у людей.

— Страх — лишь инструмент, — ответил Муни. — Те, кто боится, не понимают. Истинная сила проявляется тогда, когда человек выбирает добро и равновесие, а не власть и богатство. Я могу научить тебя и тех, кто рядом, новому закону: закону духовной ответственности за каждый дар, за каждое богатство, за каждое сердце.

- Но твои действия вызывают страх и недовольство – сказал Арслан. - Люди бояться тебя. Они требуют твоей казни. И как оказалось – требования их справедливы. Ты – убийца. Сегодня народ узнает, что тебя казнят в воскресенье на базарной площади. Можешь спокойно оставшиеся пять дней проповедовать доброту и справедливость узникам камеры смертников. Это я тебе запретить не могу. Конечно, жаль, что так всё вышло. Ты, похоже, не простой колдун, а духовный учитель нового времени, человек, который способен дать империю юга новую основу — магическую и духовную. Но сделать это тебе не суждено. В воскресенье твоя жизнь оборвется на базарной площади под топором палача.

— Я готов, — ответил Муни. — И пять дней это целая эпоха иногда. Я буду проповедовать в камере смертников свое учение. Власть правителя невозможна без духовной мудрости.

— Ты говоришь, как учитель, — сказал Арслан. — Но я ещё не знаю, могу ли доверять тебе полностью.

— Доверие строится не словами, а действиями, — ответил Муни. — Сначала я покажу путь. Потом, если ты готов, я научу тебя законам, которые станут фундаментом твоей власти.

— Хорошо, — сказал Арслан. — Ты станешь моим советником на пять дней. Я буду приходить слушать тебя. И возможно научусь у тебя каким-то полезным вещам. Но помни: приговор останется в силе. В воскресенье тебя всё равно казнят на базарной площади.

— Действия человека важнее слов, — ответил Муни. — Я покажу, кто я через дела. Доверься времени, а не словам. Всё еще может измениться.

- В воскресенье тебя всё равно казнят на базарной площади – повторил твердо повелитель юга. – Ты совершил преступление.

— Я готов, — ответил юноша спокойно. — И когда придёт время, я покажу путь. Но этот путь не будет легким. Он потребует мудрости, терпения и мужества.

- Наглости этому парню точно не занимать – сказал с усмешкой Шурган.

- Начнем занятие прямо здесь, и сейчас – приказал Арслан.
 
С этого дня Муни стал духовным учителем Арслана. Он обучал великого воина древним практикам гармонии, магии равновесия, учил видеть энергию людей и земель, раскрывал тайные силы степей и духовных сущностей, которые влияли на процветание юга. Он учил не просто защищать богатство, но и использовать его для созидания, не разрушая внутренний дух народа. В эти первые дни Арслан наблюдал за Муни: как он работает с огнём, водой, землёй. Он проверял юношу небольшими заданиями: попросил восстановить разрушенный участок тюремной ограды, определить тайные слабые места в крепости по чертежу, разгадать сложные знаки и символы, оставленные старыми ламами. С каждым испытанием Арслан замечал необычные способности Муни. Арслан постепенно осознал: если он правильно воспользуется этим юношей, Муни может стать ключом к духовному возрождению юга.

— Твои способности впечатляют, — сказал Арслан после одной из проверок. — Но время идет. Скоро воскресенье. Толпа требует твоей крови.

Муни так же наблюдал за Арсланом, изучал его характер, стремления и слабости, формируя для себя понимание будущего пути: не как слуга богатства и власти, а как духовный наставник.

- Еще не воскресенье – сказал Муни и в руке у него появились огненные шары.

— Я вижу, что ты способен на великие дела, — сказал Арслан, наблюдая, как Муни управляет стихиями в учебной комнате. — Но прежде чем наступит воскресенье, ты должен показать, что твоя мудрость служит народу, а не только тебе самому. Я не уже не желаю твоей смерти. Но и отменить свой приговор у меня нет оснований.

Наконец, пришел вечер субботы. Арслан попрощался с Муни и с тяжелым сердцем направился в свои покои. Завтра утром юношу ждала казнь. А тем временем в тюрьму для особо опасных преступников привезли неуловимого разбойника Тохта, который много лет грабил караваны в степи со своей шайкой. На него охотились ханские нукеры, но он всегда уходил от преследователей. Хан заочно вынес ему уже больше, чем сорок смертных приговоров. Но в этот раз его схватили. И так как приговор был уже вынесен, то разбойника втолкнули в камеру смертников, в которой находился один Муни. Юноша помог Тохта добраться до лежанки. Сам он передвигаться не мог. Разбойник промолвил:

- Сбылась моя мечта. Я умру на родной земле. Я уехал несколько лет назад в чужую землю. Там сильно заболел и на своем скакуне через пустыню попытался вернуться в степную империю. Но уже на подъезде к границе силы покинули меня окончательно. Меня подобрали стражники, и один из них опознал меня. Так я и оказался здесь.

- Молчите, вам нужно беречь силы – сказал Муни. – Давайте я вас осмотрю. Я лекарь.

- Не нужно – ответил разбойник.

Тем временем Шургану донесли, что задержан и помещен в камеру смертников известный разбойник Тохта. Его нашли лежащим без памяти в пустынной местности возле границы. Быстрый разумом главный судья юга тут же спросил начальника тюрьмы:

-  Тохта был ранен? Вокруг него лежали трупы его товарищей и врагов?

- Нет – ответил начальник тюрьмы. – Он просто лежал без памяти. Всё тело его было черного цвета и покрыто язвами. А его конь не подпускал к нему волков и шакалов.

- Тохта еще не древний старец, а о его силе и ловкости до сих пор ходят легенды – сказал Шурган. – Значит, он опасно болен.  Где сейчас те стражники, что захватили разбойника?

- Они все в моей тюрьме, вместе с моими стражниками отмечают поимку опасного преступника, им полагается большая награда – ответил важный тюремный чиновник. – Ждут моего возвращения. Они надеются сразу же получить денежную выплату.

- Вы самих этих воинов, что привезли разбойника, видели? – спросил судья.

- Нет – мне доложили обо всем мои секретари – ответил начальник тюрьмы.

- Поезжайте домой, и там закройтесь в отдельном помещении, ни с кем не общайтесь, ваши сопровождающие вас слуги пусть тоже закроются в отдельном помещении до особого распоряжения – приказал Шурган. – А вот тюрьму я сейчас прикажу оцепить. Никого из нее мы не выпустим до тех пор, пока не пройдет сорок дней. 

Тут же Шурган принял все необходимые действия. Тюрьму оцепили. Людям запретили близко к ней подходить. После чего судья отправился на доклад к правителю юга. Арслан слушал рассказ Шургана с растущей тревогой. Он не мог поверить, что спокойный юг оказался на грани катастрофы.

— Что же предпримем дальше? — спросил Арслан, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

— Мы оцепили тюрьму, — ответил Шурган. — Никого не выпускаем. Пока это всё, что мы можем сделать.

- Как только появятся новые вести из тюрьмы, сразу же доложите мне – приказал Арслан.

Через несколько часов Шурган снова пришел к правителю на прием. Арслан за те несколько часов, что они не виделись, постарел на вид на десять лет.

— Из тюрьмы поступили первые тревожные известия, — начал Шурган, — Фактически теперь точно установлено, что разбойник Тохта, оказался, заражён чумой. Болезнь распространялась с ужасающей скоростью. Стражники падали на полу, хватаясь за горло, их глаза наполнялись ужасом. Аэрозоль чумы быстро охватывал камеры, и заключённые начали умирать прямо на глазах. Их крики, стоны и кашель наполняли воздух. Тюремные стены дрожали от паники.

Арслан почувствовал холодный пот на лбу.

— И что вы сделали? — спросил он.

- Но заражение распространялось быстрее, чем мы успевали реагировать – ответил судья. - Люди умирали мучительно: кожа чернела, дыхание срывалось, страх и боль смешивались в каждом вздохе. Даже опытные стражники были бессильны. Нам остается только лишь молиться о том, что бы эпидемия ни перебросилась в город.
***

К третьему дню эпидемия в тюрьме переросла в настоящий кошмар. Камеры были заполнены стонущими и кашляющими арестантами, стены тюрьмы пропитались запахом гнили и смерти. Стражники, несмотря на свою дисциплину, падали в истерике, не справляясь с ужасом происходящего. Отчаяние и страх витали в воздухе, как густой туман.

Арслан стоял у ворот тюрьмы и наблюдал хаос: за решёткой люди дрались за воду, паника охватила даже самых закалённых бойцов. Каждое лицо было искажено ужасом, а крики — словно проклятие, сквозь которое невозможно было пробиться.

 — Мы теряем людей слишком быстро! — закричал Хадрис, хватаясь за меч. — Даже смертные болезни так быстро не распространяются!

В это время в камере смертников Муни подошёл к Тохта. Его руки легли на больного, и он тихо произнёс заклинание, словно напевая древние слова. Стражники и заключённые наблюдали, как блеск магической энергии обвивает тело Тохта. Через несколько минут тот закашлялся, но уже не мучительно: дыхание стало ровным, боль отступала. Тохта открыл глаза и рассмеялся:

— Что за глупость! Зачем ты меня спасешь от смерти от болезни. Они всё равно собирались меня казнить!

В комнате повисло напряжённое молчание.

— Пока жизнь есть у человека, у него есть надежда, — ответил Муни спокойно. — Ты должен жить. И тогда узнаешь, что справедливость — это не только казнь. Справедливость это и есть жизнь.

Главный стражник, единственный человек, который не потерял самообладание в этот ужасный день, не мог поверить своим глазам.

— Муни… он… излечил его? — пробормотал он.

— Да, — кивнул Тохта. — И это невероятно. Удивительно. И бесполезно.

Но главный стражник уже бежал к воротам тюрьмы. Там он прокричал:

- Сообщите правителю юга, что Муни смог излечить от чумы разбойника Тохта.

Арслан получил срочные донесения: смертельная опасность над столицей юга может быть устранена с помощью магии Муни. Решение нужно было принимать мгновенно. Арслан собрал своих советников, стараясь удержать эмоции.

— Муни спас жизнь заключённого, — сказал он. — Дайте ему шанс работать. Если это поможет остановить чуму — я согласен.

- Мы подготовим ваш указ, правитель, о том, что если Муни спасет город от чумы, то он будет освобожден от наказания за свои преступления – сказал Шурган.

- Но прежде я лично встречусь и переговорю с Муни – сказал повелитель юга. 

Когда правитель направился к камере смертников, его остановили товарищи:

— Повелитель, туда нельзя! Там зараза!

Но Арслан не стал слушать. Он знал, что ключ к спасению — этот юноша. Поэтому он всё же решил войти в камеру. Видя чудо собственными глазами, выздоровевшего разбойника, правитель почувствовал, что перед ним — не обычный человек.

— Я согласен тебя помиловать, — сказал Арслан. — Но только если ты сможешь справиться с эпидемией. Тогда я дам свободу тебе. Только так я поверю в твою силу и мудрость.

- А как же люди, что требуют моей крови? – спросил Муни. – Как они воспримут то, что их не побалуют моей казнью? Это тебя больше не беспокоит?

- Люди давно забыли о том, что было раньше – ответил правитель. – Они живут одним днем. Сегодня они молят тебя спасти их от черной смерти. Так же неистово, как вчера требовали казнить тебя.

— Я начну работу, — сказал Муни. — Но свобода для меня и Тохта — условие.

- Я согласен – сказал Арслан. – Приступай к работе. Указ о твоем помиловании уже опубликован. Тохта тоже не будет казнен.


Глава 4


Эпидемия росла, как тень, расползающаяся по улицам столицы. Казалось, сама смерть вошла в тюрьму — бесшумно, но неуклонно, охватывая всё новые камеры. Лишь за одну ночь умерли трое стражников, и их тела поспешно вынесли за ворота, накрыв грубой мешковиной, чтобы не пугать жителей. Но страх уже витал в воздухе, тяжелый, удушающий.

Муни организовал борьбу с чумой так, словно всю жизнь готовился к этому моменту. Каждый день он обходил камеры, где воздух был пропитан кровью, потом, гнилью и стонами умирающих людей. Он приказывал дезинфицировать стены и полы крепкими растворами трав, заставлял стражников кипятить воду, прожигать одежду больных, уничтожать заражённые предметы. Его голос звучал твёрдо, без дрожи — и именно это вселяло надежду.

Тохта, ещё вчера приговорённый к неминуемой смерти, теперь стал незаменимым помощником. Он выполнял самые опасные поручения: переносил больных, очищал камеры, вытаскивал тела тех, кому помощь уже не требовалась. Иногда он едва держался на ногах, но упорно продолжал работать.

Каждое утро Арслан приходил в тюрьму. Он видел пустые камеры, испуганные глаза заключённых, слышал кашель, крики и судорожные стоны стражников. И над всем этим стоял Муни — молодой, хрупкий на вид, но внутри него горела спокойная, неумолимая сила. Его магия стала не оружием, а исцелением. Люди впервые увидели, что магическая энергия может не убивать, а возвращать жизнь.
Когда Арслан впервые увидел Муни за работой, он остановился, будто наткнулся на чудо. Юноша медленно шёл между умирающими людьми, ступая бесшумно, словно по хрупкому льду. Его ладони светились мягким голубым сиянием. Иногда он просто прикасался к человеку — и тот успокаивался, переставал кричать, его дыхание выравнивалось. Муни шептал древние слова на тибетском языке, и казалось, воздух вокруг него становился чище, светлее. Тохта шёл за ним, подхватывая тех, кто ещё мог встать.

— Дыши! — кричал он заключённым. — Маг спасёт тебя!

И люди верили.
***

Тем временем за стенами тюрьмы росла паника. Горожане шёпотом рассказывали, что внутри гибнут по десятку людей в день. Торговцы обходили тюрьму стороной, матери уводили детей, а у ворот толпились зеваки, готовые в любой момент бежать. Некоторые молились, другие ругали власть, третьи обвиняли магов в проклятии. Арслан стоял на пороге тюрьмы и смотрел на это людское море страха.

— Мы должны остановить чуму, — произнёс он. — Я иду внутрь.

Соратники пытались удержать его, закрывали путь, уговаривали не подвергать себя опасности — но он лишь отстранил их рукой. Он был обязан увидеть всё сам. И когда он вошёл, его ударило смрадом — тяжёлым, как гнилое железо. В проходе лежал стражник, которого уже никто не успел поднять. В камерах заключённые рыдали, кричали, молились, проклинали судьбу. Один старик бил кулаками по решётке, прося о смерти — она казалась ему избавлением. Арслан слышал всё, и каждый шаг отдавался эхом в его сердце.
***

На пятый день Муни, наконец, установил строгий порядок. Он заставил вывести всех больных в отдельный блок, изолировать заражённых, создать зоны для чистой и грязной одежды, наладить кипячение воды. Он сам делал отвары, растирал травы, учил стражников и заключённых лечить раны и дезинфицировать воздух.

Магические ритуалы Муни ускоряли выздоровление: на рассвете он очищал воздух, а в полночь проводил исцеляющие медитации. Его голос, полный странной силы, разносился по узким коридорам, и заключённые начинали верить, что они выживут. Тохта, как тень, был рядом. Работал до изнеможения и иногда смеялся — так, будто насмехался над самой смертью.

— Казнили бы меня всё равно, — сказал он однажды Муни. — А теперь выходит, я сам смерть перехитрил.

Муни лишь улыбнулся:

— Ты ещё не понял, Тохта. Смерть смеётся над теми, кто сдаётся. А ты не сдался.
***

Через неделю чума была остановлена. Последний заражённый пошёл на поправку, а стражники впервые за всё это время смогли снять маски и глубоко вдохнуть. Люди смотрели на Муни с трепетом, словно на святого. Его имя шептали в тюрьме, в городе, на рынках. Его появление стало символом надежды. Арслан наблюдал за юным магом и понимал: в нём есть то, что заставит сам юг измениться. Это был будущий учитель. Будущий духовный реформатор. Будущий столп нового закона, который изменит судьбу всех людей юга. И впереди им предстояло пройти через, куда большие битвы — не только с болезнью, но и с теми, кто не желает перемен. Но сейчас Арслан смотрел на Муни и знал: путь только начинается.
***

После победы над эпидемией столица юга медленно приходила в себя. На рынках снова появились торговцы, стражники перестали прятать лица под тряпичными повязками, а жители осторожно возвращались к привычной жизни — будто боялись спугнуть хрупкую тень надежды. И всё же город был ещё слаб: на стенах тюрьмы висели свежие надписи с именами погибших, а в глазах людей теплился страх, не ушедший до конца. Арслан знал: это лишь затишье. Настоящая буря впереди.

Поздним вечером он долго стоял у входа в свои покои, наблюдая за Муни. Юный маг сидел на каменной скамье, покрытой шерстяным ковром, и перечитывал древние свитки, принесённые из монастыря Верхнего Плато. Слабый свет лампады освещал его лицо — спокойное, сосредоточенное, будто вырезанное из горного камня. Страницы тихо шуршали под его пальцами, а в воздухе ощущалась тонкая, почти неуловимая вибрация магии — как эхо глубинной силы. Арслан сделал шаг вперёд.

— Ты сделал невозможное дело, — сказал он. Голос прозвучал тихо, но твёрдо. — Ты спас не только тюрьму. Ты спас город. Люди будут помнить это десятилетиями. Но… я хочу знать одно. Кто ты на самом деле?

Он подошёл ближе.

— Маг? Учёный? Священнослужитель? Или… нечто большее?

Муни медленно поднял взгляд. В его глазах не было гордости или страха — лишь глубокое понимание, будто он смотрит сквозь время и пространство.

— Я не больше тебя, Арслан-богатур, — ответил он мягко. — И не меньше. Я — тот, кто видит мир таким, какой он есть.

Он закрыл свиток и положил его рядом.

— Мир переполнен страданием. Люди боятся смерти, боятся бед, боятся друг друга. Они живут, не понимая, что страх — это цепь, надетая на их собственный дух. Но есть законы, которые выше человеческого страха. Законы равновесия. Законы жизни и смерти. Законы потоков, что связывают всё сущее — от травы под ногами до звёзд в небе.

Он сделал паузу, будто выбирая слова.

— Магия — лишь одна из нитей великого узора. Она может спасать, может разрушать, но это не её назначение. Истинная сила приходит тогда, когда сердце, разум и дух человека соединяются. Когда он понимает, что мир можно изменить — но для этого надо сначала изменить себя.

Арслан слушал, и каждое слово Муни будто отодвигало невидимую завесу между ними. Он видел перед собой не юношу, спасшего тюрьму, а человека, чья сила выходит далеко за пределы обычной магии. Он понял: Муни — это не случайность, не удачное совпадение в разгар эпидемии. Он — начало чего-то большого, неизбежного. Того, что изменит саму ткань юга.

— Ты говоришь так, будто собрался учить весь мир, — сказал Арслан, усмехнувшись, но в голосе слышалось уважение.

— Я не учу, — ответил Муни. — Я лишь показываю путь тем, кто готов его увидеть.

Он посмотрел в сторону окна, где в ночном небе мерцала одинокая звезда.

— На юге есть много боли, много несправедливости, много разобщённости. И скоро наступит время, когда людям понадобится не просто богатур и не просто правитель. Им понадобится тот, кто покажет им новый закон — не закон железа, а закон духа.

Арслан ощутил, как внутри него что-то дрогнуло — то ли страх, то ли восторг.

— Но знай, — тихо продолжил Муни, — путь этот будет тяжёлым. Люди боятся перемен. Маги боятся тех, кто нарушает их власть. Священники боятся тех, кто приносит новое учение. Даже твои родственники… когда-нибудь встанут против меня.

Он слегка улыбнулся — не грустно, не радостно, а так, будто уже видел событийные нити будущего.

— Ты готов к тому, что борьба только началась, Арслан-богатур?

Арслан посмотрел на него долго, изучающе. И только спустя несколько мгновений ответил:

— Да. Началась.

И в этот момент он понял: отныне их судьбы сплетены. И впереди их ждёт не только путь к освобождению юга, но и великое столкновение с силами, которые не позволят изменить старый порядок без боя. Через это испытание Арслан впервые увидел, что Муни — не просто маг, а человек, способный влиять на жизнь целой провинции, управлять её энергией и сохранять народ. И хотя доверие к юноше ещё только зарождалось, правитель юга понял: если Муни сможет объединить магию, духовность и практическую мудрость, юг приобретёт не только силу, но и устойчивость, которая обеспечит будущее независимой империи. Арслан нахмурился. Мысли путались, а в груди вскипало странное чувство — смесь восхищения и тревоги. Он впервые услышал, что за магией скрывается не только сила, но и мораль, и ответственность; что она не просто инструмент власти, а путь, требующий внутреннего преображения.

— Ты говоришь, как учитель, — произнёс он медленно. — Но я ещё не знаю, могу ли я доверять тебе полностью.

Муни закрыл свиток и положил руку на сердце — не в жесте клятвы, а в жесте искренности.

— Доверие не рождается из слов, Арслан-богатур. Оно рождается из поступков. Сначала я покажу тебе путь. А потом… если ты будешь готов, я научу тебя его законам.

В его голосе не было вызова и не было мольбы — лишь спокойная неизбежность судьбы.
***

Начались первые недели их совместной работы. Но это было совсем не то, что Арслан ожидал. Муни не стоял возле него с поучениями, не давал быстрых советов, не пытался навязать своё понимание. Он наблюдал. Он изучал характер Арслана, его слабые и сильные стороны, его вспышки гнева и моменты сомнения. Он мог часами молчать рядом, словно вслушиваясь в саму тишину — но при этом внимал каждому слову Арслана, каждому жесту, каждому решению. Иногда юный маг внезапно говорил:

— Сегодня ты пойдёшь со мной в нижний квартал.

И Арслан, не понимая зачем, шёл. Там он помогал больным, слушал жалобы женщин, стоявших в очереди к тюремному складу за лечебными травами. Он держал за руку старика, который боялся заснуть, думая, что смерть заберёт его во сне. Он говорил с детьми, потерявшими родителей во время эпидемии. Каждый такой день оставлял в душе Арслана след.

Другой раз Муни приводил его к старым южным законам, написанным на свитках треснувшими чернилами, и просил:

— Прочитай.

— Это знают только судьи – ответил правитель юга.

— Ты правитель. Ты должен знать глубже.

Арслан читал. И понимал, что многие законы давно утратили смысл, а некоторые держатся лишь на привычке и страхе. Муни не комментировал. Он только спрашивал:

— Что видишь?

И Арслан учился видеть.
***

Были дни, когда Муни велел ему:

— Слушай народ.

И они часами стояли на рынке, под тенью от пыльных навесов, слушая ругань торговцев, разговоры стариков, тайные жалобы бедняков.

— Они не должны говорить тебе то, что ты хочешь слышать. Они должны говорить правду, — говорил Муни.

Арслан молчал. И учился слышать. Постепенно он начал понимать истину, которую никто из его предков не постигал. Власть — это не только богатство, армии и казна. Не только железо меча и закон кнута. Власть — это способность собрать рассыпанные судьбы людей в одно целое. Пробудить в них не страх, а волю. Направить эту волю не на хаос, а на созидание. На защиту своих земель. И — да — если придётся, на победу в войне, на расширение границ, но не ради крови, а ради будущего. Его власть могла быть силой не разрушения, а объединения.
И в этом заключалась новая мощь, которой ещё не знала степная империя.
***

В один из вечеров, когда солнце уже спряталось за дальними холмами, Арслан сказал:

— Раньше я думал, что править можно лишь железом и золотом.

Муни спокойно ответил:

— Можно. Но железо ломается. А золото тратится. Только дух — если он твёрд — остаётся.

Арслан медленно кивнул. Он понял: началось его собственное обучение, о котором он даже не подозревал. И впереди его ждёт путь куда труднее военных походов. А Муни продолжал работать спокойно и неутомимо. Он словно вплетал в ежедневную жизнь столицы новые нити — нити знания, мудрости и внутренней дисциплины. Он не говорил громких слов, не собирал толпы. Но каждый, кто с ним сталкивался, ощущал, что этот юноша несёт не только магическую силу — он приносит новый порядок, новый закон для юга. Однажды, на рассвете, когда город только начинал просыпаться, Муни сказал Арслану:

— Истинная магия и истинная власть правителя заключаются не в страхе и богатстве. Они заключаются в доверии народа. Если человек живёт спокойно, если его жизнь становится светлее, если он чувствует смысл — значит, правитель исполняет предназначение.

Он говорил это просто, без пафоса, но каждое слово ложилось в сердце Арслана, будто зерно в подготовленную землю. Этот принцип — ясный, древний, как сама природа — стал краеугольным камнем их будущей империи.
***

Арслан начал делиться новым знанием с ближайшими соратниками.
Не через указ.
Не через угрозы.
А через личный пример.

Он отправлялся в бедные кварталы вместе с Муни, сам помогал больным и старым, беседовал с мастерами и воинами, наблюдал за нуждами людей. Стражники с удивлением видели, как богатур, победитель степей, проводит ночи в тюремном лазарете, подаёт воду, укрывает больных, слушает плач детей. И народ видел это.

Они видели, что магия, которой служит Муни, — это не оружие смерти, не угроза, не тайный заговор могущественных колдунов. Это сила исцеления, справедливости, равновесия. Постепенно люди начали воспринимать Арслана иначе. Не только как богатура, правителя, воителя. А как духовного лидера, человека, наделённого внутренним светом.

А Муни…Муни становился в их глазах не просто магом, а наставником, способным объединить магию, врачевание, науку и нравственные основы жизни. Именно через испытания — эпидемию, страхи, тревогу, первые шаги правителя на новом пути — начал рождаться духовный авторитет Муни. Он не требовал признания. Он завоёвывал его делами. Стражники, которые ещё недавно дрожали от ужаса в тюрьме, теперь кланялись ему. Заключённые, спасённые от чумы, называли его «ламо» — учителем. Даже старые чиновники, привыкшие ко лжи и интригам, слушали его слова с уважением. Каждый день, каждое действие Муни — будь то лечение, надзор за санитарией или наставление Арслана — убеждало юг:
в их столице появился человек, чья мудрость соперничает с силами природы.

Так, шаг за шагом, испытание за испытанием, наблюдение за наблюдением, формировались новые основы жизни юга. Арслан и Муни начали создавать то, о чём никто раньше даже не смел, мечтать: независимую духовную и магическую систему юга, которая вскоре станет столпом империи Арслана. Не копию тибетских учений. Не продолжение степной магической традиции. А новый путь — путь равновесия, ответственности и силы духа. Так начиналось…Становление духовного закона юга.

Муни тем временем начал работу, которая могла бы показаться мелкой и незаметной, если бы не её истинная цель. Он собирал вокруг себя тех, кто проявил хотя бы малую склонность к наблюдательности, милосердию или дисциплине. Молодых стражников, детей ремесленников, сирот, оставшихся после чумы. Он не спрашивал их происхождения — лишь смотрел в их глаза и будто видел в каждом пламя, способное разгореться. Так зарождалось первое поколение духовных стражей юга — тех, кто должен был стать хранителями нового закона.

Занятия проходили не в храмах и не в тёмных подвалах, как у многих магов старой традиции, а под открытым небом, среди холмов, на берегу реки, рядом с тюрьмой, где ещё витал запах пережитой смерти. Муни говорил ученикам:

— Прежде чем выучить первое заклинание, вы должны понять себя. Понять свой страх — и назвать его. Понять своё желание — и не дать ему ослепить дух. Понять своё предназначение — и нести его с честью.

Он заставлял их трудиться, наблюдать за природой, слушать дыхание ветра, различать запахи растений, чувствовать изменения в самих людях.

— Сила без знания и сострадания разрушает, — повторял он. — А сострадание без силы бессильно.
Ученики слушали, и каждый день их менял. Некоторые плакали, когда во время медитаций сталкивались со своими страхами. Некоторые смеялись от освобождения. Некоторые уходили — не выдержав глубины самопознания. Но те, кто оставался, становились другими: в их взглядах появлялась ясность, в движениях — уверенность, в словах — спокойная твёрдость.
***

Арслан начал видеть не только метод учителя — но и рождение силы, способной изменить судьбу юга. Магия Муни была лишь инструментом. Главное — то, что он пробуждал в людях. У них появлялось достоинство. Осознанность. Сила духа. То, чего юг никогда не имел в полной мере. И однажды, наблюдая за занятиями Муни и его учеников, Арслан понял: настоящая независимость юга будет выстроена не мечом, не золотом, не войсками. А новой магической и духовной системой. Системой, которую они с Муни создают — медленно, но неумолимо.


Глава 5


Эпидемия была побеждена, город постепенно оживал, но в глубине дворца, в каменных залах, куда не проникали солнечные лучи, зарождалось новое напряжение. Не внешнее — внутреннее. И вскоре оно проявилось явно. На совете, который проводил Арслан, стали выражать своё недовольство его ближайшие соратники.

— Правитель, вы отдаете власть молодому колдуну? — возмутился Шурган. — Он вмешивается в дела провинции, управляет больницами, решает судьбы людей! Это невозможно терпеть! Так не должно быть!

— Он спас город, — твёрдо отвечал Арслан. — И если мы хотим укрепить юг, если мы хотим, чтобы люди следовали новым законам, нам нужен такой наставник.

— Он маг и колдун, Арслан! Маги и духовные лидеры ни юга, ни тем более ханской столицы никогда не признают его! — Сказал Хадрис, глава канцелярии и душа государственного аппарата юга. — Вы рискуете всей властью.

- Юг нуждался в новой духовной опоре, в законах, которые объединят магию, мудрость и справедливость – сказал твердо правитель юга.

- Люди ходят толпами и слушают проповеди Муни, мой повелитель, но в них нет пользы для вас, так как он, а не вы становитесь кумиром толпы – сказал Мингиян руководитель театра юга. – Да, Муни спас город от чумы, но его популярность может навредить вашей власти. Если все будет идти так же, как сейчас, то скоро вас вообще перестанут уважать, правитель. Так вместо опоры вы можете получить опасного врага, с которым будет сложно справиться.

- Я понимаю, что мощью Муни нужно обращаться осторожно, но если ее использовать правильно она принесет нам огромную пользу – возразил великий воин.

- Официальная церковь юга до сих пор не имеет руководителя – сказала Лин, бывшая наемная убийца, ныне глава тайной полиции. – Именно руководитель церкви должен стать вашим официальным духовным учителем. Утверждает главу нашей церкви хан и верховный духовный наставник, ваш дядя. Муни, как бы он не был хорош, юн и не имеет поддержки ни на юге, ни в столице империи. Он никогда не сможет получить пост смотрителя главного храма юга. Даже если вы и обратитесь за поддержкой к своему дяде, он вряд ли в этом вопросе сможет вам помочь, господин правитель.

- Я все же постараюсь убедить хана и своего дядю и поставлю главою нашей церкви Муни – возразил Арслан.

- И главный вопрос задам я – сказал с поклоном Дольган, глава города. – А зачем нам всё это нужно? Мы все нервничаем, потому что не понимаем – что вы задумали, правитель. Поделитесь с нами вашим планом действий. Раскройте перед нами свой замысел.

- Что бы вы меня лучше поняли, я прикажу Муни прекратить общение со мной и переключить всё внимание на вас, мои соратники и друзья – сказал повелитель юга.
***

В тот же день, когда Арслан объявил свою неожиданную стратегию, дворец будто вздохнул. Но облегчением это не было — лишь новым витком тревоги. Никто из соратников не ожидал, что правитель настолько уверенно оттолкнёт от себя Муни, словно проверяя всех, кто будет готов пойти против него.

Муни пришёл к Шургану. Крепкий, суровый воин-администратор ждал молодого мага настороженно. Его руки лежали на столе, рядом аккуратно разложены были свитки законов — тяжёлые, неуклюжие, ветхие. Вся система управления юга была записана в этих свитках. Из века в век почти неизменной и непоколебимой системой.

— Правитель приказал, — тихо сказал Муни. — Начнём работу?

Шурган сжал губы.

— Ты хочешь переписать мои законы, мальчик?

Муни покачал головой.

— Нет. Я хочу понять, как вы управляете людьми. Только тогда я смогу предложить что-то новое.

Судье эта фраза не понравилась ещё больше. Но Муни работал спокойно. Часами он изучал строки древних правил, спрашивал Шургана о каждом пункте, о происхождении обычаев, о том, что работает, а что давно стало пустой формальностью. Даже суровый соратник Арслана не мог не признать — юный маг смотрит глубже, чем обычный человек.

Однако с каждой новой беседой по дворцу расползались шёпоты:
«Муни вникает в государственные законы…»
«Он вмешивается в управление югом…»
«Он охмурил всех своим исцелением…»
«Правитель привёл в город опасного мага…»
Шурган слушал эти сплетни и всё чаще спрашивал себя: не прав ли был Хадрис, когда говорил о скрытой угрозе?
***

В это время Муни пришёл к Хадрису, главе канцелярии. Тот встретил его холодной вежливостью. В комнате царил порядок, характерный для человека, привыкшего к безупречной точности.

— Правитель велел, чтобы вы помогли мне изучить устройство администрации, — спокойно произнёс Муни.

Хадрис долго молчал, потом протянул магу толстую книгу.

— Это — структура власти южной провинции. Ты хочешь поменять её? Как ты поменял порядок в тюрьме?

— Я хочу понять её. Это разные вещи, — ответил Муни.

Хадрис смотрел на него, как на ядовитое существо. Но, как приказал правитель, он начал объяснять.
***

Днём Муни изучал государственный аппарат. Ночью — преподавал ученикам.
И всё чаще делал это не рядом с Арсланом, как раньше, а среди его соратников. Арслан наблюдал за этим из тени коридоров. Он видел: как Мингиян, мастер театра, впервые задержался на уроке Муни; как убийца Лин украдкой слушала лекцию о природе доверия и власти; как Дольган, глава города, сам пришёл спросить совета у мага. Сомнения и страх, которыми дышал совет соратников, начали трескаться. Каждый из них, общаясь с Муни отдельно, вдруг обнаруживал, что маг не стремится к власти — он стремится к порядку и смыслу, которых на юге давно не было. Но именно это и стало причиной тревоги.
***

После того как отношения Муни с соратниками Арслана начали выравниваться, правитель решился на следующий шаг. Он велел позвать юного мага на заседание большого совета. Когда Муни вошёл в зал, где на круглых подушках сидели главные люди юга, тишина стала почти материальной. Маг поклонился — неглубоко, но уважительно — и произнёс:

— Уважаемый правитель юга, в каком качестве я приглашён? Я лицо неофициальное, не занимающее никаких постов.

Арслан ответил без колебаний:

— Я хочу видеть тебя своим духовным наставником, Муни. В скором времени — настоятелем главного храма юга и всей нашей церкви. Пока же ты не утверждён официально, ты участвуешь в моих советах как будущий глава духовной власти юга.

В зале будто прокатился холодок. На лицах некоторых соратников мелькнуло возмущение, на других — беспокойство. Муни же покачал головой:

— После такого заявления, правитель, у нас появится огромное количество врагов. И на юге, и особенно в ханской столице.

— Мы уже предупреждали нашего господина, — тихо сказала Лин, глава тайной полиции.

— И правильно предупреждали, — признал Арслан. — Но этот вопрос ещё впереди. Сейчас важно другое. Ты изучил стены нашего государства изнутри. Что ты можешь нам предложить?

Муни задумался ненадолго. Его взгляд стал мягким, но сосредоточенным.

— Начну с театра, — произнёс он. — Это ваш самый сильный инструмент, хотя вы сами пока этого не понимаете.

Мингиян, руководитель театра, невольно подался вперёд.

— У вас много великолепных певцов, музыкантов, танцоров. Но у вас нет своего корня, своей духовной основы. Ваши пьесы — пересказы чужих историй. Ваши песни — эхом повторяют северные легенды. В них нет юга.

Он говорил тихо, но в его голосе звучала стальная нота.

— А без собственной культурной оси народ не сможет узнать себя. Нельзя строить новое миропонимание, не понимая, кто ты.

Мингиян нахмурился, но внимательно слушал.

— Югу нужен собственный эпос, — продолжил Муни. — Своё священное предание. Своё прошлое, которое станет фундаментом будущего.

И тогда он произнёс слова, от которых у некоторых членов совета перехватило дыхание:

— Богом юга должен стать Рудра. Одно из грозных воплощений Шивы. Разрушитель — да. Но он, же и бог ума, знания, силы духа. Он несёт не только смерть, но и трансформацию. Он разрушает старое, чтобы дать рождение новому.

Лин тихо выдохнула. Хадрис нахмурился. Дольган ошарашено поднял брови.

— В его честь должен быть создан богатырский эпос, — продолжал Муни. — В нём должно прозвучать самое важное: Арслан — прямой наследник Рудры. У него в жилах — кровь тех, кто не знает преград. Кто идёт вперёд даже через хаос, потому что хаос — всего лишь дыхание Шивы.

Все сидящие молчали. Даже Шурган, который недавно относился к Муни с осторожностью, почувствовал, как по спине пробежал ток. Муни говорил уже почти как пророк:

— В мире нет истинно неблагоприятного начала. Нет подлинно разрушительного конца. Всё сущее — часть великой силы Шивы. И Рудра — воплощение этого огня. Юг должен увидеть себя в нём.

Он поднял глаза на Арслана:

— И увидеть тебя, повелитель, как того, кто продолжит путь Рудры не мечом, а разумом, мудростью и властью, ведомой духом.

Повисла глубокая тишина. Каждый в зале понимал: это уже не просто предложение. Это — новое учение. Новая религия. Новый мир. Арслан оглядел своих соратников, словно желая убедиться, что их взгляды теперь направлены в одну точку.

— Надеюсь, теперь вы понимаете, для чего всё это было мне нужно? — спросил он медленно, подчёркивая каждое слово.

Дольган, глава города, почесал подбородок и сказал:

— Теперь нам кое-что стало яснее… но, признаться, не всё.

Арслан усмехнулся едва заметно:

— Я и сам ещё не понимаю всего. Но есть вещь, которой я доверяю больше собственным рассуждениям — моему чутью. Оно никогда меня не подводило. Если вы вопросов по эпосу не имеете — перейдём к остальному.

Но Шурган поднял руку и сказал:

— У меня есть вопрос. Богатырский эпос — хорошо. Главный персонаж — бог Рудра — тоже понятно. Но в любом эпосе вокруг главного героя есть его соратники, великие герои. Где мы их возьмём?

Муни чуть улыбнулся:

— Мы с вами, господин главный судья, изучили родовые книги наиболее знатных семей юга. У каждой из них есть легендарный предок — основатель рода, богатырь, совершивший великий подвиг.

Он обвёл всех взглядом:

— Таких родов — около двухсот. Но если внимательно посмотреть, самыми влиятельными являются тридцать три.

— Точнее, тридцать три рода на самом деле всем и управляют, — подтвердил Хадрис, глава канцелярии.

Муни продолжил:
— Значит, тридцать три рода — тридцать три богатыря. К ним добавим нас, присутствующих здесь, — семеро ближайших соратников правителя. Вместе — сорок богатырей, и во главе их стоит Рудра, предок Арслана.

Он хитро прищурился, и его голос стал мягко-железным:

— Так мы соберём юг в один кулак. Ни одна семья не возразит против того, чтобы стать частью божественного эпоса. Наоборот — это будет высшая честь, которой они будут гордиться столетия. Это их божественное право на власть. Они станут настоящей аристократией, владеющей своим имуществом и своими землями и крестьянами на основе божественного происхождения от эпических богатырей сподвижников верховного бога Рудры. Так мы объединим нашу нацию на духовном уровне в один стальной кулак.

Соратники зашевелились, поражённые простотой и дерзостью замысла. Шурган всё же нахмурился:

— Но у меня не было предка-богатыря, совершившего великий подвиг…

Мингиян, руководитель театра, засмеялся громко и искренне:

— Теперь будет! Сегодня же сочиню песнь о твоём предке: таким богатырём его сделаю, что никто и усомниться не посмеет.

— Тогда и о моём предке напиши, — тут же вмешался Хадрис. — Чтобы не слабее других!

— Никого не забуду, — пообещал Мингиян. — Всем найдётся место в великом эпосе юга!

Арслан встал, и тень от его фигуры легла на стол совета, будто предвещая движения великой силы, и приказал:

— Муни, Шурган, Хадрис. Вы встретитесь с главами богатейших родов и объясните им, какая честь им уготована. Пусть знают: мы не просто строим власть — мы создаём новый духовный мир юга.

Слова его прозвучали не просто как приказ, а как сигнал к началу великой битвы за души народа, за новую основу бытия юга.
***

В большом зале дворца стояла тишина. Ещё утром сюда отправили гонцов к главам тридцати трёх древних родов, и теперь в зале один за другим собирались люди, чьи семьи владели землёй юга со времён, когда письмо ещё не знали. Муни стоял в центре, спокойный и неподвижный, как будто сам воздух вокруг него стал плотнее. Рядом с ним — Шурган, серьёзный и внимательный, и Хадрис, который привычно всматривался в лица, ловя каждую тень настроения.

Первым вошёл клан Хаштаров — богатейшие в южных степях. Их глава Хаштар-хан поклонился, но взгляд его был настороженным.

— Мы пришли, потому что нас позвали, — сказал он. — Но предупреждаю: роды не любят сюрпризов.
За ним вошли остальные — Аджиры, Тангсары, Нурумиды, Каракши, Джугаты, Сардарии… Всё смешалось: расшитые шелка степных вождей, серьёзные лица древних аристократов, горделивые позы тех, кто привык командовать. Тридцать три рода, тридцать три мира, каждый со своим характером, слабостями и гордыней. Когда все расселись, Муни шагнул вперёд. И начал свою речь:

— Уважаемые главы родов. Правитель юга желает объединить наш народ духовно и культурно.
Мы создаём великий богатырский эпос юга — историю бога Рудры и его соратников.

В зале прошёл лёгкий ропот.

— Каждый из ваших родов, — продолжил Муни, — хранит память о великом предке, основателе рода. Мы предлагаем вернуть этих героев к жизни. Превратить их в богатырей эпоса, вписать в духовный стержень юга.

Некоторые переглянулись. Кто-то — с легким удивлением. Кто-то — с плохо скрываемым недоверием. Шурган громко добавил:

— Это великая честь. Богатырь в эпосе — это вечная слава рода. Это то, что переживет каждое поколение.
***

Первым заговорил глава рода Тангсаров, худой седой мужчина с глазами как ножи:

— Красиво говоришь, Муни. Но почему именно тридцать три рода? Почему не все двести? Нас ведь на юге двести семейств богачей, что с древних времен правят в крае. Кого вы выделяете, а кого — выбрасываете?

Хадрис шагнул вперёд:

— Никто не выброшен. Но тридцать три рода — это признанные лидеры юга. У этих семей реальная власть, земля, войска. Они и должны стоять рядом с Рудрой в эпосе.

— Значит, — холодно сказал Тангсар, — вы делите нас на «великих» и «обычных».
Это вызовет зависть. И ненависть.

— Ненависть уже есть, — спокойно ответил Муни. — Её не мы создали. Мы просто собираемся превратить разобщённость в силу.

Слово взял Хаштар-хан:

— Многие роды опасаются, что вы хотите подчинить их духовной власти. Если мы согласимся войти в эпос, завтра вы скажете, что нашими землями теперь управляют храмовые наставники.

Муни покачал головой:

— Нет. Но вы получите нечто большее — место в духовной истории юга, которое будет сильнее власти над землёй. Власть приходящая. А эпос — вечен.

С этими словами в зале словно прошёл лёгкий ток: одни кланы почувствовали соблазн, другие — ещё большее напряжение.

И тогда заговорила женщина — глава рода Нурумидов, Нурма-хатун. Её род считался древнее всех остальных, и она это знала.

— Если богатырей будет сорок, — сказала она, — значит, кто-то будет сороковым. Последним.
Кто это будет, Муни?

Зал замер. Это был откровенный вызов. Муни взглянул на неё, улыбнувшись почти по-детски:

— В эпосе нет «последнего». Каждый богатырь — часть легенды. Все они будут сидеть, как равные за одним круглым столом. Но если вас беспокоит вопрос о первом. Первым будет Рудра — предок Арслана. А остальные будут стоять рядом с ним плечом к плечу.

Женщина прикусила губу: она хотела вывести юного мага из равновесия — не получилось. Некоторые главы родов скрыто улыбнулись, другие напряглись ещё сильнее. Когда обсуждение закончилось, стало ясно: часть родов (примерно половина) сразу же прониклась честолюбием и желанием войти в эпос; другая часть — увидела в этом угрозу влиянию Арслана и духовному возвышению Муни; несколько родов начали шёпотом переговариваться между собой, уже придумывая, как использовать ситуацию в своих целях.

Шурган, заметив это, тихо сказал Муни:

— Видел? Некоторые уже готовят ножи. Хотя должны были руки нам целовать за предложенную им честь.

Муни ответил так же тихо:

— Знаю. Но ножи — лишь отражение страха. Нам нужно их объединить, а не сломить. Неволить мы никого не станем.

Хадрис усмехнулся:

— Но если кто-то из них решит ударить первым — придётся отвечать. Иначе они разорвут юг на куски.

Муни посмотрел на тридцать три рода, на их гордые лица, скрещенные взгляды, скрываемую тревогу.

— Тайная война началась уже сегодня, — сказал он.

Когда споры, недовольные выкрики и осторожные вопросы утихли, Муни сделал шаг вперёд.
Он словно стал выше — хотя ни один мускул не дрогнул. Его голос прозвучал тихо, но в этом шёпоте была сила, от которой даже самые гордые родовые главы невольно выпрямились.

— Вы боитесь, — сказал Муни. — Это естественно. Страх — хорош. Он защищает. Но иногда он мешает увидеть главное.

Он медленно обвёл взглядом весь зал — тридцать три рода, тридцать три линии судьбы.

— Сейчас юг ослаблен. Болезнь, смута, раздоры… дух юга рассеян, как зола. Если же мы создадим эпос, в котором каждый из вас станет героем — вы получите небывалую власть. Не над землёй. Над сердцами.

Роды слушали. Некоторые — скрестив руки, другие — с прищуром. Но никто не перебивал.

— Для народа тот, о ком поют песни, — больше, чем воин, больше, чем правитель. Он становится символом. Не род будет гордиться богатырём. Богатырь сделает бессмертным сам род.

Хаштар-хан ещё пытался сохранять скепсис:

— И всё же… чем нам это гарантировано? Словами?

Муни поднял руку и коснулся груди — еле заметный жест, настолько мягкий, что почти никто его не уловил. Но те, кто уловил, — почувствовали. Воздух в зале на мгновение стал ощутимо плотнее.
Будто тёплая волна прошла сквозь пространство. Не магия, нет. А что-то глубже — ощущение истины, высвеченное на секунду. И Муни говорил дальше:

— Я предлагаю вам не подчинение. А бессмертие ваших родов. Народ будет помнить не только Арслана. Но и каждого из вас. Ваши дети и внуки будут читать о своих предках в храмах, слушать песни о них на площадях, видеть их в настенных росписях.

Тишина. И в этой тишине — первое движение.

Нурма-хатун, глава Нурумидов — та, что пыталась уязвить Муни, — неожиданно поднялась.

— Народ действительно живёт легендами, — сказала она. — И если наши предки войдут в легенду,……то наш род станет вечным.

Её глаза смотрели прямо на Муни, пытаясь прочитать, обман это или истина. Но он не отвёл взгляд. Она кивнула:

— Род Нурумидов согласен.

Эти слова произвели эффект камня, брошенного в воду. Круги разошлись мгновенно. Цепная реакция согласия. Сразу вслед за ней поднялся глава Каракшей:

— Если Нурумиды согласны, то и мы согласны.

Потом — Тангсары. Те самые, что опасались разделения:

— Да будет так. Наш богатырь будет включён в эпос.

Хаштар-хан вздохнул, будто тяжёлый груз упал ему с плеч:

— Хаштары не хотят быть последними. Мы тоже войдём в легенду.

Один за другим, иногда неохотно, иногда — с жаром, роды вставали, произнося:

«Мы согласны».
«Наш род войдёт в эпос».
«Наш герой достоин бессмертия».
И наконец — все тридцать три рода.

Шурган тихо прошептал:

— Мы сделали это…

Но Муни лишь закрыв глаза, улыбнулся:

— Нет. Это сделали они сами. Мы просто показали будущее.

Когда все роды дали своё согласие, Хадрис вышел, вперёд, громко объявив:

— С этого дня тридцать три великих рода юга становятся частью богатырского эпоса.
Каждый род представит своего легендарного предка. Их подвиги будут увековечены песнями, законами и храмовыми записями.

Зал наполнился шумом — не ссорой, как раньше, а возбуждённым обсуждением. Кто-то уже спорил, какой подвиг впишут в эпос. Кто-то вспоминал забытые истории рода. Кто-то уже мечтал, как будет выглядеть их герой на фресках. Юг, ещё вчера разрозненный, в этот миг дышал как единое тело. Шурган тихо сказал Муни:

— Ты выиграл. Они твои. Теперь весь юг смотрит на тебя.

Муни ответил:

— Нет, Шурган. Теперь весь юг смотрит на эпос. А значит — его невозможно будет остановить.


Глава 6


Ночь ещё не успела раствориться в утренних туманах, а в верхнем храме столицы уже собрались те, кто управлял духовной жизнью юга. Это были жрецы, маги, чиновники древних кланов, тени былой эпохи, чья власть держалась на страхе, тайных ритуалах и контроле над духовной жизнью юга. Они привыкли, что народ приходит к ним за благословениями, что каждая магия должна быть куплена золотом или кровью. Теперь же один человек — чужак, тихий маг, не принадлежащий ни к одному древнему клану — воссоздавал новую духовную силу без их дозволения. И это пугало их сильнее любой армии. Старый порядок всегда держался на страхе и зависимости. Люди не понимали магию — и потому боялись тех, кто мог её применять. Хранители старого закона были посредниками между народом и тайной мистической силой. Но теперь Муни делал магию понятной, духовность — открытой, силу — доступной тем, кто раньше был никем. Это означало одно: их власть начинала рушиться.

Посреди стола стояла глиняная чаша с тлеющими травами. Дым расползался по сводам, словно тянулся к каждому из присутствующих, обвивая их плечи, вползая в складки одежды. Огонёк дрожал — будто понимал, что здесь решается чья-то судьба. И чья судьба — знали все. Старший монах верхнего храма юга, седовласый Нургай, положил ладони на стол. Его пальцы были покрыты символами — одни выжжены огнём, другие нанесены краской, которая никогда не стирается.

- Для чего вы, братья мои, призвали меня собрать наш тайный совет? – сказал Нургай.

Старший жрец Гураш, седой и сухой, произнёс:

— Не делай вид, что тебе, старший монах верхнего храма, не понятно, почему мы настояли на том, чтобы ты, Нургай, собрал большой тайный совет. Разве ты Нургай не знаешь о том, какая угроза нависла над нами всеми? Мы позволили юному самозванцу Муни слишком многое. Он вмешался в эпидемию. Он исцелил тех, кого мы не смогли излечить. Народ смотрит на него, как на пророка. Если мы не остановим Муни, он разрушит старый порядок. Этот мальчик хочет поставить наши земли на колени перед своими тибетскими духами. Арслан слишком доверяет ему. Мы не можем допустить этого.

За столом раздался глухой ропот.

— Он уже добрался до законов, — сказал седой старец. — Правитель передал юноше то, что было основой наших традиций. Он готовит его к роли духовного лидера.

— Мы должны прервать это, — произнёс другой маг. — Пока он не стал слишком близок со всеми при дворе. Пока его слово не стало законом.

— Он слишком быстро набирает силу, — произнёс Нургай. — Слишком быстро. И это — угроза. В этом я с вами согласен.

Старший жрец Тулегей, худой, острый, словно высохший корень, откинулся назад, шурша рукавами:

— Не сила его опасна. Опасно то, что он учит людей: дух может исцелять без разрешения жрецов. Это — подрыв нашего закона.

— А главное… — добавил тихо третий, замкнутый маг Будак, — …он привлёк внимание Арслана. Мало того. Муни вмешивается во все вопросы жизни юга. Он стал, чуть ли не правителем юга. Теперь стало известно, что Арслан хочет добиться назначения Муни настоятелем верхнего храма юга и всей местной церкви. 

Эта фраза повисла в воздухе, как удар колокола. Арслан. Богатур юга. Человек, у которого в руках была не только сила меча, но и любовь народа и дядя главный отец и защитник веры в империи может поставить Муни над всеми ими. И если Муни получит пост главы церкви юга, — старые маги прекрасно понимали, — мир, который они строили десятилетиями, начнёт рушиться. Кто-то нервно перекрещивал пальцы. Кто-то шептал мантры. Но говорить вслух опасения не решался никто.

Другой маг, молодой, но с холодным взглядом, сказал:

— Он изменил саму структуру магии в городе. Мы чувствовали вспышки энергии, когда он очищал тюрьму. Эта сила… не из наших школ. Он нарушает наши законы.

— Он создаёт свои законы магии, — прошипел Гураш. – А ты же Нургай сидишь и ничего не предпринимаешь против наглого юнца, который скоро оставит нас всех тут без куска хлеба! — Нужно действовать, — сказал он. — И действовать быстро. Иначе Муни уничтожит всё, что мы строили десятилетия.

- И что же нужно делать? – спросил с усмешкой Нургай. — Убить его — значит вызвать гнев народа. Осудить его — он слишком популярен. Подделать обвинение — Арслан не глуп.

— Против магии можно сражаться магией, — тихо произнёс один из молчавших прежде жрецов.  — Но против духовного влияния нужно другое оружие. Мы начнём с сомнений. С подозрений. С шёпотов.

— С разрушения доверия? — спросили маги.

— Да. Если народ перестанет верить Муни — он станет никем.

И тут старший жрец улыбнулся:

— Мы ударим не по нему. А по тем, кто начинает ему доверять. Посеем сомнения. Страх. Зависть. «Чтобы рухнуло здание, достаточно трещины в фундаменте».

— Мы должны действовать, — сказал Гураш. — Пока он слаб. Пока его ученики — дети. Пока Арслан ещё не полностью проникся его верой. Но в первую очередь нужно отправить донос в ханскую канцелярию и в главный храм столицы империи о злобном колдуне, который совратил с пути истинного Арслана и ведет весь юг по пути предательства истинной веры и истинной магии.

Поток гневных высказываний не прекратился до тех пор, пока Нургай не ударил посохом о каменный пол. Затем он сказал:

- Вы спрашиваете, почему я не собрал вас всех раньше и не объявил тайную войну против Муни? Я вам отвечу. Я не сделал этого, потому что все, что вы предложите мне сделать против его политики будет обыденно и просто. Сеять слухи и вызывать недоверие в народе – дело привычное для нас. Но. Так начнется тайная война. Война не мечей — но слухов, интриг, подделанных документов, подкупленных стражей, и магии, что действует незаметно. Война, в которой каждое слово, каждое действие, каждый взгляд может стать оружием. Война, где враг не нападает, открыто — но всегда находится рядом.

Старейшина духовной школы, седой монах Сонг-Гар, сидел в полумраке. Перед ним мерцали несколько магических сфер, внутри которых отражались события последних дней. Он видел лицо Муни — юное, но наполненное силой и знанием. Видел, как толпы людей склоняли головы перед ним, как Арслан говорил с ним как с равным себе человеком. Сонг-Гар ударил посохом о каменный пол и воскликнул:

— Вот именно! И это значит, что Муни должен исчезнуть. Мудрец не должен позволять чужой силе расти на своей земле. Пусть начнется тайная война. Без мечей, без армий. Война не за территории. Не за золото. А за самое ценное богатство — за духовный закон юга, за души людей, за то, кто будет определять смысл их жизни.

Молчание стало гуще темноты. Казалось, сам воздух в зале давил тяжестью надвигающейся беды. И тут Нургай — седой, но прямой, как меч, — снова ударил посохом о каменный пол. Гул разошёлся по залу, заставив вздрогнуть даже самых уверенных в себе магов и монахов.

— А вы знаете, что народ дал Муни новое имя? — спросил он, сверля присутствующих тяжёлым взглядом. — Они называют его… лекарем вселенной. Мол, нет во всей сотворённой вселенной лучшего целителя.

Он усмехнулся, уголки губ дёрнулись.

— Я бы рекомендовал каждому из вас сходить к нему на приём. Может, он сумеет излечить вас от собственной глупости.

Сонг-Гар вышел вперёд, глядя на главу совета исподлобья:

— Что же, по-твоему, здесь не так?

— Всё. Абсолютно всё, — ответил Нургай. — Скажи, Сонг-Гар… кто такой Муни?

— Зачем ты задаёшь мне этот вопрос? — раздражённо бросил мудрец. — Муни — наш самый опасный враг.

Нургай фыркнул, как если бы услышал нелепейшую из шуток и нервно произнес:

— Муни — пустое место. Понимаешь? Пустота. Он пришёл из тьмы — и в эту тьму может уйти в любой момент. Вся его сила не в нём самом. Он — орудие Арслана. Простой инструмент. Если инструмент затупится, его выбросят. Беда наша не в нем, а в том, что мы не знаем истинного плана Арслана.

Он наклонился вперёд взглядом, остановившись на браслете Сонг-Гара:

— Кстати, Сонг-Гар… Я вижу у тебя на руке новый золотой браслет. Сорок шекелей чистого металла. Тяжёлая вещица. Как ты её носишь?

Сонг-Гар презрительно выгнул губы:

— У тебя у самого алмазная диадема, Нургай. Свет от неё такой, что затмевает солнце. Она стоит целое состояние.

Нургай медленно кивнул.

— Гураш, — продолжил он, — ты купил своему сыну караван-сарай в Кадисе. Он теперь один из богатейших людей в городе. Да-да, не делай круглых глаз. Я знаю о каждом из вас всё. Вы все разбогатели при правлении Арслана. Страшно разбогатели.

— И что с того? — нахмурился Гураш.

Нургай выпрямился, опираясь на посох обеими руками:

— А то, что если вы желаете объявить тайную войну Муни,… как вы тут шепчетесь…— нас ждут очень горькие разочарования.

Он обвёл их взглядом, тяжёлым, как приговор.

— Мы не знаем плана Арслана. Но мы знаем его как выдающегося стратега. Он понимает, что вы, как жирные индюки, броситесь на Муни в надежде его уничтожить. Но война — дело обоюдоострое. Нападающий рискует не меньше, чем тот на кого напали. Начать войну легко… закончить — почти невозможно. Вы об этом все забыли. Сначала вы начнете распространять слухи:— Чума не исчезла сама собой, — шептали они в тайных беседах, якобы случайно слышимых в городских улочках. — Муни принёс её вместе с магией Тибета. Сначала он её вызывает — потом «исцеляет», чтобы показаться спасителем. Потом пойдут иные слова:— Он использует запретные заклинания. Тёмные силы. — Он управляет духами смерти. — Он может поработить самого Арслана. Однажды утром Арслан получит тайное письмо. Слова в нем будут короткими, как удар ножа: «Муни — опасность. Он замышляет захват власти. Он уже поработил магов юга. Скоро он уберет и тебя со своей дороги».

Он наклонился вперёд и сказал:

— Я боюсь, друзья мои, что Арслан всё это понимает лучше нас и только и ждёт, когда мы нападём на Муни. Подумайте: за годы, пока юг был без главы церкви, мы все разбогатели. Пока мы лояльны — нас никто не тронет. Но стоит нам сделать один неосторожный шаг…

Он медленно провёл ладонью по воздуху, словно отсекая невидимую голову человека.

— Арслан уничтожит нас. Всех. Наши богатства перейдут в его казну. А на наши места он посадит молодых, верных ему жрецов и магов. Вы считаете, что великий воин, проливший море крови нас пощадит? Если вы так думаете, то вас никакой лекарь вселенной от глупости не сможет излечить.

Он замолчал на мгновение. В тишине было слышно, как кто-то нервно сглотнул.

— А если в ходе войны умрёт и сам Муни, — тихо добавил Нургай. — Тогда всё станет идеально. Для Арслана. Поле будет очищено от всех заметных фигур, которые могут ему мешать.

Он ударил посохом последний раз — не громко, но так, что каждый ощутил вибрацию под ногами.

— Вот почему мы должны думать. Не о ненависти к Муни,… а о собственном спасении. — Не рой другому яму — сам в неё упадёшь, — тихо сказал Нургай, глядя на каждого по очереди. — Так учили нас древние мудрецы. И ещё они говорили: желая навредить врагу, не навреди себе самому.

Тяжёлое молчание снова опустилось на зал. Старший жрец Тулегей осторожно поднялся, опираясь на резной посох:

— Признаю, Нургай… мудростью ты превзошёл всех нас. Во всем ты прав, а я нет. Только вот остается у меня все же сомнение. Но что же — сидеть, сложа руки и смотреть, как рушится наше священное строение древней веры? Может, стоит… отправить донос в ханскую канцелярию и в главный храм столицы? Сказать им о колдуне, который совратил Арслана с пути истинной веры? Который ведёт юг к предательству истинной магии и догматов? Зачем нам самим воевать? Пусть империя сотрёт Муни с лица земли.

Несколько голосов поддержали его — робко, но слышно. Нургай медленно покачал головой:

— При Арслане у каждого столба на юге выросли уши. У каждой стены — глаза. Он молодец… очень молодец. Так цепко, как он, власть на юге не держал никто.

Он оглядел сидящих в зале магов и монахов. Взгляд его был колючим:

— Вы, правда, думаете, что за нами сейчас не следят? А я — не уверен. А если вы в этом уверены, то вам и лекарь вселенной не излечит вашу глупость. Только лишь топор палача. Прямо скажу. Вполне возможно, что кто-то из вас, мои друзья, уже сегодня ночью поведает о нашем разговоре госпоже Лин… или господину Шургану.

— Это клевета! — выкрикнул Гураш.

— Ты перешёл границы! — подхватил Тулегей.

Несколько жрецов вскочили со своих мест. Но Нургай ударил посохом так, что эхо прокатилось по залу.

— Тихо!

Шум оборвался.

— Я и самому себе не всегда доверяю, — сказал он уже спокойнее. — А уж вам… вы такие же, как и я. Мы — власть. А власть всегда подозрительна. И если мы сами себе не можем верить — то, как можем слепо доверять кому-то ещё?

Он развёл руками, будто раскладывая перед ними предметы на столе:

— Первое. Не нужно делать преждевременных шагов. То, что Муни разрушает старые основы веры — и без нас станет известно в столице. Слух быстрее коня — он уже мчится по тракту на север.

— Второе. Мы не должны бездействовать. Но и нападать глупо. Мы должны приблизиться к Муни.
Найти с ним общий язык.

Он неожиданно усмехнулся и произнес с печалью в голосе:

— Я сам когда-то был таким же, как он. Если бы тогда великий правитель поддержал меня — я бы создал для него империю мечты. Но я никому не был нужен. Мне пришлось пробиваться к вершине много лет, сражаясь за каждую крупицу влияния.

Он посмотрел в сторону окна, где колебалось пламя масляного светильника.
— Муни молод. Он может ошибиться. Он может увлечься мечтой, которой не понимает.
К нему можно найти путь.

Нургай поднял пальцы, считая:

— Третье. Мы должны выяснить, чего на самом деле хочет Арслан. Он скрывает замысел так глубоко, что даже люди в его покоях — его официальные советники — знают лишь вершки.

— Четвёртое. Мы должны перехватить у Муни его миссию. Он — инструмент в руках правителя.

Нургай понизил голос:

— Он предложил эпос. Он предложил объединить юг под покровительством Рудры — бога Арслана. Он собирает народ вокруг новой веры, нового магического стержня.

Он выдержал паузу.

— А это значит,… мы должны предложить нечто равное или более сильное. Учение, которое может стать альтернативой его эпосу. Своё пророчество. Свою духовную линию юга.

Он ударил посохом ещё раз.

— Мы не будем копать яму Муни. Мы выкопаем яму себе, если сделаем это сейчас. Но мы выроем ему конкурента. Создадим собственный духовный авторитет, собственное движение.
Если Муни — лекарь вселенной…Мы дадим югу своих пророков. Своих героев. Своего бога.

В зале раздались приглушённые вздохи — кто-то с тревогой, кто-то с надеждой. Совет начал склоняться не к войне,…а к борьбе за души. Слова прозвучали так, будто воздух стал тяжелее. Тишина повисла над советом — тяжёлая, вязкая, будто наполненная дымом от кадильниц. Первым снова нарушил её Тулегей:

— Мы не можем действовать открыто. Если мы выступим против Муни — Арслан прознает об этом в тот же день. Он сейчас слушает каждого, от молодого шамана до последнего стражника.
Но… — старший жрец провёл ладонью по бороде, — я готов взяться за духовное и магическое управление юга.

Тулегей выпрямился, словно примеряя на себя новую роль.

— Я создам такое учение, такую силу, — сказал он с едва скрытой гордостью, — что Муни со своими эпосами станет выглядеть глупым деревенским простаком. Народ любит древность — так я дам им древнее. Народ любит тайну — я дам им тайну. Народ любит чудо — значит, у нас будет чудо. Он увлечёт юг рассказами о своём Рудре? А я дам югу богов, которые жили тут, в наших горах, в наших степях, прежде чем его Рудра появился на горизонте.

Несколько жрецов закивали, поддерживая. Другие смотрели настороженно. Нургай прислонился к посоху, глядя на Тулегея так, словно видел его впервые. Его глаза сузились — но в них блеснула одобрительная искра.

— Хорошо сказано, — произнёс он тихо. — Очень хорошо. Но помни: слова — это только ветер. Ветер может поднять пламя,… а может задуть его.

Он сделал шаг вперёд, опираясь на посох так уверенно, что даже старейшие жрецы уловили в нём силу.

— Путь будет долгим. Путь будет трудным. Мы вступаем в войну не за храмы и не за алтари — а за души людей, которые веками были с нами, доверяли нам, кормили нас, боялись нас.

Он обвёл всех взглядом:

— Чтобы перехватить у Муни его миссию, мы должны действовать вместе. Каждый день.
Скрыто укреплять дух своих последователей. Поднимать среди них сомнения в справедливости новых учений. Постепенно внушать, что истинная древняя магия юга — только наша.
Что молодые пришельцы вроде Муни — это лишь туман, который холодный ветер времени развеет.

Тулегей тихо добавил:

— Если мы не удержим власть сейчас, то завтра мы будем никем. Муни сделает нас служителями его нового бога. Арслан — его духовными рабами.

— Именно, — сказал Нургай, стуча посохом раз, другой, третий. — Поэтому ошибаться нельзя.
И шагать нужно мягко. Тихо. Но верно.

Он поднял руку — твёрдую, морщинистую, но полную силы.

— Мы создадим альтернативу. Своё пророчество. Свою культурную нить. Свою духовную опору.

И его голос стал почти шёпотом:

— А когда придёт время… не Муни поведёт народ юга. А мы.


Глава 7


После слов Нургая в зале повисла тишина, но уже другая — не тревожная, а работающая. Это было молчание людей, которые начинают строить план. Первым заговорил худой, жилистый жрец по имени Каршак — человек, которого все называли «чревовещателем духов» за его умение говорить голосами иных миров.

— Если мы хотим противопоставить Муни что-то значимое, нам нужен Пророк, — сказал он тихо.  Лицо. Тот, кто сможет говорить от имени древних богов юга. Такой человек должен быть неподвластен страху… и одновременно зависеть от нас.

— Кандидат есть? — спросил Нургай, подняв бровь.

Каршак кивнул:

— Есть один молодой шаман. Его зовут Тайшэг. Сын пастуха, сирота. Но духи любят его. Он чист, наивен и готов верить каждому, кто даст ему цель. Такой и нужен.

Тулегей фыркнул:

— Простой пастушонок? Народ юга не поверит.

— Народ юга поверит любому, кто начнёт творить чудеса, — холодно ответил Каршак. — А чудеса я обеспечу.

По рядам жрецов пробежал ропот. Слово «чудеса» всегда было оружием двойной силы: опасным — и крайне эффективным. Нургай поднял руку, призывая к порядку:

— Чудеса нужны. Но чудеса должны быть не слишком явные, чтобы Арслан не схватился за меч.

— И не слишком слабые, чтобы их не высмеяли, — добавил Гураш.

Он откашлялся, поправил свой дорогой плащ и сказал:

— Мы можем вернуть старый культ Огненного Тумана. Помните? С переменой климата он исчез, но легенды о нём сильны. Если в горах зажечь особые смеси смол, появится туман с красноватым светом. Народ воспримет это как знамение возвращения древних богов.

— Хорошо, — сказал Нургай. — Чудеса будут. Пророк будет. Что дальше?

Словно ожидая своего часа, выступил вперёд Толкан — седой жрец, который всю жизнь занимался родословными южных кланов.

— Нам нужно вбить клин в ту самую идею, которую Муни предлагает родовым семьям, — сказал он. — Он объединяет их в эпос. Отлично. Мы сделаем ещё древнее. Ещё могущественнее.

Он достал толстый свиток, завязанный тёмной нитью.

— Я нашёл старые записи времён, когда на юге существовал Круг Тридцати Теней. Их считали прародителями всех влиятельных родов. Если мы докажем — или создадим доказательства — что эти тридцать древних героев были учениками одного бога, нашего бога, а не Рудры, то семьи на юге сами отвернутся от Муни.

Гураш хмыкнул:

— Ты хочешь подменить эпос эпосом?

— Именно, — ответил Толкан. — Легенда против легенды. Дух против духа. Корни против корней.

Нургай кивнул:

— Идея здравая. Что ещё?

Тулегей поднял руку:

— Нам нужны союзники среди знахарей, ведьм, прорицателей — всех, кто работал веками вне храмов. Они ненавидят Муни. Он забирает их власть. Если мы дадим им новое место в новом культе, они встанут за нас.

Нургай задумался, постукивая пальцами по посоху. Потом медленно произнёс:

— Так. Слушайте внимательно. Мы создаём трёхуровневую сеть: Наверху — Пророк Тайшэг. Лицо древнего, истинного культа юга. В середине — родовые кланы, которым мы дадим «подлинные» предания Круга Тридцати Теней. Снизу — знахари, шаманы, ведьмы, которые начнут шептать по селам и городам, что Муни нарушил равновесие духов.

— В народ уйдёт слух, — добавил Каршак, — что появление Муни вызвало гнев старых богов. Что его Рудра — чужак. И что земля начинает мстить.

Тулегей улыбнулся хищно:

— Люди любят две вещи: чудо и страх. Мы дадим им оба.

Нургай не торопился отвечать. Он пристально смотрел на Тулегея, словно пытаясь заглянуть ему в душу.

— Твои слова красивы, Тулегей, — наконец произнёс он тихо. — Но красота слова — не сила духа. А сейчас нам нужна именно сила… и выдержка. Ты называешь Муни деревенским простаком. Это ошибка. Он опасен именно потому, что его идеи просты и ясны. Простой народ любит ясность. А ты предложишь им сложное, запутанное, тяжёлое. Ты уверен, что они примут это?

Тулегей сжал губы и медленно провёл пальцами по рунам на своём посохе, будто черпая силу в старых символах.


— Они примут. Если мы дадим им страх. Страх потерять душу, страх потерять защиту, страх перед разрушением привычного мира. Если Муни говорит: «Пойми себя и стань свободным», — я скажу: «Не отклонись от пути, иначе погибнешь». Народ всегда выбирает защиту, особенно когда перемены пугают его.

Нургай задумчиво постучал кончиком посоха о пол, создавая глухой ритм.

— Возможно. Но помни: страх — оружие двустороннее. Оно может обернуться против нас самих.
И всё же… — он кивнул. — Попробуй. Мы дадим тебе право создать духовную альтернативу. Но ты должен действовать осторожно. Ни одна строка твоего учения не должна пересекаться с эпосом Муни. Ни один символ не должен быть похож. Иначе он обвинит нас в подражании.

Он оглядел остальных.

— Но этого недостаточно. Мы должны работать каждый день. Мы должны укреплять своих людей, внушать им уверенность, напоминать о древних правах наших родов. Муни сильный, но он один. А мы — сеть. Мы — корни, уходящие в глубины юга. Если мы будем действовать вместе,…
если каждый из вас укрепит своё окружение,…если каждый подточит влияние Муни, хотя бы на шаг — его сила начнёт рассыпаться.

Нургай поднялся из кресла. Его глаза блеснули.

— Тогда решено. Мы вступаем в поединок. Но орудие наше — не мечи и не яд. Наше оружие — слова, духи, легенды. Пусть Муни создаёт эпос. А мы создадим реальность, в которую юг поверит сильнее. Он поднял посох и ударил им о пол:
— Совет начинает действовать.

Где-то в дальнем углу слабо дрогнул факел, словно соглашаясь со словами мага. И все в совете поняли: ночь стала темнее. Их собственные замыслы — опаснее. А путь, на который они ступили, уже не позволит им повернуть назад.
***

Ночь стояла тихая, но воздух был натянутым, как струна. В маленькой юрте-обители шаманов, стоявшей на отшибе гор, горела одинокая лампа. Молодой шаман Тайшэг сидел на полу, окружённый дымом трав, читая заклинание для очищения духа. У него были ясные глаза и тонкие, почти детские черты — но в его голосе звучала странная сила, будто звенящая вслед за каждым словом. Когда занавеска юрты отодвинулась, Тайшэг резко обернулся.
Внутрь вошли трое: Нургай, Каршак и Толкан.

— Учитель? — удивился юнец, увидев Каршака, своего бывшего наставника по миру духов. — Почему вы пришли ночью? Всё ли… в порядке?

Каршак улыбнулся своей мягкой, но всегда немного хищной улыбкой:

— В мире никогда не бывает порядка, Тайшэг. Особенно там, где духи начинают тревожиться.

Юнец напрягся. Нургай подошёл ближе, опираясь на свой посох:

— Юг нуждается в тебе, мальчик. Духи шепчут твоё имя. Ты слышал их зов?

Тайшэг замер. Он действительно слышал. Последние недели сны его были полны огня, туманов и голосов, которые звали его куда-то к свету и бездне одновременно.

— Я чувствовал… что-то, — тихо сказал он. — Но не мог истолковать.

Толкан присел напротив него:

— Мы знаем, что духи хотят сказать. Они избрали тебя. Ты должен стать их голосом — Пророком юга. Тем, кто напомнит людям о древних богах, чьё время возвращается.

Юнец побледнел:

— Пророком?.. Но я слишком молод…

Каршак положил руку ему на плечо:

— Именно поэтому. С чистым сердцем разговаривают только с чистым первичным началом. Древние боги вернулись. И хотят, чтобы их увидели. Через тебя.

Глаза Тайшэга наполнились страхом и священным трепетом.

— Я… согласен, — выдохнул он. — Если такова воля духов.

Нургай улыбнулся впервые за весь вечер.

— Хорошо, мальчик. Завтра ты увидишь первое чудо.

Ночь следующего дня была густой, как смола. Высоко в горах, где тропы исчезали среди камней, стояли люди из тайного совета. Каршак распоряжался мешками со смолами и пеплом редких трав, которые при горении давали красновато-золотой свет и поднимали плотный туман.

— Разложить костры так, чтобы ветер гнал дым в долину, — приказал он. — Осторожнее. Не слишком ярко. Должно выглядеть, будто огонь идёт из-под земли.

Толкан, шепча древние слова, рассыпал по земле порошок из перемолотых окаменелых водорослей — он создавал запах, который селяне считали «дыханием древних богов». Когда всё было готово, Каршак кивнул Тайшэгу:

— Начинай. Говори громко, чтобы эхо подхватило.

Юнец вышел на каменный выступ. Дым поднялся, завился в воздухе, окрасился красным огненным светом. И тут он закричал голосом, в котором звучал не столько человек, сколько древняя энергия:

— Старые боги просыпаются! Юг забыт! Юг предан! Но мы вернём истину!

Эхо метнулось по ущельям, словно множество невидимых духов отвечали ему.
Пламя вспыхнуло выше, чем ожидали, даже Каршак с Толкаем — смесь оказалась сильнее.
Красный туман окутал скалы, будто сама гора заговорила. Селяне, пастухи, путники — все, кто увидел огненный туман, падали на колени, бежали в страхе. Уже ночью по югу прошли шёпоты:

— Знамение.
— Бог огненной тени вернулся.
— Пророк появился.

А Тайшэг, глядя на красную дымку, прошептал:

— Это… чудо?.. Или… обман?..

Нургай приблизился и ответил мягко, но твёрдо:

— Вера не знает разницы. Запомни это.

На следующий день в тайной комнате дома Толкана собрались представители трёх родов:
Айдаг, Шаргин и Йолтас. Эти люди были могущественными, богатыми… и смертельно осторожными. Глава рода Айдаг, сухой мужчина с янтарными глазами, первым заговорил:

— Вы позвали нас, потому что хотите противопоставить что-то Арслану и его… магу? Подумайте сто раз, прежде чем говорить. Мы не хотим умереть.

Толкан развернул древний свиток:

— Вы не умрёте. Вы возродитесь. Ваши рода — прямые наследники Круга Тридцати Теней.
Вы — избранные первобытных богов юга.

— С какой стати мы должны в это верить? — недоверчиво спросила женщина из рода Йолтас.

Толкан передал ей свиток:

— Потому что ваши предки сами так писали. Эти записи древнее всех храмовых книг, древнее учений столицы. А главное — древнее эпоса, который хочет создать Муни.

Айдаг нахмурился:

— Но зачем вам мы?

Ответил Нургай, появившийся из тени:

— Потому что Муни собирает всех в новый эпос вокруг Рудры. Если вы туда войдёте — вы станете, лишь героями его легенды. Не вашими. Не родовыми. Вы потеряете самостоятельность.

Йолтас побледнела. Шаргин тихо сказал:

— Значит,… вы предлагаете нам стать частью другого эпоса?

— Нет, — ответил Нургай. — Мы предлагаем вам стать частью истинной истории юга, старше Муни, старше Арслана, старше всех.

Каршак сделал шаг вперёд:

— И знайте: боги уже подали знамение. Огненный туман видели все. Пророк появился.
Старые силы возвращаются.

Айдаг задумался. Шаргин медленно выдохнул. Йолтас прошептала:

— Это… опасно. Но… заманчиво.

Нургай улыбнулся:

— Опасность и власть — всегда рядом. Но в чем тут вы видите опасность? Мы не против власти. Пусть Арслан будет потомком главного нашего божества. Разве мы против этого? Нет! Мы за Арслана. Разве сам Арслан вам предложил войти в его эпос? Нет. Это предложил Муни. Мы, верно, служим правителю. Но мы не обязаны служить Муни. Он предложил свой эпос. Мы предлагаем свой эпос. Что же в этом плохого? Наоборот. В соперничестве идей рождается совершенство.
Вы с нами?

Наступила долгая пауза. Потом Айдаг сказал:

— Мы… согласны слушать.

Толкан кивнул:

— Этого достаточно. Пока.

Когда представители трёх родов покинули тайную комнату, тяжелые шаги их ещё долго отдавались в коридоре. В воздухе повисло густое, тягучее напряжение, будто стены, пытались переварить услышанное. Толкан аккуратно свернул древний свиток, провёл ладонью по его потрескавшейся поверхности и произнёс:

— Первый шаг сделан. Но теперь нам нужно закрепить результат. «Согласны слушать» — это не обещание. Это сиротская надежда. Им нужно показать силу… или слабость Муни. Лучше — и то, и другое.

Каршак мрачно усмехнулся:

— Испугать и обнадёжить одновременно. Да, в этом дух юга. Они двигаются только между этими двумя столпами.

Нургай медленно подошёл к окну и отодвинул занавес. За тонкой полоской света шумел вечерний город — далекий, не подозревающий, что под самым его сердцем начали строить планы куда опаснее, чем просто смена духовного наставника.

— Сейчас, — сказал он тихо, не оборачиваясь, — нам нужна сеть. Если мы ограничимся тремя родами, Арслан нас расплющит играючи. Но если за нами встанут десять — он начнёт задумываться. Если пятнадцать — он будет вынужден говорить с нами. А если тридцать три…
— Он замолчал, словно оставляя фразу незавершённой.

Толкан закончил за него:

— Тогда это будет война идей, а не война мечей.

Каршак постучал пальцами по столу:

— Но время работает не на нас. Муни не дурак. Он уже почувствовал, что в городе поднялась новая волна слухов. Он не понимает их источник, но чует — как зверь чует приближение охотников. Если мы медлим — он укрепит позиции.

— Он уже укрепляет, — мрачно сказал Нургай. — Вчера он собрал вокруг себя молодых магов и жрецов. Он учит их так, будто готовит новый орден. Если он создаст новый духовный корпус — всё, мы проиграли.

— Тогда что делать? — спросил Каршак.

Лицо Нургая стало жестче, морщины на лбу сдвинулись в одну линию.

— Нам нужно перехватить у него инициативу. Нам нужен удар, не разрушающий, но пугающий.
Мы должны показать родам, что мы — сила. И одновременно показать городу, что за Муни стоит опасность, а не спасение. Толкан нахмурился:

— Хочешь инсценировать ещё одно чудо?

— Не одно – возразил Каршак.— Мы создадим череду знаков. Тайшэг уже принимает учеников. Его слово становится слухом, слух становится шёпотом, шёпот — пророчеством. Скоро весь юг будет говорить о том, что старые боги гневаются.

Каршак задумчиво потер подбородок:

— Гнев богов… Люди боятся его куда сильнее, чем любви богов. Любовь — это хочу-не хочу. А гнев — это всегда. Даже трусы верят в гнев.

— Именно, — Нургай щёлкнул пальцами. — А гнев богов — это то, что может поколебать веру людей в Муни. Он проповедует гармонию, милосердие, свет. А мы дадим им тьму. Пусть в ночи начнут появляться знаки: пепел на воде, огонь на скалах, шёпоты в болотах, снег в жару,
кровавые росы на листьях.

Толкан почувствовал, как его охватил холод:

— Ты хочешь напугать весь юг?

— Я хочу, чтобы весь юг вспомнил, что тьма всегда ближе, чем им кажется. И что тьма — не под Муни.

В комнате наступила тишина. Потом Толкан осторожно произнёс:

— А что будем говорить родам? Они хотят понимать, в какую игру их втягивают.

Нургай улыбнулся — тонко, хищно:

— Мы скажем им правду. Что Муни создает новый духовный закон, в котором они станут статистами. Что Арслан слеп, ослеплён юным магом. Что старые боги гневаются, а их рода — единственные, кто может стать посредниками между божествами и югом.

Каршак медленно кивнул:

— Им понравится мысль о собственной божественной крови.

— Именно, — сказал Нургай. — Мы сыграем на их слабостях. На их тщеславии. На страхе. На жажде бессмертия их рода в истории. Мы дадим им то, чего не даст Муни. Роль не ученика — а истока. Не героя — а прародителя. Не последователя — а бога в человеческом обличье.

Толкан, восхищённый и встревоженный одновременно, тихо выдохнул:

— Великая игра начинается.

Нургай поднял посох, ударил концом о каменный пол. Звон разнёсся по комнате, словно подтверждая его мысли.

— Нет – сказал он. - Игра началась вчера. Сегодня — мы лишь делаем первый ход.
***

Первые слухи пошли с горных деревень. Сначала — неуверенные, полушёпотом, будто люди боялись, что сами слова могут навлечь беду. Но уже через пару дней юг гудел, как натянутая струна.

1. Знамение в ущелье Кылды

Пастухи из горного ущелья увидели на рассвете странный свет: будто красная лента огня скользила по скалам, оставляя за собой след, похожий на письмена. Старики уверяли: так Теневые духи возвращаются в мир живых. Местный шаман сказал:

— Это знак. Мир духов требует своего пророка.

Никто не знал, что чуть выше, в расщелине, скрывались люди Толкана — они зажигали порошок «кровавого огня» и с помощью зеркальных пластин направляли отблески на скалы. «Никто не заметил», — подумал помощник Нургая, удовлетворённо наблюдая, как пастухи падают на колени.

2. Знамение у степного озера Ашир

Через три дня на берегу озера простолюдины нашли выложенный из чёрных камней символ древнего Круга Тридцати Теней — трёхлучевую спираль.

— Этого тут не было вчера! — твердили рыбаки. — Мы знаем каждую песчинку у озера!

Спираль «сама» проявилась утром — но на самом деле её выложили ночью ученики Толкана и молодой Пророк Тайшэг, который жаждал доказать свою значимость. Он стоял, глядя на камни, и чувствовал, как его охватывает дрожь:

— Даже если это подделка… духи ведь могут принять её за реальность, верно? Они всё слышат…

Толкан улыбнулся:

— Главное, чтобы люди поверили. Потом поверят и духи.

3. Знамение в лесах Акжара

Охотники утверждали, что в священной роще слышали торжественный гул, похожий на дыхание гиганта. Деревья будто дрожали, хотя ветра не было. Когда слухи дошли до ближайшего храма, жрецы забеспокоились. Но один молодой жрец, завербованный Нургаем, уверял:

— Это возвращается Великий Тень-Хранитель. Он ищет тех, кто помнит старый завет предков…

Он распространял легенду точно по инструкции. И говорил так увлечённо, что даже старейшины начинали сомневаться: «А вдруг и, правда?..»

По мере того как слухи ширились, люди начали шептаться:

— Новый пророк явился…
— Силы старых богов поднимаются…
— Муни не единственный, есть и другие пути…

Многие приходили в тревогу. Кто-то впадал в страх, кто-то — в восторг. Каждый новый «свет», «шум», «след» превращался в подтверждение. Юг будто застыл в ожидании.

В ту же ночь в тайной комнате снова собрались Нургай, Толкан, Каршак и молодой Тайшэг. Тайшэг сиял, глаза горели:

— Они верят! Я видел их лица! Люди думают, что духи зовут меня! Меня!

Нургай внимательно посмотрел на юношу:

— Вот поэтому ты нам и нужен. Народ должен видеть в тебе того, кого им обещали предки.
Но запомни, Тайшэг: пророк — не тот, кто принимает силу. Пророк — тот, кто ведёт людей туда, куда надо.

Толкан добавил:

— А теперь… пора готовить следующее знамение.

Каршак развернул карту:

— В этот раз — ближе к ставке Арслана. Пусть там тоже начнут шептаться: старые боги проснулись.

Нургай поднял посох:

— Начинается игра теней. И пока Муни строит свой эпос — мы создадим легенду, которая будет жить в страхе каждого жителя юга.


Глава 8


Добравшись глубокой ночью до дворца, верховный лама Дорджи — родной дядя Арслана — велел слугам ждать у экипажа, а сам быстрым шагом направился к покоям хана.
Дворецкий получил приказ немедленно доложить о его приходе. Араши сидел над кипой государственных бумаг; свечи в его покоях едва теплились. Усталость давила на него, но сон не шёл — дела империи редко позволяли покой. Когда слуга сообщил, что лама Дорджи просит срочной аудиенции, лицо хана исказилось раздражением. Он хотел было отложить встречу до утра, но что-то в тоне слуги заставило его передумать.

— Впустите, — бросил Араши.

Дорджи вошёл без поклона — как родственник, как старший, как человек, уверенный в своём праве говорить правду. Он начал сразу:

— Великий хан! Арслан окончательно потерял рассудок. Он попался на удочку магу-мошеннику, отступнику, которого зовут Муни. Я предупреждал племянника. Но он творит всё худшее и худшее. Он поднимает юг. Создаёт новый богатырский эпос. Утверждает культ Рудры — бога, которого степь не признаёт. Провозглашает роды юга наследниками божественного права! Это — бунт против престола. Я требую лишить Арслана власти и вернуть его туда, где он был достоин — в войско!

Хан вскипел:

— Это чушь! — он ударил по столу. — Арслан мой вернейший вассал. В ваших словах… больше обиды, чем правды. Половина юга завидует ему и распространяет грязь. Я устал от наговоров.

Дорджи наклонил голову:

— Тогда спросите у ваших военных. Они подтверждают.

Араши махнул стражнику:

— Позвать коменданта.

Комендант поклонился и произнёс:

— Дошли донесения,… что в южных провинциях замечены странные движения родов. И… жрецов. Похоже на скрытую религиозную борьбу, владыка.

Хан помрачнел.

— Арслан не контролирует край? Или… кто-то ведёт интригу за его спиной?

— Не могу сказать, — ответил комендант.

Дорджи перехватил момент:

— Я скажу. У него нет опыта духовного управления. Он попал под влияние этого колдуна Муни, который подрывает устои имперской веры.

Араши взглянул на Дорджи:

— Почему юг вечно бунтует?

— Потому что роды юга слишком богаты и слишком свободны, — ответил лама. — И каждый правитель там — лишь временная фигура, пока роды не решат иначе.

— Но мы держим юг десятилетиями и всегда уничтожаем все их попытки стать независимыми от империи – сказал хан.

— Да, — кивнул Дорджи, — мы удерживаем их силой разрушения. Но это сила грубая. А сейчас там зарождается сила тонкая. Интересы, вера, легенды. Это опаснее любой армии. Разрушение даётся нам легко. Но сила не в разрушении. Сила в том, чтобы сдержать разрушение, когда весь мир толкает тебя к нему.


Когда Дорджи вышел из покоев, хан долго смотрел на дверь, затем произнёс тихо:

— Если Арслан решил играть в богов, пусть ветер сметёт его. И я не стану мешать этому ветру. Арслан посеял ветер, он теперь пожнет бурю. И я не стану этой бури мешать снести племянника нашего верховного ламы. Скорее помогу ей это сделать.

После ухода Дорджи Араши задумался. Хан был не уверен, что лама говорит правду.
Но семена сомнений уже упали на почву. Он вызвал канцлера империи и отдал приказ:

— Усилить наблюдение за югом. Не вмешиваться. Только смотреть. И сообщать мне немедленно обо всем, что там происходит.

Так началась невидимая слежка империи — медленная, холодная, опасная. Для Арслана — и для всех, кто с ним. После того как канцлер покинул покои, Араши остался один. Тишина давила на него тяжёлым бархатом. Он встал, подошёл к раскрытому окну и долго смотрел на тёмный сад, где стражники обходили дорожки ровными шагами. «Арслан… мальчишка, которого я вытащил из крови и пыли. Неужели он мог пойти против меня?». Внутри боролись две силы — недоверие к словам ламы и опыт хана, который давно понял: в больших делах нет дыма без огня. Араши прошёлся по комнате, заложив руки за спину:

— Если это заговор… я раздавлю его одним нажимом пальца. Если это заблуждение… я позволю ему само себя уничтожить.

Но сомнение уже шевельнулось — и сомнение подкреплённое властью становилось оружием. К полуночи прибыли первые устные донесения тайной канцелярии — слишком быстрые, чтобы быть откровенными, и слишком осторожные, чтобы быть ложью.

— На юге действительно… происходят перемены, владыка, — сказал начальник тайной стражи, преклонив колено. — Роды собираются в неожиданных союзах. Храмы создают новые обряды. И в народе говорят… о чудесах.

Хан нахмурился и спросил:

— О каких чудесах говорят на юге?

— Да, владыка – ответил канцлер. – Весь юг сегодня говорит о каких-то знамениях. О новом божестве. И каждый слух — сильнее предыдущего.

Араши тихо выдохнул, но не от удивления — от раздражения и произнес:

— Юг любит игры духов. Но если там поднимается что-то, что может стать, знаменем для масс… Я хочу знать об этом раньше всех. Но главное. Что говорят об Арслане?

- Арслан под влиянием Муни, своего нового духовного учителя  ходит по столице юга и смотрит на всех странными глазами – ответил начальник ханской канцелярии. - В глазах его нет страха, просьбы, гнева. Он стал похож на каменное изваяние в пустыни. Все чаще выезжает правитель юга на базар. Он становился в стороне и подолгу смотрит, как торгуются покупатели, кричат друг на друга женщины, играют в пыли голые дети. Люди юга со страхом смотрят на него. Кажется, что его действительно околдовали.

Хан подошёл ближе и приказал:

— Удвоить наблюдение. Слушать всех: жрецов, купцов, стражу, путников. Но… никаких действий.
Я должен видеть, куда повернёт этот ветер. И оседлать его вовремя. И главное. Арслан. Я должен знать о нем всё.

Начальник стражи поклонился:

— Да будет исполнено.

Когда дверь за ним закрылась, Араши сел на край ложа и впервые за ночь почувствовал усталость. Не физическую — правительскую. Он понимал: сейчас решается будущее юга. И возможно — будущее престола. Он прошептал:

— Арслан… надеюсь, ты не забыл, кому обязан короной правителя юга. Если забыл — империя напомнит. Это было правильно - сказать, что Арслан умер от лихорадки. Люди юга не любят слышать плохое, и в этом их радость... Они будут шепотом рассказывать друг другу, как умер их повелитель. Но слову из Цитадели они будут верить, потому что так им будет спокойней. Они не смогут простить ему, что он выезжал к ним на базар...

Свеча погасла от сквозняка, и в покоях стало так же темно, как в мыслях хана.

— Муни… — произнёс он тихо. — Маг, пророк или ловкач? Кто ты такой, что сумел всколыхнуть весь юг?

Слуги не решались дышать — хан редко говорил вслух свои мысли. Он остановился перед картой империи. На юге, обозначенном красноватой охрой, маленькая золотая точка отмечала столицу владений Арслана.
***

Лин сидела в своей комнате во дворце Арслана, наблюдая через небольшое окно за тихими огнями столицы. Ветер носил запах костров и дыма из кухни и издалека доносились голоса стражников. Она понимала: спокойствие здесь — лишь видимость. Юг готовился к буре. Её мысли были заняты не только заботами о безопасности Арслана. С каждым днём она видела, как его власть и влияние растут не только через силу меча, но через мудрость, магию и духовное наставничество Муни. И именно эта сила притягивала и вызывала тревогу одновременно — родовые кланы, старые жрецы и чиновники следили за каждым шагом Арслана.

— Пророчества и чудеса… — тихо пробормотала Лин, — и всё это может разгореться в пожар, который сожжёт юг до основания.

Она встала, проходя мимо карт и свитков, где были записаны первые знамения — рассказы о видениях в горах, о необычных исцелениях больных и даже слухи о появлении Пророка Тайшэга. Лин понимала: информация идёт быстро, но её нужно проверять лично. Арслан вышел из своих покоев и присел рядом. Его глаза, усталые от совещаний и ночного обхода города, светились решимостью:

— Лин, начальник моей разведки Цугар сообщил мне в донесении, что империя наблюдает за тем, как у нас развивается конфликт в духовной сфере. Хан ждет, что у нас на юге начнется мятеж. Тогда сюда можно будет прислать армию империи и отстранить меня от власти.

— Слухи дошли и до меня, — ответила она. — Канцлер и верховные церковные власти столицы внимательно следят за каждым твоим шагом. Но они не знают, что мы видим и что делаем. Это даёт нам преимущество.

— Я чувствую… — сказал Арслан тихо, — что скоро появятся те, кто попытается использовать страх и сомнения против нас. Здесь постараются запалить костер. Многих провокаторов перехватят стражники и разведчики. Но при этом Муни… он может стать для них главным препятствием. Они постараются его убрать.

— Он уже стал символом, — сказала Лин. — Народ видит в нём не только магию, но и спасение. Но символы рождают страх и зависть у тех, кто привык к власти без ответственности.

Они оба замолчали, прислушиваясь к тихому шороху стражников на улицах. Лин понимала: в любой момент может начаться первая волна интриг и тайных нападений на юг.

— Нужно укреплять веру родов, — сказала Лин. — Муни работает с эпосом, Мингиян с Шурганом  строят новый духовный закон. Но нам нужен ещё один шаг: личные встречи с главами родов, доказательства того, что их безопасность и статус защищены. Их могут использовать для разжигания беспорядков.

Арслан кивнул:

— Да, и мы сделаем это. Но осторожно. Любое движение должно быть незаметным для глаз империи. Если их узнают, вся стратегия рухнет.

Лин улыбнулась:

— Тогда начнём завтра. Я буду рядом с тобой. И пусть никто не сомневается: юг останется нашим. Но ответь мне на вопрос.

- Зачем мне всё это нужно? – спросил повелитель юга.

- И зачем? – спросила Лин. – Ведь ты не мог, не понимать какие проблемы возникнут у нас у всех в тот момент, когда поддержал идеи Муни. Они и возникли. Но, несмотря на это ты все, же идешь по этой исключительно опасной для всех нас дороге. Признаюсь. Я до конца тебя не могу понять. В чем смысл?

- Ты что-то еще узнала? – спросил, немного напрягшись Арслан.

- Я узнала о том, что в верхнем храме собирались члены особого совета под началом Нургая – ответила Лин. – Маги и монахи требовали начать тайную войну против Муни. Но Нургай считает, что он лишь пешка в твоих руках. А цель Арслана уничтожить старые ценности юга вместе с их носителями. Спровоцировать их на войну, а потом всех уничтожить, а на их место поставить молодежь, которая будет беспрекословно исполнять волю повелителя юга.

- Не думал, что Нургай так умен – признал повелитель юга. – Он отчасти прав. Действительно, я поджег этот муравейник не из простого желания блага и просветления ума. Я бился и сражался. Но чего я в итоге достиг? Юг стал богаче. Но это значит, на самом деле, что богаче и могущественней стали двести семейств и связанные с ними маги и монахи, тоже получившие в годы полного отсутствия контроля над ними огромные неконтролируемые богатства и влияние. Сейчас я всего лишь поденный работник у этих реальных хозяев юга. В этом вопрос. Но я хочу реально править этим краем. Вот для этого мне и нужен Муни. Для этого мне нужен новый духовный закон юга.

За окном дворца ночь была тёмна и глубока, но среди теней Лин видела огонь решимости, который горел в Арслане и в Муни. И в этом огне рождалась новая эпоха юга — эпоха духовного закона, магии и невидимой борьбы за независимость. Лин долго молчала. Она смотрела на Арслана — не как на повелителя, а как на человека, который наконец-то показал свою подлинную сущность. Его слова были опасны, но честны. Не прикрытые ритуальными красивостями, не завернутые в политические формулы.

— Значит, ты действительно хочешь свергнуть старых хозяев юга, — тихо произнесла она. — Не убить их телом, а убить их власть. Их мир. Их небо и их землю.

Арслан поднял глаза.

— Да, — сказал он без пафоса. — Но прямо я этого сделать не могу. У них армии, деньги, влияние. Они укоренились так глубоко, что любое открытое движение стало бы самоуничтожением. Они бы разорвали меня прежде, чем я вымолвил слово. Потому мне нужен иной путь — духовный. Мне нужно изменить мышление юга. Изменить само основание, на котором держится власть этих кланов.

— И ты решил сделать это через Муни? – спросила воительница.

— Муни — лишь ключ, — ответил Арслан. — Он может открыть ту дверь, которую я один открыть не в силах. Он говорит не как маг, не как воин — он говорит как тот, кого слушают. Слишком многие слушают. И это меняет всё.

Лин задумчиво провела пальцами по рукояти ножа, который всегда носила под одеждой.

— Но ты понимаешь, — сказала она, — что по эту, же дверь могут войти и другие. Те, кто хочет захватить Муни, использовать его, запугать, обратить. Или же самими стать новыми пророками и новыми правителями.

— Я знаю – ответил Арслан.

— И что мы тогда будем делать? – спросила Лин.

Арслан поднялся и прошёлся по комнате, останавливаясь у окна.

— То, что всегда делали люди, которым не оставили другого выбора, — сказал он. — Мы будем действовать быстрее. Мы будем действовать умнее. И мы будем действовать раньше, чем они успеют нанести удар.

Лин тихо усмехнулась и сказала печально:

— Значит, мы всё-таки идём на войну. Я так устала от них.

— Не мы её начали, — возразил Арслан. — Но мы будем теми, кто её закончит. Так или иначе.

Она медленно подошла ближе, наблюдая, как в ночной темноте силуэт Арслана казался выше и темнее, чем обычно.

— Тогда слушай, — сказала Лин. — Если мы действительно идём по этой дороге, нужно начать с родов. Завтра — встречи. Никаких посредников. Ты, я и они. Если мы не удержим их, они станут щитами, за которыми спрячутся твои враги. Или копьями, направленными тебе в спину.

Арслан кивнул:

— Согласен. Муни и Мингиян готовят духовную реформу. Но ты права: без родов мы лишь построим храм в пустыне. Они должны понять. Кто пойдет со мной, тот сохранит себя и свое влияние и власть. Кто выступит против меня – тот лишится всего. Так или иначе – старый порядок будет уничтожен.

— И ещё, — Лин чуть замедлила шаг. — Не думай, что я осуждаю тебя за то, что ты хочешь власти. Мне нужен не идеальный правитель. Мне нужен тот, кто способен удержать юг от хаоса. И если для этого нужно уничтожить старый порядок — я буду рядом.

Она остановилась рядом с ним, глядя прямо в глаза, и сказала:

— Но я должна знать всё. Победы и ошибки. И то, что ты скрывал даже от себя самого.

Арслан молчал некоторое время.

— Хорошо, Лин, — наконец сказал он. — Ты узнаешь всё. Потому что в этой игре мы уже слишком далеко зашли. И обратного пути нет.

После этих слов в покоях наступила тишина — плотная, как утренний туман у подножия южных гор. Лин не отвела взгляда, и Арслан понял: она требует не просто слов, а открытых дверей в ту часть его жизни, которую он прятал даже от тех, кому доверял больше всех. Арслан прошёл к низкому столу, налил себе вина, сделал один маленький глоток и поставил чашу. Обычно он пил легко — но сейчас рука его была напряжена.

— Хорошо, — повторил он, теперь уже тише. — Если ты хочешь знать — слушай.

Лин не шелохнулась.

— Я долго верил, что могу удержать юг в рамках старой системы, — начал Арслан. — Договариваться. Уравновешивать. Сдерживать. Я думал, что могу говорить с ними, как с равными себе людьми, — хоть знал, что эти семьи никогда не видели во мне равного себе человека. Для них я был назначенцем. Солдатом. Удобной фигурой, которой можно прикрывать собственные дела.

Он поднял глаза.

— Я знал, что они коррумпируют каждого моего посланника. Я знал, что все духовные наставники в монастырях работают на кланы. Я знал, что маги, которых я считал союзниками, втайне получают золото из чужих кошелей. Я знал, что югом правят не я и не законы империи — а посулы, угрозы и древние договоры, о которых громко не говорят.

Лин нахмурилась.

— Значит, всё было так плохо?

— Хуже, — коротко сказал Арслан. — Юг был готов к внутреннему распаду. И я видел — через пять, максимум через семь лет, он станет ареной войны между кланами. Я мог удерживать видимость порядка — но лишь внешне. Поверх трещин. Но война неизбежна. Слишком много золота и драгоценных камней появилось на юге. Посмотри на благородных господ. На каждом из них красуется золотая цепь или на руке висит тяжелый золотой браслет. Посмотри сколь слуг стало в богатых домах. Посмотри на пышные наряды хозяек юга. Пока это их всё еще занимает. Но очень скоро это все им приестся. Они захотят большего. Они захотят власти. И тогда и начнется невиданная в истории юга по жестокости война.

Он сделал вдох, будто решаясь перейти грань.

— Потому я начал готовить иной путь. Медленно, скрытно. Я искал человека, который смог бы стать новым голосом юга. Человека, который не принадлежит ни одному клану. Кто говорит так, что его слушают и бедные, и ученые, и воины, и маги.

Он сделал шаг к Лин.

— И я нашёл Муни.

Лин внимательно смотрела, в её лице не было ни удивления, ни осуждения — лишь нарастающее понимание.

— Муни не знает всей правды, — признал Арслан. — Я обратился к нему не только ради реформы. Я обратился к нему как к оружию. И как к спасению.

Он поднял руку, будто пытаясь поймать в воздухе нечто неуловимое.

— Через эпос он может разрушить старую систему куда сильнее, чем любое войско. Потому что старые семьи держатся лишь на традициях. На прошлом. На старом представлении о собственной избранности.

— И ты хочешь выбить у них землю из-под ног, — сказала Лин.

— Да, — ответил Арслан. — Сломать их власть не мечом, а историей. Мифом. Новым законом. Чтобы каждый житель юга начал думать иначе. Чтобы думал не о том, что должен служить клану, а о том, что служит духу, закону, своему краю.

Лин тихо вздохнула.

— Теперь я всё поняла.

— И поэтому, Лин, — голос Арслана стал жестче, — я сказал тебе правду. И ещё одну скажу: всё, что мы делаем, — дорого. Очень дорого. И если я проиграю, — он посмотрел ей прямо в глаза, — меня не только лишат власти. Меня сотрут. Меня сделают предателем, сумасшедшим, лжеправителем. Муни — еретиком. Тебя — заговорщицей.

Лин подошла ближе, почти вплотную, и сказала:

— Тогда нам нельзя проигрывать.

На миг в её глазах мелькнула тень жестокости — не жестокости ради крови, а ради выживания.

— Завтра мы идём к родам, — сказала она. — И там мы увидим, кто преклонит колено перед новой эпохой, а кто встанет против нас.

Арслан медленно кивнул.

— Завтра начинается первая настоящая битва. Не мечами. Сердцами и страхами.

Ночь вокруг дворца была густой, наполненной скрытыми наблюдателями империи, чьих следов никто не видел. Но внутри дворца зарождался план, столь, же опасный, как война — духовная революция, которая могла спасти юг. Или уничтожить его.


Глава 9


Утро спустилось на юг медленно, словно опасалось увидеть то, что назрело за ночь. Из-за гор тянулся туман, пологий, вязкий, будто сам воздух понимал — сегодня начнётся то, что уже невозможно остановить. Арслан стоял у окна своего дворца, наблюдая, как первые лучи света разрывают серые клубы. Он был одет просто: тёмный халат, без украшений, без символов власти. Сегодня он не должен был быть правителем юга. Сегодня он должен был быть тем, кто протягивает руку — и одновременно проверяет, кто осмелится её взять.

— Всё готово, — сказала Лин, появляясь за его спиной. — Наши люди предупредили: главы трёх родов прибыли в город тайно, без свиты. Так, как ты и просил.

Арслан обернулся:

— Боятся, что империя следит?

— Боятся, что другие роды узнают раньше времени, — поправила Лин. — Сейчас каждый из них идёт по краю клинка. Если они примут твою сторону открыто — на них обрушатся остальные. Если отвергнут — они боятся, что первыми попадут под удар твоих реформ.

— Значит, пришли, — сказал Арслан. — И это уже хорошо.
***

Место для встречи было выбрано так, чтобы никакие глаза империи, никакие маги Нургая, никакие шпионы кланов не смогли увидеть или подслушать. Старая часть дворца, давно закрытая, с затёртыми стенами и древними узорами духов юга. Когда Арслан и Лин вошли, главы трёх родов уже ждали:

Айдаг — сухой, жёсткий старик с янтарными глазами, в которых всегда прятался холодный расчёт.
Йолтас — женщина средних лет, умная и опасная, чьё слово в её роде значило больше, чем десять воинов.
Шаргин — молчаливый мужчина, чьи плечи казались слишком широкими для узкого зала.

Все трое стояли, будто не зная, кому поклониться — и стоит ли вообще.

— Повелитель юга, — первым произнёс Айдаг. — Мы пришли, как ты просил. Но пусть всё будет ясно: мы пришли не как твои слуги, а как союзники. А может, и как судьи.

Лин тихо шагнула рядом с Арсланом, но ничего не сказала. Её присутствие было ответом само по себе. Арслан кивнул:

— Сегодня я предлагаю вам не службу и не поклон. Я предлагаю выбор. И услышать вас хочу честно — без страха и без притворства. Йолтас слегка прищурилась:

— Тогда скажи прямо: вы, правда, решили уничтожить старый порядок?

— Да, — спокойно ответил Арслан. — Он сгнил. И вы это знаете лучше меня.

Шаргин впервые заговорил, голосом низким, как гул камня:

— Вы хотите заменить старый порядок — своим?

— Нет, — ответил Арслан. — Не своим. Новым законом юга. Законом духов, магии, и нового понимания власти. Муни и Мингиян создают его. А я обеспечу, чтобы он не стал игрушкой в чужих руках.

Айдаг скрестил руки:

— Значит, мы должны отказаться от старых традиций?

— Нет, — сказал Арслан. — Вы должны отказаться от тех традиций, что держат юг в цепях. Но не от своих корней. Не от чести рода. Новый закон не уничтожит роды — он даст им новое место. Йолтас медленно выдохнула:

— Ты говоришь красиво, повелитель. Но мы знаем — ты уже послал своих людей к другим родам. Ты собрал молодых. Ты создаёшь свои опоры. Почему мы должны тебе верить?

Арслан подошёл ближе. Его шаги отдавались в пустом зале, и сказал тихо, но голос его был тверд как сталь:

— Потому что мир меняется. И кто не изменится вместе с ним — будет снесён.

Он посмотрел прямо в глаза Йолтас:

— Я не угрожаю. Я говорю честно.

Пауза была длинной. Густой туман за окнами сгустился, словно слушал. И вдруг Айдаг сказал:

— Мы слышали, что бродят слухи… о знамениях. О чудесах. О пророках. Это работа Муни? Или твоя?

Арслан обменялся взглядом с Лин.

— Это работа времени, — сказал он. — И тех, кто понимает, что новый закон должен стать не просто учением, а судьбой всего юга. Сейчас все начали свое движение. Кого-то оно приведет к успеху. А кто-то потеряет многое, если не всё.

Лин тихо добавила:

— Сегодня вы не выбираете между Арсланом и старым порядком. Сегодня вы выбираете — выживут ли ваши семьи в новой эпохе.

И эти слова, сказанные спокойным голосом, стали сильнее любой угрозы.

Трое родов долго молчали. Затем Йолтас произнесла:

— Мы… слушаем.

Шаргин кивнул чуть заметно. Айдаг опустил взгляд — знак непростого, но первого согласия. И тогда Арслан сказал:

— Хорошо. Тогда сегодня вы услышите то, что не знает ни империя, ни маги верхнего храма. Сегодня начнётся новый союз. Союз, от которого будет зависеть судьба всего юга.

Холодный свет рассвета проник в зал. И с ним началась новая глава тайной войны — война за умы, сердца и судьбы людей. Юг входил в эпоху, из которой никто не выйдет прежним. Когда последние голоса стихли, Арслан жестом пригласил всех присесть. На каменном столе, покрытом резными символами древних духов, он развернул карту юга — старую, на пожелтевшей коже, где не было ни новых дорог, ни городских укреплений, только священные тропы и родовые земли. Лин заняла место сбоку, чуть позади, внимательно следя за каждым взглядом и движением. Айдаг, Йолтас и Шаргин переглянулись. Никто из них не ожидал такого начала.

— Вы спрашивали, что я собираюсь делать, — начал Арслан. — Сегодня вы получите ответ. Безо лжи. Без прикрас.

Он указал на центр карты — место пересечения трёх древних троп.

— Здесь Муни и Мингиян создают ядро нового духовного закона. Это будет храм, школа и зал суда сразу. Но это лишь форма. Суть всего будет значительно шире.

— В чём? — хрипло спросил Шаргин.

Арслан посмотрел каждому в глаза и сказал:

— Новый закон не будет принадлежать ни храму, ни магам, ни жрецам, ни мне. Он будет принадлежать югу. Всем родам. Всем землям.

Йолтас тихо усмехнулась и произнесла:

— Красивые слова. Но так не бывает. Любой закон кто-то контролирует.

— Именно поэтому старый порядок и умирает, — ответил Арслан. — Его контролировали вы. И маги верхнего храма. И империя. Всё перемешано до такой степени, что никто уже не понимает, где воля богов, где воля родов, а где воля чиновников.

Айдаг резко сказал:

— Такого хаоса, как сейчас, не было раньше. И ты хочешь использовать его, чтобы подмять всё под себя!

— Нет, — Арслан покачал головой. — Чтобы дать югу шанс стать единым. Империя видит наши раздоры. Север смеётся над тем, что юг делится из-за каждого старого обычая. Они считают нас детьми. И в какой-то мере они правы.

Лин шагнула вперёд и сказала:

— Скажу прямо. Империя уже наблюдает за нами. И если они увидят, что Арслан теряет контроль — они вмешаются. Они заменят правителя юга. Они поставят своего человека. И тогда сюда толпами понесутся со всех сторон жадные военачальники со своими голодными солдатами. Они спровоцируют мятеж своими жестокими поступками, и тогда начнется кровавая расправа над вами. Ваши богатства станут их добычей. На юге быстро не останется никого кто бы ни потерял всё что нажил. И этот ужас для вас быстро не закончится. Правитель предлагает вам план, как спасти не только свои деньги и имущество. Главное для вас спасти себя и свой род. Иначе бы не стал господин наш затевать всю эту работу по изменению миропорядка на юге.
 
Три главы родов побледнели.

— Вмешательство неизбежно? — тихо спросила Йолтас.

— Да, если мы не создадим новый порядок раньше, чем вмешается империя, — сказала Лин. — Им нужен бунт на юге, чтобы разграбить тут всё и снова сделать южан нищими и голодными. А нам нужен сильный юг. Юг способный постоять за себя. Это разное.

Айдаг прошептал:

— Значит,… вы хотите объединить нас? И сделать юг непробиваемым?

— Не насильно, — ответил Арслан. — Через новый духовный закон. Через новый эпос. Через новую общую историю, в которой каждый род — не просто наблюдатель, а творец будущего.

Он развернул второй свиток — новый, свежий, написанный рукой Мингияна.

— Это проект родовых статутов, — сказал Арслан. — В новом законе каждый род будет иметь право:
• на собственный культ предков,
• на управление своими землями,
• на участие в духовном совете юга,
• на защиту от произвола храмов и магов,
• на собственную вооружённую дружину,
• на передачу статуса и чести по наследству.

Шаргин нахмурился и спросил:

— А что вы получите, господин?

— Право быть тем, кто защищает этот союз, — ответил Арслан. — Не властвовать над родами, а быть оплотом стабильности. И да — мне нужна власть. Иначе нас всех поглотит империя или верхний храм. Без моего меча юг будет разграблен врагами, а ваши рода уничтожены. Но без поддержки ваших родов мой меч не будет иметь силы для вашей защиты.

Йолтас медленно сказала:

— Значит,… если мы войдём в новый закон, мы не станем твоими слугами. Мы станем… соавторами будущего.

— Именно, — ответил Арслан.

Долгое молчание. Очень долгое. Зал казался слишком тесным для трёх дыханий, которые давно забыли слово «доверие». Айдаг, наконец, подняв глаза, произнёс:

— Если ты гарантируешь, что старый храм потеряет власть над нашими делами — мы войдём в закон.

Шаргин добавил:

— Если империя не сможет вмешаться — мы войдём.

Йолтас сказала последней, но её слова были решающими:

— Если в новом эпосе будут места для наших героев, чтобы наши дети знали, что их предки не сгинули в пыли истории — мы поддержим. И если для потомков героев эпоса будут предусмотрены закрепленные в законах особые права на власть в своих улусах и владение своими землями – мы войдем.

Арслан наклонил голову и сказал:

— Договорились.

И Лин, стоявшая рядом, впервые за долгое время позволила себе едва заметную улыбку.
***

Когда роды покинули тайный зал, Лин тихо сказала:

— Ты сделал невозможное. Ты заставил их услышать то, что они боялись даже думать.

Арслан ответил:

— Теперь главное — не дать империи узнать, что мы создали союз. И не дать Нургаю сорвать реформу.

— Начинается настоящая игра, — сказала Лин.

— Да, — кивнул Арслан. — И игра эта будет стоить нам всех сил.

За окнами поднималось солнце. Но над ним уже сгущались тени тех, кто не желал нового закона.
А война за будущее юга — уже вступила в новую фазу.
***

Утро едва поднялось над горами, когда Муни вошёл во внутренний двор дворца. Воздух был наполнен запахом сырой земли и дымом от ночных жертвенных чаш. Он шёл тихо, но его присутствие чувствовалось так, же сильно, как тень над рассветной травой. Арслан уже ждал его. Лин стояла рядом — строгая, внимательная, будто охраняла не правителя, а само время.

— Ты звал меня, повелитель, — спокойно сказал Муни, но глаза его были насторожены. — Что-то произошло?

Арслан взглянул на него так, будто взвешивал каждое слово:

— Да. Роды. Первые трое. Они приняли наш путь.

На лице Муни не появилось ни удивления, ни радости. Лишь глубокая сосредоточенность.

— Это хорошо,… но разве все роды уже не приняли наш план и не согласились войти в новый эпос. Почему тогда сейчас только три рода соглашаются идти нашим путем?

Лин ответила вместо Арслана:

— Потому что империя двигается.
— Потому что верхний храм уже шепчет о войне.
— И потому что мы не можем ждать.

Муни медленно кивнул и сказал:

— Значит, всё ускоряется.

— Да, — сказал Арслан. — И теперь тебе предстоит сделать куда больше, чем создавать эпос.
***

Они прошли в небольшой зал, уединённый и освещённый только свечами. Арслан опустился на низкую скамью, указав Муни сесть напротив.

— Твоё слово, Муни, стало оружием – сказал Арслан. - Но теперь нам нужна крепость.

— Крепость? — тихо переспросил маг.

— Духовная. И правовая, — добавила Лин. — То, что мы начали, ещё слишком хрупко. Роды приняли наш путь по необходимости. Но верят ли они? Нет. Они ждут, кто победит — мы или Нургай.

Муни не отвёл взгляда и спросил:

— Значит, моя задача — сделать так, чтобы вера пришла раньше страха.

— Именно, — сказал Арслан. — Нам нужна школа. Новый духовный центр. Место, где ты и Мингиян создадите тех, кто станут не моими людьми, а людьми Закона юга.

Муни опустил взгляд, на мгновение, задумавшись, а потом спросил:

— И где же вы хотите построить эту школу?

Арслан протянул ему свиток. На свитке была отмечена долина — пустынная, каменистая, забытая всеми, кроме древних жрецов. Муни поднял глаза и произнес:

— Это… Кавар-Таш. Земля первых посвящённых.

— Да, — сказал Арслан. — Империя сюда не сунется. Старые маги забыли эти пути. А роды, роды будут бояться, но именно поэтому они примут твою школу как высший знак.

Муни медленно произнёс:

— Я понял. Ты хочешь создать новый центр силы. Вне храмов. Вне родов. Вне влияния империи.

— Не «я», — поправил Арслан. — Мы.

Но вместо согласия Муни накрыл свиток ладонью и сказал тихо:

— Повелитель, есть то, что ты должен знать. До того, как мы пойдём дальше.

Лин насторожилась и спросила:

— Что именно?

Муни поднялся. Его тень стала длиннее, словно в ней скрывались древние голоса и произнес:

— Ты сказал: «мы» строим новый закон. Но это больше не просто наш план. На юге уже движутся силы, о которых вы не знаете. Старые духи. Старые боги. Старые знамения.

Арслан нахмурился:

— Что ты хочешь сказать?

Муни ответил:

— Нургай сыграл в свои игры. Он пробудил старого пророка. Тайшэг. Того, о ком поют в самых мрачных хрониках. Я слышал его голос. Он уже начал свой путь. И это не человек. Это — орудие духов, которым тысячи лет.

Лин шагнула ближе:

— Значит, знамения… фальшивые?

— Нет, — сказал Муни. — Они для народа настоящие. Но они направлены против нас.

Молчание упало, как камень. Арслан поднялся:

— Тогда мы начнём быстрее, чем я планировал. Лин, подготовь охрану. Муни — собери Мингияна. И всех учеников. Мы отправляемся в Кавар-Таш уже завтра ночью.

Муни тихо произнёс:

— Это будет опасно.

— Всё уже опасно, — ответил Арслан. — Но если мы опоздаем, юг снова станет игрушкой старых духов. И я не позволю ни Нургаю, ни Тайшэгу, ни империи отнять у нас будущее.

Он подошёл к Муни и положил руку ему на плечо и сказал:

— Ты спрашивал когда-то, зачем я выбрал этот путь. Вот ответ: Юг должен принадлежать своим детям, а не мертвецам прошлого.

Муни впервые за долгое время улыбнулся и сказал:

— Тогда я пойду до конца.

Лин подала знак стражам — и дворец растворился в движении. Так началась новая фаза тайной войны. Фаза, в которой каждый шаг мог стать последним. И фаза, в которую юг входил с огнём в сердце — и тенью над головой.

Ночь была тиха, но ощущение надвигающейся бури висело в воздухе, как электрический разряд перед грозой. В лагере Арслана никто не спал. Люди ходили быстро, напряжённо, почти без слов — будто каждый понимал: то, что начнётся завтра, изменит юг навсегда.
***

Лин стояла у большого костра и проверяла личную стражу. Она перебирала имена, взглядом отмечая каждого:

— Доржун, на восточный фланг.
— Сэрул — охрана Муни, не отступать ни на шаг.
— Наму — выдвижение вперёд, разведчики в горах быть до рассвета.

Каждый кивал и исчезал в темноту. Мингиян подошёл к воительнице. И глаза его светились напряжением. Он спросил у Лин:

— Ты уверена, что путь через ущелье безопасен?

Лин улыбнулась хищно:

— Ничего безопасного в этом походе нет. Но мимо старых троп империя пройдет насмерть, а родовые лазутчики потеряют след. Нам нужно прийти в Кавар-Таш раньше, чем они поймут, куда мы направились.

Мингиян вздохнул:

— Тогда нам нужна удача.

— Нам нужна дисциплина, — холодно ответила Лин. — Удача — для тех, кто идёт на войну без плана.

Внутри шатра Арслан и Муни склонились над старой картой региона. Пергамент был потрескавшимся, местами потемневшим — древнее наследие тех, кто ходил в Кавар-Таш сотни лет назад.

— Древний путь пройдёт здесь, — Муни провёл пальцем по узкой долине, почти стёртой с карты. — Но есть проблема.

— Какая? — напряжённо спросил Арслан.

— Нам придётся пересечь территорию клана Эргут – ответил Муни. - Они хоть и нейтральны сейчас, но могут испугаться… или решить, что мы идём против них.

Арслан мрачно усмехнулся:

— Они испугаются — и останутся в стороне. Они решат, что мы идём против них — и присоединятся к нам, чтобы не остаться за бортом.

— Ты уверен? — спросил Муни.

— Нет, — честно ответил Арслан. — Но выбора всё равно нет.

Муни кивнул:

— Тогда я предупрежу Мингияна. Если духи в тех местах проснутся, нужно быть готовыми.
***

В небольшой палатке ученики Муни и молодые адепты собирали свитки. Редкие, опасные книги, печати, старые ритуальные маски — всё, что может понадобиться, если в Кавар-Таше начнёт действовать древняя сила. Один из учеников, Бэсур, трясущимися руками держал старинный амулет.

— Учитель… — голос у него дрожал. — Разве эти вещи не запрещены?

Мингиян появился в дверях и тихо сказал:

— Война сама по себе запрещена. А мы идём прямо к её истоку.

Он взял амулет из рук юноши и сказал:

— Это не оружие. Это щит. Но пользоваться им — опасно. Поэтому ты пойдёшь не в первый ряд.

Бэсур с облегчением выдохнул и низко поклонился.

Когда большая часть лагеря угасла в полудрёме, Лин нашла Арслана у края обрыва. Он смотрел на темнеющие горы — как будто видел сквозь них будущее.

— Ты нервничаешь, — тихо сказала Лин.

— Да, — не стал отрицать Арслан. — Завтра мы сделаем то, чего никто не делал со времён древних царей. Мы пойдём туда, куда старые духи не пускают живых.

Лин подошла ближе:

— Если ты боишься за себя — забудь об этом.
— Если боишься за нас — это нормально.
— Если боишься за юг — это хорошо. Только так и рождаются настоящие правители.

Он усмехнулся:

— Иногда мне кажется, что ты знаешь меня лучше, чем я сам.

Лин посмотрела ему в глаза:

— Я знаю только одно: если мы не успеем первыми — Нургай и его пророк разожгут такую бурю, что юг распадётся. Нам нельзя дать им время.

Арслан глубоко вдохнул:

— Тогда завтра — начало нового пути. И конца старого мира.
***

Когда тёмное небо стало едва серым, Лин подала тихий свисток. Вся колонна — стражи, маги, ученики, носильщики — двинулась бесшумно. Ни барабанов, ни знамен. Только шаги на холодной земле. Муни последний раз посмотрел на лагерь:

— Когда мы вернёмся, мир будет другим.

Лин ответила:

— Или не будет мира вовсе.

Арслан поднял руку, давая знак к движению. Колонна двинулась в сторону скрытой тропы, что вела к Кавар-Ташу — месту, где должен был начаться новый закон юга. И где старые духи уже ждали.


Глава 10


Верхний храм стоял в тишине раннего утренника. Туман стёк по ступеням, будто сами горы выдохнули холод. Внутри, глубоко под сводами главного зала, горели только лампы. Их пламя дрожало так, словно знало — надвигается что-то древнее. Тайшэг сидел на каменном помосте, окружённый кругом ритуальной соли. Перед ним лежали кости предсказания. Их узоры обычно были тихи, спокойны — как дыхание земли. Но сегодня они дрожали. Он провёл рукой над кругом — кости сами поползли, складываясь в узор пути, который уходил далеко на юг, за горные хребты.

— Они сдвинулись, — прошептал он. — Граница духовного поля поднимается. Что-то пробуждается в Кавар-Таше.

Нургаю, стоявшему позади, не нужно было объяснять. Его лицо, обычно бесстрастное, стало жёстким.

— Кто? — спросил он.

Тайшэг закрыл глаза. Его дыхание стало прерывистым; по коже пробежали тени, будто что-то невидимое коснулось его разума, и он сказал:

— Я вижу… движение. Скользящее, скрытое.

Он резко открыл глаза и произнес:

— Это Арслан. Он идёт в горы. И с ним — духи ярости, духи перемены… и тот проклятый пророк Муни.

Нургай не верил на слово даже своим же прорицателям. Он поднялся туда, куда никто не ходил без его разрешения — в Зал Ветров. Старый, выточенный в скале, он был наполовину разрушен, но силы в нём жили. В центре зала стоял высокий бронзовый шест, украшенный спиралью из древних письмен. Нургай положил ладони на металл и прошептал:

— Покажи мне юг.

Воздух дрогнул. Ветер собрался в одну точку, затем резко ударил вверх, и перед глазами Нургая возник туман — движущийся, как дым. В нём мелькнули фигуры: колонна людей, тени магов, знаки ритуальной защиты, шаги учеников Муни.… И впереди, в темном силуэте, он увидел Арслана. Но главное — он увидел не его. Он увидел горный узор, который реагировал на приближение людей, словно шрамы на древнем теле мира начинали светиться. И услышал слабый, но отчётливый гул: «Кавар-Таш просыпается…» Нургай резко отдёрнул руки. Его пальцы были белыми, как пепел.

— Это невозможно – воскликнул Нургай. - Мы запечатали эти тропы пять поколений назад.
Его голос дрогнул впервые за многие годы. — Почему они слушаются его…?

Тайшэг спустился в зал вслед за Нургаем. Его шаги были неуверенны — он тоже видел слишком много.

— Учитель – сказал он.

— Говори.

Тайшэг сглотнул и произнес:

— Духи юга… отвечают Арслану.

— Ты уверен? – спросил старший монах.
 
— Я видел, как линии силы под его шагами не разрушаются, а расправляются. Как будто он идёт по земле, которая ждала его – ответил юный пророк.

Наступила тишина. Тишина такая тяжёлая, что воздух стал густым.

— Значит, старый мир всё-таки рухнет, — медленно сказал Нургай. — Но не так, как он хочет.

Его глаза сузились. Губы шептали проклятия.
— Может отправить гонца к тайной канцелярии хана? – предложил Каршак. - Пусть знают — юг готовит что-то, чего не было тысячу лет.

— И мы тогда станем предателями родной земли? — осторожно спросил Тайшэг. – Ведь если сюда вторгнется армия империи, кровь зальет юг. Учитель, если ты еще раз сделаешь такой предложение, я лично голыми руками вырву твое сердце из груди. Я не шучу.

- Задача наша сложна – признал Нургай. – С одной стороны мы должны сохранить Арслана, его меч – защита юга от всех бед. Он сделал нас богатыми и сытыми. Но Арслан должен остаться всего лишь исполнителем нашей воли, действующим в наших интересах. А не хозяином положения. Поэтому мы идём за ними. Но не по их следам.

Нургай прикрыл глаза и добавил тихо, почти шёпотом:

— Мы идём перед ними.

— В Кавар-Таш? - Тайшэг побледнел.

— Да. И если в горах проснётся то, что я думаю – ответил старший монах верхнего храма.

Нургай повернулся к нему, и во взгляде было не человеческое, а что-то древнее и хищное.

— Мы должны остановить Арслана до того, как горы примут его как своего.

Тишина Зала Ветров жила сама по себе — ветер там ходил кругами, будто невидимые существа шептались между собой, обсуждая услышанное ими откровение. Тайшэг медленно отошёл назад, словно его ударило чем-то холодным, и произнес:

— Учитель,… но если мы пойдём перед ними — нас заметят. Горы знают каждого, кто входит в их пределы. Они чувствуют ложь, знают запах предательства.

Нургай усмехнулся безрадостно:

— Предательство? Мальчик, мы не предатели. Мы — те, кто удерживает юг от полного безумия. Если Арслан с этим своим Муни поднимут древнего духа Кавар-Таша, никто не сможет его контролировать. Ни правитель, ни империя, ни мы.

Каршак нахмурился:

— А если дух действительно признает Арслана? Тогда что?

— Тогда конец всему старому, — холодно сказал Нургай. — Но мы не позволим этому случиться.

Он поднял руку, и его голос стал твердым, как каменный свод.

— Сегодня же собираем группу. Только тех, кто умеет идти так, чтобы сама земля не слышала шагов. Идти впереди Арслана опаснее, чем идти позади него, но выбора нет.

Тайшэг тихо шепнул:

— Я пойду с вами.

Нургай резко повернулся и сказал:

— Ты — нет. Пророк должен говорить, а не умирать. Если духи Кавар-Таша проснутся для тебя — ты их не выдержишь. Ты должен остаться и следить за Потоками силы. Ты скажешь нам, если южная линия начнёт меняться.

Тайшэг опустил голову. Он не спорил — впервые за много дней его уверенность сломалась.

— Но… — начал он тихо. — Я видел не только Арслана. Я видел Муни. Он идёт как будто… вместе с ветром. Горы… как будто прислушиваются к нему.

Нургай ударил посохом.

— Горы никого не слушают. Они слушают только силу. Муни — лишь маг, пусть и искусный. Если он думает, что станет пророком юга — он ошибается.

Каршак подошёл ближе и спросил:

— Когда мы выдвигаемся?

Нургай ответил без паузы:

— Сегодня ночью. До рассвета нам нужно пересечь перевал Кул-Терг. Если Арслан пойдёт прямой тропой — мы будем в Кавар-Таше на два дня раньше.

Он замолчал, затем добавил:

— И ещё. Никто не должен знать, что мы ушли. Ни один жрец, ни один служитель. Даже в совете скажут, что мы уехали в северные храмы для «ритуала очищения». Пусть думают, что мы сидим там неделю.

Тайшэг пошёл следом за ними, когда они направились к выходу из Зала Ветров. Но на пороге остановился — словно невидимая рука легла ему на грудь. Он обернулся. Кости предсказания, оставшиеся на каменном помосте, снова дрогнули. На этот раз — без его прикосновения. Они начали складываться в новый узор. Медленно. Упорно. Узор, которого Тайшэг не знал. Узор пути, уходящего не перед Арсланом……и не за ним. А в обход. В самый центр Кавар-Таша. Туда, где не ходили даже древние маги.

— Учитель… — прошептал он, но Нургай был уже далеко.

Тайшэг смотрел на кости, и в груди у него поднимался страх. Горы не ждали Арслана.
И не звали Муни. Они ждали кого-то третьего.
***

Ночь сползала на Верхний храм, как черная ткань. Свет факелов давно погасили, чтобы никто не видел движений внутри. Только в дальнем дворе, под тенью старой башни, собирались пятеро людей — лучшие следопыты храма, мастера скрытых троп. Нургай вышел последним. На нём была не церемониальная одежда, а старый походный плащ, выцветший от десятков горных экспедиций. Лицо его было скрыто тенью капюшона. Руки держали посох с тонким резным набалдашником — единственное, что выдавало его высокий ранг.

— Все здесь, — прошептал Каршак. — Лошадей не берём. По верхним тропам пройдём быстрее пешком.

— И тише, — добавил Нургай. — Горы слышат железо. Берите только ножи. Никаких клинков.

Отряд послушно кивнул головами. Следопыт по имени Огур поднял руку и сказал:

— Учитель, путь через Кул-Терг… он закрыт с осени. Там камни ползут. Проход опасен.

— Тем более, нам нужно идти именно этим путем—   сказал Нургай. — Никто не поверит, что мы решимся идти туда. А значит — никто не сможет нас отследить.

Он оглянулся на храм. В окнах было темно. Но Нургай знал: тени внутри наблюдают за ним. И, возможно, радуются его уходу.

— Когда вернёмся, — тихо сказал он своему посоху, словно живому существу, — мир уже не будет прежним.

Они двинулись. Без факелов, без звука. Только степная ночь, горная сырость и шорох плащей сопровождали их. Кажется, даже ветер решил не трогать этих людей — слишком опасным был их путь. За стенами храма никто не заметил ухода. Но в горах…что-то разомкнуло глаза. И, почувствовав шаги людей, тонкие линии старой силы начали дрожать, как струны перед грозой.

Тайшэг стоял на ступенях храма, пока их следы не исчезли в ночной дымке. Он не сказал им ни слова — так требовал ритуал ухода. Но сердце его било тревогу, будто в груди сидела птица, мечущаяся о кости. Он вернулся в зал, где оставил кости предсказания. Думал, что ошибся.
Что кости сложились случайно. Но когда он вошёл в комнату, узор остался прежним. Жёсткий. Резкий. Как знак, вырезанный когтем божества. Тайшэг медленно подошёл ближе. Узор показывал: Тропа третья. Запретная. Та, куда не входили даже жрецы древности. Он сел на каменный пол. Закрыл глаза. И позволил глубинному видению прийти. Перед ним возникла карта юга. Горы Кавар-Таша, словно заострённые зубья. Путь Арслана — яркая зелёная линия. Путь Нургая — тёмная, скрытая. А третья линия…Она была белой. Слишком яркой для человеческого взгляда. Она шла как вспышка молнии — прямо в сердце древних руин, куда никто не должен был возвращаться.

— Но кто…? — прошептал он.

И вдруг почувствовал: Это зов. Не к Арслану. Не к Нургаю. К нему. Тайшэг отдёрнул руки, как от огня.

— Я не должен… — но голос его дрожал.

Он вспомнил слова наставника: «Ты должен остаться». И понял — Нургай ошибся. Не он должен остаться. Он — тот, кого зовут горы. Тайшэг поднялся. Снял с себя храмовый плащ, оставив только простую тунику. Взял дорожный посох, тот самый, который использовал лишь один раз — когда уходил ребёнком в первое обучение. Он взглянул в сторону, куда ушёл Нургай.

— Простите, учитель, — сказал он тихо, — но если я не пойду,… вы все погибнете.

Тайшэг пересёк внутренний двор и открыл узкую каменную дверь, которой веками не пользовались. Ее металл застонал, словно его разбудили. И шагнул в темноту. Он шёл не за Нургаем. И не к Арслану. Он шёл туда, где его ждали. Горы звали своего пророка.
***

Юг встретил ночь не тишиной, а дрожью. Лин первой заметила: ветер, который весь день дул со стороны степей, внезапно повернул вспять — будто кто-то огромный сделал вдох глубоко в горах. Она остановилась среди палаток, перехватив копьё повыше.

— Чувствуешь? — спросила она Арслана.

Арслан поднял голову. Лицо его было озарено слабым светом лун, и в глазах мелькнула тревога — редкая, почти скрытая.

— Да. — Он тронул рукоять меча. — Это не просто ветер.

На южном горизонте, там, куда они должны были идти утром, заволновался свет — не огонёк, не зарево, а словно тонкая лента сияния. Она изгибалась, будто кто-то осторожно касался её с другой стороны. Муни подошёл к ним стремительно, как всегда, будто не касался земли ногами.

— Оно началось, — сказал он. — То, что мы ждали. И то, чего боялись.

Арслан взглянул на него остро и приказал:

— Говори.

Муни вдохнул, словно собираясь сказать слишком многое, но выдал главное:

— Ветер повернулся, потому что кто-то вошёл в горы. И не один человек.

Лин нахмурилась:

— Преследователи?

— Нет, — Муни покачал головой. — Это древнее правило: если в святилища идут те, кому туда нельзя… горы дышат иначе. Это предупреждение.

Арслан сжал челюсть:

— Кто же?

И вдруг Лин почувствовала лёгкий холод у основания шеи. Как будто из самой глубины сухой долины её успели коснуться. Она знала это ощущение.

— Храмовые, — прошептала она. — Один — очень сильный. Может быть… Нургай.

Муни кивнул:

— И ещё кто-то. Тропа, которую выбрали двое… не одинаковая. Один идёт туда, куда должен. Другой — туда, куда не должен.

Арслан сделал шаг вперёд, будто говорил с самими горами:

— Значит, времени нет.

Лин почувствовала, как от него исходит решимость — будто тепло костра, но гораздо глубже. Муни поднял глаза к светящейся полосе на горизонте:

— Горы слышат, Арслан. Они знают, что ты идёшь. И они знают, что за тобой идут другие.

Ветер снова качнул палатки. Свет на горизонте расширился, стал толще. Муни прошептал:

— Завеса поднимается раньше времени…

Арслан шагнул ближе:

— Что это значит?

Муни медленно повернулся к нему:

— Это значит, что что-то в горах решило встретить нас не в Кавар-Таше,… а уже по дороге.
***

Ночь в горах была иной — чернее, плотнее, как будто сама порода скрывала в себе дыхание зверя. Но Нургай шёл уверенно, освещая путь тонким огненным светом, что вырывался из его ладоней. За ним, чуть позади, двигался Тайшэг, стараясь не смотреть по сторонам: стены ущелья казались слишком живыми.

— Мы идём слишком близко к старому разлому, учитель, — прошептал он. — Здесь… плохо.

— Здесь правильно, — отрезал Нургай. — Иди.

Он не сказал ученику, что чувствовал дрожь под ногами с того самого момента, как они вошли в ущелье. Было ощущение, будто земля знает их имена. И ждёт. Скалы вокруг стали выше, нависли, закрывая свет лун. Воздух загустел, как перед грозой. И тогда Нургай замер — не из страха, а из инстинкта.

— Ты слышал? — спросил он.

Тайшэг обернулся и сказал:

— Нет,… Учитель, что—

И всё вокруг резко изменилось. Сначала — звук. Гул, будто огромная каменная плита медленно сдвинулась где-то в глубине. Потом — тень. Не падающая, а поднимающаяся из трещин на земле. Из разлома вырвался поток холодного воздуха. Но не ветра — дыхания. Тайшэг упал на одно колено:

— Учитель… что это?..

Нургай поднял руку, и пламя в его ладони стало ярче. Но свет не рассеял тени — наоборот, тени будто тянулись к нему. Он понял: это не враг. Это — старый сторож. Охранник тех троп, что запечатали предки. Ворота Кавар-Таша отвечали тому, кто шёл к ним первым.

— Отступи за меня, — тихо приказал он Тайшэгу.

Тень перед ними сгустилась, и из неё выступила фигура — не человеческая. Высокая, словно изломанная. Руки — как сучья древнего дерева. На месте лица — пустота. Фигура остановилась в нескольких шагах. Пустота в её лице глядела прямо на Нургая. Голос — не звук, а давление — раздался в их сознании: «ТЫ НЕ ТОТ».

Тайшэг вскрикнул и зажал голову руками — эхо голоса прошло по черепу, будто раскалывая его. Нургай удержался, стиснув зубы, и сказал:

— Я хранитель путей. Я имею право войти.

Тень наклонила голову: «ИМЕЛ».

Холод прошёл по позвоночнику. Нургай впервые за многие годы почувствовал опасность, которую не мог назвать. Фигура выгнулась, медленно, как квартовый луноход, и продолжила: «ПРАВО ДАНО ДРУГОМУ». Тайшэг поднял голову, бледный от переживаний он сказал:

— Другому… учитель… они… говорят про Арслана…

Но Нургай шагнул вперёд, не позволяя мысли окрепнуть и крикнул:

— Этот человек ещё не принят. Горы не могут выбрать тех, кто не знает их языка!

Тень остановилась. Мгновение — и воздух стал тоньше. «ОН НЕ ЗНАЕТ. НО ЕГО КРОВЬ — ЗНАЕТ». Слова ударили в грудь Нургаю. Он почувствовал, как внутри всё сжимается, как будто часть истины, которую он не хотел признавать, коснулась его открыто.

— Ложь, — прошептал он. — Он чужой. Он наемник. Он воин из степей. К горным тропам он не имеет…

Тень протянула руку, и при её движении камни вокруг дрогнули. «ГОРЫ ПОМНЯТ ВСЁ».
 «И ЕГО — ТОЖЕ».
Тайшэг тихо зашептал молитвы, пытаясь не потерять сознание. Нургай сделал последний шаг к тени и резко вскинул руку, наполненную огнём:

— Мне не нужно признание гор! Я возьму то, что мне нужно, сам!

Тень остановилась. Мир замер. А затем — впервые — фигура улыбнулась. Не ртом, не лицом.
Сама тьма в её очертаниях изогнулась: «ПОПРОБУЙ». И ущелье обрушилось на них — не камнями, а силой. Сила древняя, первородная, настолько старая, что даже Нургай, сильнейший из старших монахов, впервые понял: Он не контролирует ситуацию. Он — вторгся туда, где он лишний.

Ущелье рвануло вниз — не камнями, а давлением. Будто сама гора решила сомкнуть свои каменные клыки на двух живых нарушителях. Воздуха не стало, свет в ладони Нургая погас, и мир превратился в один сплошной гул. Тайшэг закричал — или Нургаю только показалось, что он кричит. Звук не мог выйти наружу. Тьма давила, ломала, пыталась растащить их сознания по кускам. Но Нургай — не из тех, кто склоняет голову. Он выставил обе руки вперёд, пальцы сложились в резкий древний знак. Мгновение — и его ладони вспыхнули ослепительным, белым, почти болезненным пламенем.

— ДЕРЖИСЬ ЗА МЕНЯ! — выкрикнул он, но голос утонул в вихре.

Тайшэг ухватился за край его плаща, но тьма уже ползла по руке, как живая, пытаясь втянуть его в разлом. Нургай понял: сила стража не бьёт — она притягивает. Как гравитация чего-то древнего, пробуждённого слишком рано. Он выдохнул, и из его груди рванулся поток энергии. Не аккуратный, не чёткий — дикий. Сырой. Такой, какой он использовал лишь дважды в жизни — оба раза, чтобы выжить, а не победить. Камни под ногами засветились трещинами. Воздух загудел, наполнился искрами. Давление тени ослабло — на мгновение, но этого хватило.

— Тайшэг! — Нургай схватил ученика за ворот и резко подтолкнул к выходу из разлома. — Беги!

Страж издал звук — не рёв, не стон. Словно тысячи маленьких каменных зубов прошлись по металлической плите. Он двигался. Он пытался удержать их.

— НЕ ОГЛЯДЫВАЙСЯ! — рявкнул Нургай.

Мир вокруг вспыхнул. Скалы дрожали так, будто вот-вот рухнут. Тени поднялись стеной.
И тогда Нургай сделал то, что делать было запрещено: он сломал завет тишины. Он ударил силой — напрямую, без ритуала, без проверки, без ограничителей. Горы взревели. Белый свет вырвался из его ладоней и обрушился на тень. Вспышка была такой яркой, что даже дух стража отшатнулся. На миг фигура потеряла форму — стала рваной, угасающей. Этого хватило. Нургай подхватил Тайшэга и, вложив остаток силы в прыжок, вырвался к безопасному краю ущелья. Сила внутри него сорвалась, будто струна, и Нургай ощутил жжение в каждой жиле. Это была цена. Цена, о которой его ещё в юности предупреждали: трогать древнее поле напрямую — значит платить собственным временем. Он рухнул на землю, едва удерживая сознание. Тайшэг дрожал, но держался рядом, хватая воздух, и прошептал:

— Учитель… вы… живы?

Нургай поднял голову. Лицо его побледнело, как у человека, который потерял лет десять жизни за один вздох. Он тихо прошептал:

— Мы должны уйти… сейчас же…

Тайшэг посмотрел назад. В разломе тени бурлили, будто вода в кипящем котле, но медленно угасали. Страж не преследовал их. Он сделал ровно то, для чего был создан: не пустил.

— Учитель… если это только хранитель троп… что же тогда ждёт в самом Кавар-Таше?…- спросил юный пророк.

Нургай медленно встал, опираясь на посох. В его глазах впервые за много лет был страх.
Настоящий. Глухой.

— Теперь я знаю, — сказал он. — Почему горы реагируют на Арслана.

Тайшэг замер:

— Почему?

И Нургай ответил:

— Потому что то, что спит в Кавар-Таше…не боится его. А нас — боится.
***

Они долго шли в тишине. Горные тропы были узкими, острыми, будто нарочно вырезанными для того, чтобы заставить любого путника молчать. Туман завивался вокруг их ног — тёплый, как дыхание зверя. Тайшэг шёл чуть позади, стараясь не смотреть на учителя. Его пугала не тень в ущелье. Его пугало то, что происходило с Нургаем. Старший монах стал… другим. Движения — резче. Тень от его фигуры — чуть длиннее, чем должна быть. И главное: он старел прямо на глазах. Не быстро, нет, но будто каждая минута стоила ему частички жизни.

— Учитель… — наконец тихо сказал Тайшэг. — То, что случилось,… это отзовётся в храме? Там почувствуют?

— Если почувствуют, — Нургай остановился и повернулся к нему, — говорить будут только шёпотом. И очень осторожно.

— Но ведь… это было сильнее всех ритуальных печатей, сильнее любой защиты, которую мы знаем.

— Именно поэтому, — резко оборвал его Нургай, — мы не должны рассказывать.

Тайшэг замер.

— Никому?

— Никому. Ни в храме. Ни среди старших. Ни в совете мудрецов.

Он приблизился, легонько взял Тайшэга за плечи и тихо, почти ласково сказал:

— Услышишь меня хорошо, ученик. Мы столкнулись не с духом. Не с древним демоном. И не с проклятием.

— А с чем тогда?.. — прошептал Тайшэг.

Глаза Нургая стали тёмными.

— С тем, что не должно было проснуться.

Ветер на тропе внезапно стих. Туман замер, будто слушал.

— Но Арслан… — пробормотал Тайшэг. — Ты видел: горы реагируют на него. Они не разрушили его следы. Они… открылись.

— Вот поэтому, — Нургай медленно выдохнул, — мы и будем молчать.

Он пошёл дальше, уже не оборачиваясь. Тайшэг поспешил за ним и затем сказал:

— Учитель, но если мы промолчим,… мы оставим юг слепым. А Арслан… если горы принимают его,… значит ли это, что он избран?

Нургай резко остановился. На лице — ни гнева, ни страха. Только холодная, сухая истина, произнесённая без эмоций:

— Юг не выдержит правителя, которого выберут горы.

— Почему? – спросил юноша.

Нургай посмотрел на него так, будто Тайшэг был ещё совсем ребёнком и ответил:

— Потому что избранники гор… не правят. Они меняют мир.

Тайшэг побледнел.

— И мы должны… остановить его?

Нургай поднял палец:

— Нет. Если мы попытаемся остановить — погибнем первыми.

Он развернулся, и в его голосе появилось новое, тёмное определение:

— Мы должны идти впереди.
— Чтобы Арслан шёл по следам, которые оставим мы.
— Чтобы горы приняли его — но по нашему пути.

Тайшэг сглотнул и сказал:

— Учитель,… но если то, что спит в Кавар-Таше, решит иначе?

Нургай медленно улыбнулся. Улыбкой человека, который впервые за много лет чувствует не власть,… а угрозу.

— Тогда, ученик.… Тогда пусть боится не он.  Пусть боится грозы сам порядок вещей в мире.

Они пошли дальше. Ветер снова поднялся. Тени вдоль тропы заколебались, словно кланяясь тем, кто ушёл — живыми, но уже навеки прикоснувшимися к запретному знанию.


Глава 11


Путь к Кавар-Ташу занял три дня. Но когда Арслан поднялся на последнюю тропу, он понял: всё, что было раньше, — лишь подготовка. Горы здесь были иными. Не мёртвыми. Не опасными.
А… смотрящими. Каменные стены по обе стороны тропы были исписаны линиями — не резьбой, не знаками людей, а древними отпечатками силы. Они мерцали слабым, едва заметным светом, словно дыханием. Лин остановилась, положив руку на рукоять меча, и произнесла:

— Это не люди сделали. Это следы поля. Здесь спали духи, которые не слышат храмов и молитв.

Муни, идущий сзади, прошептал:

— Настоящий юг начинается здесь.

Но Арслан не слушал никого. Горы звали его. Чем выше он поднимался, тем яснее становилось ощущение: земля ждала. Не пугала. Не испытывала. А ждала.

Они вышли на широкую каменную площадку. Перед ними возвышался Кавар-Таш — огромный уступ скалы, похожий на вынырнувший из земли гигантский рог. Арслан остановился.
Не потому, что устал. А потому что услышал шёпот. Не ушами — кожей. Не словами — давлением, мягким, настойчивым. Мир вокруг потемнел, хотя солнце не садилось. Тень Кавар-Таша словно легла на всех присутствующих. Но только к Арслану она шла не сдавливающей стеной, а как… приветствие. Лин тихо спросила:

— Ты это чувствуешь?

— Да, — ответил он. — Оно зовёт.

Муни раскрыл свиток старых ритуалов и сказал:

— По легенде, тот, кто подходит к Кавар-Ташу и остаётся живым, — получает судьбу. Не магию, не силу… судьбу юга.

Но Арслан уже делал шаг вперёд. Когда он ступил на камень, земля дрогнула. Не сильно — едва заметно. Как если бы гора слегка повернулась к нему. Ветер, до этого тихий, хлестнул лицо ледяным дыханием. Влажный туман поднялся с расщелин, затанцевал вокруг него. И вдруг — исчез звук. Совсем. Лин, Муни, воины — все отступили. Мир вокруг стал пустым. И в этой тишине Арслан услышал голос. Не внешний. Но древний, низкий, гулкий, словно камень говорил с камнем:

— Имя называй.

Он сразу понял: это не просьба. Это проверка. И ответил:

— Арслан, сын степи и юга, повелитель южных ворот.

Тишина. Потом — слабый круглый удар, будто что-то огромное в глубине земли поменяло положение.

— Для чего пришёл?

Арслан поднял голову и ответил так, как никогда не отвечал ни людям, ни духам:

— Чтобы юг не был рабом.

Ещё один удар. Сильнее.

— Ценой чего?

Он замер. И только сейчас понял: это единственный вопрос, который имеет значение. Он видел перед собой весь юг — богатые равнины, горные монастыри, лесные святилища, родовые столицы. Видел кровь, что прольётся. Видел перемены, которые уничтожат старое. Видел власть, которую придётся забрать у тех, кто держал её раньше. И сказал:

— Ценой старого мира.

Туман поднялся — резко, как волна. Он окружил Арслана, сомкнулся вокруг него. Муни крикнул:

— Не входи глубже! Это может убить тебя!

Но он не слышал. Туман коснулся его кожи — и обжёг не холодом, а силой. Словно его сердце подсоединили к чему-то огромному, древнему и опасному. Гора загудела. Гудение росло, росло — пока не превратилось в голос, который услышали теперь все:

— Принят.

Туман вспыхнул белым светом и исчез. Арслан стоял один, но другой. Гора благословила его.
***

Лин медленно приблизилась. Её голос дрожал — от страха или от восторга, она сама не понимала:

— Что… что она дала тебе?

Арслан посмотрел на ладони. Кожа на них потемнела — не грязью, не тенью. Цветом камня.
И под кожей светились тонкие линии — точные копии тех, что были на скалах. Он сказал тихо:

— Я теперь часть юга. И юг — часть меня.

Муни не выдержал и упал на колени:

— Он… избран!

Но Арслан покачал головой и возразил:

— Нет. Не избран. Признан.

И это было куда страшнее. Мингиян вдруг поднял голову и прошептал:

— Но… если гора благословила тебя…— …значит, она чувствовала и тех, кто шёл впереди.

Арслан резко обернулся:

— Кто?

Мингиян сжал амулет, лицо его побледнело:

— Тени. Следы. Кто-то прошёл здесь за сутки до нас. И не нарушил ни одной линии силы.

Лин тихо добавила:

— Только монахи верхнего храма владеют такой техникой.

Арслан сжал кулаки. И впервые за поход его голос был холоден:

— Значит, Нургай уже знает – сказал он. - И он постарается не позволить мне вернуться к людям с даром гор.

Он посмотрел на своих спутников:

— Готовьтесь. С этого дня начинается не путь к власти — а война за неё.
***

В тот миг, когда туман над Кавар-Ташем дрогнул и расступился, далеко на северном хребте Нургай резко распахнул глаза. Он медитировал уже шестой час, но сейчас дыхание у него сбилось.
Не страх сорвал его из тишины — знак. Волна, тёплая и глубокая, прошла сквозь скалы. Горы на мгновение словно вздохнули. Соль на земле вспыхнула тонкой линией, будто кто-то провёл огнём по камню. Тайшэг шагнул вперёд и спросил:

— Учитель?! Что произошло?

Нургай не сразу ответил. Он поднялся, чувствуя, как под ногами шевельнулась земля — будто старый зверь повернулся в своём сне. Он смотрел в сторону Кавар-Таша так, словно видел то, что было скрыто глазу. И наконец, произнёс тихо, но тяжело:

— Гора приняла его.

Тайшэг замер:

— Значит,… Арслан получил благословение?

— Не только это, — сказал Нургай. — Гора не просто откликнулась. Она… признала его своим голосом.

Тайшэг растерянно попытался возразить:

— Но учитель, благословение — это ещё не судьба. Если мы поспешим…

— Нет, — перебил Нургай. И впервые в его голосе не было ни гнева, ни расчёта. Только усталость человека, который слишком многое понял. — Кончено. Война между нами бессмысленна.
Он выбран.

Тайшэг оторопел:

— Но… вы так долго говорили, что юг нельзя отдавать одному человеку!

Нургай прикрыл глаза. Ветер подхватил его слова и унес по ущелью. А потом он сказал:

— Я говорил так, потому что боялся. Не за себя — за мир, который мы знали. За порядок, где всё определяют роды, а мудрец может остановить тирана. Я думал, что защищаю равновесие.

Он поднял руку — и в ней следовало заметить дрожь.

— Но гора отвечает только тем, кто идёт без страха и сомнений. Я смотрел вниз,… а он — вверх.

Тайшэг не находил слов. Нургай продолжил тихо:

— Я хотел бороться. Хотел доказать, что он — ошибка. Что юг ошибается. Что духи ошибаются.
Но… гора ошибаться не может. Она древнее всех наших школ и богов. Если она его узнала — значит, так и должно быть.

Он глубоко вздохнул, словно принимая это решение не умом, а какой-то внутренней тяжестью.

— Война с ним была бы войной против самой природы. Это путь без возврата.

Тайшэг опустил глаза и спросил:

— Тогда… что нам делать?

Нургай долго молчал. Потом ответил:

— Ждать. Смотреть. Учиться у того, кто идёт впереди. Он избран — но избранность не делает человека непогрешимым. И если когда-нибудь ему понадобится голос разума…
— Он посмотрел на Тайшэга с неожиданной мягкостью.— Мы будем рядом. Не врагами. Наставниками. Стражами.

Тайшэг ошеломлённо выдохнул:

— Учитель… вы… смирились?

— Нет, — отвечал Нургай, — я принял. Это не одно и то же.

Он посмотрел в сторону Кавар-Таша ещё раз — и впервые за долгое время в его взгляде не было тени злобы. Только уважение к тому, кто сумел пройти дорогу, которую он сам когда-то не смог. И Нургай сказал:

— Пусть юг услышит его. А мы… услышим юг.
***

Лагерь стоял у подножия хребта. Туман, который утром пугал людей, к вечеру стал почти прозрачным — словно уступил дорогу тому, кто должен был вернуться. Лин ходила взад и вперёд, сжимая в ладони, оберег, который когда-то дала ей мать. Муни сидел неподвижно, словно камень, но его глаза не закрывались, ни на миг — он вслушивался не ушами, а чем-то внутренним.

— Слышишь? — в какой-то момент шепнула Лин.

Муни медленно поднял взгляд и произнес тихо:

— Да. Гора… отпускает его.

Шаги появились сначала как отзвук. Не звук даже — изменение в воздухе. Люди, что работали у костров, одновременно подняли головы. Лошади перестали переступать, а потом неожиданно замерли — как в присутствии хищника, но хищника своего. Из тумана вышел Арслан. Он шёл медленно, но в его походке не было усталости. Напротив — будто каждый шаг отзывался в земле, а камни под ногами знали его имя. Лин невольно сделала шаг назад. Не от страха — от потрясения. Он был тот же… и не тот вовсе. Стало тяжело дышать, как перед грозой.

Арслан остановился на границе лагеря, и в ту же секунду костры вздрогнули, пламя вытянулось вверх — будто сказало ему «я слышу». Муни поднялся — впервые за много лет нарушая собственный строгий ритуал.

— Ты получил знак, — только и смог произнести он. — Ты пришёл не один.

Арслан посмотрел на него долгим, очень ясным взглядом.

— Гора сказала своё слово, — ответил он. Голос был низким, спокойным, но в нём звучало что-то новое, металлическое, как дальний рокот каменных пластов. — И теперь юг не принадлежит ни родам, ни храмам. Он принадлежит тому, кто сможет понять его.

Лин подошла ближе. Она протянула руку, но остановилась в сантиметре — словно боялась нарушить невидимое поле вокруг него.

— Что она тебе сказала? — тихо спросила она.

Арслан посмотрел на неё так, как смотрит человек, который увидел в горах то, что невозможно передать словами и подтвердил:

— Что я должен стать тем, кем всегда боялся быть. И что если я отвернусь — юг падёт.

Он слегка коснулся её руки. На секунду всё дрожание мира исчезло.

— Лин, — сказал он, — то, что началось в горах, уже не остановить.

Она выдохнула — и впервые почувствовала не сомнение, а ясность и сказала:

— Я и не собиралась останавливать.

Муни шагнул к ним — впервые потеряв строгую отстранённость.

— Тогда слушай, Арслан, — сказал он. — Первое знамение уже коснулось лагеря. Люди чувствуют перемены. Духи — тоже. И скоро… все роды услышат, что гора открыла путь.

Он посмотрел на туман, который теперь мягко отступал в сторону, как служанка перед хозяином.

— Теперь тебе придётся доказать той силе, что тебя выбрала… что ты способен её удержать.
Арслан кивнул и спокойно произнес:

— Удержу.

Но Лин почувствовала — внутри него уже нет страха. Тот Арслан, который поднялся в горы, боялся провала. Тот, который спустился, боялся только одного — потратить судьбу впустую. И это было гораздо опаснее.
***

Ночь опустилась быстро, как будто сама гора решила укрыть лагерь от лишних глаз. После возвращения Арслана люди говорили шёпотом — не от страха, а от ощущения, что любое резкое слово может нарушить невидимое равновесие. Лин расставляла ночные дозоры, когда вдруг заметила, что кони в дальнем загоне подняли головы и смотрят в одну точку, туда, где туман цеплялся за камни.

— Что там? — спросила она одного из стражей.

— Не знаю, госпожа,… но они будто чуют кого-то – ответил воин.

Он не успел договорить — туман распался, и из него медленно вышел… горный волк. Крупный, с седой грудью, он двигался так спокойно, словно был хозяином лагеря. Стражники тут же схватились за копья.

— Не трогать, — строго сказала Лин.

Волк подошёл ровно на ту дистанцию, где его хорошо видно, но нельзя атаковать без риска. Он поднял голову, посмотрел прямо на Арслана — и лег на землю, как будто склоняя голову. Тишина стала абсолютной.

— Это… нельзя объяснить, — прошептал Муни, который подошёл почти бегом. — Горные волки не приближаются к людям. Они — первые стражи троп. Они приходят только тогда,… когда гора признаёт кого-то своим повелителем.

Арслан сделал шаг вперёд. Лин напряглась — один неверный жест, и зверь нападёт. Но волк не шевельнулся. Только уши чуть дрогнули, словно он слушал. Арслан остановился в нескольких шагах и тихо сказал:

— Ты пришёл не просто так.

Волк поднялся. Подошёл ещё ближе. Люди напряглись — кто-то выронил копьё от страха. Но зверь лишь повернул голову, будто показывая — следуй за мной. Муни замер, его глаза расширились.

— Это знак пути, — сказал он. — Арслан, гора посылает тебе проводника. Волки никогда не ошибаются. Они показывают тропы, которые не знают даже монахи.

Волк сделал шаг к Арслану и слегка коснулся его ноги носом. И тут второе знамение проявилось само собой. Костры, что тухли на ветру, вдруг вспыхнули ровными высокими языками, будто включились одновременно. Все. Весь лагерь осветился чистым огнём, лишённым дыма. Это было неестественно — так горят только ритуальные огни, когда их зажигают древней силой. Люди начали падать на колени. Кто-то шептал молитвы. Кто-то — имя повелителя. Лин смотрела на это и понимала: всё. Это не просто экспедиция. Это начало подлинной эпохи.

Арслан стоял неподвижно, как каменная статуя. Только его глаза были живыми — и в них отражался волк, огонь и путь, который открывался впереди.

— Мы двинемся за ним утром, — наконец сказал он.

— Ты уверен? — спросила Лин.

Арслан посмотрел в сторону горы, которая теперь будто дышала вместе с ними и сказал:

— Я уверен в одном: назад дороги больше нет.
***

Утро в горах было ясным, будто ночь сама выжгла все сомнения. Когда люди двинулись за волком-проводником, в лагере никто не заметил, что первые слухи уже вышли за пределы Кавар-Таша. Сначала слух появился у кочевников, что пасли скот у подножия гор: «У Арслана теперь свой дух-хранитель. Волк пришёл к нему сам». Пастухи передали это торговцам. Торговцы — гонцам. Гонцы — в дома родовой знати. Через три дня весь юг гудел, как рой перед вылетом. В доме рода Сэргэй, старый патриарх сказал:

— Волк никогда не ошибается. Духи выбрали Арслана. Значит, и мы должны выбрать.

В роду Аймагов, где маги были осторожнее всех, молодая наследница сказала:

— Это то, чего мы ждали. Пусть старики боятся. Я поеду сама и увижу знак.

В степном дворце рода Улдара, самый низкий из слуг услышал слова своего господина:

— Если гора признала его,… то сопротивление — это самоубийство.

И впервые за много поколений роды начали двигаться сами, без приказа, без совета, без страха. Кто-то отправил гонцов к Арслану. Кто-то двинул караван. Кто-то молился. И даже те, кто ненавидел его, поняли: новый центр невероятно мощной силы уже поднялся. Юг вибрировал, словно огромный барабан, по которому ударили невидимые руки.
***

В полдень того же дня Тайшэг внезапно вскрикнул — он упал на колени посреди Зала Ветров. Кости предсказания, лежавшие рядом, сами подпрыгнули, рассыпавшись в круг, который засиял холодным светом.

— Учитель… Вы… чувствуете?.. — прошептал юный пророк.

Нургай стоял неподвижно. Но вены на его шее проступили, как корни древнего дерева. Оба почувствовали одно и то же: разлом силы в глубине гор. Но этот разлом был не разрушением. Он был… признанием. Нургай медленно выдохнул, и впервые в голосе не было ярости — только усталость и трепет:

— Горы… открылись. Они приняли его.

Тайшэг поднял на него ошеломлённый взгляд и сказал:

— Тогда… нам больше не сдержать его. Ни молитвами, ни интригами…

Старший монах закрыл глаза. Когда он снова заговорил, это был другой человек — не хозяин храма, не властитель магов. А свидетель бурных дней земли юга.

— Всё. Путь решён. То, что мы считали бунтом… — он покачал головой, — оказалось избранием.

Тайшэг прошептал:

— Учитель… вы всё-таки сдаётесь?

Нургай усмехнулся, едва заметно, но без злобы и произнес горестно вздыхая:

— Я, наконец, перестаю бороться с тем, что больше нас. Если гора выбрала его — значит, юг будет принадлежать Арслану. А наши страхи, интриги и пророчества… — он поднял руку и сжал кулак, — это только пыль.

Он посмотрел в сторону южных гор — и впервые за много лет в его взгляде была не гордыня, а ясность и сказал.
— Никому пока об этом не говори. С этого дня мы не враги Арслана. С этого дня — мы его слуги.
Потому что он стал тем, кем мы все пытались быть, но не смогли.

Тайшэг опустил голову и сказал с печалью в голосе:

— Значит,… эпоха началась.

— Да, — тихо сказал Нургай. — Эпоха Духовного Закона. И никто — ни хан, ни храм, ни сами духи — уже её не остановят.
***

Первые караваны показались на горизонте на четвёртый день после благословения. На пыльной дороге, ведущей к подножию Кавар-Таша, появилось знамя рода Йолтас — чёрный олень на красном фоне. Следом за ними — тяжёлые повозки Айдагов. И совсем неожиданно — всадники Сэргэй, род, что десятилетиями держался в стороне от южной политики. Они ехали не как военные отряды. И не как делегации. Они ехали, как паломники, и только это уже меняло всё.

Старый Айдаг, некогда самый осторожный из всех, поднялся к Арслану первым. Он не поклонился — род Айдаг не кланялся никому. Но он положил руку на сердце и произнёс:

— Повелитель юга, мы услышали зов гор. Если они признали тебя,… то мы признаём тоже.

Арслан коротко кивнул, принимая слова без триумфа — только как неизбежность. Муни стоял рядом и тихо сказал:

— Не мы идём к родам. Теперь они идут к нам.

Айдаг усмехнулся:

— Если гора заговорила — только глупец будет спорить.

И это было первым признанием.
***

Род Йолтас был богат, высокомерен и умен. Их всегда подозревали в тайных интригах. Но в этот день наследница рода, высокая женщина с холодными глазами, подошла к Арслану почти бесшумно.

— Мы видели огненный туман, — сказала она. — Мы видели волка. И мы знаем: такого не бывает без причины.

Она взглянула на Муни:

— Вы создавали новый эпос. Теперь часть ваших слов стала явью. Род Йолтас готов признать Арслана своим природным повелителем, с божественным правом на власть над югом.

Арслан ответил спокойно:

— Кто идёт с нами — сохранит свои земли, влияние и честь. Кто решит пойти против меня — потеряет всё.

Женщина вздохнула:

— Вот потому мы здесь.
***

Самым неожиданным стал род Сэргэй — воинственный, закрытый, считавшийся «дикой» знатью. Патриарх Сэргэй, седобородый гигант, поднялся на камни, посмотрел на Арслана долгим взглядом… и вдруг достал из-за пояса старинный ритуальный нож. Он ударил им по камню — лезвие раскололось пополам. Все вокруг ахнули. Он произнёс:

— Наш род хранит древнюю клятву: если появится тот, кого признают духи — мы сломаем старое оружие и принесём новое к его ногам.

Он кивнул Арслану:

— Это — знак. Мы приходим, чтобы быть в твоём новом законе.

К вечеру к подножию Кавар-Таша уже стояли: знамёна пяти родов, отряды всадников, маги локальных храмов, члены родовых советов, купцы и свободные жители, молодёжь, которая пришла тайком. Горы гудели от человеческих голосов. Люди приносили дары, зажигали курильницы, читали молитвы древним духам. Юг встал под Кавар-Ташем, как под новым хребтом власти. Муни прошептал:

— Начинается то, о чём я даже мечтать боялся. Нам доверили судьбу юга.

Лин, стоявшая позади Арслана, сжала рукоять меча.

— Они пришли добровольно, — сказала она. — Значит,… старый порядок уже умер.

Арслан поднял взгляд на вершины и произнёс:

— И мы похороним его окончательно.

Над подножием Кавар-Таша уже стояли палатки родов. Флажки трепетали на холодном ветре, дым очагов тянулся нитями вверх, а между станами роились люди — старейшины, молодые воины, маги, жрецы, купцы и даже странствующие мудрецы. Юг подошёл к горам… и теперь ждал. В центре поля был поставлен круг из камней. Это было древнее место, забытое веками.
Муни заявил, что так велели духи. Старый зал долинного совета — возрождённый.
I
Когда Арслан вошёл в круг, все рода поднялись. Никто не сказал ему «хан». Но никто и не осмелился остаться сидеть. С ним рядом стояли: Лин, как страж его воли; Муни, как связующее звено с духами; Мингиян и Шурган, как творцы нового духовного закона. Арслан окинул взглядом круг — и впервые увидел юг не как разбросанные земли, а как единое тело, единый народ. Он поднял руку:

— Сегодня мы здесь не для войны. И не для подчинения друг другу. Мы здесь, чтобы решить, каким станет юг в новом времени.

Никто не спорил. Первым выступил Айдаг.

— Наш род признаёт тебя, Арслан. Но мы хотим знать: есть ли здесь место старым традициям? Или всё будет переписано заново?

Арслан ответил спокойно:

— Старое останется, если оно не вредит будущему. Но новый закон будет один — для всех.

Йолтас, хрупкая, но острая как нож, добавила:

— А кто будет толковать новый закон? Маги? Монахи? Ты сам?

— Закон будет толковать совет, — сказал Муни. — Совет родов и совет духовных мастеров.
Не один человек. И не одна семья.

Это стало первым облегчением для всех: никто не хотел новый деспотизм.

Седобородый патриарх Сэргэй шагнул вперёд.

— Мы люди гор. Скажи прямо: ты хочешь сделать юг независимым от столицы?

Тишина была звенящей. Лин напрягла руку на рукояти меча. Муни слегка наклонил голову Арслану, как бы говоря: «Говори честно». Арслан сделал шаг вперёд.

— Я хочу, чтобы юг дышал сам. Чтобы наши боги не были игрушками в руках верховного ламы. Чтобы наши рода не жили в страхе. Но независимость — слово, которое можно убить. А мы сейчас ещё слишком слабы. Поэтому — нет. Мы не отделяемся. Но мы создаём свою опору.

Эти слова приняли. Пока.

Муни выступил вперёд, и его голос будто усилили сами камни круга:

— Духи велели начать с малого: Каждый род даст трёх представителей в Совет Гор. Этот совет будет хранить закон. Не Арслан. Не храмы. Не монахи. Юг сам будет хранить себя.

Среди родов прошёл ропот,… но ропот одобрительный.

— А духовный закон? — спросил Шаргин.

Мингиян поднял свиток, на котором уже сияли первые строки и прочитал:

— Он будет строиться на правде земли, а не на приказах столицы. И каждый род может добавить к нему свою мудрость.

Так был положен первый камень нового порядка юга.

Когда собрание подходило к концу, Лин тихо сказала Арслану:

— Ты видишь? Они не просто тебя слушают. Они уже идут за тобой.

Арслан смотрел на рода, на их лица, на их страх и решимость и возразил:

— Нет, Лин. Они идут не за мной. Они идут за югом. И это… впервые.

Муни улыбнулся, будто слушая что-то невидимое.

— Горы дали знак, — прошептал он. — Теперь всё остальное — в руках людей.


Глава 12


Дворец хана стоял неподвижно, как вымерший зверь, — слишком тихий, слишком безжизненный. Летний ветер трепал знамёна на башнях, но внутри царила тишина, от которой мурашки бегут по коже. Только в верхних покоях этой тишины не было. Там, в малом тронном зале, хан сидел, опершись на подлокотники резного кресла, и молча, вслушивался в шаги гонца, поднимающегося по лестнице. Шаги были тяжёлые, сбивчивые. Такие шаги не приносили хороших новостей. Когда гонец вошёл, не успел он даже склониться — хан поднял глаз и сказал:

— Говори сразу.

— Ваше величество! — воскликнул гонец, склонившись в низком поклоне. — Из столицы юга пришли сведения. Сообщения срочные.

Хан, не отрывая взгляда от старых карт и заметок, поднял руку:

— Подробности.

Гонец раскрыл свиток, и слова из него казались почти осязаемыми, будто вихрь событий переносился в тронный зал:

— На юге Арслан формирует союз родов. Тридцать три самых влиятельных клана уже движутся к нему. Говорят, что благословение гор укрепило их решимость. Народ и младшие роды прислушиваются к новому богатырскому эпосу Муни.

— Благословение гор? — переспросил хан, нахмурившись. — Вы уверены в этом?

— Так говорят наши источники, — ответил гонец. — Пророки и маги столицы тоже фиксируют изменения. Силы, которые считались неподвластными людям, будто сами пришли на юг, чтобы быть рядом с Арсланом.

— Значит, юг превращается в единую силу, неподвластную нам, — тихо сказал хан, сжав кулаки. — И это происходит не мечом и армиями, а через легенду, духовную власть и магию.

— Все роды, которых мы пытались удерживать в подчинении, теперь добровольно объединяются с южным правителем, — продолжил гонец. — Противодействие открытое — слишком опасно. Пророк Муни говорит всем: — Я не прошу верить мне на слово. Я предлагаю вам опыт, действия и связь с духовной силой, которую вы сможете сами почувствовать. В эпосе, который мы создаём, каждый род станет частью силы Рудры. Ваши предки будут признаны героями, а ваши права и влияние защищены.

Хан глубоко вздохнул. Его взгляд скользнул по мраморным стенам, по полкам, где стояли свитки с законами и стратегиями. Он впервые осознал, что юг развивается по законам, которые невозможно подавить обычной силой. Хан медленно поставил чашу чая на стол. Рука дрогнула — незаметно, но дрогнула.

— Еще раз, что там произошло — сказал он тихо.

Гонец развернул свиток начал читать:

— Несколько дней назад у подножия Кавар-Таша прошёл общий совет. Все южные рода… почти все… признали Арслана посланником гор. Они создают Совет Гор — новый орган власти. И каждый род уже начал выделять людей.

Тишина наполнила зал. Слуги перестали шевелиться. Воздух стал неподвижным, как перед бурей. Хан медленно поднялся.

— Совет… Гор? – спросил хан.

— Да, владыка. И, говорят… — гонец сглотнул, — горы дали ему благословение. Молния ударила в каменный круг, когда он вошёл. Это видели сотни.

Хан закрыл глаза. Сначала на миг, но миг был слишком долгим. Он отошёл от трона, шагнув к высоким окнам, откуда открывался вид на столицу. Ни один мускул на его лице не дрогнул.
Но что-то тёмное разлилось вокруг него, будто тень стала тяжелее.

— Значит, — сказал он, наконец, — нельзя действовать напрямую. Только наблюдать и искать слабые места, подталкивать к своим решениям, не вмешиваясь в развитие. Юг становится самостоятельным. И Арслан — не просто вождь, он избранный.

Гонцы переглянулись, почувствовав тяжесть слов хана. Теперь стало ясно: старая империя сталкивается с новым порядком, и сдерживать его силой будет невозможно. Хан откинулся на спинку кресла и прошептал сам себе:

— С этого момента всё изменилось. И наша власть — лишь тень того, что происходит на юге…

Советники у стен обменялись взглядами. Никто не осмелился первым открыть рот. Хан повернулся к гонцу:

— Кто ещё признал его живым божеством?

— Айдаг… Сэргэй… Шаргин… Маа… и почти все долинные древние южные рода – ответил гонец. - Даже те, кто прежде никогда не признавал ничьей власти.

— А духовные власти юга? — спросил один из советников.

Гонец покачал головой:

— Они… наблюдают. Но, говорят, Нургай не смирится с Арсланом. Их борьба может привести к войне на юге.

Хан глубоко вдохнул. Голос его прозвучал холодно и спокойно — и это было страшнее крика:

— Созовите мой Большой Совет. Сегодня же.

Советники бросились выполнять приказ. Он же повернулся к гонцу:

— Ты видел Арслана?

— Нет, владыка – ответил он. - Но говорят, что после благословения он стал другим. Сильнее.
Тише. Увереннее.

Хан прищурился и хитро улыбаясь, произнес:
.
— Уверенность… — прошептал он. — Значит, он действительно верит, что духи на его стороне.

Он подошёл ближе. Так близко, что гонец почувствовал запах ароматного масла в волосах хана.

— Передай тем, кто ещё слушает столицу: я не позволю югу оторваться.

Хан махнул рукой. Гонца вывели. Двери закрылись. В пустом тронном зале хан позволил себе короткий вздох. Не страх — нет. Но предчувствие. Он чувствовал, что юг это не главная ставка в той большой игре, что ведется сейчас. Ставки в этой игре были намного выше. И впервые за долгие годы ему стало… холодно.

— Арслан…Ты дошёл до Кавар-Таша. Ты изменил не закон юга. Ты изменил миропорядок и глубинное устройство одной из неотъемлемых частей империи. Но ты должен был понять, что все изменения в едином миропорядке части целого ведут к перестройке всей всего здания империи. Понимаешь ли ты это?
 
Ответа не было. Только ветер качнул тяжёлые занавеси. Но чем дольше хан стоял, глядя на дрожащие занавеси, тем яснее понимал: дело уже не в Арслане. Это — только искра.
Юг всегда был горяч, упрям, непокорен — но локален. Его можно было давить, умиротворять, покупать, стравливать. Так было веками. Но теперь роды объединились духовно. Это была не политическая коалиция. Не временный союз. И не восстание. Это пахло чем-то куда более древним.
Той силой, которую Империя когда-то сломила мечом и цепями — но никогда до конца не убрала из памяти народа.

— Благословение гор… — хан почти шептал. — Запретный знак старого мира.

В зале повисла тяжёлая тишина.

— А духовные власти юга? Нургай? Верхний храм? — спросил один из советников.

— Они… молчат, владыка, — ответил гонец. — Но говорят, что Нургай и его юный пророк готовят противодействие. Что они видят в Арслане угрозу традициям.

Хан едва заметно кивнул — это соответствовало тому, что он ожидал услышать. Он подошёл к окну и сказал:

— Значит, Нургай не прогнулся. Хорошо. Старый волк всегда защищал старый порядок.

В его голосе был оттенок облегчения: хоть где-то в южной сумятице оставалась привычная логика.

— Что насчёт благословения? — спросил советник.

Гонец сглотнул и произнес:

— Его видели сотни. Молния ударила в камень рядом с Арсланом… и камень раскрылся. Люди говорят — горы признали его.

Хан сжал подлокотник.

— Признали… — повторил он тихо. — Значит, он решил сыграть в древние легенды.

Он повернулся к начальнику Тайной Канцелярии, который стоял у колонны, словно тень и приказал:

— Ты пойдёшь к Нургаю. И скажешь ему: столица поддержит любое действие, направленное на удержание старого порядка. На сдерживание Арслана. На защиту храма.

Советники переглянулись — всем было ясно, что хан делает ставку на Нургая как на противовес Арслану. Но хан продолжил:

— Передай Нургаю, что его слово будет услышано здесь, как никогда раньше. Если он поднимет свои силы — империя встанет за ним.

Тень главы Канцелярии поклонилась и произнесла:

— Так будет сделано.

Хан добавил:

— Но пусть действует тихо. Я не хочу войны на юге. Я хочу равновесия.

Когда начальник канцелярии исчез, хан остался один, глядя в огромное окно.

— Арслан… — прошептал он. — Ты объединяешь юг. Но каждый союз имеет трещину. И Нургай будет твоей.

Он был уверен в этом. На сто процентов. Хан остался один. Он провёл рукой по резному подлокотнику. Кожа на пальцах казалась ледяной.

— Союз Гор… — сказал он тихо. — Роды юга в одном круге. Храмы, маги, степняки, долинные… все. Даже Нургай, старый волк.… И всё — вокруг одного человека. Этого не случалось никогда. Ни-ког-да.

Хан закрыл глаза и продолжил говорить:

— Значит, ты решил сыграть в игру богов, Арслан. Ты ставишь юг на новый уровень. Ты создаёшь на моей земле вторую власть. Второе священное право.

Он открыл глаза. Взгляд стал острым, как клинок.

— Если ты поднимешь юг — Империя должна измениться. А если Империя изменится,… мне придётся измениться вместе с ней. Или умереть.

Он глубоко вдохнул. Тень тревоги медленно ушла из его лица, оставив лишь холодное, расчетливое спокойствие хищника.

— Но одно запомни, Арслан, — тихо сказал хан. — Миропорядок не любит тех, кто меняет его слишком резко. Он ломает их. Я не стану твоим врагом раньше времени. Но и братом тебе не стану.

Занавеси качнулись. Хан отвернулся и сел обратно на трон — но не как правитель. Как человек, который впервые за долгие годы понял: перед ним стоит сила, способная изменить всю Империю. И уже не важно, хотел этого Арслан или нет. Изменение началось.
***

Зал Совета гудел, словно улей, потревоженный дымом. Старейшины провинций, военные, ханские родственники, жрецы. Все говорили одновременно, спорили, ругались. Слуги едва успевали подносить воду: горло у каждого пересохло от крика. Хан вошёл без объявления — и тишина упала мгновенно. Он сел. Медленно. С достоинством хищника, который давно понял: добыча сама придёт к нему.

— Мне докладывают, что юг создаёт новый союз родов, — произнёс он. — Кто из вас может объяснить, почему это стало возможным?

У левой стены поднялся главный военачальник, седой Балсагар и сказал:

— Владыка, мы предупреждали пять раз: юг слишком долго оставался занятым внутренними делами. У них выросли свои лидеры…

— Я спрашивал не это, — холодно перебил хан. — Кто позволил Арслану стать знаменем?

С другой стороны выступил брат старшей жены хана, Урун:

— Проблема не в Арслане. Проблема в горах. Южане верят, что он избран духами.
Мы можем убить человека — но как убить веру?

Шёпот прошёл по залу. Хану не понравилось это слово: вера.

— Южане поднялись потому, что увидели слабость столицы! — выкрикнул один из военных чинов. — Надо ударить! Немедленно собрать армию и двинуться к границе степей!

Другой чиновник вскочил:

— И дать им повод объявить войну?! Если мы двинем войска, юг объединится ещё быстрее! Они скажут, что хан боится Арслана!

— Так он уже боится! — крикнули с дальнего ряда.

Зал взревел. Хан ударил по подлокотнику. Два удара. Как выстрел.

— Тихо – приказал Араши.

Гул исчез. Хан поднялся:

— Вы говорите слишком много… и слишком громко. Думайте. Юг объединился не потому, что силён. Юг объединился потому, что мы позволили Арслану возвыситься. Он стал для них голосом.
А где есть голос — там будет и песня.

Он повернулся к Балсагару:

— Что скажет армия?

— Мы можем взять юг, — твёрдо ответил генерал. — Но ценой крови. Огромной. Арслан был и остается нашим лучшим полководцем, и если он выступит против империи, нам придется очень несладко.

— И если Арслан покажет им своё «благословение»? — спросил хан. — Если молнии ударят снова? Вы думаете, войско пойдёт на чудо?

Балсагар молчал. Тогда встал молодой князь Рагна, горячий и амбициозный:

— Владыка, позвольте говорить прямо?

— Говори.

— Пока Арслан идёт в горах, пока духи на его стороне, нам нужны не мечи…Нам нужны слова.
Разделим юг. Перекупим тех, кто сомневается. Расколем союз, пока он слаб. Ведь союзы родов держатся не на любви — а на выгоде.

Зал загудел одобрительно. Хан слегка приподнял подбородок:

— Наконец-то разумные речи мы слышим. Мы ударим не по горам,… а по тем, кто под горы смотрит. Но я не услышал ответа пока на свой вопрос. Кто позволил Арслану единолично по своему усмотрению менять духовные законы юга? Кто должен был следить за духовной жизнью на юге?

- Духовный наставник Арслана, глава верхнего храма Юга – ответил начальник канцелярии. – Но беда в том, что прежний глава храма умер несколько лет назад, а новый глава пока так и не назначен. Мы совместно с главным ламой империи готовим назначение. Но пока юг остается без духовного надзора со стороны империи.

Хан гневно стукнул кулаком по креслу и воскликнул:

- И сколько мы будем ожидать, когда появится новый наш контролер над духовной жизнью юга?

Он сделал паузу и добавил:

— Но прежде я хочу услышать, что скажет главный храм империи.

И жестом велел ввести верховного ламу.

Верховный лама не был похож на всех прочих служителей храмов: высокий, худой, с неподвижным взглядом, который казался тяжелым, как камень. Он вошёл тихо, поклонился хану — и зал словно стал холоднее.

— Оставьте нас, — приказал хан.

Советники вышли. Тяжёлые двери закрылись. Хан и лама остались вдвоём. Минуту они просто смотрели друг на друга.

— Ты знал? — спросил хан, наконец. — О благословении. О молниях. О том, что юг примет его.

— Я знал, что Арслан идёт по пути, который давно был ему отведён, — ответил лама спокойно. — Но я не знал, как быстро земля откликнется.

Хан подошёл ближе:

— Ты хочешь сказать, что горы действительно выбрали его?

Лама наклонил голову и ответил:

— Горы не выбирают. Горы принимают. А Арслан был тем, кого они признали.

Хан резко сжал кулак и воскликнул:

— Он станет угрозой. Народу, государству, престолу.

— Он станет переменой, — возразил лама. — А перемены не всегда губительны. Чаще всего они неизбежны.

— Но мне придётся удерживать власть! — хрипло сказал хан. — Пока он собирает роды, я теряю провинции. Пока он получает благословение, я получаю сообщения о неповиновении. Ты хочешь сказать, что я должен ждать?

Лама спокойно посмотрел ему в глаза и ответил:

— Ты должен понять: если гора заговорила, войной её не заставят замолчать.

Хан замер. Лама продолжил:

— Я знаю одно - Арслан не предатель и не изменник. Он не готовит мятеж против империи. Похоже на то, что он пытается найти тот путь, по которому следует пойти всем нам. Есть путь середины: не бороться с югом, но направить его. Не пытаться сломать юг, но убедить его стать служить. Не прежнему закону юга и древних независимых родов — но новой основе власти, объединившей все кланы в единый кулак.

Слова повисли между ними.

— Значит, ты советуешь мне… признать его? — прошептал хан.

— Признать — нет – ответил главный лама. - Понять — да. И найти место, где ваши пути пересекутся не мечами,… а целями. Иначе… — лама опустил взгляд, — иначе страна расколется. И никто не сможет собрать её обратно.

Хан долго молчал. Так долго, что казалось — зал снова застыл, как ледяная вода. Наконец, он произнёс:

— Я подумаю над твоими словами. Но знай: если Арслан станет врагом…я стану бурей.

Лама поклонился:

— Тогда молюсь, чтобы буря не уничтожила твой же дом.

- Молись – сказал Араши с мрачной улыбкой на лице. – Кстати. Тут выяснилось, что на юге нет несколько лет официального начальника церкви. Нургай всего лишь старший монах верхнего храма юга. Почему бы нам не назначить его официальным главой церкви юга.

- Кандидатуру вносит на рассмотрение главы имперской церкви и хана по закону хранитель южных ворот – ответил дядя Арслана.

- Говорят, что Нургай не любит твоего племянника – сказал хан. – Так же говорят, что Арслан хочет видеть своим духовным наставником и главой своей церкви Муни. Юного пророка.

- Я тоже слышал такие разговоры – признал главный лама.

-  Что будет, если Арслан предложит Муни, а мы предложим другого главу церкви юга? – спросил хан.

- В зал храма вносят два пакета, в которых находятся грамоты с именем кандидата – ответил лама. – Один имперский, второй юга. Если в них одно имя, то глава церкви назначается тут же на пост.

- А если имена разные? – спросил Араши.

- Если и во второй раз имена не совпадут – империя может назначить главу церкви без одобрения юга – сказал главный лама.

И вышел. Хан остался один, глядя на полированной плите пола своё отражение — и впервые увидел, что оно дрогнуло.
***

Дворец хана утопал в золотом свете утреннего солнца, которое едва пробивалось сквозь высокие витражи. Совет хана собирался снова, но теперь атмосфера была иной: не напряжённая, как во время первого совета, а раскалённая до предела внутренними разногласиями. Старшие князья шептались в углах, обмениваясь взглядами. Их лица выражали тревогу, недоверие и скрытую амбицию.

— Если Арслан действительно объединяет роды, — тихо произнёс один из князей, — мы рискуем потерять влияние на юге без единого выстрела.

— Тогда нужно действовать! — возразил другой, ударяя кулаком по столу. — Я предлагаю собрать союз против него. Мы можем разорвать эти союзы ещё до того, как он успеет их закрепить.

— И дать ходу войне? — осторожно спросил третий. — Вы понимаете, что юг под горы слушается его как духовного лидера? Любое открытое нападение будет означать катастрофу.

Шёпот превратился в спор, спор — в крик. Хан, сидящий во главе стола, наблюдал, молча, сжатые кулаки лежали на массивной деревянной плите.

— Достаточно, — резко сказал он. — Мы здесь не для того, чтобы устраивать ссоры, а чтобы найти путь.

Но старые амбиции и личные интересы не позволяли разногласию затихнуть. Князья начали обвинять друг друга: кто подкупил провинции, кто не поддержал войска, кто слишком доверяет ходу событий.

— Вы все боитесь Арслана, — заметил хан, наконец, поднимая глаза. — Но бояться — мало. Нужно действовать с умом.

— А если он проигнорирует нас и сделает то, что хочет? — спросил один из военных. — Мы останемся без влияния и без юга.

Хан, молча, кивнул. В его взгляде была холодная решимость: даже среди раздора, недовольства и страха он видел единственную истину — пути к югу уже не изменить силой, и его собственная власть будет зависеть от того, как удастся управлять изменениями, а не сражениями.

— Мы должны наблюдать, — тихо произнёс он. — И направлять. Тот, кто будет тянуть нас к войне внутри империи и смуте – предатель.

Словно сигнал, спор стих. Но напряжение не исчезло: каждый в зале понимал, что раскол произошёл, и теперь оставалось лишь ждать, кто окажется верным, а кто — предателем. И первый раз за долгое время хана по-настоящему тревожила не внешняя угроза, а внутреннее раздробление собственного двора. В глазах своих нукеров он видел только желание опередить всех и первым дорваться до власти и богатств. Что ждет империю после его смерти? Как будет его сын удерживать эту свору кланов в руке? Вся надежда была на то, что Арслан станет опорой для его сына. Но теперь и эта опора рухнула. Впереди империю ждал хаос и смута. 


Глава 13


Верхний храм погружался в сгущающиеся сумерки. Солнце тонуло между зубчатых хребтов, и длинные тени ложились на ступени, превращая их в позвоночник спящего каменного зверя. Колокол молчал — по приказу Нургая. Тайшэг стоял у входа в Зал Ветров и смотрел вниз, где по тропе поднимался человек в чёрном плаще Тайной Канцелярии.

— Он почти здесь, учитель, — прошептал юный пророк. — Что вы скажете ему?

Нургай глубоко выдохнул. В этом выдохе было не утомление — расчётливое отсечение лишнего.

— То, что он пришёл услышать, — ответил он. — И ничего, что относится к истине.

— А если он догадается? — Тайшэг тревожно сжал кулаки.

— Люди империи видят след, но не видят шагающего, — спокойно сказал учитель. — Он будет смотреть на слова, не на смысл.

Двери распахнулись. Вошёл гонец — высокий, худой, лицо неподвижно, как маска. Он поклонился лишь на ту меру, что позволял его ранг.

— Верховный наставник Нургай, — произнёс он. — Я прибыл по приказу хана.

Нургай словно надевает на себя старую кожу. Он становится таким, каким хан привык его знать: холодным, несгибаемым, лишённым сомнений.

— Говори.

Посланец вынул свиток, но читать не стал — слова были выучены:

— Хан обеспокоен. Южные рода сплачиваются вокруг Арслана. Союз Гор может стать угрозой единству Империи. Хан просит вас, как хранителя древнего порядка, не позволить югу сорваться в бунт.

Нургай слушал неподвижно. Тайшэг же чувствовал: под этой неподвижностью кипит тихая, но мощная сила — новая, непонятная, опасная.

— Чего именно ждёт хан? — спросил Нургай.

— Удержать юг, — отчеканил гонец. — Поднять тех, кто против перемен. Объединить старые рода вокруг храма. Если потребуется — применить силу.

Его голос стал жестче:

— Он считает вас последней преградой между империей и мятежом.

Тайшэг мысленно вспыхнул. Но Нургай остался неподвижным, как скала.

— Я понимаю, — сказал он ровно. — Передай хану: я наблюдаю за Арсланом. И если он станет угрозой — я вмешаюсь.

Гонец кивнул.

— Хан будет удовлетворён. Его слова: «ваше решение — решение империи».

— Скажи ему, что храм не позволит югу упасть, — произнёс Нургай. — И что я остаюсь верен своему долгу.

Слова были идеальны. И полностью ложны. Посланец поклонился и вышел, растворившись в сумерках.

Когда шаги стихли, Тайшэг прошептал:

— Учитель,… но вы сказали ему…

— То, что было нужно сказать, — мягко перебил Нургай. — Если бы он услышал правду, армии бы уже выступили.

Он подошёл к окну. За хребтом тлело красное свечение — та же заря, что приняла Арслана в Кавар-Таше.

— Хан верит, что я его оплот, — произнёс Нургай. — Арслан не знает, что я больше не его враг.

Он посмотрел на ученика — впервые без тени прежней суровости.

— Тайшэг, мы храним мир, пока оба лагеря уверены, что я по их сторону. Пусть столица считает, что я готов ударить. Пусть юг не знает, что я с ними.

Он улыбнулся — впервые за многие годы.

— Время — наш меч. Мы должны держать его как можно дольше.

Тайшэг понял: его учитель стал не просто мудрее — он стал силой, способной изменить ход истории. Только теперь — впервые — он выбрал, на чьей стороне стоять.

Тишина, оставшаяся после ухода гонца, казалась плотной, почти вязкой. Храм снова был пуст — но теперь пустота ощущалась иначе. Не как покой, а как преддверие чего-то великого и опасного. Тайшэг приблизился к Нургаю тихо, словно боялся нарушить хрупкий баланс.

— Учитель… — начал он с осторожностью, — вы говорили так, будто действительно готовы стоять на стороне хана. Я бы сам поверил вам, если бы не знал правды.

Нургай усмехнулся — коротко, почти невесомо и ответил:

— Именно это и требовалось. В мире, где все шпионы учатся читать мысли по жестам, лучшая ложь — это та, в которую веришь на время сам.

Тайшэг опустил взгляд и произнес:

— Я боюсь, что вы слишком долго будете носить две маски,… и одна из них когда-нибудь прилипнет к вашему лицу.

Нургай на секунду стал серьёзнее.

— Опасность есть. Но ещё опаснее — позволить хану погубить то, что растёт на юге. Они там считают Арслана мальчишкой с благословением гор. Они ещё не понимают, что он — начало нового мира.

Он отвернулся от окна и посмотрел на Тайшэга так пристально, что тот почувствовал, будто его насквозь просвечивают.

— Ты видел, что сделал Кавар-Таш, Тайшэг. Ты сам стоял рядом, когда силы гор приняли Арслана. Но понял ли ты, что там произошло на самом деле? И если ты узнаешь — не уничтожит всё, что мы пытаемся сохранить это твое новое знание?

Тайшэг вздрогнул. И спросил:

— Значит,… вы хотите не просто сохранить юг. Вы хотите сохранить Арслана? Потому что он сделал нечто, что я пока не понял, но поняли вы. И это не то, что его приняли горы.

Впервые за весь вечер Нургай позволил себе говорить мягко:

— Я хочу сохранить равновесие. Арслан — часть этого равновесия. Пока он растёт, пока понимает свою роль,… юг удержится. И это – главное для меня.

— А потом? — спросил Тайшэг почти шёпотом.

— Потом он станет тем, кем должен – ответил учитель. - И именно тогда ему понадобятся не поклонники, а союзники. Это мой частный интерес к нему. Но и это не главное.

Тайшэг задумался, а потом спросил:

— Учитель,…но что, же сделал Арслан, что убедило вас принять его сторону? Говорите смело. Я в любом случае останусь вашим верным учеником.

 - А ты сам попробуй это понять – сказал учитель.

- А что тут понимать? – возразил юный пророк. – Юг создал себе новую опору в лице союза гор. Арслан признан всеми кланами юга, как божественный их лидер. Все знаки и все проявления действий могущественных духов гор говорят о том, что наш правитель юга избранник небес. Это начали понимать и в столице и хан начал подготовку к тому, чтобы уничтожить Арслана и в его лице опору для независимости юга. Вы, учитель, сама душа юга. Вы поняли, что Арслан стремится к тому, чтобы сделать юг независимым от империи и поэтому решили начать помогать ему.

- Так думают все наши главы родовых кланов в душе – ответил Нургай. – Так же думает и хан со своими советниками. Но все они ошибаются. И ты тоже ошибаешься.

- В чем же я ошибаюсь? – спросил Тайшэг.

- Я попробую тебе всё объяснить – сказал учитель. – Сначала появился возле Арслана пророк Муни, которого народ назвал лекарем вселенной. Он спас город от черной смерти. Потом он стал фактически новым духовным правителем юга. И в итоге своей деятельности предложил создать новый богатырский эпос, в который будут прописаны основатели всех знатнейших родов юга и сам Арслан со своими помощниками. Так будет создана новая архитектура власти юга. Маги и духовные учителя юга призвали начать войну с Муни. Я же понимал, что за спиной юного пророка стоит умудренный жизнью опытный стратег Арслан. Поэтому я и запретил нападать на Муни.

Нургай говорил спокойно, но в голосе звучала такая тяжесть, что Тайшэг едва дышал.

— Я видел, — тихо продолжил наставник, — что Муни строит не храм вокруг себя. Он строит мост. Он не требует поклонения. Он собирает тех, кто потерялся. Он зовёт людей не к себе, а  друг к другу. Это — невероятно редкое качество для пророка. И невероятно опасное, Тайшэг,… если его не понять. Но еще опасней было не понять Арслана.

— Но ведь это хорошо то, что предложил Муни? — осторожно спросил юноша. — Это же путь мира?

Нургай покачал головой и сказал:

— Мир — это поверхность воды. Под поверхностью всегда течения. Иногда — противоположные. Муни увидел это первым. Арслан — вторым. А я,… я слишком долго смотрел на волны, а не в глубину.

Тайшэг нахмурился и спросил:

— Но что, же сделал Арслан? Вы всё говорите вокруг, но не называете сути. Что он сделал в Кавар-Таше, что заставило вас… изменить всё?

Наставник задумчиво посмотрел на ладонь, словно видел на ней что-то чужое.

— То, что не смог бы сделать даже я, — ответил он. — Он вошёл в Кавар-Таш,… и я всё понял.

Тайшэг рывком поднял голову.

— Что… вы поняли?

Нургай вздохнул тяжело, будто снова переживая тот день.

— Когда Арслан отправился в горы, я чуть с ума не сошёл от гнева на самого себя. Нет таких бранных слов, какими я тогда не называл себя в душе. Я решил, что правитель юга обманул меня, как доверчивого ребёнка. Он отвлёк нас всех борьбой с эпосом и с Муни, а сам направился прямиком к горам — чтобы получить благословение власти. С благословением гор ему не нужен ни эпос, ни Муни, ни роды. Тогда он стал бы непререкаемым владыкой юга.

Нургай покачал головой.

— Я в душе выл от злобы. Я думал: какой изящный обман! Мы трудимся над тем, чтобы создать иллюзию пробуждения древних духов — чтобы ослабить его и Муни. А он всё это обращает себе на пользу. И когда он повёл своих людей к горам, у меня не было сил остановить его. Все мои люди были заняты созданием ложных пророчеств. В тот момент я принял решение — остановить Арслана даже ценой своей жизни.

— Но что, же изменилось потом? — прошептал юноша.

Нургай посмотрел на него внимательно.

— Ты заметил, что я часто задаю вопрос: кто этот человек?

— Да, учитель, — кивнул Тайшэг.

— Кто такой Арслан?

— Наш правитель, великий воин, человек, который много сделал для юга.

Нургай медленно покачал головой.

— Правитель, назначенный сюда указом хана. Если он создаёт новый эпос ради того, чтобы юг стал независимым государством, он — изменник. Предатель империи. Разве не так?

Тайшэг замялся.

— Я,… как и многие, мечтаю о независимом юге. Поэтому не думал об этом…

— Плохо, что и я не задумался сразу, — произнёс Нургай. — Благословение гор может получить лишь человек чистый в намерениях. Предатель не пройдёт через круг камней. Это неизменная природа ритуала. И когда я увидел, что горы откликнулись,… я понял: он не предатель. И он не пришёл за властью.

Нургай поднял глаза.

— Он думал не о себе. И не о юге. Он думал о спасении всей степной империи. О том, как помочь своему хану.

Тайшэг побледнел.

— Но… если это так… если он действительно… чист в намерении… то…

— То он опасен, — спокойно сказал Нургай. — Не как враг. Как перемена.

Он чуть повысил голос, чтобы слова остались в памяти юноши навсегда:

— Империя не терпит тех, кто меняет мир не войной, а мирной волей. Хан боится этого сильнее, чем армию южных родов. Они не понимают, что он — не угроза империи. Он — её спасение. Империя привыкла управлять силой меча. Но мечом можно расширить границы, а вот удерживать власть вечно — нельзя. Арслан понял это первым.

Тайшэг слушал, затаив дыхание.

— Он хочет создать единую веру, — продолжал Нургай. — Веру, которая объединит все кланы империи. Тогда не будет смут, не будет местнических войн. Но этого не понимают, ни советники хана, ни сам хан. Пока не понимают.

Он сделал шаг к Тайшэгу.

— Поэтому я и выбрал его сторону. Не потому, что он станет великим правителем. Не потому, что он объединит юг. А потому, что он не пожелал трона. Он пожелал мира — для юга и для всей империи.

Тайшэг прошептал:

— Учитель… я не знал, что такое возможно.

Нургай посмотрел мягко, с печалью:

— Именно поэтому я и говорю: не носи чужие маски, слишком долго. Учись видеть не действия, а намерения. Не слова Муни, а то, от чего он отказался. Не поступки Арслана, а то, чего он не сделал ради себя.

Он повернулся к Залу Ветров.

— Юг всегда мечтал о независимости. Но Арслан не хочет независимости ради власти. Он хочет самостоятельности ради мира — для всех земель империи. Это не понимают ни южане, ни столица.

Тайшэг говорил почти шёпотом:

— Значит,… весь юг ошибается. И хан ошибается. А мы… только мы двое знаем, кто он на самом деле?

— Пока — да, — ответил Нургай. — И пока все видят в нём угрозу или надежду, я вижу в нём то, что увидели горы. Возможность. Потенциал. Спасение империи и хана.

Он положил руку на плечо юноше и сказал:

— Мы должны охранять не Арслана. Мы охраняем саму перемену. Иначе её растопчут, прежде чем она окрепнет.

Тайшэг поклонился:

— Тогда я буду осторожен. Буду молчать. И смотреть в глубину.

Нургай чуть улыбнулся:

— Тогда однажды ты станешь тем, кто скажет ему истину — когда он будет готов её услышать.

- Но если хан пришлёт не гонца, а войско? Если потребует… действий? – беспокойно спросил юный пророк.

Нургай чуть наклонил голову.

— Тогда мы будем отвечать. Но не так, как он ожидает.

Он поднял руку, и в воздухе словно шевельнулся ветер, хотя в зале не было ни единой щели.

— Я не буду бороться с югом ради северных амбиций. Но хану это знать нельзя.

— Значит, мы будем играть на два фронта? — уточнил Тайшэг.

— Мы будем держать двери закрытыми ровно до того момента, — сказал Нургай, — когда Арслан сумеет открыть их сам.

Юный пророк глубоко вдохнул.

— Тогда скажите,… что мне делать?

Нургай подошёл ближе, положил руку ему на плечо — не как наставник, а как человек, готовящий ученика стать равным.

— Учись видеть не движение, а суть. Учись молчать там, где другие говорят. И главное — научись быть тенью, когда свет слишком яркий.

Тайшэг поднял глаза.

— Я готов.

— В таком случае, — сказал Нургай, — начинается новая игра. Мы будем охранять юг от империи, а Арслана — от преждевременной славы. И никто, кроме нас двоих, не должен знать, что мы уже сделали свой выбор.

Он посмотрел в сторону, где в тумане терялись дальние тропы.

— Пока у нас есть время, Тайшэг, — тихо добавил он. — Мы должны использовать его лучше всех остальных.
И за окнами, в глубине долины, как будто в ответ загудел ночной ветер — будто древние силы гор услышали их решение и приняли его.

Когда шаги Нургая затихли за поворотом, тишина Зала Ветров медленно сомкнулась вокруг юноши. Лёгкий сквозняк касался щёк, будто кто-то невидимый проводил по ним ладонью — успокаивая или проверяя, крепко ли он стоит на ногах. Тайшэг прикоснулся к груди — там, где сердце билось слишком быстро.
«Арслан… спаситель империи? Не предатель? А гнев хана — только слепота? И только мы с учителем знаем правду?»

Эти мысли были тяжёлыми, но в, то, же время светлыми. Юноша сделал несколько шагов по залу и остановился у узкой щели-окна, откуда открывался дальний вид на юг — его родной, горячий, тревожный юг. Он прошептал:

— Я думал… что знаю, кем должен быть пророк. Но что, если пророк — это тот, кто умеет видеть не знамения, а сердца?

Он вспомнил лицо Арслана — спокойное, сосредоточенное, когда тот говорил о войне и мире. Тогда Тайшэг видел в нём только вождя, почти героя эпоса. Теперь — что-то другое.

«Он не желает власти,… он боится своего пути, но идёт по нему. Значит,… горы приняли его именно за это. За то, что он не стремился быть избранным».

Тайшэг провёл рукой по камню окна — холодному, шероховатому. И только теперь ощутил, насколько дрожат его пальцы.

— Учитель сказал, что перемена нуждается в защите… — шепнул он самому себе. — Но как защищать то, что скрыто? Как охранять человека, которого все хотят или свергнуть, или превратить в символ?

Он закрыл глаза. И впервые за многие месяцы — не стал воображать себя «пророком», «избранным», «устами богов». Он попытался увидеть просто мир: юг, Арслана, Муни, монастырь, степь, хана, разговоры людей, страхи и надежды. Без маски. И в этом простом взгляде он почувствовал… тишину. Ту тишину, о которой говорил Нургай: тишину между словами. «Возможно,… это и есть путь пророка», — подумал он. Юноша глубоко вдохнул. Фигура Арслана теперь не казалась ему легендой — или опасностью. Теперь он видел в нём человека, который идёт туда, куда обычные люди ходить боятся. И человека, который, несмотря на силу, остаётся непонятым всеми — кроме гор.

— Если он, правда, несёт мир… — тихо прошептал Тайшэг, — я буду частью того, что сохранит его дорогу.

Он выпрямился. Глаза его всё ещё были полны сомнений — но сомнения уже не были страхом. Они были честностью. И это было впервые.
***

Ночь спустилась на монастырь незаметно. Камни Зала Ветров остыли, тени легли на пол тонкими ленточками, и лишь слабое мерцание ламп освещало пространство. Тайшэг сидел на коленях у самой стены, где древние надписи отбрасывали едва уловимый блеск. Он постарался очистить дыхание, как учил Нургай,… но мысли всё равно стучали в висках.

— Он несёт перемену,… я должен видеть глубже…

Он не знал, чего ждёт. Не знал, придёт ли что-то вообще. Но когда тишина стала настолько плотной, что воздух будто перестал двигаться — он понял: что-то начинается. Сначала он услышал шаги. Шаги не настоящие — скорее их отголосок в собственной груди. Как будто кто-то ходил по его же мыслям. Шаг… второй… третий. И вдруг — свет. Не резкий, не ослепляющий. Скорее, будто далёкое пламя костра в степи, отражённое в капле росы. Перед ним возникла фигура. Не горный дух, не воин и не бог. Даже не сам Арслан.

Это был силуэт, как будто выточенный из ветра. Он стоял спокойно, и в нём не было ни угрозы, ни повеления — только присутствие. Тайшэг тихо выдохнул:

— Кто… ты?..

Силуэт не заговорил. Но юноша услышал слова, как слышат смысл во сне:

«Ты ищешь сущность перемены,… но смотри не на тех, кто идёт впереди. Смотри на тех, кто идёт рядом».

— Рядом…? — прошептал он. — Но кто рядом с ним? Он идёт один…

Свет фигуры колыхнулся, будто усмехнувшись.

«Один — лишь тот, кто не видит своих спутников».

Тайшэг нахмурился, пытаясь понять. Образы начали вспыхивать вокруг:

— Лин, стоящая на южном перевале, чьи глаза видят то, что другим не дано.
— Муни, которая несёт знамение мира, не зная, какие войны она уже предотвратила.
— Сам Нургай, чья мудрость тихо движет события сильнее, чем войска хана.
— И он сам — маленькая тень в невероятно большом механизме мироздания.

Образы исчезли так же тихо, как появились. Тайшэг почувствовал, как стены зала отдаляются, и он словно оказывается в пустоте — между небом и землёй. И тогда силуэт произнёс:

«Ты спросил, кто он. Ты спросил, что он несёт. Теперь спроси — зачем ты рядом».

Всё вокруг дрогнуло. У Тайшэга перехватило дыхание.

— Я?.. Но я,… я не избранный…

И фигура впервые стала ярче — будто приблизилась к самому его сердцу.

«Ты — зеркало. Он увидит в тебе то, чего нет ни в горах, ни в войнах, ни в пророчествах.
Он увидит — кого может спасти. И ради кого стоит нести мир».

Юноше стало жарко, будто огонь прошёлся по его груди. Он хотел спросить ещё, но свет начал гаснуть, растворяясь в ночи и тишине. Последние слова были почти неслышны:

«Не бойся истины, если она мала. Ибо малые истины меняют мир больше великих истин».

И — тишина. Настоящая. Глубокая. Как будто мир замер в ожидании того, что он сделает дальше.


Глава 14


Арслан стоял у карты юга, когда в комнату почти бесшумно вошёл Цугар. Его шаги были мягкими, но взгляд был острым, как клинок. Он поклонился, но лишь чуть заметно: начальник тайной разведки никогда не тратил движения зря.

— Арслан-богатур, — сказал он негромко. — Я вернулся из столицы. Вести… непростые.

Арслан поднял глаза. Взгляд его был спокоен, но внимателен.

— Говори.

Цугар задержал дыхание — на одну долю секунды — словно собираясь с мыслями.

— Вчера вечером во дворце хана было совещание. Закрытое. Только хан, твой дядя Доржи — верховный лама — и три старших советников.

Арслан чуть нахмурился. Закрытые совещания всегда означали одно — ловушку. Цугар продолжил:

— На совещании обсуждали юг. Конкретно — тебя и «слишком большую самостоятельность», которую ты проявил в последние месяцы.

— Это не новость, — тихо сказал Арслан. — Что дальше?

Начальник разведки медленно выдохнул.

— Дальше, всё немного хуже. По предложению твоего дяди решили сделать ход, который они называют «мирным и духовным». Они хотят вмешаться в выбор главы Верхнего Храма юга.

Арслан замер. Вены на его руке чуть напряглись, но он не шелохнулся. Цугар смотрел прямо, без тени сомнения:

— Хан и Доржи подписали совместный указ. Юг обязан отправить в столицу запечатанный пакет с именем нового настоятеля верхнего храма. И отправить быстро. Не позже, чем через десять дней после получения. Арслан тихо повторил:

— «Имя настоятеля»… Они хотят сами выбрать того, кто будет держать юг под контролем. И проверяют, насколько мы раздроблены.

Цугар кивнул:

— Да. И ещё они наблюдают за тем, не будешь ли ты сопротивляться приказу дяди. Они говорят: «Если Арслан верен престолу — он не станет вмешиваться в дела церкви».

Арслан усмехнулся уголком губ и сказал:

— Значит, они ждут, что я покорно выполню их волю.

— Не только это. — Цугар замялся на секунду. — Они хотят увидеть, расколется ли юг, выбирая между собственными кандидатами. Каждый род уже точит ножи.

Арслан повернулся к карте. Его взгляд стал оценивающим, холодным.

— Когда гонец прибудет?

— Через два дня, — ответил Цугар. — Я видел, как он выезжал со двора хана. У него на сумке две печати — императорская печать и верховного ламы. Он привезёт письмо и требование.

Молчание повисло, будто воздух сгустился.

— Ещё кое-что, — добавил Цугар тише. — Доржи сказал хану, что «юг слишком долго живёт своей волей». И что настоятель должен быть «предан центру». Они надеются поставить своего человека. Или заставить нас разорвать собственные ряды.

Арслан прикрыл глаза на мгновение — не от усталости, от концентрации.

— Они думают, что схватили меня за горло… — медленно сказал он. — Но пока не понимают, что держат только пустой воротник.

Он повернулся к Цугару и сказал:

— Хорошо, что ты успел предупредить. У нас есть два дня, чтобы подготовиться.

Цугар поклонился чуть глубже, чем обычно.

— Я вернулся сразу, как только узнал. Юг должен знать, что новая игра началась.

Арслан кивнул и возразил:

— Она началась давно, Цугар. Просто теперь они подумали, что сделали первый ход.

Он посмотрел в окно — туда, где ветер трепал флаги крепости.

— Завтра соберу совет. Пусть юг услышит, что от него требуют хан и священная столица. И пусть увидят, как мы ответим.

После ухода Цугара комната погрузилась в густую, тяжёлую тишину. Арслан стоял над картой юга, опираясь руками о стол, словно пытаясь удержать собственные мысли от слишком резких движений. Дверь тихо скользнула в сторону. Вошёл Муни — свет лампы в его руках мягко подсветил шаги и очертания лица. Его присутствие всегда приносило ощущение упорядоченности — даже сейчас, когда мир вокруг явно трещал по швам.

— Ты звал меня? — спросил он спокойно.

Арслан кивнул и жестом пригласил ближе.

— Цугар вернулся со столицы. Гонец уже в пути. Хан и мой дядя, Доржи, требуют запечатанный пакет с именем нового настоятеля Верхнего храма юга. Формально выбор за нами,… но на деле он должен соответствовать их воле.

Муни поставил лампу на стол. Пламя слегка дрогнуло, будто услышав разговор.

— Я чувствовал, что что-то изменилось, — тихо сказал он. — С утра воздух был другим. Как будто над югом появилась новая тень, и она легла слишком быстро.

Арслан приподнял бровь:

— Видение?

Муни покачал головой.

— Нет. Не видение. Просто сдвиг. Резкий, словно кто-то наверху принял решение, которое пустит волну по всей стране.

Он посмотрел прямо в глаза Арслану и спросил:

— Это Доржи?

— Да, — коротко ответил Арслан. — Хан бы не решился на это один. Он слишком боится тронуть юг напрямую — слишком много здесь сил. Но Доржи… он решил сыграть партию, где юг — не актёр, а пешка.

Муни медленно прошёлся по комнате. Его движения всегда были сдержанны, но сейчас в них читалась настороженность. А затем спросил:

— И что ты собираешься делать?

Арслан выпрямился и ответил:

— Первым делом я соберу Совет Гор. Пусть обсуждение идёт открыто — вопрос кандидата должен пройти через них.

— Это правильно, — признал Муни. — Но ты, же понимаешь: в итоге все кланы предложат тебе самому выбрать человека. Никто не рискнёт влезать в спор между тобой и империей. Это слишком опасно. Они предпочтут сложить ответственность в твои руки.

— Я знаю, — сказал Арслан. — Но если я выдвину своего кандидата, столичные все, равно отвергнут его. Через одно голосование мне навяжут того, кого хотят. А если откажусь выдвигать — меня объявят мятежником. Все ходы ведут в ловушку.

Муни остановился, сложив руки за спиной.

— Значит, нужен путь, которого они не предусмотрели. И ещё… — он сделал паузу. — Я знаю, что ты обещал отправить моё имя. Но прошу тебя — не делай этого. Именно этого они и ждут. Я стану для них удобной целью.

Арслан улыбнулся краем губ.

— Не волнуйся. Я пришлю имя, которое обезоружит их всех. Пакет будет запечатан, как они требуют. Но когда его вскроют в столице,… они сильно удивятся. Имя внутри будет совершенно не тем, которого они ждут.
***

Зал Каменных Ликов был заполнен до последнего места. Старейшины родов, хранители святилищ, избранные голоса долин — все сидели по кругу, словно каждый из них был частью огромного каменного механизма, которому предстояло решить судьбу юга. Когда Арслан вошёл, беседа мгновенно стихла. Несколько старейшин поднялись в знак уважения — жест, который здесь не делали легко. Высокий седобородый хранитель гор, Караш-Мор, обратился первым:

— Цугар сообщил нам о требовании хана и Великого ламы. Им нужен новый настоятель Верхнего храма, и имя они ждут от нас. Мы собрались, чтобы решить, кто будет достоин.

Старейшина соседнего рода, язвительный и сухой, как ветка можжевельника, хмыкнул:

— Достойных мало. Слишком мало. А тех, кого признают и горы, и люди, и столица — ещё меньше.

В зале прошёл глухой ропот. Караш-Мор постучал посохом:

— Тишина. Говорит Арслан, правитель юга. Он имеет право первым назвать имя — по старшему закону долин.

Все повернули головы к Арслану. Он сделал шаг вперёд.

— Если я назову имя, — сказал он спокойно, — столичные власти немедленно увидят в этом вызов. Я не хочу втягивать Совет Гор в конфликт между ханом и мной. Выбор должен быть общим, иным он не будет принят.

Несколько старейшин переглянулись — им нравилась такая осторожность. Другим — наоборот. Слово взял почтенный хранитель пещер Яшмин-Ре, чья борода была белее зимнего снега:

— Ты хочешь, чтобы мы выбрали? Но кого бы мы, ни назвали, хан решит, что это твой человек. Мудрее было бы сделать наоборот.

— Как? — спросил Арслан.

Яшмин-Ре поднялся, опираясь на резной посох:

— Мы обсудили это до твоего прихода. Ты — единственный, кто может назвать имя, не подвергая нас опасности.

Он обвёл всех взглядом.

— И мы доверяем тебе. Не потому, что ты правитель юга. А потому, что горы приняли твоё возвращение. Мы видели знаки.

Старейшины закивали — неохотно или с достоинством, но в целом согласились. Караш-Мор прочёл итог вслух:

— Совет Гор постановляет: выбор достойного кандидата поручается Арслану, сыну степи, властителю юга. Имя будет твоим — и твоей ответственностью. Мы лишь скрепим его и пошлём в столицу как волю всего юга.

Зал вновь погрузился в гул. Не возражений — обсуждения, шёпота, оценки. Арслан слегка наклонил голову:

— Спасибо за доверие. Я возьму эту ношу. И сделаю выбор, который защитит юг и не даст разжечь новую войну.

Караш-Мор поднял руку, призывая к тишине:

— Тогда Совет закрыт. Когда определишь имя — пришли гонца к нам. Мы запечатаем письмо согласно обряду. И пусть увидят в столице: юг един в решениях.

Гул редких ударов в бронзовые чаши возвестил конец собрания. Арслан развернулся к выходу, чувствуя, как тяжесть решения ложится на плечи — но в глубине души мелькнуло удовлетворение. Всё шло. Не так, как хотели в столице — но именно так, как требовал юг.

Когда зал Каменных Ликов опустел, и голоса старейшин стихли, Арслан остался один с Муни. Лампа, которую держал Муни, бросала мягкий свет на карту юга и на лица, полные мыслей.

— Ты слышал Совет? — спросил Арслан, не отрывая взгляда от карты. — Теперь решение полностью на мне.

Муни медленно кивнул, опуская взгляд на карту, на вершины, где горы встречаются с облаками. Он чувствовал, что Арслан думает не просто о храме или кандидатуре, а о целой стратегии, о балансе сил, который определит будущее юга.

— И ты знаешь, кого я собираюсь назвать, — сказал Арслан тихо, почти шёпотом. — Но ты не скажешь никому. Ни Доржи, ни Цугару, ни хану. Ни одному человеку в столице.

Муни приподнял бровь, останавливаясь на этом. Он внимательно смотрел на Арслана, изучая каждое движение, каждый жест. И тогда в его глазах появилась тень понимания.

— Ты… не назовёшь своё имя, — сказал Муни, медленно, как будто осторожно подбирая слова. — Ты назовёшь его имя. Того, кто сможет стать голосом верхнего храма, но при этом не будет твоей марионеткой. Того, кто будет силой, а не послушным.

Арслан кивнул, не отводя глаз:

— Именно. Они ждут, что я пошлю своё имя. Они ожидают, что я пошлю твое имя, или имя  покорного мне человека, который безоговорочно будет исполнять мою волю во главе верхнего храма юга. Но я отправлю имя, которое никто в столице не ожидает. Имя того, кто защищает юг, но не служит никому, кроме долга и закона.

Муни медленно положил лампу на стол, его пальцы слегка дрожали. Он понял, что Арслан сделал шаг, которого не ожидал никто. И это имя, о котором Арслан молчит, способно изменить ход всей игры: не просто для юга, но и для империи в целом.

— Ты сделал то, чего я не ожидал, — сказал Муни тихо. — Ты идёшь своим путём, скрывая от всех, что выбираешь свободу юга вместо подчинения.

Арслан, наконец, оторвался от карты и посмотрел прямо в глаза Муни:

— Именно. И это имя — наш щит, если столица попробует вмешаться силой. Оно — ключ к союзу гор и к независимости юга, но без открытого конфликта. Понимаешь это теперь, Муни?

Муни кивнул. Он впервые в полной мере ощутил глубину стратегического гения Арслана — и впервые понял, что тот способен не только вести юг к независимости, но и сохранить жизнь всему, что дорого.

— Я понял, — прошептал Муни. — И буду молчать.

В комнате снова опустилась тишина. Но теперь это была тишина, наполненная пониманием, готовностью к действию и тяжестью принятой ответственности.

- Молчать не нужно – возразил Арслан. – Тебе нужно всем своим видом показывать, что именно твое имя я отправлю в столицу в пакете.

- Я понял – сказал Муни и вышел из зала.
***

Муни поднялся по ступеням Верхнего храма, держась прямо, несмотря на усталость после длинной дороги. Каменные стены отражали свет раннего заката, и в воздухе стояла лёгкая пыль, смешанная с ароматом свечей и ладана. Он замедлил шаг, будто оценивал всё вокруг — каждый камень, каждый свод, каждую статую, даже тех немногих слуг, что прохаживались в коридорах. Нургай встретил Муни у ворот храма. Он поприветствовал гостя, а потом спросил его:

- Говорят, что правитель юга отправит ваше имя в столицу, и после этого вы станете нашим настоятелем?

— Да, Арслан отправит моё имя в столицу… — пробормотал он тихо, почти себе под нос, — но никто не знает к добру ли это. Я не слишком уверен в том, что меня поддержат в столице.

- В любом случае посмотрите на ваши будущие владения – предложил Нургай.

Муни принял предложение и сделал вид, что осмотрел храм с должным уважением. Лицо его оставалось спокойным, почти строгим, глаза внимательно следили за линиями колонн и фресок. Каждое движение — шаг, жест, взгляд — должно было показать смирение, готовность принять волю высших сил.

Проходя мимо алтаря, он ненадолго остановился. Горящий в лампах свет играл на его лице, выхватывая черты, полные внутреннего напряжения. Муни закрыл глаза на секунду и сделал глубокий вдох. Он представлял себе, как будет смотреть на стены, когда придёт время принимать решения, которых никто ещё не ожидает.

— Я буду видеть то, что скрыто, — сказал он про себя, — и делать только то, что сохранит юг. Всё остальное — игра для глаз империи.

Он медленно пошёл дальше, будто вглядываясь в будущее, которое ещё не наступило. В его сердце не было страха, лишь холодная решимость и понимание роли, которую он должен сыграть.
***

Он остановился в центре главного зала, обведя взглядом просторные колонны и резные панели на стенах. Каждый элемент казался знакомым и чужим одновременно — словно храм, который он когда-то изучал как ученик, теперь стал символом ответственности, которая была больше, чем его собственная судьба.

— Так вот оно, моё «назначение», — пробормотал он тихо. — Видят ли они, что я понимаю смысл игры?

Муни опустился на скамью у алтаря, положив ладони на холодный камень. Внутри него что-то дернулось — смесь опаски и решимости. Он думал о пакете с именем, который вскоре отправится в столицу, и о том, как вся империя будет следить за этим шагом. И никто не подозревает, что настоящее влияние останется у Арслана и Союза Гор. Он поднял глаза к потолку, где солнечные лучи скользили по древним фрескам:

— Я должен быть недоволен… — сказал он про себя. — Но на самом деле я должен быть внимательным наблюдателем. И ждать момента, когда можно будет сыграть свой ход.

Муни сделал шаг к двери и оглянулся на храм. В этом пространстве, полном истории и тайн, он чувствовал одновременно и ограничение, и силу. Он знал, что внешне будет покорным кандидатом, которого отправят в столицу, а внутри — хранителем нового порядка, который юг и Арслан начинают строить своими руками.

— Пусть думают, что я в ловушке, — подумал он, — но я здесь для того, чтобы видеть, понимать и сохранять то, что действительно важно. Время покажет, кто станет настоящим хозяином храма.

С этими мыслями он шагнул к выходу, его движения оставались плавными и сдержанными, а лицо скрывало истинные мысли. Внутри Муни уже строил стратегию, которая могла стать победной для всего юга.
***

Только Муни покинул храм, как к Нургаю подошёл человек в тёмном плаще, представитель хана. Его шаги были тихи, но в них ощущалась власть и нетерпение.

— Верховный наставник, — сказал он ровно, — Хан хочет знать: для чего приходил Муни в храм? Какие намерения он высказывал?

Нургай медленно повернулся к нему, не скрывая взгляда, и сказал честно:

— Муни пришёл осмотреть храм, — ответил он спокойно, — сделать вид, что недоволен возможной кандидатурой на пост настоятеля, но на самом деле проверял, готов ли он принять ответственность. Его истинная цель — сохранять юг, помогать Арслану и следить, чтобы хрупкий союз Гор не был разрушен извне.

Представитель хана моргнул, не ожидая такого откровенного ответа, но кивнул.

— Благодарю вас за честность, наставник, — сказал он, с лёгкой улыбкой. — Хан оценит это. Более того… он принял решение внести ваше имя на пост главы Верхнего храма юга. Считает, что вы лучший, кто способен управлять храмом в это критическое время. Пусть Арслан продолжит выдвигать Муни, но хан всё равно имеет больше власти, и назначит вас настоятелем.
 
Нургай слегка нахмурился, но в глазах не было, ни радости, ни страха — только холодная ясность.

— Я понимаю, — произнёс он ровно. — Буду исполнять свой долг.

Человек кивнул, сделал шаг назад и тихо добавил:

— Хан уверен, что юг будет в надежных руках.

Нургай остался один в зале, вглядываясь в огонь ламп. Внутри его мысли были, как всегда раздвоены — внешне он подчинился воле хана, но внутренне его лояльность оставалась на стороне Арслана и Союза Гор. В этом и заключалась настоящая власть — быть одновременно смотрящим и хранителем, не теряя ни одной нити будущего.
***

Во дворец правителя юга тихо вошёл высокий гонец в чёрном плаще с печатью императорской канцелярии. В руках он держал свиток, аккуратно запечатанный красным сургучом.

— Верховный правитель Арслан, — произнёс он ровным голосом, — прибыл гонец из столицы. Доставляю письмо от хана и верховного ламы Доржи.

Арслан поднял взгляд и кивнул, не торопясь.

— Развёрните, — сказал он спокойно.

Гонец осторожно разорвал сургуч и зачитал письмо:

— Хан и верховный лама Доржи требуют, чтобы юг прислал в столицу запечатанный пакет с именем нового настоятеля Верхнего храма. Решение остаётся за правителем юга, однако окончательное утверждение будет зависеть от императорской власти и верховного ламы. Любое промедление или отказ повлекут за собой вопросы хана и возможные санкции. Срок десять дней.

Арслан положил свиток на стол, задумчиво проводя пальцем по его краю. Его лицо оставалось спокойным, но взгляд выдавал напряжение: ответственность за выбор легла на него целиком.

— Понимаю, — тихо сказал он сам себе. — Мы и сами хотели просить хана и верховного ламу назначить. Совет Гор обсудил кандидатуру. И решил - доверить выбор того, кто достоин мне. Сейчас я думаю над тем, кого выбрать. Так что твой приезд случился вовремя. Завтра же ты вместе с моими представителями отправишься обратно в столицу с пакетом, в котором будет имя моего кандидата. 

Гонец сделал лёгкий поклон и, не задавая лишних вопросов, тихо покинул зал. Арслан остался один в зале, держа в руках свиток с печатью. Тишина дворца казалась почти осязаемой. Он провёл пальцем по сургучу, словно пытался ощутить вес решения, которое теперь лежало на нём.

— Совет Гор сделал своё дело, — тихо сказал он сам себе. — Они доверили мне выбор.

Он подошёл к окну и посмотрел на вечерние огни южных долин. Ветер приносил запах дыма от костров, запах гор и земли. Всё это — юг, который он поклялся хранить, который он должен вести, не нарушив равновесия. Арслан глубоко вздохнул. Он понимал, что теперь каждая минута отсрочки и каждая деталь имеют значение. Пакет, который завтра отправится в столицу, станет началом новой игры — игры, где он сам будет расставлять фигуры на доске. Он положил свиток обратно на стол и, глядя на карту, про себя сказал:

— Пусть думают, что всё просто. Пусть ждут решения. Но даже если они поверят, что мы действуем по их правилам — истинная власть останется у нас.

С этим мыслью Арслан покинул зал, готовый как всегда сам вершить свою судьбу.


Глава 15


Раннее утро встретило юг мягким светом, который лениво растекался по долинам и склонам столицы юга. Во дворце Арслана царила оживлённая подготовка: слуги собирали лошади, чиня уздечки и седла, а стража проверяла экипажи и оружие. Арслан стоял у окна, наблюдая за движением людей. Рядом стояли Шурган и Хадрис — полные решимости и готовые к важной миссии. В руках у каждого был пакет с печатью, аккуратно завёрнутый и опечатанный сургучом.

— Сегодня пакет должен быть доставлен в столицу, — сказал Арслан ровным голосом. — И помните, кто сопровождает вас: Нургай будет вашим представителем храма. Его присутствие гарантирует, что никто не осмелится вскрыть пакет по пути.

Нургай, стоявший чуть в стороне, кивнул тихо, как будто его участие в миссии было лишь формальностью. На самом деле взгляд его был внимателен и острый, словно он пытался увидеть невидимые линии возможной угрозы.

— Я буду следить за порядком и удостоверюсь, что ни один посторонний не вмешается, — сказал он спокойно, но его слова звучали как напоминание о серьёзности задания.

Шурган поднял пакет, проверяя печать:

— Всё верно. Печать цела, никто не сможет подделать. Даже хан, даже Доржи.

Хадрис кивнул, поправляя плащ:

— Пусть думают, что это просто бумага. Но мы знаем, что за этим стоит воля нашего правителя. За этим стоит его независимость.

Арслан сделал шаг к ним и положил руку на плечо каждого:

— Берегите пакет. Пусть никто не узнает, что за его содержимым стоит не только традиция, но и будущее всего юга.
Нургай тихо добавил:

— А я прослежу, чтобы на дороге не случилось непредвиденного зла с пакетом. Помните: глаза врагов справедливости и их людей повсюду, но мы идём своим путём.

Шурган и Хадрис кивнули. Экипаж уже ждал, лошади топтали землю, нетерпеливо ожидая движения. Арслан сделал последний взгляд на дворец, на долину, на горизонты, где солнце поднималось над горами.

— В путь, — сказал он тихо, почти шёпотом.

Тройка спустилась в дворцовую арку, и эхо шагов их лошадей разнеслось по каменным стенам, словно предупреждая юг и столицу о том, что решение уже принято, а игра вошла в новый, решающий этап. Экипаж выкатился из ворот дворца, и дорога к столице протянулась через извилистые перевалы и долины. Лошади, привычные к тяжёлым дорогам юга, уверенно ступали по камням. Шурган и Хадрис держались спина к спине, каждый взгляд направлен на горизонт, готовый заметить малейшее движение. Нургай ехал немного впереди, его глаза остро сканировали пространство. Ветер трепал плащи, и каждый звук — треск ветки, стук копыт, отголосок скалы — он воспринимал как возможный сигнал.

— Посторонние — шепнул Хадрис, — здесь редко кто проезжает без разрешения.

Нургай не отвечал сразу, лишь слегка кивнул:

— И именно поэтому если кто-то попытается вмешаться, мы это почувствуем. Глаза хана — повсюду, но сердце юга и, правда, Арслана защищают нас лучше любого дозора.

Долина постепенно сжималась между гор, и тени деревьев ложились длинными полосами. Вдруг вдали показались люди на холме, их силуэты едва различимы.

— Посмотрите там, — тихо сказал Шурган. — Конники.

Нургай слегка сжал поводья:

— Сохраняем спокойствие. Это могут быть просто путники. Но я проверю.

Он спустился к линии холма, чтобы открыть обзор, и мгновенно ощутил присутствие чужой воли — разведка хана. Он закрыл глаза на мгновение, и через секунду его лицо стало бесстрастным, но решительным:

— Это не случайные путники. Хан послал людей, чтобы проверить нас. Но они не узнают, что внутри пакета.

Хадрис напрягся:

— Что будем делать?

— Играть по правилам, но своими ходами, — ответил Нургай. — Конфронтации не будет, если мы держим позицию и сохраняем контроль.

Тройка продолжила путь, держась в спокойном темпе, а Нургай тихо управлял ситуацией: любой странный шаг разведчиков хана встречал скрытым манёвром, перемещением лошадей, лёгкими намёками, которые никто посторонний не мог понять. Шурган и Хадрис понимали: они не просто несут пакет — они участвуют в невидимой войне, где каждое движение, каждая минута могут стать решающими. Но пока рядом был Нургай, уверенность в успехе росла: он был невидимым щитом, охраняющим не только свиток, но и будущее всего юга. Солнце клонилось к закату, и дорога тянулась вперед, обещая новые испытания, неожиданные встречи и опасности. Но пока Нургай был рядом, пакет оставался неприкосновенным, а ход игры — в руках Арслана.

Тень сгущалась в долине. Конники разведки хана медленно продвигались по склонам, пытаясь незаметно приблизиться к пути Арслана. Их движение было скоординированным, почти беззвучным, но Нургай уже чувствовал их присутствие — тонкий шёпот духов земли, вибрации воздуха и малейшее напряжение в лошадях предостерегали его.

— Они идут за нами, — тихо сказал Нургай, не отводя глаз от горизонта. — Но не знают, кто впереди.

Шурган и Хадрис напряглись, стараясь скрыть тревогу, но Нургай только кивнул им:

— Сохраняйте ритм. Не ускоряемся и не замедляемся. Любая резкость выдаст то, что мы везем  пакет.

Когда разведчики приблизились, Нургай сделал знак: он слегка ударил плетью по борту лошади, и конь скакнул в сторону, создавая иллюзию хаотичного движения колонны. Другие лошади последовали, подчиняясь еле заметному ритму.

— Они думают, что мы растерялись, — пробормотал Шурган. — А мы просто играем на их ожиданиях.

Тайная магия храма тоже включилась в действие. Нургай направил тонкую волну энергии, почти незаметную для глаз посторонних, чтобы создать лёгкую дымку над тропой. Она преломляла силуэты и звуки, делая колонну Арслана размытым пятном в глазах разведчиков хана.

— Это не иллюзия — это защита, — пояснил он тихо. — Они видят нас, но не понимают, что именно и где находится.

Конники разведки ускорились, пытаясь уточнить маршрут. Один из них заметил движение на скале — быстрое, резкое. Он поднял руку, но Нургай уже сделал следующий шаг: поток воздуха и лёгкая вибрация земли заставили их коней понервничать, и отряд отклонился в сторону.

— Вижу их реакцию, — шепнул Нургай, — всё идёт по плану. Мы дойдём до столицы без единой царапины на пакете.

Шурган улыбнулся сдержанно:

— Даже я не думал, что магия может быть настолько… незаметной.

— Её задача не поразить, — ответил Нургай, — а спрятать. Понимание того, что рядом скрытая сила, заставляет врага сомневаться и медлить. А время на нашей стороне.

Долина постепенно уходила позади. Солнце скрылось за горизонтом, и первые огни столичных башен начали мерцать вдалеке. Нургай ослабил контроль лишь на мгновение — достаточно, чтобы дыхание выровнялось, и конники Арслана двинулись ровным шагом.

— Завтра мы будем в столице, — сказал он тихо. — И там начнется следующая партия. Игра с ханом только начинается.

Экипаж продолжал путь сквозь ночную тьму, и каждый шаг приближал момент, когда имперская столица впервые увидит имя, которого никто не ожидал. Колонна, в которой ехали Шурган и Хадрис с запечатанным пакетом, медленно продвигалась по извилистой дороге к столице. Нургай шел рядом, наблюдая за окружающими склонами и долинами, но его внимание было сосредоточено не на содержимом пакета — он не знал, чьё имя там. Его задача была совершенно ясна: охранять посланцев и гарантировать, что пакет дойдет до столицы невредимый.

— Следите за дорогой, — сказал он тихо, почти себе под нос. — Любая ошибка может стоить нам всего.

Шурган кивнул, сжимая поводья.

— Враг может следить за нами, но он не знает, что мы несём, — сказал он. — Даже если увидят пакет, никто не догадается, что внутри.

Хадрис посмотрел на Нургая:

— А ты что думаешь? Пакет действительно безопасен?

— Пока что — да, — ответил Нургай ровно. — Моя задача — не задаваться вопросами о содержимом. Вопросы о том, кто будет настоятелем, — не ко мне. Моя работа — путь и безопасность.

Дорога извивалась между холмами и лесными тропами. Лёгкая дымка и редкие деревья создавали иллюзию тумана, который скрывал их путь от случайных глаз. Нургай использовал тонкую защиту храма, чтобы сделать движение посланцев почти незаметным для разведки столицы и случайных наблюдателей.

— Всё идет по плану, — сказал он, когда вдали показались первые огни столицы. — Нам осталось всего немного. И там начнётся следующий этап.

Шурган и Хадрис переглянулись, чувствуя, что напряжение возрастает с каждым шагом. Никто из них не знал, кто будет в пакете. И только Нургай, чувствуя скрытую силу вокруг миссии, понимал, что цель этой поездки гораздо важнее, чем простая доставка документа. Колонна замедлила ход, приближаясь к воротам столицы. В воздухе витало предчувствие встречи с властью, которая вскоре узнает имя нового настоятеля Верхнего храма юга, но сам Нургай оставался спокойным, скрывая своё истинное понимание и готовность к любой ситуации.

Колонна медленно въехала в ворота столицы. Стража внимательно наблюдала за каждым шагом посланцев, но пакет с печатью оставался загадкой для всех. Шурган и Хадрис держались строго, показывая, что доставка документа — дело чрезвычайно важное. Нургай шел рядом, сжимая посох, его глаза внимательно сканировали улицы и переулки, ловя малейшие признаки опасности. Он не знал, чьё имя находится в пакете, и это давало ему свободу действий: цель была одна — доставка в целости и сохранности.

Колонна остановилась у дворца хана. Высокие ворота распахнулись, и их встретили два дворцовых слуги. Посланцы сдержанно поклонились, Нургай лишь кивнул в знак приветствия.

— Принесён пакет от верховного правителя юга, — сказал Шурган, подавая свиток через плечо дворцовых.

Один из стражей осторожно принял пакет, осмотрел печать и кивнул:

— Всё в порядке. Следуйте за мной, сюда приказано доставить послание лично.

Внутри дворца их встретили канцлер и несколько старших чиновников. Они строго смотрели на посланцев, словно пытаясь прочесть замысел через сжатые губы и напряжённые взгляды.

— Пакет поступил вовремя, — произнёс Шурган, передавая свиток. — Рискованная дорога, но мы выполнили поручение.

Нургай заметил, как канцлер осторожно осмотрел печать. Он улыбнулся про себя: даже здесь никто не догадывался, что содержимое пакета — это решение, которое может изменить весь юг.

— Благодарю, — сказал один из старших чиновников, наконец. — Хан и верховный лама Доржи вскоре примут решение. А пока пакет будет храниться под особой охраной до их личного распоряжения.

Нургай кивнул, оставляя посланцев стоять на месте. Он понимал: миссия выполнена, но настоящая игра только начинается. Пакет с именем кандидата — теперь в руках империи, а их роль — наблюдать и подготовиться к тому, что произойдет после его вскрытия. С внешней стороны дворца шум города казался далеким и незначительным. Но внутри, среди мраморных колонн и тяжёлых занавесей, уже ощущалась напряжённость, которая вскоре прорвется наружу.
***

Хан и Доржи стояли перед пакетом с листом, на котором должно будет написано имя того, кого они хотят поставить главой церкви юга. Араши поглаживая бороду, произнес:

- Как мне сообщили мои разведчики, Арслан поставил на Муни, своего близкого друга и помощника. Его имя в пакете. Мы обещали поддержку Нургаю старшему монаху верхнего храма юга. Он сторонник древних ценностей и противник Арслана. Но видеть его во главе церкви юга я не хочу. Поэтому мы только в первый раз выставим кандидатуру Нургая, зная о том, что она не пройдет, так как Арслан явно выдвинет Муни на пост. Это будет знаком одобрения старшему монаху верхнего храма юга. А поставим мы главой церкви юга Шавшура, родственника моей любимой наложницы. Нургаю скажем, что мы не стали больше выдвигать его, так как испугались возникновения конфликта с югом.

- Хитро придумано – признал Доржи. – Мы так и поступим. Сейчас внесем Нургая, а потом станем вносить имя Шавшура и назначим его настоятелем верхнего храма юга. 

- При объявлении имени Нургая я сделаю вид, что не очень этим доволен – сказал хан.

- Как считаете нужным, так и поступайте – сказал верховный лама.

Доржи заполнил лист, под ним поставили подписи он и хан и пакет был закрыт и на нем поставлены были печати хана и верховного ламы.
***

В просторном зале дворца хана стоял стол, покрытый тёмным сукном. На нём лежали два пакета — оба аккуратно запечатанные сургучом. Один — с печатями хана и верховного ламы Доржи, другой — принесённый посланцами Арслана. Канцлер, аккуратно отодвигая стражу, взял первый пакет. Его лицо было бесстрастным, а глаза смотрели холодно. Но в его глазах мелькнул интерес. Секретари замерли.

— Сначала воля хана и верховного ламы, — сказал канцлер тихо. — Пусть станет известно, чего желают наши высшие власти.

Сургуч лопнул, свиток развёрнут. Чиновники внимательно слушали, когда голоса читали текст: условия, ожидания, требования — всё было написано с официальной строгостью. Зал напрягся, когда стало ясно, что император и Доржи хотят, чтобы юг предоставил кандидата, чьё имя будет согласовано с ними. Никто не сомневался в весе этого указа, но все знали: ход партии теперь в руках правителя юга.

После короткой паузы, когда шёпот советников стих, канцлер осторожно взял второй свиток — тот, что прислали Арслану. Он повертел его в руках, проверяя печать, затем с лёгким движением разорвал сургуч.

— И теперь посмотрим, кого избрал правитель юга, — произнёс он, и зал замер.

Когда свиток был, развернут, и чиновники увидели имя, в комнате повисла тишина. Мгновение никто не дышал — затем кто-то из старших советников слегка охнул, а другие обменялись напряжёнными взглядами. Имперская власть ожидала одного, а получила… совершенно другое. Имя, выбранное Арсланом, нарушало все предсказуемые схемы и бросало вызов привычному порядку. Канцлер сдержанно кивнул:

— Воля хана и верховного ламы известна. Но воля правителя юга… она пришла неожиданно. И теперь, чтобы сохранить мир, придётся учитывать и её.

В этот момент стало ясно: игра, которую развязал Арслан, только начиналась. Пакет с его кандидатом — не просто документ, а новый шаг в полномасштабной перестройке южной власти. Хан сидел за тронным столом, неподвижный, словно высеченный из камня, но ледяной огонь горел в его глазах. Доржи стоял рядом, сжимая посох, губы плотно сжаты. Перед ними на столе лежали два пакета — сначала с волей хана и верховного ламы, потом — с именем, выбранным Арсланом. Секретарь аккуратно разорвал сургуч первого пакета и зачитал имя:

— Верховный лама и хан предлагают утвердить новым настоятелем Верхнего храма юга — Нургая.

Секретарь вскрыл второй пакет — Арслан тоже предложил Нургая. Когда имя прозвучало вслух во второй раз, тишина стала почти осязаемой. Все присутствующие, включая хана и Доржи, были в шоке. В зале повисла тишина. Даже воздух, казалось, задержал дыхание. Хан слегка приподнял бровь, словно проверяя себя:

— Нургай? — повторил он, сдерживая удивление. — Да, он предан храму, но… чтобы принять такое решение…

— Ваше имя, владыка, — произнёс посланник, — совпадает с предложением правителя юга. Настоящий кандидат… Нургай.

Хан замер. Его взгляд скользнул по документам на столе, затем поднялся к советникам. Лицо оставалось каменным, но внутри бурлило что-то дикое и непредсказуемое.

— Это… невозможно, — тихо произнёс он, словно шепот мог изменить ход событий. — Я не ожидал, что Арслан согласится с моим предложением. И всё же, имя совпадает.

Советники переглянулись. Никто не осмелился первым говорить. Слуги и стража почувствовали внезапное напряжение, словно воздух в зале стал тяжелым, почти осязаемым.

— Значит, — продолжил хан, с трудом держа голос ровным, — мы должны признать его официально. Но… — он резко замолчал, сжав кулаки, — это не значит, что мы доверяем ему полностью. Ни Арслану, ни Нургаю.

Верховный лама Доржи, присутствовавший при вскрытии пакета, лишь кивнул, но глаза его блестели холодом. Он понимал, что совпадение мнений столицы и юга — редчайшая вещь, почти чудо, но чудо это может обернуться хаосом.

— Так, — сказал хан после паузы. — Подготовьте официальное признание, но держите всё под контролем. Нургай пока не должен получить полную власть. Его действия будут наблюдаться.

Советники поспешно поклонились, понимая, что внутри дворца начинается новая игра, где ставки выше, чем они могли предположить. Доржи сделал шаг вперёд, его голос был ровным, но сквозила тревога:

— Нургай — человек мудрый и опытный, но… неожиданно. Никто не предполагал, что юг выберет того же человека, которого мы предложили.

— Значит… — тихо произнёс хан, — юг и правитель юга согласен с нашим выбором. И никто не оспорил Арслана…

— Так выходит, — кивнул канцлер, не скрывая удивления, — так что кандидатура Нургая теперь утверждена единогласно, формально и со стороны юга, и с нашей стороны. Любое сопротивление будет выглядеть странно и опасно.

Доржи нахмурился, ощутив непривычное чувство — власть, которой они всегда держали юг под контролем, внезапно оказалась в руках судьбы, определяемой Арсланом.

— Это… невероятно, — выдохнул он. — Ни мы, ни он не могли предвидеть, что Арслан согласится именно с нашим кандидатом.

Нургай стоял в стороне, всё ещё оставаясь в тени. Он слышал своё имя, но тело едва реагировало — шок и смешанные чувства перекрывали обычное спокойствие. Его признали настоятелем храма — и сразу с согласия юга. В его душе смешались удивление, страх, ответственность и тревога.

— Я… — произнёс Нургай тихо, — я не ожидал,… Я не думал…

Но слова застряли в горле. Он понимал: теперь всё, что он делает, имеет колоссальное значение для юга и для империи. Любой неверный шаг может разрушить хрупкое равновесие. Хан медленно опустился в кресло, сдерживая волнение. Доржи стоял, словно скульптура, а канцлер сдвинул глаза на пакеты, осознавая необычность момента. Никто не мог предсказать, что следующий ход совершит сам Нургай.

— Пусть юг знает, — тихо произнёс хан, — что мы утвердили его, но контроль,… контроль мы оставляем за собой.

И впервые за долгие годы все поняли: теперь Нургай — ключевой узел власти на юге, и его решение станет тестом для всех сторон, включая Арслана и империю. Во дворце хана царила напряжённая тишина. Дворецкий, передававший новости, с трудом сдерживал дрожь в голосе, когда озвучил имя нового настоятеля верхнего храма юга.

Нургай же, получивший известие через гонцов, стоял, тихо в зале, едва двигаясь. В его глазах отражалась смесь шока, осознания ответственности и внутренней холодной решимости. Он знал, что теперь каждое его действие будет под пристальным вниманием — Арслана, хана, духовных лидеров юга. Но он также понимал, что этот неожиданный ход открывает уникальную возможность: сохранять равновесие, защищать юг и следить за тем, чтобы перемена, начатая Арсланом, не была разрушена извне. Он медленно опустил взгляд на документы перед собой. Страна, империя, юг — всё это зависело от того, как он будет использовать предоставленный ему шанс. И впервые за долгие годы он почувствовал, что баланс между властью, долгом и моралью станет его главным испытанием.
***

Воздух во дворце юга был густым и тяжёлым после долгого пути. Нургай вошёл в зал, где его уже ждал Арслан. Прямо за спиной горел мягкий свет ламп, отражающийся в полированном полу, создавая ощущение камерности, почти интимности, несмотря на формальность обстановки.

— Ты вернулся, — сказал Арслан спокойно, но взгляд его был пронзительным, словно сканировал внутреннее состояние Нургая. — И я уверен, что ты знаешь, зачем я прислал пакет в столицу именно с твоим именем.

Нургай уселся, держа спину ровно, глаза его внимательно следили за хозяином дворца.

— Почему все же именно я? — спросил он. Голос был ровным, но в нём ощущалась лёгкая тень сомнения.

Арслан сделал шаг вперёд, положил руки на стол и посмотрел прямо в глаза Нургаю. А потом сказал:

— За тобой постоянно следили мои агенты, — сказал он. — Они сообщили мне о твоих словах:
«Я сам когда-то был таким же, как Муни. Если бы тогда великий правитель поддержал меня — я бы создал для него империю мечты».

Нургай ненадолго закрыл глаза, словно вспоминая юность. Его голос стал мягче, проникновеннее:

— Да. Я тогда жалел, что не встретил такого правителя. Но теперь я понял,… что это было моё счастье. Потому что именно отсутствие такой поддержки закалило меня, научило видеть суть людей, понимать, что действительно важно, и быть готовым к тому, что ждет юг сейчас.

Арслан кивнул, не отводя взгляда:

— Ты понял. Ты знаешь, что это не просто честь, не просто должность. Это ответственность. За юг, за храм и за перемену, которую мы начали.

Нургай слегка кивнул, принимая это молча. В его глазах мелькнула смесь удивления, осознания собственной роли и тёплого уважения к Арслану:

— Я не был готов тогда,… но теперь готов. И если вы доверяете мне это — я не подведу.

Арслан улыбнулся уголком рта:

— Я и не сомневался. Ты сам стал тем, кем должен был быть. И теперь ты часть того пути, который мы начали вместе.

Тишина снова заполнила зал. Но теперь она была иной — наполненной пониманием, доверием и совместной ответственностью за будущее юга.

После короткой паузы Нургай поднялся, подошёл к окну и посмотрел на горы, простирающиеся за пределами дворца. Солнце уже клонилось к закату, и длинные тени скользили по долинам, словно напоминая о том, что за горизонтом всегда начинается что-то новое.

— Я понял, — произнёс он тихо, почти себе под нос. — Теперь я не просто наблюдатель. Я часть того, что создаёт Арслан. Я часть перемен.

Арслан подошёл к нему, положил руку на плечо:

— Твоя роль не станет лёгкой. Настоящее испытание — не в том, чтобы просто сидеть на престоле храма. А в том, чтобы удерживать равновесие между верой, магией и интересами родов. Это сложнее любой войны.

— И всё же, — сказал Нургай, — я понимаю, что теперь могу влиять на юг, не ломая его. Я могу сохранять союз Гор, помогать, ему расти, защищать тех, кто готов следовать за ним. Я могу быть тем, кто хранит порядок и одновременно поддерживает перемену.

Арслан кивнул:

— Именно. Ты — страж перемены. И никто другой не сможет сделать это так, как ты. Но помни: никто, кроме нас двоих, пока не знает, что ты теперь наш союзник, а не враг. В столице твоя верность остаётся тайной.

Нургай глубоко вдохнул, ощущая всю тяжесть и величие своей новой роли. Он впервые почувствовал себя не только ученым, магом или стражем древнего знания, но и реальной силой, способной изменить судьбу всего юга.

— Я буду осторожен, — сказал он, наконец. — И буду действовать так, чтобы юг остался единым, чтобы Союз Гор укреплялся, и чтобы никто не разрушил того, что мы начали.

Арслан улыбнулся краем губ:

— Тогда мы всё делаем правильно. Время покажет, но юг ещё не видел тех перемен, которые мы готовим.

Тишина снова заполнила зал, но теперь она уже не давила. Она была наполнена пониманием, доверием и осознанием того, что перед ними открывается новый этап истории юга — этап, где сила и мудрость объединены, а Арслан и Нургай держат её в своих руках.


Глава 16


Хан долго сидел, привалившись к подлокотникам трона, будто тело его стало тяжелее самого камня. Слабость накатывала волнами — странная, знакомая, пугающая. Он попытался поднять кубок с лекарственным настоем, но пальцы подломились. Кубок дрогнул. Хан замер. Так неконтролируемо дрожали руки и тогда… перед смертью. Перед тем, как он был возвращён в мир из чаши волшебного лотоса — чудом, найденным Арсланом в последний день. Этого воспоминания он боялся.

Дверь распахнулась мягко, почти бесшумно. Вошёл Доржи, верховный лама. Его шаги были неторопливы. Его лицо — было спокойным, но взгляд цепко скользил по каждой детали: выражению лица хана, положению его рук, цвету губ. Он всё видел. Всегда.

— Твоё послание было срочным, — сказал он без приветствий. — Что случилось?

Хан тяжело вдохнул и сказал:

— Ты ведь чувствуешь перемены в потоках силы… — вымолвил он. — Они уходят из меня. С каждым днём. Как перед… тем.

Он не произнес слова «смерть». Оно звенело в воздухе и так. Доржи подошёл ближе, положил ладони на запястья хана, словно прислушиваясь не только к пульсу, но и к тем остаткам сияния, что когда-то вложил в него лотос. Долгая пауза.

— Источник, что удерживал твою жизнь, ослаб, — произнёс лама.

Хан закрыл глаза. Магия лотоса — дар, который Арслан вызвал из древнего корня, — спасла его тогда. Но дар не был вечен. Он держался столько, сколько позволяла сила лотоса… и воля мира.

— Я умираю? — спросил он, но без страха. Только с яростью. — Уже второй раз?

Доржи чуть нахмурился и произнес:

— Магия лотоса не вечна. Она не камень и не сталь. Она — дыхание. И дыхание может выдыхаться. То, что ты чувствуешь, не смерть… но её приближение. Медленное.

Хан сжал зубы и гневно произнес:

— Ты всегда говорил, что чудо волшебного лотоса — даст мне небывалую силу и мощь и я смогу, стать властелином мира, — хрипло произнёс он. — Ты говорил, что оно даст мне годы силы.

— И оно дало вам огромную силу и мощь, — тихо ответил лама. — Вы получили такую власть, какой не было ни у кого из земных владык в последние триста лет. Вы покорили тридцать держав за последнее время. Вы получили всё, что желали. Но не бессмертие.

Хан откинулся на трон, глядя куда-то в полумрак зала, и прошептал:

— Ты понимаешь, что это значит? Южные роды укрепляются. Арслан окреп. Его влияние растёт слишком быстро. И если я снова ослабею,… империя качнётся.

Он поднял взгляд на Доржи.

— А ты… разве тебе выгодно, чтобы я ушёл? Или же ты думаешь уже о том, как сделать своего племянника ханом?

Вопрос был острым, как нож. Доржи знал это. И всё же ответил спокойно и уверенно:

— Моё дело — равновесие. Правитель, который видит, что силы его уменьшаются, должен выбрать наследника. Вовремя. И мудро. Для того чтобы своевременно передать власть ему. Ибо если властитель умрет не оставив своего наследника на троне, то империя погрузится в смуту.

Хан усмехнулся и сказал с горечью в голосе:

— Наследника? Ты хочешь сказать, что моё место кто-то уже точит под себя? Или ты хочешь предложить — кого?

Доржи не ответил сразу. Помолчав, он произнес:

— Я знаю, что наследник трона ваш любимый сын Зольван. И именно его нужно начинать сейчас активно готовить к передаче власти. Пока я жив, меч Арслана будет верно служить вам и вашему наследнику, как бы ни укреплялся сейчас юг. Это я вам твердо обещаю. Я хочу сказать: у нас есть время. Но мало. Очень мало. Свет лотоса ещё светится в вашем теле. Но он гаснет.

Тишина в тронном зале стала почти физической. Хан смотрел на ламы долгим, тяжёлым взглядом и шепнул:

— Тогда скажи,… сколько мне осталось?

Доржи посмотрел на него прямо и ответил:

— Месяцы. Не годы.

Хан прикрыл глаза. Он снова чувствовал себя тем молодым правителем, который однажды умер — и вернулся. И теперь встал перед той же гранью. Но на этот раз, возможно, никто не вернёт его назад.
***

После разговора с ханом Доржи шёл вглубь дворца, туда, где стены становились толще, свет тусклее, а воздух — холоднее. Он шел, как будто не спеша, но каждый его шаг был полон скрытой тревоги. Хан слабеет. Слишком быстро. Слабеет необратимо. И Доржи это чувствовал — не столько сердцем, сколько той древней, отточенной интуицией служителя волн мироздания, что редко ошибается. Он дошёл до узкой двери из тёмного дерева, на которой был вырезан знак — не храмовый, не имперский. Символ, о котором нынешние ламы не знают. Символ, о котором знают те, кто хранит тайное знание — жрецы Эрлика.

Доржи постучал. Дверь сразу открылась. Внутри стояли трое жрецов в серых масках. Лишь старейшина — седой мужчина с прозрачными глазами — сидел без маски.

— Ты пришёл, — произнёс старейшина. — Мы почувствовали твою тревогу.

Доржи вошёл, закрыв дверь.

— Лотос, что дал хану второе рождение, иссякает, — сказал он прямо. — Его сила уходит. И сегодня… я впервые увидел, что он может не дожить до конца года.

Старейшина вздохнул тяжело и произнес:

— Это должно было случиться. Волшебный лотос был последним. Последним не только в империи. Последним в мире. После него земля закрыла свои источники.

— Значит, повторить чудо невозможно? — спросил Доржи хрипло.

— Невозможно, — ответил старик. — Второго цветка нет, и не будет. Никогда. Нация, что его породила, давно вся переселилась в царство Эрлика, нашего бога.

Тишина стала плотной. Тогда Доржи тихо сказал:

— Значит, хан обречён? Значит, Эрлик заберет его душу и империю ждет хаос и смута?

Трое жрецов переглянулись. Старейшина опустил глаза.

— Нет, — произнёс он. — Есть путь. Не чудо. Не магия. Не благословение высших духов,… но путь.

Доржи вскинул голову и с надеждой в голосе сказал:

— Говори.

— Единственный, кто способен продлить жизнь хана, — сказал старейшина, — это тот, кого народ зовёт лекарем вселенной. Мужчина, что однажды остановил чёрную смерть. Его знания — не горные, не храмовые, не человеческие. Он единственный, кто коснулся истока жизни без ритуала. Он благословлен самой Белой Тарой, продлевать жизни. И он последний наследник древней расы создавшей волшебный лотос.

Доржи медленно произнёс:

— Муни.

— Да, — подтвердил старик. — Муни. Он не владеет чудом лотоса. Пока не владеет. Но он понимает ткань жизни иначе, чем ламы и иначе, чем травники. Если кто-то и может остановить угасание хана — это он. А там, возможно, и тайна волшебного лотоса откроется ему. И самое главное: Тебе не составит большого труда договориться со своим племянником о том, чтобы он приказал Муни отправиться в столицу служить хану. Ведь так?

— Да, Муни в южных горах, — сказал Доржи. — И да,… я смогу договориться с Арсланом о том, чтобы он отправил Муни в столицу для лечения хана. Но все равно. Это не простой случай. Нет ли другой возможности?

Старейшина смотрел на него пристально:

— Мы понимаем. Но другого пути нет. Или ты убедишь Арслана приказать Муни прийти ко двору — или хан умрёт.

Доржи сжал кулаки и сказал:

— Для того чтобы Муни стал лекарем хана, он должен стать официальным главой лекарей империи. А это не могут не допустить могущественные силы. Муни не примут высшие ламы и маги империи. Ему не доверяет столица. И Арслан, зная это, не отпустит его. Он нужен югу. А здесь его ждет либо яд, либо кинжал наемного убийцы.

— Тогда, — старейшина наклонился вперёд, — нужно сделать так, чтобы Муни захотели принять высшие ламы и маги столицы империи. Или… чтобы их заставили смириться.

Доржи медленно поднял голову. Его взгляд был холоден, твёрд и решителен.

— Это будет война между тенью и светом, — сказал он. — Но если цена — жизнь хана… я заплачу.

Старейшина произнёс:

— Торопись. Хан теряет силы ежедневно. Через месяц… мы уже ничем не сможем помочь. Даже Муни.

Доржи развернулся к двери, но перед тем, как уйти, старейшина добавил:

— И помни… Муни не просто лекарь. Он тот, кого защищают сами силы жизни. Любая попытка забрать его силой — может обернуться бедой.

Доржи ответил тихо:

— Сила может погубить тень. Но решимость — нет.

И он ушёл, неся в сердце тревогу, от которой не мог избавиться: чтобы спасти хана, ему нужен человек, которого защищает Арслан — и сама судьба. И человек, которого смертельно ненавидит имперская верхушка и высшие ламы с магами.
***

Арслан сидел у себя в ставке, перебирая донесения, когда дверь тихо скрипнула, и вошёл Цугар — степенный, молчаливый, но по-настоящему надёжный человек. Он вошёл так, будто нес на плечах не свитки, а груз, который тяжело было удерживать.

— Ты слишком строг, Цугар, — заметил Арслан, не поднимая головы. — Обычно ты входишь тише ветра.

— Лучше бы ветер принёс эту весть, господин, — ответил Цугар мрачно.

Арслан отложил свиток и приказал:

— Говори.

Цугар приблизился, наклонился и сказал негромко:

— В столице пошёл слух: здоровье хана… сильно пошатнулось. И не только среди знати — на рынках, в казармах, у храмовых ворот. Люди шепчутся, что он едва держится на ногах.

Арслан нахмурил брови и произнес сердито:

— Слухи о здоровье хана всегда ходили самые разные. Но ты бы не пришёл, если бы это было пустое.

— Да, — кивнул Цугар. — На этот раз всё серьёзнее. Слухи идут из дворца. Изнутри.

Арслан замер. Это означало лишь одно: кто-то хотел, чтобы он узнал.

— Продолжай – сказал повелитель юга.

Цугар поставил на стол ещё один маленький свиток, без печатей — явно перехваченный. И произнес:

— Идут разговоры, что хану может понадобиться помощь… лекаря вселенной.

Арслан сразу понял, о ком речь.

— Муни, — произнёс он тихо, глухо.

Цугар кивнул:

— Говорят, что только он способен спасти хана. Что если Муни не придёт в столицу — дни правителя империи сочтены.

Арслан долго молчал. Его взгляд стал острым, как клинок. Он сказал:

— Значит,… столице нужен наш пророк. Они хотят его забрать.

Цугар покачал головой:

— Пока — разговоры. Но ты, же знаешь столицу. Там ничего не бывает «просто разговорами». Если эти слухи дошли до нас, значит, во дворце уже обсуждают, как действовать. Доржи не станет сидеть, сложа руки.

Арслан медленно поднялся, подошёл к окну и посмотрел на бесконечные просторы юга — земли, где был его народ, его храм… и Муни.

— Муни — не просто лекарь, — сказал он. — Он — часть юга. И он спасал наших людей, когда столица забывала о нас. Если его заберут…

— Юг останется без защиты, — закончил Цугар.

- А если не заберут – сказал Арслан. - И хан умрет…

- В империи начнется смута, в которой всем и югу придется хлебнуть много горя – продолжил начальник разведки.
 
Арслан сжал ладони за спиной. Он понял главное: если кому-то в столице нужен Муни и спасение хана — они пойдут за ним. Любой ценой. В тоже время: если в столице кто-то лелеет планы на ханский трон, а таких людей там всегда хватало – они сделают всё, чтобы Муни никогда не появился возле Араши. А значит,… Муни находится в опасности.
***

В глубине храма бога богатства Куберы, за двумя запертыми переходами и ручьями ароматного дыма, находилось святилище, о котором почти никто не знал. Только избранные маги — «хранители дыхания лотоса» — имели право входить туда. Сегодня за каменным алтарём стоял верховный маг Цеджи. Он ожидал вестей от своих тайных жрецов — тех, кому доверял больше, чем придворным лекарям. Перед ним на колени опустились трое — лица закрыты масками старинного узора, похожего на лепестки иссохшего лотоса.

— Что узнали? — спросил Цеджи спокойным, но властным голосом.

Старший жрец, тот, что носил имя Шида, чуть склонил голову и сказал:

— Мы проверили всё. Нет другого способа. Хан может быть спасён только лекарем вселенной — Муни из южных земель. Знают это и в храме Эрлика. Его слуги уже сообщили эту весть Доржи.

Цеджи закрыл глаза. Эта новость была как холодное лезвие — неизбежное, но острое.

— Значит, нам придётся действовать быстрее, чем его слуги и другие роды столицы, — тихо произнёс он. — Муни нужен хану, а значит — не нужен нам. У нас будет скоро действительно великий хан на престоле – мой старший сын Буюнча. Араши и его слабый сын Зольван должны уйти навсегда с нашего пути. И они уйдут. А для этого Муни должен перестать дышать. Надо послать к нему лучшего наемного убийцу.

Шида наклонился ещё ниже и сказал:

— Мы уже начали подготовку.

Цеджи кивнул и произнес:

— Отправляйте первого. А потом отправьте второго убийцу. Если понадобиться, то отправьте и третьего.
***

Где-то в подземных сводах древнего имперского храма, далеко от глаз, жрецы стояли вокруг каменной чаши. В ней тлел ароматный порошок, поднимавший синеватый дым. Перед ними стоял мужчина в сером странническом плаще — такой, каких сотни в столице. Но этот был безымянен, обучен забывать следы, менять лица и растворяться в толпе. Его имя знали лишь в храме — Тэрум. Шида положил перед ним свиток, перевязанный простой бечёвкой — без знаков, без печатей, как будто он содержал не слова, а пустоту.

— Ты идёшь первым, — произнёс жрец. — Приказ верховного ламы: выяснить, где сейчас Муни. И убить его.

Тэрум молча, поклонился. А жрец продолжил:

— Если он ещё в южных степях, ты узнаешь первым. Если он уже двинулся в путь — ты тоже узнаешь.

Шида поднял чашу и коснулся ею плеч агента — древний знак посвящения в скрытый путь.

— Южные земли дики, но там живут мудрецы, которые видят больше, чем мы. Будь осторожен. Они могут почувствовать твоё присутствие.

Тэрум тихо ответил:

— Меня не почувствует никто, кроме духов пути.

Жрецы разошлись, открывая проход к тайной двери. Скромный коридор вывел агента не в подземелье, а в оранжевый вечер столицы — так, словно он просто вышел из лавки. Солнце садилось. Толпа гудела. Жизнь кипела. Тэрум растворился в людском потоке. Он направлялся на юг.
А с ним — воля храма. И путь этот обещал быть опасным. Для всех.
***

В подземном святилище дворца главы клана Орта, скрытом под слоями камня и векового молчания, собрались жрецы тайного круга. Здесь не горели обычные лампы — лишь слабое мерцание синих огней, возникших из тонких курильниц, висело под потолком, будто душа какого-то давно умершего духа. Старший  жрец — седой, с лицом, испещрённым линиями, словно трещины на старой скале — стоял перед низким алтарём.

— Хан умирает, — сказал он почти шёпотом. — И вода его иссякла. Второго чуда нам не дано.

— Время хана уходит, — прошептал другой.

— Если хан умрёт, столица содрогнётся, — добавил третий. — Кто знает, что тогда станет с империей? Север поднимет голову, запад откажется платить. Юг… юг всегда смотрит на нас с недоверием.

Старший жрец медленно провёл рукой по древней надписи на камне и сказал:

—Хан может жить,… если к нему приведут лекаря вселенной.

Имя Муни прозвучало как удар колокола.

— Он на юге, — тихо сказал один из младших жрецов. — Среди тех, кто хранит старые обиды и новые амбиции.

— Да – произнес старец. - И потому мы не можем допустить его появления в столице империи. Арслан-богатур… слишком много знает и понимает. Он может помешать нам прийти к власти в империи. Наш клан единственный кто достоин, управлять империей.

Старший поднял взгляд на одного из собравшихся — молодого, выносливого, с глубоко посаженными глазами человека, чьё лицо не вызывало никаких эмоций: ни страха, ни доверия. Такой мог раствориться в толпе, исчезнуть в пустыне, оказаться в любом доме — и никто не вспомнил бы его.

— Тархан, — сказал старший. — Ты пойдёшь первым.

Молодой человек шагнул вперёд и склонил голову и произнес.

— Ваша воля.

— Ты отправишься на юг немедленно. Без знаков. Без знамен. Ты — тень. Найди Муни. И убей его.

Тархан принял эти слова без вопросов. Старший жрец добавил:

— Умри, если потребуется. Но найди способ убрать Муни.

Тархан поклонился, взял свёрток с печатями тайного круга, и, не оглянувшись, исчез в тени, будто вовсе не был человеком, а лишь тёмным дыханием ночи. Как только он ушёл, один из младших жрецов с тревогой спросил:

— А если Арслан помешает?

Старший жрец ответил холодно:

— Мы будем думать об этом, когда Арслан узнает, что Муни нужен столице. Время у нас есть.

Он ошибался.
***

Ночь в столице была холодной, будто сама тьма стягивала узлы вокруг дворца. В подземном святилище, куда не спускался никто, кроме избранных, трое жрецов-хранителей стояли вокруг каменного круга. На полу тлели чёрные благовония — их дым поднимался вертикально, словно подчинялся чужой воле. Главный из них, старший хранитель Жамсаран, положил ладонь на гладкую поверхность каменного диска. Доржи посмотрел на жрецов и произнес:

— Хан не дотянет до конца зимы. Муни может спасти хана.

- Враги хана тоже знают об этом, и они начали уже действовать – сказал Жамсаран.

- Я уже отправил гонца с письмом к Арслану с просьбой лично привезти в столицу Муни – ответил Доржи. – Но я опасаюсь, что лекаря вселенной могут убить враги хана.

Из тени вышел человек в путевом плаще, лицо его скрывал капюшон и прошептал:

— Я готов.

— Ты — первый, — сказал старший жрец. — Узнай, где держат Муни, кто его окружает, кто будет пытаться его убить. И уничтожь их всех.

Он протянул ему маленький бронзовый знак с изображением закрытого лотоса. И сказал:

— Это — пароль. Покажешь его только тому, кого мы назовём.

Агент взял знак, спрятал его в рукав и исчез так же бесшумно, как появился. Жрецы погасили огонь. Охота началась.
***

Подземный зал тайных жрецов скрывался в северном крыле дворца — место, о существовании которого знал лишь Доржи и несколько старейших посвящённых. Каменные стены были испещрены древними резами, от которых тлело едва заметное голубоватое сияние. Воздух пах пылью, смолой и чем-то старым, забытым. Старший жрец Рангтхо вошёл первым, склонившись к огню, который горел на алтарном круге.

— Хан истощён, — произнёс он глухо. — И Доржи это понимает. Последний Лотос израсходован. Остался лишь один путь — Муни. Кто будет контролировать Муни – тот будет контролировать всё! А это значит,… Муни должны контролировать мы. Эту семью Арслана и Доржи давно пора подвинуть. Арслана с юга, а его дядю с поста верховного ламы. Есть более достойные люди.

За его спиной мелькнула тень. Из темноты шагнул высокий человек в простом дорожном плаще. Капюшон скрывал черты, но чувствовалась холодная точность движений — хищная и выученная. Старший жрец протянул ему маленькую металлическую пластину — бронзовый знак с выгравированным символом хищной птицы.

— Возьмёшь это. Покажешь только по нашему приказу. Нужные люди узнают.

— Моё задание? — спросил агент низким спокойным голосом.

— Нам нужен Муни — живой, невредимый. Доставь его ко мне. Запомни: Арслан будет подозрителен, юг опутан его глазами. Любая ошибка — смерть.

Агент кивнул.

— Когда выдвигаться?

— Сегодня же. Ты пойдёшь через перевал Шаан, там, на заставе наша тайная точка. Дальше — самостоятельно. На юге тебя будут искать чужие глаза, но тебя это не должно касаться. Твоя цель — Муни.

Агент повернулся к выходу, но Рангтхо добавил:

— И ещё. Никто не должен знать, что мы послали тебя.

На мгновение капюшон слегка повернулся — будто агент улыбнулся, хотя лица видно не было.

— Я умею хранить тайны.

Он растворился в темноте коридора, будто и не было его.
Жрецы погасили огонь на алтаре. Тьма сомкнулась, и лишь холодный запах металла остался в воздухе там, где стоял агент. Охотников за Муни стало великое множество.


Глава 17


Комната, где Арслан обычно принимал гостей, была почти тёмной — только узкая полоска света от открытого окна падала на ковёр, словно разделяла помещение надвое. Муни вошёл бесшумно, как всегда, но Арслан заметил, что его шаги стали чуть осторожнее — будто мир вокруг стал тяжелее.

— Ты звал меня? — спросил Муни.

Арслан не ответил сразу. Он стоял у окна, глядя вниз, на двор, где дрессировали коней. Только когда Муни подошёл ближе, правитель юга тихо произнёс:

— Цугар сообщил мне кое-что. И это касается тебя.

Муни прищурился, но не перебил.

— В столице ходят слухи, — продолжил Арслан. — Хан серьёзно болен. Говорят, что его силы уходят быстрее, чем кто-то ожидал. И что Доржи ищет способ спасти его.

Муни кивнул, словно это было неудивительно, и сказал:

— Болезнь хана… да, я чувствовал, что в империи появился разрыв. Но зачем тебе говорить мне об этом?

Арслан повернулся к нему лицом. И произнес шепотом.

— Потому что, Муни… есть более тревожащий слух. Намекают, что ты можешь понадобиться хану. Как лекарь вселенной. Как единственный, кто способен продлить его жизнь.

Тишина стала почти физической. Затем Муни тихо произнёс:

— Я думал, что они забыли о моём даре. Или… сделали вид.

— Не забыли, — сказал Арслан. — И если хан решит, что им нужен ты… он не станет просить. Он возьмёт. Или точнее попробует взять. И поможет ему в этом мой дядя. Но беда не в этом. Беда в том, что у хана много врагов, мечты которых о ханском троне теперь стали более реальными, чем прежде. Именно их я опасаюсь больше всего. Если я знаю о том, что над империей нависла тень смуты, то и враги хана тоже об этом знают. И воплощению в жизнь их мечтаний сегодня можешь помешать только ты. Жаждущие захватить власть в империи вожди кланов и высшие чиновники, видящие уже себя восседающими на троне империи, захотят лишить Араши надежды на спасение. Они пошлют к тебе убийц. 

Муни опустил голову, несколько мгновений стоял неподвижно, потом поднял взгляд и сказал:

— Значит, ко мне пришёл первый вопрос: должен ли я убежать? Скрыться? Или ждать, пока ко мне протянут руки?

Арслан шагнул ближе, положив руку ему на плечо, и произнес с улыбкой на лице:

— Нет. Бежать ты не будешь. Я не позволю никому забрать тебя силой. Но ты должен быть готов ко всему. Хан не остановится ни перед чем. Тем более не остановятся ни перед чем его враги. Они знают, что ты действительно обладаешь могущественным даром лекаря,… а значит, станешь угрозой для их планов и надежд.

На лице Муни отразилась не тревога — скорее усталость человека, который уже слишком давно знал, что этот момент рано или поздно наступит.

— Опасность, — произнёс он. — Она идёт от тех, кто не умеет принимать смерть. Но, Арслан, ты ведь понимаешь,… если хан действительно умрёт, это может обрушить империю. И юг в том числе.

Арслан замолчал, потому что это была правда.

— Я понимаю, — сказал он, наконец. — Но ты не их собственность. И я не отдам тебя хану и Доржи, даже если от этого треснет весь тронный зал. Я не дам тебя убить и врагам хана.

Муни лёгким движением коснулся его руки.

— Я останусь рядом, пока будет нужно. Только… — он чуть улыбнулся — …будь готов. Ставки сейчас невероятно высоки. Хан не тот человек, который думает дважды. И его враги тоже.

— Знаю, — прошептал Арслан. — И именно поэтому я должен предупредить тебя. Они могут уже идти.

За окном тихо бился в сетку ночной ветер, и обоим стало ясно: это была только первая тень, упавшая на юг. И за ней последуют другие.
***

Дворцовые ворота были закрыты от дневной жары, когда над ними раздался протяжный звук рога — короткий, резкий, официальный. Вскоре створки раскрылись, и внутрь въехал всадник в жёстком синем плаще имперской канцелярии. Пыль ещё не успела осесть на плитах, когда он уже спрыгнул на землю и, не теряя времени, потребовал встречи с правителем. Его провели прямо в зал, где Арслан обсуждал очередной доклад по храмам юга. Муни тоже находился здесь — в стороне, в тени колонны, как и предпочитал. Гонец остановился в нескольких шагах, ударил кулаком в грудь и молвил:

— Верховный правитель юга Арслан-богатур. Привёз письмо от верховного ламы Доржи.

Из-под плаща он вытащил длинный свиток, запечатанный сургучом с личным знаком Доржи — знаком, который редко покидал столицу. Арслан сделал лёгкое движение рукой и приказал:

— Читай.

Гонец разломил печать и развернул свиток. Голос его стал твёрдым, как камень:

— «Правителю юга Арслану-богатуру. Юг хранит под своей крышей человека, чьи способности жизненно важны для государства. Приказываю: лекаря вселенной Муни немедленно сопроводить в столицу. Путешествие должно быть совершено под твоим личным надзором и начаться не позднее трёх часов с момента получения этого письма. Любое промедление будет расценено как препятствие воле императора и верховного ламы. — Верховный лама Доржи».

В зале повисла тягучая, сухая тишина. Даже гонец почувствовал её и слегка поёжился, но стоял, как требовал долг. Арслан медленно поднял глаза от свитка — взгляд резкий, но спокойный.

— Когда выехал из столицы? — спросил он.

— Три дня назад, господин.

Муни неподвижно стоял всё там же. Только пальцы его слегка сжались — едва заметно, но Арслан заметил.

— Передай Доржи с почтовым соколом сообщение, — произнёс правитель, — что его приказ получен. Ответ будет дан через два часа.

Гонец снова ударил кулаком по груди, развернулся и вышел. Как только шаги его стихли, Муни тихо выдохнул. Арслан повернулся к нему.

— Времени у нас мало, — сказал он. — Очень мало.

Письмо от Доржи ещё лежало на столе, развернутое, пахнущее сургучом и северным ветром. Муни стоял неподвижно у окна, словно высеченный из гладкого камня. Он молчал — не потому что не знал, что сказать, а потому что слышал сердцем: решение уже принято. Арслан медленно прошёлся по залу, руки за спиной, взгляд тяжёлый, сосредоточенный.

— Муни, — начал он, наконец, — ты понимаешь, что я не могу отправить тебя в столицу. Это нам ничего не даст. И это не спасет и хана и не убережет империю от смуты.

Муни повернул голову. На его лице не было ни упрёка, ни удивления.

— Не можешь… или не должен?

Арслан коротко усмехнулся и ответил:

— В данном случае — оба варианта.

Он подошёл ближе, понизив голос:

— Хан болен. Возможно, при смерти. Доржи в ярости. И если я появлюсь рядом с тобой в столице, заговорщики скажут, что юг пытается вмешаться в борьбу за власть. Они воспримут это как угрозу. И тогда… — он замолчал на мгновение, — тогда нас обоих могут просто убить, не допустив нас до дворца. Враги мои и хана не упустят такого шанса уничтожить меня и тебя. Я великий воин, но я не бессмертный бог. А в столицу меня с большим отрядом моих нукеров не впустят.

Муни внимательно слушал, не перебивая.

— Но если ты приедешь один, — продолжил Арслан, — они не увидят за этим политического шага. Ты — лекарь вселенной. Ты едешь помочь хану. Но беда в том, что и в этом случае ты будешь обречен на смерть. И ты так же не доедешь до дворца и не спасешь от смерти хана. Враги хана этого не допустят.

Он подошёл вплотную, положил ладонь Муни на плечо — так делает брат, не правитель. И сказал:

— Я не отказываюсь от хана, от дяди, от отечества. Я прикрываю всем спину. Если мы с тобой бездарно сейчас погибнем, государство будет разрушено в ходе междоусобной войны. Юг при этом пострадает больше всего.

Муни тихо выдохнул и сказал:

— Я и не думал, что ты поступишь иначе.

— Вот и хорошо, — Арслан слегка сжал его плечо. — Наши враги хотят нас разобщить. Пусть думают, что у них получилось. Тем безопаснее будет наша дорога.

Муни задумался, затем спросил:

— Значит,… ты сейчас откажешь хану?

Тень беспокойства промелькнула по лицу Муни. Арслан ответил:

— Я отвечу Доржи письмом. Напишу, что ты сейчас занят очищением храмов, что проводишь ритуалы после смены настоятеля, что твой уход может нарушить равновесие на юге. Это уважительный, священный предлог — никто не осмелится его опровергнуть.

Муни долго молчал. Потом тихо сказал:

— Ты понимаешь, что своим отказом злишь Доржи?

— Он давно зол, — усмехнулся Арслан. — Но дядя не настолько глуп, чтобы начать войну из-за лекаря вселенной в такой момент. Или, по крайней мере, я надеюсь на это.

 Он повернулся к Муни и сказал:

— А тебя очень боюсь потерять — Он сделал паузу, мягкую, но тяжелую. — Ты поедешь в столицу. Но е сейчас.

Муни не удивился — только вопросительно приподнял бровь.

— Ты слишком важен для империи, — продолжил Арслан. — Твои знания, твой ум, то, что ты видишь — всё это нужно не только здесь. И… — он чуть понизил голос, — я не стану рисковать тобой, когда вокруг хана происходят вещи, которые никто не может объяснить. Пока не время спасать хана.

— А если он пошлёт за мной силой? — осторожно спросил Муни.

Арслан подошёл ближе и положил руку ему на плечо.

— Тогда он столкнётся не только с югом. Но и с тем, что будет ждать его здесь. — В голосе Арслана не было угрозы — только спокойная уверенность. — Я подготовлюсь. Ты же пока оставайся рядом. И будь осторожен, друг мой. Очень осторожен.

Муни кивнул. И впервые за долгое время Арслан увидел на его лице не только мудрость, но и еле заметный страх — страх не за себя, а за то, что приходит из столицы.
***

Письмо от Доржи лежало на столе, словно холодный камень. Мягкий золотой сургуч с печатью верховного ламы ещё не успел остыть, когда Арслан привёл гонца и нескольких свидетелей — чтобы всё выглядело так, как должно быть при исполнении приказа из столицы. Муни стоял сбоку, спокойный внешне, но Арслан чувствовал напряжение в его плечах. Гонец, сделал шаг назад и застыл, ожидая ответа. Арслан медленно поднялся со своего места. Его лицо было безмятежным, голос ровным, почти мягким — ровно настолько, чтобы прозвучать уважительно, но не покорно.

— Передай верховному ламе, — начал он, — что мы почитаем ханскую волю и готовы содействовать, когда это станет возможно.

Гонец нахмурился.

— Верховный правитель, в письме сказано ясно: Муни должен быть доставлен в столицу немедленно.

Арслан словно не заметил возражения, продолжая так же спокойно:

— Но путь сейчас закрыт. На южных дорогах сдвинулись каменные пласты после недавних землетрясений, а перевалы завалены снегом. Я не могу рисковать жизнью лекаря вселенной. — Он слегка развёл руками. — Это же будет неуважением к хану.

Гонец моргнул:

— Но… в столицу доходили сведения, что дороги открыты.

Арслан улыбнулся уголком губ — холодно и невозмутимо.

— На юге дороги открываются только по моей команде. И только я отвечаю за безопасность тех, кого я посылаю. Передай Доржи: я готов отправить Муни,… когда природа позволит безопасно подняться на перевалы.

Он сделал паузу, позволяя словам осесть.

— А пока, — продолжил он, — Муни будет оставаться под моей защитой. Юг отвечает за своих людей. Так же у Муни много важных неоконченных дел здесь на юге. Я все написал в письме, которое ты должен отвезти верховному ламе.

Гонец понял: формально приказ не нарушен.…Но и исполнить его невозможно.

— Я… передам слова правителя юга верховному ламе, — произнёс он с поклоном, хотя в его голосе прозвучало, что он всё понял.

Когда он вышел, Муни тихо спросил:

— Они не поверят насчёт перевалов.

— Поверят, — ответил Арслан спокойно. — Потому что проверить не смогут. А если попробуют… — он посмотрел в сторону окна, — …то увидят только то, что я им позволю увидеть.

Муни молчал. Но в его взгляде было и благодарность, и тревога: с этого момента игра становилась смертельно опасной для них обоих.
***

Верхний зал дворца лам вспыхивал отражениями сотен свечей, но казался холодным, как зимний камень. Доржи стоял у широкого окна, когда вбежал один из его писцов, держа в вытянутых руках запечатанное письмо с клеймом правителя юга.

— Послание от Арслана-богатура, — голос писца дрогнул. Он чувствовал: запаха добра от этого письма не будет.

Доржи вырвал свиток почти из рук. Сургуч треснул под его пальцами. Он развернул письмо — всего несколько строк, ровный, сдержанный почерк Арслана. Читая, Доржи побледнел. Затем — лицо его вспыхнуло багровым пламенем.

«Муни сейчас незаменим на юге. Его отъезд приведёт к смуте. Я не могу рисковать оружием богов ради прихоти столицы. Я пришлю его, когда юг будет защищён. Кроме того - путь сейчас закрыт. На южных дорогах сдвинулись каменные пласты после недавних землетрясений, а перевалы завалены снегом. Я не могу рисковать жизнью лекаря вселенной. Любящий тебя дядя мой и верный хану Арслан».

Больше ничего. Ни просьб, ни покорности, ни обещаний. Сухой, холодный отказ — но в нём слышалось главное: «Нет».

Доржи медленно сжал свиток в кулаке. Бумага смялась, потрескалась, будто не выдержав его ярости.

— Он... посмел отказать мне? — прошипел он.

Писец инстинктивно сделал шаг назад.

— Я — верховный лама империи. Я — тот, кого хан слушает, как голос небес. А этот мальчишка… этот проклятый южный волк.…Этот юнец, который был моим племянником...

Свиток вспыхнул у него в ладони. Тонкая синяя искра магии превратила письмо в пепел.

— Он смеёт говорить мне: «я не могу»?
— Он смеёт прикрывать мои решения какими-то южными легендами и страхами?
— Он смеёт удерживать Муни, когда сама жизнь хана висит на волоске!?

Доржи ударил ладонью по деревянному столику. Лак треснул, дерево сломалось, словно от удара каменным молотом. Вбежали два его жреца — те самые, что знали тайны за семью печатями. Они почтительно поклонились, но в глазах таился страх.

— Господин… всё ли в порядке?

Доржи поднял на них взгляд — тяжёлый, губящий.

— Нет. Юг решил играть в дерзость. Арслан решил бросить вызов столице. Он хочет удержать Муни — лекаря вселенной, наш единственный шанс на спасение империи от хаоса и смуты.

Он подошёл вплотную к жрецам. Голос его стал тихим, металлическим.

— Нам нужен Муни. Немедленно. Любой ценой. Если Арслан не отдаёт его добровольно…

Он наклонился, и жрецы ощутили запах горящего ладана и чего-то опасного.

— …значит, мы заберём его. Сами.

Впервые за долгие годы жрецы увидели, что верховный лама боится. А где страх — там будут и безумия.
***

Дворцовые врата закрылись за последним посетителем, и в длинном полутёмном коридоре было слышно лишь эхо шагов. Доржи шёл быстро, так что сопровождающие ламы едва поспевали за ним. Лицо верховного ламы было жёстким, почти каменным — и всё же в глазах плясали яростные искры. Он едва сдерживал гнев. Перед покоями хана он остановился, позволил слуге перекинуть на плечи золотую накидку, но рука его дрогнула — редкое проявление внутреннего напряжения.

— Пусти. — Голос его прозвучал глухо.

Хана он застал сидящим на низком троне у окна. Старик тяжело дышал, кожа на лице стала тонкой, как шелк, но глаза всё ещё сохраняли прежнюю ясность. Он поднял их на Доржи — и сразу понял, что новости будут дурными.

— Ты бледен, дядя моего юного богатыря, — сказал хан тихо. — Что случилось?

Доржи протянул ему письмо. Хан взял его осторожно, словно боялся, что пергамент может рассыпаться от прикосновения. Распечатал. Пробежал строки глазами. Дважды перечитал. Лицо его потемнело.

— Он… отказал? — медленно произнёс хан.

— Отказал, — подтвердил Доржи. — И не только отказал. Он сделал это так, будто имеет на это право. Будто он — независимый владыка, а не вассал твоей державы.

Голос его стал резким:

— Он забыл, что всем обязан мне и вам.

Хан закрыл глаза, будто от тяжёлой боли.

— Арслан всегда был упрям.… Но я думал… после лотоса… после того, как он даровал мне новую жизнь… — хан покачал головой. — Он понимает, что я снова умираю?

— Думает, что умираешь не ты, а власть, — холодно сказал Доржи. — Он, вероятно, боится, что Муни, оказавшись рядом с тобой, станет фигурой имперского значения. А юг потеряет свою особость.

— Но, — добавил он, глаза его сузились, — он не понимает главного. Нам нужен Муни не ради власти, а ради твоей жизни.

Хан медленно откинулся на подушки.

— Что будем делать?

— Если он не отдаёт Муни добровольно… — Доржи произнёс каждое слово так мягко, что оно прозвучало особенно страшно, — значит, нужно взять его.

Хан вздрогнул, поднял голову:

— Нет. Юг нельзя трогать силой. Пока я жив — нельзя.

— Пока ты жив, — тихо повторил Доржи. — Но сколько тебе осталось? Месяц? Неделя?

Он шагнул ближе.

— Если Муни не будет рядом — не будет и хана. А без хана начнётся хаос. Страна рухнет.

Хан закрыл лицо ладонью. Долго молчал. Наконец сказал почти, шёпотом:

— Делай… что необходимо. Но без крови. Юг — не враг. Арслан — не смотря ни на что мой верный слуга. Запомни это.

В глазах Доржи промелькнуло что-то похожее на тень улыбки — но слишком быстро, чтобы можно было быть уверенным.

— Я всё устрою, великий хан. Без крови… если это возможно.

Он поклонился и вышел. И уже в коридоре его лицо снова стало каменным. А глаза — холодными и ясными, как лёд. Он знал: тайные жрецы уже выслали первого агента. Но теперь… ему понадобятся ещё люди. И более смелые методы.
***

Доржи вышел из ханской опочивальни, чувствуя, как ярость обжигает его изнутри. Он шёл коридорами дворца, не замечая стражи и придворных: стены, словно сами расступались перед ним. Ему нужно было одно — действовать. Он спустился в нижние залы дворца, где давно не было света. У дверей стояли двое: в серых плащах, без знаков и без имен. Доржи провёл рукой по каменной плите — раздался тихий скрежет, дверь отворилась. Внутри ждали трое жрецов тайного круга — тех, кому доверяли только самые запретные поручения. Они поднялись, увидев Доржи, и склонили головы.

— Мы слышали, — сказал один из жрецов. — Арслан отказался отдать лекаря.

— Отказался? — голос Доржи звенел, как струна на грани разрыва. — Он бросил вызов не мне. Он бросил вызов хану. Империи.

Жрецы молчали, боясь прервать его. Доржи сделал шаг ближе.

— Арслан укрывает Муни. Но Муни нужен нам. Он нужен хану. И если юг решил задержать лекаря — мы заберём его сами.

— Вы желаете… тайное изъятие? — осторожно спросил один из жрецов.

Доржи покачал головой.

— Нет. Арслан ждёт этого. Он подготовлен. Он увидит любую попытку силой.

Он поднял взгляд, и в нём вспыхнула холодная, расчётливая решимость.

— Мы сделаем иначе. Три направления. Слушайте внимательно.

Жрецы замерли. Первый приказ:
— Отправьте серого лица в южные земли. Пусть войдёт в доверие к тем, кто служит храму. Не трогать Муни, не приближаться. Просто узнать: где он ходит, с кем говорит, когда остаётся один. Мне нужно знать каждую его тень.

Жрецы кивнули.

Второй приказ:

— Подкупить тех, кто стоит ближе всего к храму. Слуги, сторожа, послушники. Юг думает, что контролирует всё вокруг Муни. Он ошибается. Кто-нибудь всегда хочет серебра больше, чем верности.

Третий жрец поднял бровь:

— Вы хотите окружить лекаря сетью нашего влияния?

— Хочу знать его привычки лучше, чем он сам, — прошипел Доржи. — Чтобы в нужный момент он был там, где нам нужно.

Третий приказ:

Доржи понизил голос до шёпота.
— И отправьте второго лиса.

Жрецы вздрогнули. Это имя произносили редко — и только в самых опасных делах.

— Но, великий лама… второй лис не приносит пленников. Он приносит лишь тела, — пробормотал один из них.

— Он не тронет Муни, — отрезал Доржи. — Его задача — следить за Арсланом. Узнать, что он скрывает. Понять, кто предупреждает его заранее. Юг слишком спокойно действует для правителя, который должен бояться императорской воли.

Он выпрямился.

— Муни нужен здесь. Хан не может ждать. И если Арслан решил скрыть его — мы найдём путь обойти юг.

Он махнул рукой.

— Исполнить. Сегодня же.

Жрецы низко поклонились, затем исчезли в коридорах. Доржи остался один. Тишина давила на уши. Он закрывал глаза и тихо произнёс:

— Если Арслан хочет испытать силу столицы,… он её увидит.

И шагнул обратно к лестнице, тогда как в глубинах дворца уже начали шевелиться тени, отправленные в путь.
***

Цугар стоял у нижнего балкона дворца, наблюдая, как внизу во дворе меняется караул. Солдаты двигались слишком напряжённо, слишком резко — будто ждали сигнала, который должен прозвучать со стороны, а не изнутри. Он покосился на дальние ворота: второй раз за сутки под ними мелькал всадник, не принадлежащий ни одному из южных кланов. Это было плохим знаком. Когда шаги Арслана прозвучали позади него, Цугар не обернулся сразу — только после того, как убедился, что всадник исчез за дорогой.

— Ты опять стоишь здесь, как тень, — тихо заметил Арслан.

— Потому что чувствую, что в тени кто-то уже стоит, правитель, — ответил Цугар, сложив руки за спиной. — На юге появились чужие люди. Не спрашивая разрешения.

Арслан подошёл ближе, устало прислонившись к перилам.

— Из столицы? — спросил он.

— Откуда же ещё? — Цугар кивнул. — Они действуют осторожно. Слишком осторожно. Так двигаются те, кто привык прятаться за спиной власти. Они задают вопросы о Муни, но стараются делать вид, что просто ищут дорогу или покупают товар. Я видел одного такого ночью у храма. Он исчез, когда понял, что его заметили.

Арслан нахмурился.

— Быстро сработали, — пробормотал он. — Доржи не стал ждать моего ответа.

— Не только Доржи, — добавил Цугар. — Если слухи о болезни хана истинны, — он понизил голос, — то каждый из них сейчас будет цепляться за любую нить, ведущую к Муни. Даже если придётся нарушить правила юга.

Арслан молчал, затем тихо сказал:

— Они могли послать не одного.

Цугар глубоко вдохнул, словно собираясь с силой.

— Я уверен, что не одного. Вчера ночью двое наших дозорных пропали на дороге к старому мосту. Не оставили ни следа. А место… — он сделал паузу, — место было очищено. Как это делают жрецы Куберы. Или те, кто обучен ими.

Арслан резко повернулся к нему.

— Ты хочешь сказать, что…

— Что у нас на юге уже действуют люди, которым приказано найти Муни любой ценой, — закончил Цугар. — И если они поймут, что ты не отдашь его — они попробуют взять сами.

Несколько мгновений стояла тишина. В воздухе чувствовалась опасность, похожая на запах грозы, ещё не дошедшей до гор. Арслан медленно сжал кулак.

— Тогда мы должны встретить их раньше, чем они доберутся до Муни. Ибо среди теней есть и те, кому дан приказ не допустить приезда Муни в столицу. Они попытаются убить нашего пророка.

Цугар кивнул и сказал:

— Я уже начал. Но теперь мне нужна санкция правителя юга. Без неё я не смогу действовать открыто.

Арслан посмотрел вдаль — туда, где в сереющем небе исчезал одинокий всадник, оставшийся неизвестным.

— Получишь. И ещё — вдвойне. Пусть Лин и все силы охраны помогут тебе. Мы не позволим столице забрать моего друга тайной дорогой. Юг всегда отвечал прямым словом, не ножом из темноты.

Цугар склонил голову и произнес:

— Тогда мы начнём охоту. На тех, кто пришёл за нашим пророком.



Глава 18


Ночь давно укрыла темным одеялом южную столицу, но Цугар не спал. Он стоял у высокого окна дозорной башни, вслушиваясь в город — словно в тело живого зверя, у которого появился новый, чужой запах. Небольшой дождь моросил по крыше, приглушая шаги и голоса, но для Цугара всё это было лишь фоном. Он уже слышал достаточно. В последние три дня город изменился:
слишком много неизвестных лиц, слишком ровно стираемые следы, слишком «случайные» разговоры на рынках. Это была не грубая работа вражеских лазутчиков. Это — тонкая, бесшумная сеть имперских шпионов. Цугар погасил лампу, вышел в коридор и коротко бросил стражнику:

— Подними третью смену. Пусть никто не говорит, что видел меня этой ночью.

Стражник кивнул, не задавая вопросов. Цугар начал с малого — с наблюдения. Он всю ночь слушал город: обходил караванный квартал, рынок травников, особые задворки, где обычно скрывались чужаки. Он не прятался — просто растворялся в тени, как всегда умел. И быстро нашёл первого шпиона. У лавки старья торговались два человека. На первый взгляд — обычные люди. Но Цугар заметил: движение рук — военное; способ смотреть — как у тех, кто привык искать укрытия;
слова — слишком нейтральны, чтобы быть случайными. Он тихо отступил в сторону и подал знак своим, скрытым в переулке. Двое стражей бесшумно отрезали выход, третий закрыл им путь к мосту. Всё произошло за секунды.

— Кто вы? — спокойно спросил Цугар, когда людей повалили на землю.

Один лишь ухмыльнулся:

— Мы всего лишь путешественники.

Но взгляд его дрогнул, когда Цугар медленно вынул свиток, найденный у них за пояском. На печати — узнаваемая метка тайных жрецов Куберы. Она была крошечная, почти незаметная. Но он бы узнал её из тысячи. Цугар тихо произнёс:

— Первый.

Следующие двое попались за городскими воротами. Они пытались уйти «утренней дорогой» — любимым маршрутом дворцовых шпионов столицы. Цугар понял это по примятой траве и по одному оставленному шагу: слишком лёгкий, слишком быстрый — так ходят только обученные гонцы. Он перехватил их ещё до рассвета. Один попытался скрыться, но Цугар был быстрее. После короткой стычки он стоял над связанными людьми и говорил уже без всякой мягкости:

— Второй и третий.

Четвёртого обнаружили сами жители южной столицы — он пытался проникнуть в дом известного травника, задавая вопросы о «лекаре вселенной». Люди сразу поняли: чужой. И позвали стражу. Когда Цугар увидел этого человека, он понял: поток только начинается. Он заговорил тихо, почти шепотом:

— Доржи и столичные кланы… вы начали охоту всерьёз.
***

К утру Цугар пришёл во дворец. Лицо его было спокойным, но глаза —  были хищными, собранными. Арслан поднял голову от свитков.

— Сколько? — спросил он.

— Четверо. За одну ночь, — ответил Цугар. — И это только те, кого они послали первыми. Остальные уже где-то в пути. Они ищут Муни. Они ищут путь к тебе. Они ищут слабое место юга.

Он подошёл ближе и сказал почти с вызовом:

— Я продолжу охоту.

Арслан медленно кивнул и сказал:

— Делай то, что должен делать.

Цугар слегка склонил голову — и исчез в тени коридора. Юг начал защищаться. И Доржи вместе со столичными кланами скоро об этом узнает.
***

Доржи сидел в своём кабинете, разглядывая карту столицы и маршруты, которыми его агенты должны были передавать информацию. Строка за строкой он сверял отчёты, но всё чаще натыкался на странные пробелы. Сообщения приходили с опозданием, или вовсе не приходили. Там, где раньше была чёткая сеть слежки и передачи сведений, возникла пустота.

— Они… исчезают, — пробормотал Доржи, сжимая кулаки. — Не могут просто так исчезнуть.

Он поднялся и подошёл к окну, откуда открывался вид на дворец хана. Внутри было тихо, но сердце его чувствовало беспокойство.

— Что-то вмешалось, — сказал он сам себе. — Что-то извне.

Внутри кабинета царила напряжённая тишина, которую нарушал лишь слабый шелест пергамента, когда он перебирал старые отчёты. Тайные агенты, которые некогда беспрепятственно проникали во дворцы и храмы юга, теперь словно растворялись в воздухе.

— Если они исчезают, значит, кто-то их ловит раньше нас, — произнёс Доржи. — А это уже не простая ошибка.… Это вмешательство.

Он сел за стол, опершись руками о колени, и сжал зубы. Понимал, что нужно действовать быстро: заменить потерянных агентов, усилить охрану и выяснить источник внешнего влияния.

— Начнём с проверки всех точек наблюдения, — сказал Доржи себе. — И тайных маршрутов. Пусть не останется ни одного скрытого пути, по которому кто-то может проникнуть в наши ряды незаметно.

Доржи на мгновение закрыл глаза, ощущая тяжесть происходящего: кто-то явно готовит игру против него. И теперь, когда его собственные агенты исчезают один за другим, ставки стали невероятно высоки.
***

Ночь на юге была ясной, но в горах ветер резал кожу, как тонкое лезвие. Агент Цеджи — невысокий мужчина в серой дорожной накидке — двигался осторожно, стараясь не оставлять следов. Он думал, что знает тайные проходы. Думал, что сможет пройти незамеченным. Он ошибался. На узкой тропе, где старые сосны склонялись друг к другу, создавая естественный тоннель, воздух вдруг изменился — стал тяжелее. Агент сделал ещё один шаг… и мир вокруг словно взорвался. Верёвочная петля, скрытая под снегом, мгновенно стянулась, подбросив его вверх. Он успел выдохнуть, но крик вырваться не успел — грубая ладонь закрыла ему рот. Из тени вынырнули люди Цугара — молчаливые, с закрытыми лицами.

— Готов, — тихо произнёс один.

Агент попытался вырваться, но второй ударил его в висок рукоятью ножа — аккуратно, без лишней жестокости. Просто чтобы выключить. Они сняли его с петли, завязали руки и ноги и перенесли в скрытую землянку, где их уже ждал сам Цугар. Он сидел на низком стуле, в руках вертел небольшой деревянный знак — метку столичного приказа. Когда принесли пленника, Цугар поднял глаза.

— Еще один, — сказал он холодно. — Быстро пришли.

Он присел на корточки возле агента, изучая его лицо.

— Столичные жрецы, значит… — произнёс он, не скрывая презрения. — Решили играть в тайную войну?

Он поднялся, дал знак своим людям.

— Разоружить. Личность проверить. Ни одного звука от него до утра.

А сам пошёл к выходу из землянки, где стоял его помощник.

— Передай всем: используем вторую сетку маршрутов, — приказал Цугар. — Они не остановятся на одном. Будут присылать ещё.

— Как вы узнали, что он пойдёт именно этим путём? — спросил помощник, всё ещё восхищённый точностью.

Цугар усмехнулся.

— Люди империи всегда думают, что скрыты лучше всех. Они не понимают юг. Он чувствует чужаков раньше, чем я.

Он оглядел ночь — горы, деревья, ледяные тени.

— А мы эту тень сломаем.

Едва они закончили подготовку второй ловушки, уже поступил новый сигнал: На другом пути движется ещё один чужак. Цугар сжимает зубы и говорит:

— Второй… и третий скоро будет.

Он смотрит на карту.

— Раз началась охота — я ее закончу.

К утру Цугар снова пришёл во дворец. Лицо его продолжало было спокойным, но глаза —  были уже не хищными и собранными, а усталыми и задумчивыми. Арслан поднял голову от свитков.

— Сколько сегодня? — спросил он.

— Четверо. Как в первую ночь, — ответил Цугар. — И это не только люди Доржи. Враги хана Цеджи и клан Орта послали убийц к Муни, чтобы не допустить спасения хана. Метящий на место Доржи  старший имперский жрец Рангтхо хочет захватить Муни живым и невредимым и доставить его хану, чтобы он сделал его главой церкви империи. Он шлет сюда своих агентов.

- Как удалось заставить говорить агентов? – спросил правитель юга. – Обычно агенты умирают, не сказав ни слова.   

- По моей просьбе Муни сделал черный порошок, вдохнув который схваченные нами агенты стали рассказывать о том кто их послал к нам на юг и с какой целью так, словно они базарные торговцы, расхваливающие перед покупателем свой товар – ответил начальник разведки юга. – Я объяснил нашему пророку, что нам придется иначе долго и жестоко пытать людей. Вот он нам и помог с порошком.

- Хорошо – сказал Арслан. – Подготовьте донесение в ханскую канцелярию о том, что пойман нами агент, которого заслал к нам  старший имперский жрец Рангтхо с целью похитить Муни. Агента так же передать в ханскую канцелярию. Пусть они с ним сами разбираются.

- А что делать с остальными арестантами? – спросил Цугар.

- Людей Доржи держать пока в темнице – приказал правитель юга.

- А убийцы? – спросил начальник разведки юга.

- А не было никаких убийц – сказал Арслан и глаза его сверкнули стальным холодом.

Цугар поклонился и вышел из покоев правителя юга. Арслан оставшись один, сказал задумчиво:

- Как переменчив мир. Совсем недавно мой дядя Доржи учил меня жизни, подсказал, что мне следует создать у себя на юге разведку. А сегодня эта разведка ловит его собственных агентов.

Тяжело вздохнув и покачав головой, Арслан тут же вызвал к себе Лин. Она вошла в  покои правителя юга, когда он стоял у окна. Он смотрел в него — как будто видел  будущее.


— Ты звал меня, — тихо сказала Лин.

- Цеджи и клан Орта послали убийц к Муни – сказал Арслан.

- Это шутка? – спросила воительница.

- Нет – ответил правитель юга.

- Тогда мы должны ответить ударом на удар – сказала Лин. – Я лично займусь этим делом.

- Займись – сказал Арслан. – И попроси Ики-Кюна и Зула помочь тебе. 

Лин поклонилась и вышла из покоев Арслана.

Арслан приказал, чтобы к нему пришел Мингиян вместе с Хадрисом и Шурганом. И когда они все пришли в его покои, он сказал им, чтобы они начали делать вид, что скоро войско юга отправится в военный поход. Мол, засиделись воины без сражений. Мол, Каргополис, дал много добычи, но есть места, где ее еще больше. Мол, Арслан затевает большой военный поход за добычей. Мол, дело это решенное, неизвестно лишь, куда собирается выступить правитель юга со своим победоносным войском.
***

Тишина в покоях Доржи была почти осязаемой. Он сидел за низким столом, перебирая чётки — медленно, методично, но пальцы, то и дело пропускали бусины, будто цеплялись за воздух. Перед ним лежали раскрытые свитки: донесения, переписка, схемы передвижений. И главное — пустое место там, где должны были лежать ответы. Доржи поднял взгляд на слугу в маске служителя храма — одного из тех, кто приносил тайные отчёты.

— Нет? Опять? — спросил он тихо, почти шёпотом.

Слуга поклонился глубоко:

— Ни один из трёх агентов не вышел на связь, святейший. Уже прошло на два круга солнца больше, чем указано в протоколе.

Чётки в руках Доржи оборвались: нить лопнула, бусины рассыпались по полу. Он даже не заметил — только смотрел на пустой стол, как будто там лежал указ хана о его казни.

— Три… — прошептал он. — Три сразу?

Он поднялся, прошёл к окну и распахнул его: вечерний ветер ворвался внутрь, колыхнув лампады и свитки.

— Арслан… — произнёс, Доржи, не оборачиваясь. — Или кто-то, кто служит ему,… Он понял, что мы начали действовать. И он не боится.

Слуга осторожно заметил:

— Возможно, агенты скрываются, чтобы не привлечь внимания. Или агенты задержаны… обычной стражей…

Доржи резко обернулся. Его глаза вспыхнули.

— Обычная стража? — он почти рассмеялся, но смех был жестоким и пустым. — Ты хоть раз видел, чтобы обычная стража находила тех, кого готовили десять лет? Скрытность, умение растворяться в толпе, менять личины… Они исчезают только в одном случае.

Он провёл пальцем по горлу — еле заметно, но слуга понял.

— Кто-то действует против меня. С точностью хирурга. С холодом, который может быть только у одного человека во всём юге.

— Цугар? — шепнул слуга.

Доржи закрыл глаза и сказал:

— Да. Бывший начальник тайных стражей Кадиса. Если его пустили на след… мои люди не выйдут обратно.

Он прошёлся по комнате, шаги его были всё быстрее.

— Но как… он понял? Через что он учуял их? Откуда вообще узнал?

И тут — мысль, от которой у него похолодели руки. Он замер.

— Арслан… — прошептал Доржи. — Знал. Он знал заранее, что я пошлю людей.

Он сел, потерев виски, и сказал:

— Он поставил ловушку. И дождался, когда я в неё шагну.

Тишина давила. Доржи почувствовал, как впервые за много лет поднимается не гнев, не раздражение — а опасение, тоскливое, тяжёлое, как камень на груди.

— Если он так просчитает мои ходы… — сказал он почти себе, — то скоро я перестану быть игроком. И стану фигурой на доске.

Он поднял взгляд.

— Надо менять стратегию. Срочно. Иначе юг вырвется из рук… и уже никогда не вернётся.

Он хлопнул в ладони, вызывая новых курьеров — других, проверенных.

— Мы не остановимся. Я буду действовать иначе. Через тех, кого он не ждёт. Через те пути, которые он не успеет перекрыть.

Но внутри — глубоко — уже поселилось понимание: война стала личной. И противник оказался куда опаснее, чем он думал. Племянник набрался ума-разума чересчур быстро, как оказалось. Он оказался очень хорошим учеником.
***

Цугар вошёл без стука — настолько быстро, что двое стражников у дверей даже переглянулись. Он остановился перед Арсланом, коротко поклонился, но видно было: он едва сдерживает желание говорить сразу. Арслан отложил перо, поднял глаза и приказал:

— Говори.

— Началось, правитель, — Цугар произнёс это почти шёпотом, хотя они были одни. — И началось раньше, чем я ожидал. Доржи… нервничает. Очень.

Арслан чуть откинулся на спинку кресла и спросил:

— Паника?

— Да. Паника. — Цугар прошёлся по комнате, привычно проверяя окна и занавеси, пусть и знал, что здесь никого нет. — С утра в столице появилось странное движение. Люди Доржи мечутся. Потом он распорядился прекратить любую переписку с югом… чтобы «не показывать слабость».

Арслан тихо усмехнулся.

— Мой дядя мудрейший человек на свете, но зря он взялся за игры в ночи. Он должен нести всем нам свет, а не рыскать в ночи как тать.

— Именно. — Цугар кивнул, довольный, что правитель уловил суть. — Мои люди перехватили разговор его жрецов. Они боятся. Они пытаются понять, умерли их агенты или перешли на чью-то сторону.

Арслан задумчиво провёл пальцем по краю стола.

— Доржи чувствует, что теряет контроль.

— И именно это его ломает, — подтвердил Цугар. — Для него сила — это сеть, в которой он держит каждого. Сейчас нити рвутся. И он уже не понимает, где разрыв случайный, а где — чья-то воля. Он посылает новых людей в отчаянии, даже не пытаясь придумать план. Он просто… давит. А это значит…

— …он уязвим, — завершил мысль Арслан.

Цугар с уважением поклонился:

— Теперь он в положении зверя, загнанного в туман. Он слышит шаги, но не знает, чей это шаг: охотника или собственной тени. И чем больше он боится — тем легче нам двигаться.

Арслан встал, посмотрел на карту столицы и сказал тихо, но твёрдо:

— Паника — худший советчик. И лучший наш союзник.

Он повернулся к Цугару:

— Продолжай следить. Хватай всех его агентов. Правда, скоро уже в темницах у нас не останется места.

Цугар позволил себе едва заметную улыбку и сказал:

— Вы правы, уже некуда агентов вашего дяди сажать, правитель.

И растворился в тени дверей.
***

Тяжёлые занавеси в покоях хана были полностью опущены — редкий знак. Обычно он требовал света и воздуха, но теперь яркий день скрывался за толстым бархатом. Воздух внутри был неподвижным, тяжелым, будто сам дворец задержал дыхание. Хан сидел, укрытый шерстяным плащом, хотя в комнате было жарко от жаровен. Лицо его осунулось ещё больше, и руки едва заметно дрожали. Доржи вошёл стремительно, как буря, но остановился в трёх шагах — не приближаясь слишком близко. Лицо его было напряжено.  Доржи стоял напротив, не смея присесть без приглашения. Он уже знал, что принёс плохие новости, но откладывать было бессмысленно.

— Говори, — тихо приказал хан, не поднимая взгляда.

Доржи глубоко вздохнул и произнёс:

— Арслан снова отказал. Прямым текстом. Под благовидным предлогом, но — отказ однозначный. Муни на юге останется. Он не приедет.

Хан медленно поднял взгляд. В глазах — усталое раздражение, но без прежнего всплеска ярости, который раньше сопровождал любые упоминания о непокорности юга.

— Снова отказ… — повторил он, будто пробуя слова на вкус. — Значит, он уверен, что мы не рискнём действовать жёстче.

Доржи молчал: спорить было бы бессмысленно. Хан задумчиво потер пальцами виски. Потом сказал:

— Ты всё ещё продолжаешь пытаться воздействовать на него через тайных людей?

Доржи на мгновение замер, потом ответил:

— Гм… да. Но есть… трудности. Похоже, Цугар, начальник разведки юга, начал охоту на моих людей. Уже несколько человек исчезли.

— Исчезли или… исчезнут? — сухо уточнил хан.

— Скорее второе, — честно ответил Доржи.

Хан поднял руку, заставляя Доржи замолчать.

— Достаточно. Ты гнался за лекарем вселенной, словно за редкой птицей. Но птица улетела, Доржи. А теперь ты ловишь собственную тень.

Доржи скрипнул зубами.

— Хан, но ведь Муни мог бы…

- Это всё, что ты хотел мне сказать? – спросил Араши.

- Нет – ответил коротко Доржи. – Прошел слух о том, что Арслан готовит военный поход. Его армия готовится скоро выступить.

- Куда? – спросил хан.

- Никто не знает – ответил верховный лама. – Но в столице все напуганы. Тут многие считают, что Арслан готовится захватить столицу после вашей смерти государь. Кроме того поползли слухи о том, что и хранители врат запада и востока объявили сбор своих воинов. Хранитель северных врат готовится к большой загонной охоте. Но и это не всё. Ваш верный слуга Цеджи был сегодня убит ударом кинжала в своем замке. Убийце удалось скрыться. Другая опора вашего трона, повелитель, глава клана Орта так же был убит сегодня ударом кинжала. И так же убийце удалось скрыться. В стране начинается смута.

- Ты не прав – сказал хан. – Смуте сегодня нанесен смертельный удар. Цеджи и клан Орта послали убийц к Муни. Они желали смерти мне. И они сами сейчас мертвы. Это дело рук людей юга. И тех, кто им помогает. Арслан ответил ударом на удар. И здесь у нас это остудит многие буйные и горячие головы.

- Не может быть! – воскликнул верховный лама. – Они бы не посмели выступить против вас, властелин!

- Они посмели, это установлено точно – сказал хан. – Они послали своих лучших убийц. Кроме того, на юге пойман агент, которого послал старший имперский жрец Рангтхо с целью похитить Муни. Я получил донесение с юга. Всё подтвердилось. Имперский жрец Рангтхо отправлен сегодня мной в ссылку на север. Он хотел отличиться, и занять твое место у трона, но работал на смуту. И я его наказал.

- Они все сошли с ума – сказал с горечью в голосе Доржи.

Наступила тишина. Хан глубоко дышал, словно собираясь с силами. Наконец он поднялся — медленно, но решительно.

— Доржи… — произнёс он, — мы больше не будем пытаться забрать Муни силой или хитростью.

Доржи слегка отшатнулся — будто удар пришёлся в грудь.

— Но… хан… Муни — единственный, кто сможет…

— Я знаю. — Хан поднял руку, пресёк возражения. — Я знаю. Но если мы продолжим — будет хуже.

Он подошёл к окну, отодвинул край занавеси. На дворцовом дворе стояли стражники, меняясь караулом. Простая жизнь продолжалась — в отличие от его собственной жизни.

— Понимаешь, что делает Арслан? — спросил хан внезапно.

— Он показывает, что юг теперь — не младшая провинция, а равная сила – ответил Доржи. - Он бросает вызов не оружием, а отказом. Я понимаю вас, правитель. Вы правы. Если мы ударим — начнётся открытый раскол.

Он отпустил ткань, и занавесь снова опустилась.

— Ты говорил, что я должен снова родиться,… чтобы страна не рухнула, верно? — тихо сказал хан.

Доржи кивнул.

— Тогда запомни: если я умру из-за ошибки, которую могу исправить, — это будет не возрождение, а глупость – сказал хан. – Потому что мы не знаем, что думает Арслан. Мы можем все ошибиться насчет него. Всё что ты сейчас про него сказал очень похоже на правду. Но правда это или Арслан играет в какую-то непонятную пока всем игру мне не ясно. Может быть, ты и ошибаешься в своих оценках.

Он повернулся лицом к своему советнику.

— С этого дня никаких тайных людей. Никаких приказов. Никаких угроз Арслану или его советнику.

Доржи побледнел.

— Но… если Муни не придёт?

Хан устало улыбнулся — едва заметно и сказал:

— Тогда значит, такова моя судьба. Порой власть остаётся у того, кто готов уступить. А не у того, кто ломает через колено.

Он сел обратно и жестом отпустил Доржи.

— Иди. И отмени всё. Абсолютно всё.

Взгляд хана стал холодным и тяжёлым.

— И пусть это услышат все: если кто-то нарушит приказ — будет считаться врагом престола.

Доржи побледнел.

— Но… мой хан…

Слова отрезали воздух между ними. Доржи побледнел — не от страха, а от осознания: хан больше не будет поддерживать его план.

— Это приказ, — сказал хан. — И если ты его ослушаешься, твоя собственная голова станет первым предложением Арслану в качестве извинений. И я не посмотрю на то, что ты верховный лама и родной дядя Арслана.

Слова были произнесены спокойно — и именно поэтому они прозвучали страшнее угрозы.

Доржи поклонился — в замешательстве, поражении и затаённом страхе. Но приказ хана был ясен. Он вышел, и за ним тяжело закрылась дверь. Хан остался один, приложив руку к груди — к тому месту, где с каждым днём гасла его сила. И тихо прошептал:

— Каждый правитель когда-нибудь устаёт. Это нормально. Но ненормально — начинать войну в родной стране ради одной пары рук. Пусть даже это и пара рук лекаря вселенной. Даже ради спасения своей жизни. Не достойно это правителя.

И впервые за многие месяцы в его голосе не было ни ярости, ни амбиций — только тихая, человеческая усталость.
***

Доржи возвращался в своё тайное святилище медленно, словно шагал через вязкую воду. Хан запретил ему действовать — но это не означало, что он подчинится. Он вошёл в подземный зал, где его ждали трое старших жрецов.

— Хан велел отказаться от поиска Муни, — сказал он холодно. — Но мы не можем позволить себе игнорировать будущее империи. Если не Муни — должен быть кто-то другой. Кто-то, кто сможет заменить его силу… или нейтрализовать её.

Жрецы обменялись тревожными взглядами.

— Учитель, сила Муни... это не энергия, которую можно повторить. Он лекарь вселенной. Один на сто поколений.

— Тогда найдите то, что может сделать его ненужным, — прошипел Доржи. — Поднимите всё, что нам известно о волшебном лотосе. Все утверждают, что он утерян навсегда. Но так ли это на самом деле?

Тишина в зале стала почти осязаемой.


Глава 19


Весть пришла на рассвете. Цугар вошёл без стука — это значило только одно: новости редкие и важные.

— Хан приказал Доржи прекратить попытки доставить Муни в столицу, — произнёс он сразу, без прелюдий. — Полностью. Без оговорок. Он заявил, что юг сам решит, когда и кого посылать в столицу. И что Арслан-богатур действует «в рамках дозволенного им порядка».

Арслан на миг застыл. Потом тихо выдохнул — и на лице появилось то едва заметное, редкое выражение, которое Цугар видел всего несколько раз в жизни. Это была не простая радость, не облегчение. Это была — подтверждённая догадка.

— Значит, он всё понял, — медленно сказал Арслан. — Хан понял, что я не рву связи. Я лишь веду свою партию… и делаю это не против него. Точнее не против отечества.

Он прошёлся по залу, положив руки за спину. Свет утреннего солнца ложился на его шаги.

— Он увидел, что я не готовлю мятеж, — продолжил Арслан. — Что я не играю в глупую независимость, которую он был бы вынужден подавить. Он увидел — что югу я строю не стены, а опоры. И что это выгодно всей империи, если смотреть достаточно далеко.

Цугар внимательно слушал.

— Я рад, что он это понял, — добавил Арслан, и в голосе впервые за долгое время прозвучало искреннее тепло. — Хан — не идиот, каким его пытаются представить придворные. Когда он хочет — он видит очень глубоко. Иногда глубже, чем позволяет себе показывать.

Цугар кивнул:

— Вы считаете, он видит вашу игру?

Арслан слегка улыбнулся краем губ:

— Он видел её с самого начала. Но только сейчас решил показать, что понимает её правила.

Он остановился у окна. Южный ветер мягко вплетался в шторы — как будто тоже хотел сказать что-то важное.

— Это хороший знак, Цугар, — тихо сказал Арслан. — Очень хороший знак. Хан не считает меня предателем. Хан видит — я не разрушаю империю. Я ей помогаю пережить будущее, которое она пока боится.

Он повернулся к своему разведчику.

— А значит, теперь наша игра выходит на новый уровень.

- Но у меня есть к вам, правитель, вопрос – сказал начальник разведки.

- Говори – приказал Арслан.

- В столице убит высший жрец Цеджи и глава клана Орта так же получил удар кинжала в сердце – сказал Цугар. -  Всё убеждены в том, что это Арслан расправился с ними. Старший жрец Рангтхо с нашей подачи отправлен ханом в ссылку на дальний север. Я так понял, что это вы, правитель, отправили Лин в столицу именно за тем, чтобы наказать тех, кто посмел послать убийц на юг. Или же тут действовал кто-то другой? Мне это нужно знать.

- Это я отправил Лин в столицу – холодно ответил правитель юга. – Теперь в столице нет никого, кто бы захотел отправить сюда к нам своих агентов с целью либо захватить, либо убить Муни. Доржи не посмеет, не исполнить приказ хана. Старший жрец Рангтхо в ссылке. В условиях, когда сам хан отказался от Муни кланам слать к нему убийц нет смысла, тем более что юг за это жестоко накажет. В этом там теперь уже точно никто больше не сомневается. Мы свою задачу решили. А насчет того, что ты не знал о задании Лин, то и она не знает почти ничего о тех заданиях, что выполняешь для меня ты. 

Цугар поклонился:

— Что прикажете делать дальше?

Арслан ответил без тени сомнения:

— Подготовь людей, пусть присматривают за моим дядей. После такого жеста хана Доржи сам окажется в опасности. Враги хана не любят проигрывать. Обломав зубы на юге, они постараются отыграться на верховном ламе. Он будет им помехой в борьбе за власть.

Он посмотрел на восходящее солнце и тихо добавил:

— И это — начало новой эпохи.
***

Муни вошёл в покои Арслана без стука — они давно уже отказались от лишних формальностей между собой. Но, шагнув внутрь, он сразу остановился. На лице Арслана было что-то необычное: не просто облегчение, как бывает после удачного решения, а тихая, спокойная радость — редкая, почти забытая.

— Что случилось? — спросил Муни, чувствуя перемену ещё до слов.

Арслан поднял глаза и жестом позвал его ближе.

— Весть от Цугара, — сказал он. — Хан остановил охоту. Прекратил любые приказы, связанные с твоим приездом в столицу. Все попытки Доржи заблокированы.

Муни слегка приподнял брови. Он ожидал борьбы, новых угроз, новых теней за плечом — но точно не этого.

— Значит… всё? — осторожно спросил он. — Меня больше не пытаются выкрасть или обвинить в заговоре?

— Да, — подтвердил Арслан. — Хан передумал. И выбор слов Цугара не оставляет сомнений: это не просто проявление слабости. Хан решил, что дело не в тебе. Он понял, что это была… — Арслан задумался, подбирая выражение, — часть большей игры. Моей игры.

Муни встал прямо, не скрывая удивления:

— И он не считает тебя предателем?

— Наоборот, — тихо, чуть задумчиво сказал Арслан. — Кажется, он начал понимать, что я не рву империю. Я пытаюсь удержать её живой. И что мои шаги — не мятеж, а балансировка. Тонкая. Неочевидная. И уж точно игра не направленная против него.

На лице Муни появилась едва заметная улыбка — очень теплая, почти гордая.

— Это редкость, Арслан, — сказал он. — Когда государь способен увидеть глубину за действиями другого человека. Особенно если этот другой — молодой правитель юга, которого все считают угрозой.

Арслан усмехнулся:

— И всё равно он увидел. Значит, пока в империи ещё есть шанс.

Муни медленно подошёл к окну, глядя на горы, на седые пики, на оранжевый свет заката, скользящий по долинам.

— Знаешь, — произнёс он тихо, — мысль о том, что на меня больше не охотятся, не приносит такого облегчения, как я ожидал.

— Почему? — спросил Арслан.

— Потому что охота была ясным знаком угрозы, — ответил Муни. — Теперь угрозы нет. Но есть… непредсказуемость. А она всегда опаснее.

Арслан внимательно посмотрел на друга:

— Ты думаешь, что Доржи не остановится?

— Уверен. Но теперь ему придётся действовать не силой — а хитростью. А хитрость жрецов… куда опаснее их мечей.

Арслан кивнул:

— И всё же одно мы получили точно. Хан — не наш враг.

Муни повернулся к нему и впервые за эту долгую, изматывающую историю улыбнулся по-настоящему.

— А это, Арслан, может изменить всё.

Арслан задумался, а потом спросил:

- Сколько осталось жить хану? Ходят слухи, что он и месяца не протянет. Но я убежден в том, что у хана есть впереди год или даже два года. Сила волшебного лотоса продлить должна была жизнь Араши примерно на пять лет. Я удивлен тому, что он вообще заболел. Что ты об этом думаешь?

- Араши растратил силу лотоса, потому что действовал часто не разумно, вёл захватнические войны, разорял чужие города и страны, грабил чужие народы, но не занимался укреплением родной державы и благоденствием своего народа – ответил пророк юга. – Я многое знаю о силе волшебного лотоса. Хан проживет еще около двух лет, но участвовать и организовывать военные походы он больше не сможет. Зря кланы спешат хоронить Араши. У него достаточно времени, чтобы покончить со всеми ими.

- Но никто не знает о том, что у хана есть еще время – сказал правитель юга. – Ни сам хан, ни Доржи, ни кланы. Никто.

- Никто, кроме нас – возразил ему Муни.
***

Верхний храм окутывал мягкий предвечерний свет. Воздух был неподвижен — как перед грозой, но в этой тишине ощущалась не угроза, а что-то иное: будто судьба сама на мгновение задержала дыхание. Нургай медленно поднялся по круглой лестнице к верхней галерее, где обычно получал донесения с южных дорог. Он ожидал плохих вестей — в последние недели именно так и бывало. Но гонец, едва увидев настоятеля, поклонился глубже обычного и сказал почти с облегчением:

— Учитель Нургай… передаю весть от правителя юга. Хан приказал прекратить поиски пророка Муни. Все распоряжения Доржи — отменены.

Наступила тишина. Долгая, как затянутая струна. Нургай даже не сразу ответил. Он смотрел куда-то мимо гонца, как будто видел этот поворот судьбы ещё до того, как тот возник. Но даже при всём его опыте и прозорливости такая развязка была неожиданной. И — как ни странно — правильной.

— Прекратить охоту… — тихо повторил он. — Значит, хан, наконец, понял.

— Что понял, учитель? — осторожно спросил гонец.

Нургай медленно повернулся, и в его взгляде появилось то редкое выражение, которое могли распознать только ближайшие ученики — смесь облегчения и беспокойства.

— Что Арслан не бросил его. И не бросит. Что юг не играет против трона, но... ведёт свою игру — ради равновесия. И хан, похоже, впервые за долгое время решил не ломать, а слушать.

Он прошёлся вдоль галереи, руки сложены за спиной. Ветер чуть тронул его одежду.

— Это мудро для правителя в его положении. И… это опасно — для всех нас.
Потому что доверие — тонкая нить: стоит её оборвать, и никто уже не восстановит. Но если хан сделал этот шаг сам,… значит, он чувствует, что время перемен ближе, чем думают остальные.

Гонец промолчал, ожидая распоряжений.

— Передай Арслану, — сказал Нургай, — что я понял знак. И что храм будет готов к тому, что последует. А он… пусть будет осторожен. Такие решения не рождаются без борьбы. Если хан смирился, значит, кто-то другой в столице — нет.

Он остановился, глядя на закат.

— И передай Муни… — впервые за всё время его голос стал мягче. — Что путь, который он выбрал, остаётся верным. И что духи гор, кажется, сделали ещё один шаг на его стороне.

Гонец поклонился и ушёл. А Нургай ещё долго стоял на галерее, чувствуя, как вечерний свет гаснет на камне. Он понимал: игра не закончилась. Она стала глубже. И теперь каждая ставка — выше. Но впервые за многие месяцы он позволил себе едва заметную, почти невидимую улыбку.

— Хорошо сыграно, Арслан… — прошептал он. — Очень хорошо.
***

Ночь в столице была тихой, но эта тишина была не той, что приносит покой. Она была натянутой, как струна, готовая лопнуть от малейшего звука. Во дворце, за завешенными тяжелыми шторами, мерцали лампы, и запах лекарственных трав стоял в воздухе так густо, что казался почти осязаемым. Хан лежал на высокой постели, укрытый несколькими слоями покрывал. Его лицо стало землистым, дыхание — неравномерным. Времена его молодой силы и уверенного голоса, способного заставить содрогнуться любой клан, казались чем-то давно прошедшим. Врачи, ламы, придворные лекари — все уже приходили и уходили, оставляя лишь одинаковые слова:

«Мы делаем всё, что возможно…»

Но возможно становилось всё меньше. У дверей собрались приближённые сановники, однако никто не решался говорить громко. Тихие разговоры были похожи на шорох мышей в стенах.

— Он стал хуже, — прошептал один.

— За последние три дня — резко, — ответил другой голос.

— Если так пойдёт дальше… — третий осёкся, оглядываясь, будто его могли обвинить в измене лишь за то, что он допускает мысль вслух.

Доржи вышел из покоев хана, и его лицо было мраморно-пустым. Но внимательный наблюдатель заметил бы — пальцы его рук дрожали. Он остановился, будто пытаясь собрать остатки самообладания. Один из лам лекарей подошёл к нему несмело:

— Владыка… его состояние… оно нестабильно. Мы не уверены, что ночь пройдет спокойно.

Доржи едва заметно кивнул.

— Усильте охрану вокруг дворца. И никому — никому — ни слова о тяжести положения.

Но уже было поздно. Слухи расползались, как дым из-под плотно закрытой крышки. В чайных домах шептали:

— Хан умирает.

На рынках говорили:

— У Доржи не получилось вернуть волшебный лотос,… что же будет теперь?

В казармах солдаты переглядывались:

— Если хан уйдёт — кто будет следующим? Не начнётся ли борьба?

Даже дети на улицах, играя, повторяли слова, услышанные от взрослых, хотя и не понимали их смысла. Столица ещё не была охвачена паникой — но её дыхание ощущалось в каждом взгляде, каждом разговоре, каждом шаге. Как будто огромный зверь во дворце начал медленно умирать, и весь город чувствовал запах его надвигающейся смерти.
***

Слухи добрались до столицы юга не громом — а тихим холодным шёпотом, который, однако, заставил вздрогнуть даже самых спокойных людей. Ранним утром Цугар вошёл в рабочий зал Арслана без обычного стука — редкость, которую он позволял себе только в исключительных случаях. Арслан сразу понял: что-то пошло не так.

— Ты бледен, Цугар, — заметил он, отрываясь от свитков. — Говори.

— В столице… — Цугар замялся, подбирая правильные слова. — Там началось движение, похожее на тревогу. Не официальную, не открытую — но ощутимую. Мои люди называют это «паническим дыханием». Оно проникает в разговоры, в письма, даже в торговые караваны.

Арслан тихо кивнул, не перебивая, и спросил:

— Что случилось?

— Хану стало хуже, — ответил Цугар. — Гораздо хуже. Говорят, что он почти не выходит к народу, и что дворцовые лекари закрыли доступ даже к самым близким приближённым. Доржи скрывает всё, что может, но люди видят. И понимают.

Повисла пауза. Арслан медленно поднялся, прошёл к окну, посмотрел на туман, стелющийся над крышами южной столицы. Несколько мгновений он молчал, будто прислушиваясь не к словам Цугара, а к чему-то внутреннему.

— Я знал, что этот день придёт, — наконец произнёс он. — Но не думал, что так скоро.

Цугар подошёл ближе.

— Это связано с отказом отправить Муни? – спросил он.

— Скорее это связано с тем, что лотос больше не защитит его. — Арслан сжал ладонь. — Всё, что давало хану вторую жизнь, исчерпано. И теперь — обычные лекари его не спасут.

— Но спасёт Муни? — спросил Цугар почти шёпотом.

— Возможно, — вздохнул Арслан. — Но вопрос в том, что будет с югом, если мы вмешаемся. И что будет, если мы откажемся.

Он повернулся к своему начальнику разведки, и в его взгляде появилось то стальное спокойствие, которое многие принимали за уверенность, но знали: это была ответственность. И сказал:

— Нам нужно готовиться. Паника в столице — это всегда буря, которая, так или иначе, дойдёт и до юга.

— Прикажешь усилить наблюдение? — спросил Цугар.

— Усиливай всё, — коротко ответил Арслан. — И жди худшего. Потому что каждый раз, когда имперский трон качается — юг оказывается первым, под кем пытаются выровнять землю.

Цугар кивнул и уже собирался уходить, но Арслан добавил:

— И ещё. Пусть Муни пока не знает. Не нужно, чтобы он чувствовал на себе тяжесть чужой судьбы — раньше времени.

Цугар поклонился и исчез так же тихо, как вошёл. Арслан остался один — и впервые за долгие месяцы позволил себе выдохнуть тяжело, почти болезненно. Всё шло точно по его плану.
***

Столица, ещё недавно сиявшая спокойствием императорской власти, к началу второй недели болезни хана стала напоминать улей, в котором пчёлы потеряли матку. Всё началось с шёпота. Шёпот перешёл в тревожные разговоры. А разговоры — в закулисные собрания, которые пахли страхом и амбициями. Верховные вельможи собирались в своих домах под видом приёмов. Двери закрывали толстыми шторами, стражу увольняли на дальние коридоры, а на стол ставилось вино — крепкое, горькое, чтобы скрывать дрожь в руках.

— Хан слаб… — говорил кто-то, оглядываясь по сторонам. — И не встанет на ноги без чуда.

— Чуда больше нет, — отвечал другой вельможа. — Лотос исчез. А лекарь с юга не прибудет.

— Доржи провалился, — тихо, почти со сладкой горечью, добавляли третьи. — Если хан умрёт,… он не удержится.

Каждый говорил тихо, но мысли были громкие, острые, опасные. Клановые вожди из северных степей, торговые магнаты восточных кварталов, старые роды столичной знати — каждый видел шанс. Каждый видел угрозу. Каждый видел будущий хаос.

В храмовых кругах было не лучше. Старшие ламы встречались не публично, а в боковых залах, прикрывая своё беспокойство цитатами из древних текстов.

— Если хан уйдёт, и появится раздор — мы должны быть готовы указать народу верный путь, — шептал один.

— Столица не выдержит второй войны между братьями, — говорил другой.

— Нужно заранее определить, кто станет регентом, пока не будет нового хана, — предлагал третий.

Но никто не говорил вслух, что все они боятся: Доржи теряет контроль. А значит — духовная власть может рухнуть вместе с троном.

На рынках и в караван-сараях заговоры рождались быстрее, чем торговцы успевали выкрикивать цены.

— Хан умер, но нам не говорят! — кричал один пьяница, и его тут, же схватили стражники.

— Не умер, но умирает, — шептал другой, — и столица рухнет. Беги! Сейчас самое время уходить на юг. Там хоть порядок есть.

В ту же ночь по городу стали распространяться новые слухи:
«Старые кланы собирают людей».
«Имперские телохранители заменяются».
«Верховный совет заседает без перерыва».
«Тайная стража ловит шпионов, которых не существовало вчера».

Столица входила в режим перед бурей — когда всё ещё выглядит спокойно, но воздух уже трещит от напряжения.

А в центре всего этого хаоса сидел Доржи — окружённый ухмыляющимися вельможами, молчаливыми ламами, надменными генералами — и понимал: если хан умрёт до того, как Муни окажется здесь…— его собственный трон рухнет первым. Начиналась игра, в которой никто больше не мог притворяться нейтральным наблюдателем. И каждый игрок уже делал свой первый тайный ход.
***

Паника в столице зрела не шумно, а глухо — как трещина в фундаменте, которую слышат прежде, чем увидят. Хан почти не появлялся на людях. Его редкие выезды из покоев сопровождались напряжёнными взглядами придворных лекарей и настороженными шепотами в залах. Доржи ходил мрачный, как туча, и никто не решался спрашивать его о состоянии государя — хотя каждый в глубине души уже знал ответ. И вот — когда страх стал тяжелее молчания — началось.

Сначала появились слухи, будто хан уже не способен подписывать указы. Потом — что правитель северных провинций пытается собрать своих людей ближе к столице. Ещё спустя день — что сам Доржи тайно встречался ночью с тремя старейшинами монастыря Вечной Скалы. У столицы было чуткое сердце. Оно билось тревожно.

В больших дворцовых хоромах, которые днём казались пустыми, по вечерам вспыхивали огни — там собирались те, кто называл себя «стражами порядка». На самом деле каждый просто боялся остаться без места у власти, если хан умрёт.

— Нельзя допустить хаоса, — шептал бек северного округа.

— Хаос уже идёт, — отвечал ему другой. — Нам нужен регент, пока хан болен.

Имя Доржи звучало часто, но редко — с уважением. Все знали, как фанатично он верит в знаки и предсказания. И что он слишком сильно связан с храмами, чтобы дать какую-то власть светским родам. Что удивительно — имя Арслана тоже звучало. Но оно звучало как опасность, неизвестность, южная сила, а не как решение.

— Если хан умрёт, юг поднимется, — говорил один старый советник.

— Юг давно уже поднялся, — мрачно поправлял другой. — И Арслан ждёт только удобного момента. Он уже готовит войско для похода на столицу.

Люди, которые ещё вчера смеялись над предсказаниями, теперь искали пророков тайком, спрашивая:

«Кто унаследует власть?»
«Когда хан покинет этот мир?»
«Чего ждать от юга?»

Доржи всё больше замыкался в себе. Но всё равно каждую ночь к нему приходили шептуны, принося слухи о смерти хана.

— Ложь, — резал он. — Хан жив. Жив!

Но лицо говорило иное. Слуги перешёптывались, что великий лама сам ищет способы сохранить власть, если всё рухнет. Одни верили, что он готовит приказ о назначении регента. Другие — что он пытается вернуть себе влияние через храмы юга, но у него ничего не выходит.
***

Столица начинала бояться не смерти хана — а того, что никто не знал, что будет после. В кругах знати говорили:

— Если юг вмешается — будет война.
— Если юг не вмешается — кто же удержит страну?
— А если хан всё-таки выживет?..

Никто не понимал — почему Арслан не рвётся в столицу ради признания, почему он не требует ничего. Его молчание было страшнее крика. Так появлялись заговоры — маленькие, скрытые, ещё не оформившиеся. Но они множились. Каждый род искал союзников. Каждый чиновник думал, где окажется завтра. Каждая семья в столице спрашивала себя: кто будет ханом после? И никто — ни один — не верил, что всё обойдётся.

Столица гудела, как растревоженный улей. Слухи о болезни хана уже не просто ходили — они начали превращаться в предсказания, угрозы, шёпотные обещания и закулисные договоры. Но теперь к этому добавилось ещё одно — подготовка города к самому неприятному развитию событий.
***

Коридоры большого дворца наполнились непривычным шумом. Воины гвардии ходили быстрее, чем обычно; их шаги звенели на мраморных плитах, отражаясь тревожным эхом. Слуги, которым обычно полагалось быть невидимыми, шмыгали из комнаты в комнату, переглядываясь в страхе. Командир дворцовой стражи, суровый человек по имени Тугар-Батор, получил приказ лично от старших министров:

— Укрепить северные ворота.
— Удвоить охрану внутренних коридоров.
— Перевести резервные отряды к храмовому кварталу.
— И главное — никого не подпускать к хану без тройной проверки.

Тугар-Батор понимал: это не просто меры безопасности. Это начало подготовки к возможной смене власти — и попытка удержать столицу от неконтролируемого хаоса. Он прислушался к шёпоту своих капитанов:

— Говорят, если хан умрёт, армия расколется на части.
— Гвардия поддержит принца…
— А вот храм — не факт.
— Главное, чтобы Доржи не сделал что-нибудь… резкое.

Тугар-Батор нахмурился. Он знал: резкое уже происходило. Просто не всё было видно.
***

Торговцы закрывали лавки раньше обычного времени. Чиновники, которые ещё вчера улыбались и пили чай в тени фонарей, теперь спешили домой, избегая, взглядов друг друга. На перекрёстках появились дополнительные патрули — они проверяли документы даже у тех, кто жил в городе всю жизнь. Вечером над городом загудели барабаны тревоги — тихо, коротко, но этого хватило, чтобы люди начали ставить засовы на двери. Уличные гадалки, всегда вездесущие в столице, теперь переходили от пророчеств к слухам:

— Хан дышит тяжело!

— Храм готовит переход власти!

— Говорят, лекарь вселенной на юге,… но он не поехал!

Каждое слово, случайно сказанное, превращалось в ветвистую легенду, которая врезалась в умы горожан.

Жрецы побелели лицами. Доржи в последние дни был страшен — как ходящий по краю обрыва волк. Его визиты в тайную часть храма участились. Слухи о том, что агенты исчезают один за другим, ходили уже и в столице. Жрецы понимали: если хан умрёт — вся вина падёт на них.
Если хан выживет — он спросит, почему они не нашли способ помочь. По ночам в храме горел свет, и звуки шагов раздавались до самого рассвета.

Стража укрепляла башни. Складские помещения наполняли оружием и стрелами. В случае волнений они должны были продержаться несколько дней до прихода армии с севера. Старшие стражи шёпотом обсуждали:

— Если заговор созреет, первым делом пойдут на дворец.
— Или на храм…
— Я слышал, что часть родов уже вооружает своих людей.
— Без хана все хотят урвать кусок.

Советники собирались почти каждую ночь, и каждая встреча становилась всё более нервной.

— Если состояние хана ухудшится — столица должна быть готова к любому сценарию, — сказал старший министр. — Мы не можем ждать милости от судьбы.

Ему никто не возразил. Потому что теперь никто не был уверен, проснётся ли хан завтра.



Глава 20


В подземном сводчатом зале под Великим храмом воздух был тяжёлым — пахло тленным воском и старой пылью, будто здесь копилась сама история, забытая богами. В центре горела круглая чаша с маслом, отражая дрожащие огоньки на каменных масках, которыми жрецы закрывали лица. Собрались семеро — самые старые, самые осведомлённые, самые опасные. Дверь захлопнулась, и Доржи медленно вошёл, опираясь на резной посох. Он был измотанным: под глазами тянулись синеватые тени, а пальцы дрожали. Но взгляд оставался резким, цепким — у того, кто привык управлять страхами других. Жрецы склонили головы.

— Начнём, — тихо сказал он. — Время больше не терпит задержек.

Старейший из них, Кхар-Дагпа, качнул головой:

— Слухи по дворцу множатся, как мыши в зерне. Все знают, что хан тает. Врачи бессильны, знаки плохи, и уже спрашивают — что будет дальше. Нам нужно решить, кого поддержит храм, если…

Он не договорил. В подземельях не произносили слово «смерть хана», считая, что оно само способно приблизить конец. Другой жрец, с тонким голосом и длинными руками, произнёс:

— Если хан уйдёт, столица погрузится в хаос. Вельможи уже шепчутся. Племенные лорды готовят людей. В армии — разброд. Храм обязан дать направление.

Доржи сжал пальцы на посохе.

— Направление? — хрипло повторил он. — Мы потеряли последнюю возможность удержать его. Лотос… последний… — он едва заметно поморщился. — Муни не в наших руках. Никакие агенты не добрались до юга. Арслан закрыл его так, как будто прячет сердце самого юга.

— И если хан умрёт, — сказал Кхар-Дагпа, — виновными назовут нас. Храм не спас, лама промедлил, пророка не привёл.

— Нас могут смести. Или поставить над нами куклу из императорской знати, — тихий голос другой жрицы дрогнул. — Нужно решить заранее, кого мы поддержим на троне.

В подземелье повисла тягучая, тёмная тишина. Наконец Доржи медленно произнёс:

— Хан почти не слышит меня. Он в полубреду. Но последнее, что он сказал… — он прищурился, вспоминая. — Он сказал: «Не тронь Арслана. Он правит югом лучше, чем мы — севером».

— Значит, хан уже склоняется к нему? — спросили жрецы.

— Скорее… он уже ни к чему не склоняется – сказал Доржи хриплым голосом. - Но если он умрёт сейчас — Арслан окажется единственной фигурой, способной удержать страну от падения в огонь. Сын хана Зольван слаб и его никто в империи без защиты и поддержки меча правителя юга, слушать не станет. Так что в любом случае Арслан станет главной фигурой в империи. Он мой племянник. Но я не желаю, чтобы он правил всем здесь. Арслан предал хана, предаст он и Зольвана, а потом и меня. И станет над всеми нами ханом. Раз человек стал на путь предательства, он с него никогда уже назад не вернется. Черного пса тогда уже не отмоешь добела, как не старайся. Поэтому я и не пытаюсь с ним встретиться и переговорить. Арслан для меня умер.   

Слова эти вызвали гул напряжения.

— Он слишком молод, — заметил кто-то.

— Он слишком свободен, — сказал другой.

— Он слишком силён, — отрезал третий.

— Но именно это делает его опасным для нас, — подытожил Кхар-Дагпа.

Доржи поднял посох, требуя тишины, и сказал:

— Опасным — да. Но ещё более опасным будет хаос. Пока хан жив, мы сохраняем церемониальный порядок. Но когда он уйдёт — мир треснет.

Он окинул всех взглядом:

— Мы либо выбираем путь поддержки Арслана — и надеемся, что он оставит нам храм.…Либо ищем другого наследника вместо Зольвана — слабее, зависимее — и готовимся к войне за трон.

Слова его повисли в воздухе, как ножи. Жрецы молчали долго. Потом Кхар-Дагпа тихо спросил:

— А если мы выберем второй путь,… у нас есть кандидат?

Доржи ответил не сразу.

— Есть, — сказал он, наконец. — Но если мы пойдём против Арслана, мы должны будем ударить первыми. Молнией. Пока юг не успел подняться стеной.

Среди жрецов прошёл едва слышный шорох. Им понравилось слово «ударить». Оно давало ощущение власти.

— Тогда решим, — сказал Кхар-Дагпа. — На чью сторону встанет храм, если хан умрёт?

В глубине подземелья заплясали тени. Огонь в чаше дрогнул, будто услышал ответ раньше людей. Доржи закрыл глаза. Он понимал: выбор будет стоить всем им жизней.
***

В полутёмном зале верхнего храма собрались старейшие жрецы и советники. Голоса шепотом перебирали имена, а свечи дрожали, отражая тревогу, что витала в воздухе.

— Если здоровье хана не улучшится, — сказал один из старших жрецов, — нужно заранее определить приемника. Не ради власти, а ради порядка. Всем нам понятно, что Зольван слаб и не годится для высшего поста в империи.

— А кто достоин? — спросил другой. — Нужно учитывать не только родословную, но и влияние на юг. Там Арслан уже становится фигурой, с которой придется считаться.

— Моя кандидатура не вызывает сомнений, — вмешался третий. — Но как убедить горные кланы? И что скажет верховный храм юга?

— Нужно учитывать Муни, — сказал старейший. — Даже если он не претендует на трон, его влияние настолько велико, что он может стать центром притяжения для всех.

— Значит, — тихо проговорил один из советников, — кто возьмёт на себя инициативу сейчас, тот будет определять будущее империи, если хан умрёт.

В воздухе повисло молчание. Каждый понимал: неверное решение приведёт к хаосу. В верхнем храме столицы жрецы и советники собрались за длинным столом, на котором лежали свитки с родословными, письма от губернаторов и донесения разведки. Атмосфера была густой, почти осязаемой — каждый понимал, что от решений здесь зависит судьба империи.

— Если здоровье хана ухудшится, — начал старейший жрец, — кто возьмёт на себя управление? Нужно выбрать не только законного наследника, но и того, кто сможет удержать юг и восточные долины от восстания.

— Арслан усиливает позиции юга, — заметил другой, молодой советник. — Его влияние растёт, и слухи о том, что Муни может понадобиться хану, только увеличивают напряжение.

— Муни, — пробормотал третий, — этот «лекарь вселенной» способен объединять юг сильнее любого из нас. Любой кандидат без учёта его влияния обречён на провал.

— Мы должны действовать тонко, — сказал старейший жрец, скользнув взглядом по другим. — Любая поспешная поддержка кандидата вызовет недоверие со стороны кланов юга и создаст риск открытой конфронтации с Арсланом.

— Значит, — сказал советник, — нужно рассмотреть кандидатуру, которая не будет вызывать открытого сопротивления южных кланов, но при этом укрепит контроль столицы.

— Кто способен на это? — спросил другой, сжав пальцы на подлокотнике кресла. — Нургай? Муни? Или кто-то третий?

Взоры устремились к пустому концу стола, где обычно хранились свитки с решениями хана. Сердце каждого билось быстрее: неверный выбор означал хаос и войну.

— Каждый шаг должен быть рассчитан, — добавил старейший. — Нам нужны не просто кандидаты, а фигуры, способные удерживать баланс. Если хан умрёт, и юг пойдёт против нас,… мы потеряем всё.

В этот момент в зал донесся слух о том, что Арслан послал своё предложение относительно верхнего храма. Мгновенно все поняли: юг играет свою игру, и любые попытки контролировать ситуацию со столицей уже осложнены.

— Тогда нам остаётся одно, — сказал один из советников шепотом. — Действовать осторожно и готовиться ко всему.

Молчание вновь опустилось на зал. Свечи дрожали, как отражение тревоги, которая постепенно превращалась в панический страх перед неизвестным будущим. Собрание жрецов постепенно завершилось, но никто не расходился. Группы начали формироваться сами собой — одни собирались ближе к колоннам, другие уходили в тень под сводами храма. Казалось, воздух наполнился электричеством: каждый шёпот мог стать искрой, от которой загорится вся столица. Первым заговорил младший жрец, присоединившись к небольшой группе советников:

— Если хан умрёт, Доржи постарается поставить своего человека. Он попытается контролировать храм и столицу. Но юг не примет открытого давления.

— А мы что, должны ждать, пока юг поднимется? — прошипел другой. — Если Арслан укрепится ещё больше, он станет фактическим правителем не только юга, но и всей империи и никто здесь не сможет ему противостоять.

— Поэтому… — советник посмотрел по сторонам и понизил голос, — нужно выбрать кандидата заранее. И заручиться поддержкой тех, кто в нужный момент объявит его законным преемником.

Слева, у колонны, другая группа советников обсуждала прямо противоположный план:

— Мы не можем ждать, пока старейшины решат всё за нас. Если хан уйдёт, Доржи станет самым влиятельным человеком в столице.

— И что? — фыркнул третий. — Доржи давно потерял связь с реальностью. Он всё ещё считает, что может контролировать Арслана. Да он своего племянника даже в столицу привести не смог, потому что юг поднялся бы его на смех!

— Значит… — голос стал тише, но жёстче, — нужно действовать так, чтобы Доржи не стал единоличным правителем. У нас есть связи в храме, есть гвардия,… Мы можем склонить чашу весов в свою сторону.

Когда обсуждение кандидатов закончилось, напряжение не рассеялось — оно лишь изменило форму. Одни жрецы и советники задержались в зале, другие — рассеялись по коридорам дворца, но каждый унёс с собой тревогу и, что важнее, расчёты. В верхнем крыле храма два жреца низшего ранга стояли у узкого окна и шёпотом переговаривались.

— Если хан умрёт, власть перейдёт к совету до выбора нового правителя. Ты понимаешь, что «совет» — это мы? — произнёс один, глаза его блестели от возбуждённого страха.

— Не «мы», — холодно поправил второй. — А те, кто сумеет перетянуть влияние на свою сторону. У Арслана поддержка юга. У Доржи — храм. А у нас?..

Он замолчал, не дождавшись ответа.

Пока жрецы спорили, к совету генералов уже давно просочились слухи о слабости хана. Там тоже кипели страсти. Один из генералов, седой и широкоплечий, почти рычал:

— Если хан умрёт, столица превратится в поле битвы! Жрецы не смогут договориться. Доржи попытается установить диктат. А юг — юг просто откажется подчиняться. Мы должны заранее подготовить легионы.

— Но если мы выведем войска на улицы, — возразил другой, — жители решат, что мы готовим переворот. И тогда начнётся паника. Нам нельзя действовать открыто.

— Тогда остаётся положение ещё хуже, — сказал третий. — Ждать, пока кто-то другой начнёт войну, а потом уже реагировать.

И вновь собравшихся генералов накрыло гнетущим молчанием. Каждый понимал: столица стоит на грани взрыва, достаточно одной искры — и вся империя погрузится в хаос.
***

Тем временем в одной из боковых комнат храма Доржи говорил со своими ближайшими жрецами. Его глаза блестели от гнева и усталости.

— Они уже делят власть, — сказал он. — Они думают, что могут обойти меня. Но пока хан жив, я остаюсь голосом небес. Если он умрёт — я стану опорой трона.

Один из жрецов осторожно заметил:

— Господин, слухи ходят разные. Говорят, юг уже приготовил своего кандидата. И что этот кандидат может оказаться сильнее, чем вы рассчитывали.

— Усилить слежку, — резко сказал Доржи. — Узнать, кого предлагает Арслан. И кто в столице готов выступить против нас. Нам нужно действовать быстро и тихо.

Он постучал пальцами по столу.

— А самое главное — не дать Арслану использовать ситуацию. Он хитёр. И я больше всего боюсь не его силы, а его терпения.

Жрецы кивнули, но каждый думал о своём. Сомнения закрадывались даже в сердца тех, кто всегда верил в непогрешимость Доржи.

— Арслан укрепился сильнее, чем мы предполагали, — сказал один из них. — Нургай — настоятель храма юга. Муни — жив и вне досягаемости. Хан слабеет. Если он умрёт, юг станет первым, кто заявит о самостоятельности.

— И кто-то уже сейчас мечтает поддержать их, — заметил другой. — Даже среди наших.

Доржи медленно потер виски, скрывая раздражение.

— Мы не допустим хаоса, — произнёс он. — Но каждый из вас должен запомнить: пока хан жив, он — центр империи. Нельзя показывать слабость.

— Простите, святейший, — неуверенно сказал один из советников, — но если хан… не выдержит,… кто станет его преемником?

Эти слова прозвучали как удар грома. Все взгляды обратились к Доржи. Он выдержал паузу.

— Наследник Зольван, но это значит, что его нет, — сказал он. — И это делает ситуацию опасной. Выбирают не только хана — выбирают будущее империи.
***

В городе же, среди богатых домов торговых кланов, происходило своё. Один из крупных купцов поднимал бокал красного вина перед небольшой, но влиятельной группой гостей.

— Если юг станет самостоятельным — наши караваны окажутся под их тарифами. Если столицу охватит смута — торговля встанет. Нам нужен кандидат, который удержит и трон, и рынки.

— Кандидат? — хмыкнул другой купец. — Сейчас главное — кто первым узнает, куда качнётся чаша.

Он сделал паузу.

— И кто успеет на неё встать.
***

К утру столица уже жила двойной жизнью. На улицах — обычные люди, двери храмов открыты, караулы сменяются как всегда. А под поверхностью — трещины, ведущие к будущему обвалу. Каждый влиятельный человек — жрец, советник, купец, военный — уже строил свои планы. Уже создавал сети. Уже выбирал, кому присягнуть, если хан падёт. Один только Арслан держал юг в железной тишине. И все понимали: если хан умрёт — начнётся игра, где выживет не самый сильный, а самый дальновидный.

Столица погружалась в то состояние, которое обычно предшествует буре: ещё нет грома, ещё не сорвано ни одной черепицы с крыш, но воздух уже дрожит, как натянутая струна, готовая лопнуть. По дворцовым коридорам шагали лекарские отряды, жрецы с амулетами и слуги, несущие горячие чаши с настоями. На вид всё выглядело упорядоченно, почти спокойно, но каждый, кто видел хотя бы пару таких дней в своей жизни, понимал: это уже начало конца спокойствия.

У главного входа во дворец выстроились вооружённые отборные стражники — вдвое больше обычного. На башнях сменили караулы, а у ворот императорской резиденции стояли даже ночные дозорные, обычно появлявшиеся лишь при войне.

На центральной площади города сборщики новостей — желаемые и не желаемые — уже перебрасывались шёпотом:

— Слышал? Хану всё хуже…
— Говорят, жрецы ходят с чёрными лампадами. Значит, дело плохо.
— Если он умрёт — столица взвоет…

Отдельные районы начали запасаться зерном и сушёным мясом, будто ожидали осады. Богатые дома укрепляли ворота, у некоторых уже появились дополнительные стражники. Тем временем внутри дворца происходило то, что простые жители могли лишь угадывать по обрывкам слухов.

Лекари устало перешёптывались:

— Жар не спадает.
— Зелья не помогают.
— Сила лотоса исчерпана — он живёт на одном дыхании судьбы.

Жрецы в чёрных и шафрановых одеждах мерно читали молитвы, но их голоса звучали уже не как уверенность, а как попытка удержать расползающийся узор мира. В личных покоях хана дымилось сразу пять курильниц — каждая из разных уголков империи, с разными травами и ароматами, словно кто-то попытался смешать все возможные надежды в одну. Но главное — вокруг в унисон ходили шёпоты. Шёпоты бояр, генералов, старых клановых вождей, придворных евнухов, жрецов разных школ.
«Если он умрёт — что будет?»

Пока никто не говорил это вслух в больших залах, но в маленьких комнатах и узких коридорах эти слова звучали так часто, что начали казаться эхом самого дворца.

Советники хана получили распоряжение: составить планы на три случая — худший — смерть правителя; опасный — тяжёлая болезнь, делающая его неспособным править; неожиданный — резкое выздоровление. Секретари, исписывающие свитки, дрожали. Не потому, что боялись смерти хана — они боялись будущего без хана. Потому что таким будущим ещё никто не управлял.
***

На улицах всё чаще появлялись вооружённые патрули. В некоторых домах зажигали свечи днём — знак молитвы о спасении правителя. У ворот храмов собирались очереди тех, кто искал хоть какой-то знак от богов. Столица ощущала себя так, будто стоит на краю пропасти и ждёт, чья рука её подтолкнёт — или удержит. И каждый понимал: если хан не поднимется с ложа, то начнётся игра, в которой никто не будет в безопасности. Ни один клан. Ни одна провинция. Ни один лама.
Ни один генерал.

Столица будто застыла — и одновременно кипела. Снаружи всё выглядело так же величественно и спокойно, как всегда: серебряные крыши дворца, широкие мостовые, рынки, где торговцы всё ещё кричали о товарах. Но под поверхностью начиналась тихая дрожь. Каждая разговорная пауза стала длиннее. Каждый взгляд — внимательнее. Каждый шаг — осторожнее, чем днём раньше. Пока ещё не объявляли, что хан при смерти. Но все знали. И потому началась борьба за то, что будет после него.
***

У трёх кланов — Белой Лисы, Чёрного Оленя и Стальных Крыльев — уже горели ночные лампы, и через окна было видно, как их старшие сидят в закрытых залах. Тихие споры:

— Если хан умрёт без наследника…
— Его сын слишком слаб и не популярен в народе…
— Кто будет регентом?
— Если Доржи управится с церковью, он возьмёт власть в свои руки при поддержке племянника.

Слова шептались, как змеи скользили по полу. Никто не решался говорить вслух, но мысль была в воздухе, тяжёлая, неизбежная: Кто станет новым центром власти?

Дворцовые евнухи. Даже они, обычно молчаливые, теперь переглядывались и шептали:

— Доржи стал слишком нервным…
— А у министра императорской казны появились собственные охранники…
— Слуги из Зала Нефритовых Ворот были у жрецов…

Евнухи ничего не решали — но знали всё. И каждый из них уже выбирал, чью сторону займёт.
***

Командующие столичной стражей получили неофициальные указания:

— Усилить посты.
— Проверять прибывающих в город гостей.
— Следить за жрецами,… но не слишком явно.
— Готовиться к тому, что может начаться беспорядок.

Командир первой стражи, старый воин Джарган, сказал своим помощникам:

— Хан ещё жив. Но вокруг него уже делят трон. Нам следует помнить: если не удержим столицу, через неделю здесь прольётся кровь.

Его помощник тихо добавил:

— Кому мы служим, господин? Если хан умрёт…

Джарган посмотрел на пустые стены.

— Мы служим порядку. А кто возьмёт власть — решит судьба, не мы.
***

Доржи в своём личном круглом зале стоял перед картой империи. На столе горели восковые фигурки — символы кланов, храмов, военных командующих. Он медленно, почти нежно передвигал их пальцем.

— Если хан уйдёт… — прошептал он себе, — все силы бросятся рвать империю на части. Юг — первую. Север — вторую. Восток — третью. Он остановил пальцы над фигуркой Арслана. — Если бы только ты был ближе,… если бы я мог поставить тебя рядом с ханом…

В его голосе прозвучала странная смесь зависти, надежды и страха.
***

На вторых этажах богаделен. В чайных домах. В домах поэтов. В закрытых садах богатых домов. Везде начинались маленькие, незаметные собрания. Переговоры. Слухи. Предложения. Шёпот.

— Если хан умрёт в течение недели…
— Кто будет править?
— Кто удержит страну?
— Кому нужна поддержка храмов?
— На чьей стороне будет юг?

Каждый искал ответ. Каждый пытался угадать. Каждый делал ставки. Империя внешне стояла неподвижно. Но невидимые силы начали движение — и уже не могли остановиться.
***

Над дворцом в столице давно сгущались тучи, и к ночи они легли над ним тяжёлой, вязкой тенью. Внутренний двор был пуст — лишь факелы мерцали, словно боялись догореть дотла. Но внутри, в залах, воздух был натянут, как струна: каждый клан уже чувствовал приближение великой беды, и каждый пытался сделать свой ход. Первая кровь должна была пролиться именно этой ночью.

В одном из дальних крыльев дворца собрались трое — представители двух влиятельных родов и один из тайных жрецов Доржи. Они сидели, не разжигая ламп, при одном лишь тлеющем угле в чаше, чтобы даже стены не видели лишнего.

— Он слишком силён, — прошипел первый, седой советник рода Буртэ. — Если хан умрёт, его люди предложат именно его. Народ любит его. Армия любит его. Мы должны убрать его до того, как он станет кандидатом.

— Это всё ещё опасно, — осторожно сказал второй. — Если он войдёт в пантеон кандидатов — кровь прольётся неизбежно. Но если он умрёт раньше,… это будет… мягче.

— Ничего в мягкости нет, — тихо произнёс жрец, и его голос был похож на нож, скользящий по ледяной поверхности. — И Доржи ничего не знает. Он приказывает нам действовать только внутри рамок. Но время рамок прошло. Если мы хотим сохранить порядок… один человек должен исчезнуть.

На мгновение в комнате стало так тихо, что можно было услышать, как уголь в чаше треснул, роняя искру.

— У нас есть люди? — спросил седой советник.

— Люди уже готовы, — ответил жрец. — Они ударят во дворце, ближе к рассвету. Всё будет выглядеть как несчастный случай. Кто-то поскользнулся на ступенях, кто-то решил проверить крышу, кто-то упал в колодец. В столице сейчас хаос. Никто не обратит внимания.

— А если обратит? — спросил второй.

Жрец медленно улыбнулся.

— Тогда вся столица узнает, что кандидат… слишком слаб, чтобы сберечь собственную жизнь. И никто не осмелится назвать его наследником. Всё просто.

Советники переглянулись. Никто не произнёс того слова, о котором все думали — имени того, кого собирались убрать. Но тень его висела над ними.

Сильнейший кандидат. Любимец армии. Незаменимый, если хан умрёт. Именно его смерть должна была открыть путь другим. Когда жрец вышел наружу, он сделал короткий жест — и из темноты выступили два человека. Их лица были закрыты, движения точные и уверенные.

— Всё готово? — спросил жрец.

— Да. Мы уберём его до рассвета.

Жрец слегка кивнул.

— И не оставляйте следов. Никто не должен знать, что это не было волей судьбы.

Два человека растворились в темноте, исчезнув так, будто их никогда и не было. Жрец же поднял голову к небу и прошептал:

— Пусть ночь примет первую жертву. И пусть утро станет рассветом новой власти.

Он развернулся, его плащ вздрогнул от ночного ветра — и вскоре лишь холод и мрак оставались следить за началом тайной войны за престол.

Ночь над столицей была тёмной, как затянутая дымом яма. В воздухе стояла тревога, будто сам город затаил дыхание. Болезнь хана обнажила старые трещины — и теперь они начали расходиться, превращаясь в бездну. Верхний город патрулировали усиленные отряды гвардии, но даже они двигались настороженно: слишком много закрытых дверей, слишком много ночных огоньков в домах тех, кто обычно спал спокойно. И именно в эту ночь произошёл первый удар.
***

Принц Джасал, один из законных кандидатов на трон, в том случае, если от него откажется Зольван, что было вполне возможно, сидел в своём библиотечном зале, читая донесения о настроениях войск. Лицо его было прямым и жёстким — воин, привыкший к честной битве, но не к шёпотам и ядам. В дверь постучали.

— Кто? — спросил он, не поднимая головы.

— Лекарь, господин. Он прислан с дворца. Говорят, нужно проверить ваше здоровье — ходят слухи о вспышке новой хвори.

Джасал приподнял бровь.

— В такое время? — он отложил письмо. — Странно. Зайдите.

Дверь открылась. Вошёл человек в белом одеянии лекаря, с коробом инструментов. Он склонился в поклоне — слишком глубоко, как позже скажут в отчётах.

— Прошу вас, милорд, позвольте осмотреть пульс…

Он приблизился — и движение его руки было почти незаметным. Мгновение — и из-за рукава выскользнула тончайшая игла, пропитанная неизвестным маслом. Но Джасал был воином, выросшим в окружении заговоров. Он уловил движение, услышал неправильное дыхание — и мгновенно оттолкнулся назад, опрокидывая кресло.

— Стража! — рявкнул он, выхватывая кинжал.

«Лекарь» хрипло выругался, бросился вперёд, но Джасал ударил его в плечо — кровь брызнула, но рана была поверхностной. Наёмник выбил кинжал из руки принца, пытаясь всё-таки дотянуться иглой до кожи.…И тут дверь вылетела с петель. Гвардейцы. Одним ударом копья убийцу пригвоздили к полу. Тот ещё дёрнулся, попытался проглотить что-то — но гвардеец перехватил его за челюсть.

— Яд, — произнёс капитан. — Кто-то не хотел, чтобы он говорил.

Джасал вытер ладонь о ткань плаща.

— Передайте во дворец: началось, — сказал он глухо. — И началось не нами.

Но это была только половина ночи. Почти одновременно в другом конце столицы на купол дома старшего советника-эконома, тоже возможного преемника, тихо опустились трое в чёрных масках. Один из них прошипел:

— Первую попытку сорвали. Действуем по второй цели.

Но к их удивлению окна уже были заперты железными ставнями. Внутри слышались голоса — Доржи собирал своих людей, как будто заранее предупреждённый. Заговорщики обменялись взглядами.

— Кто-то предупредил дворец… — произнёс один.

— Или… — второй напрягся. — Или другой клан начал действовать быстрее нас.

Они отступили — в столице появилось не одно, а множество теней.

На рассвете над столицей уже ходили слухи:
«Покушение на принца Джасала!»
«Вторую попытку сорвали,… но кто они были?»
«Разные кланы начали действовать».

Старые жрецы шептались в углах храмов. Военные командиры запирали казармы. Советники не спали вторую ночь. Столица входила в новую фазу — фазу открытой тайной войны. И все понимали: если был первый удар — будут и второй, и третий.


Глава 21


Комната была тиха. Тишина эта возникала всегда, когда Арслан работал над картами — будто стены сами затаивали дыхание, опасаясь нарушить мысль правителя. Он стоял у стола, склонившись над схемой столичных кварталов, присланной тайным курьером, когда шаги Цугара мягко прозвучали в проходе.

— Ты вернулся, — сказал Арслан, даже не поднимая головы.

— Вернулся, — подтвердил Цугар, остановившись напротив. — И новостей столько, что их хватит на три худших дня твоей жизни.

Арслан поднял взгляд. По лицу его не скользнуло ни тени тревоги.

— Говори.

Цугар глубоко вдохнул:

— В столице всё хуже. Слухи о болезни хана больше не слухи. Дороги пустеют после заката, отряды гвардии удвоены, и каждый клан уже подбирает, с кем ему стоять, если начнётся борьба за трон. Некоторые уже начали чернить друг друга. Первое покушение — только начало. За ним последовало и второе покушение.

Арслан нахмурился:

— На кого?

— На принца Джасала, — твёрдо сказал Цугар. — Его пытались убрать прошлой ночью.

Арслан молча, выпрямился.

— Жив? — спросил он после короткой паузы.

— Жив, — ответил Цугар. — Этого лихого вояку не так просто убить.

- На кого было второе покушение? – спросил правитель юга.

- На Доржи – ответил глава разведки юга.

- Он жив? – спросил Арслан.

- Он цел и невредим – ответил Цугар. - Потому что я предупредил его заранее.

Тишина стала осязаемой. Арслан медленно обошёл стол, остановился рядом с Цугаром.

— Объясни.

Цугар кивнул:

— Наши люди в столице засекли движение: трое убийц прибыли под видом паломников. Почерк — клан Стальных Мостов. Они давно ненавидят Доржи, а сейчас решили ускорить борьбу за влияние в храме. Я помню твой приказ. Поэтому я передал предупреждение через третьи руки.

Он внимательно посмотрел Арслану в глаза:

— Теперь он знает, что кто-то спас ему жизнь. И подозревает, что это были мы. Но доказать не может.

Арслан холодно улыбнулся.

— Хорошо. Дядя всегда считал, что я не держу ситуацию в столице под контролем. Теперь он знает, что я вижу дальше, чем, кажется.

Цугар наклонил голову.

— Но есть и другое. После покушения Доржи стал опаснее. Он понял, что на него охотятся не только враги храма, но и те, кто хочет ускорить смену власти. Теперь он будет действовать куда решительнее.

Арслан подошёл к окну. За окном — закат, цвета крови и золота.

— Значит, игра ускоряется, — тихо сказал он. — Спасибо, Цугар. Держи столицу под наблюдением. И… если будут новые угрозы для Доржи — сообщай мне первым.

Цугар слегка улыбнулся:

— Я уже приказал своим людям. Доржи это не понравится, но он будет жив.

Арслан кивнул и сказал:

— Я защищаю своего дядю не только из родственных чувств, живой Доржи — это порядок в столице. А порядок — то единственное, что удержит империю от безумия, пока хан между жизнью и смертью.

Он сделал глубокий вдох и добавил почти шёпотом:

— Время пришло. Мы должны быть готовы ко всему.

Цугар молча, склонил голову.
***

Юг жил в странном, настороженном равновесии. Пока столица разрывалась между страхом и интригами, здесь, в горах и степях, что-то начинало меняться — медленно, почти неуловимо, но неостановимо. После доклада Цугара, после тревожных вестей о покушении, Арслан созвал Совет Гор. В большом каменном зале собрались старейшины, главы родов и представители храмов. В воздухе чувствовалось напряжение, но и особая цельность — впервые за долгие годы. Нургай, уже официально утверждённый настоятелем Верхнего храма, сидел рядом с Арсланом. Его лицо было спокойным, но взгляд — сосредоточенным.

— Столица рушится изнутри, — сказал Арслан, поднимаясь. — Но юг должен остаться неподвижной точкой. Пока там грызутся за власть, мы укрепляем свою опору.

Один из старейшин нахмурился:

— Хан может умереть. Если он уйдёт… что будет с нами?

Арслан твёрдо ответил:

— Мы не мятежники. Но мы больше не жертвы. Если придут новые приказы — будем решать, исполнять их или нет, исходя из судьбы юга, а не чужих интриг.

Нургай слегка наклонил голову:

— И самое важное — мы должны сохранить Муни. Храм знает, что его хотят заполучить. Если столица ослабнет, некоторые южные кланы тоже могут попытаться его использовать.

Это вызвало ропот, но никто не стал возражать.

— Поэтому, — продолжил Арслан, — я решаю: Муни временно уйдёт из города. Он будет работать в тайном доме в Долине Каменных Сосен. Там его не достать ни жрецам столицы, ни южным игрокам.

Все переглянулись: решение мудрое, но рискованное.
***

Когда Арслан рассказал ему о решении отправить его в скрытый дом, Муни молча, слушал, склонив голову.

— Так значит, теперь я прячусь от всего мира? — спросил он мягко, но в голосе слышалась печаль.

— Не прячешься, — ответил Арслан. — Ты сохраняешь себя. Сейчас ты — единственный, кто может спасти хана. А значит, самый желанный трофей для всех заговорщиков.

Муни долго молчал.

— Хорошо. Я уйду. Но скажи, Арслан… — он поднял на друга серьёзный взгляд. — Ты веришь, что хан хочет жить?

Арслан опустил глаза и ответил:

— Я верю, что империя ещё слишком хрупкая, чтобы потерять его.

— Значит, я сделаю то, что должен, — тихо сказал Муни. – Когда отправляться в путь?

- Прямо сейчас – сказал Арслан. – Лин тебя будет сопровождать до тайного места.

- Но как отнесутся люди к моему поспешному отъезду из столицы юга? – спросил юный пророк юга. – Не начнется ли здесь паника?

- Народ юга меняется – ответил правитель. – Сейчас здесь никто не боится будущего.
***

Тем временем слухи доходили до самых дальних деревень. Люди шептались: «Хан болен». «В столице льется кровь». «Жрецы там боятся». «Юг впервые не дрожит перед севером». И это было правдой: юг, впервые за много поколений, чувствовал не страх — а силу. Кланы, которые раньше соперничали, начали обсуждать совместные торговые караваны и объединённые дружины обороны. Храм, теперь под руководством Нургая, стал центром не интриг, а дисциплины и спокойствия. Великие Охотники с плато прислали Арслану своих лучших следопытов — чтобы ловить любых чужаков. Семьи чёрных кузнецов возобновили старую традицию дарственных мечей — каждый род присылал Арслану по одному клинку в знак доверия. Юг, который веками считали расколотым, начинал объединяться.
***

Цугар и его сеть работали день и ночь. Шпионы столицы исчезали один за другим — так, что в южной столице уже говорили:

— Если хочешь умереть — попробуй выследить Муни.

Цугар докладывал:

— Уже восемь человек. Двое пытались проникнуть в архивы Верхнего храма. Один следил за домом Арслана. Остальные — слишком молчаливы, даже для убийц.

Арслан слушал и коротко кивал. Он знал одно: скоро придёт момент, когда мыса юга коснётся буря. И юг должен быть готов встретить её лицом к лицу.
***

Ночь ещё не ушла, а факелы в коридорах дворца уже горели непривычно ярко — слишком много стражников, слишком много глаз, слишком много напряжения. Воздух был холодным, будто пропитанным самой мыслью о смерти. Доржи сидел в своём молитвенном зале — маленьком, узком, почти пустом. Только статуя Белого Лотоса смотрела на него пустыми глазами. Служки ждали у двери, боясь дышать. Его руки всё ещё слегка дрожали. Он прятал их в рукавах, чтобы никто не заметил. Тихие шаги прозвучали у входа.

— Наставник… — прошептал один из тайных жрецов. — Покушение подтверждено. Наш человек сообщает: стрелок не из наших краев. Это было предупреждение. Возможно… проба.

Доржи закрыл глаза. Его голос был невероятно тих, почти мягок, но от этой мягкости людей бросало в дрожь:

— Проба? Значит, они хотят убедиться… насколько близко могут подобраться.

Он поднялся медленно, как человек, который внезапно постарел за одну ночь.

— Хан умирает, — произнёс Доржи так, словно в первый раз сказал это вслух. — И им не терпится начать делить то, что ещё не успели потерять. И я… — он сжал пальцы в кулак, — … я стал для них первым рубежом.

Жрец осторожно спросил:

— Что вы прикажете?

Доржи улыбнулся — коротко, жестко, почти безумно.

— Прикажу? Ничего. Покушение — лучший подарок, который они могли мне сделать.

Он прошёлся по комнате, словно примеряя новые мысли.

— Теперь я имею право сделать то, что не мог позволить себе раньше. Усилить охрану. Перекрыть дворцовые коридоры. Поставить своих людей рядом с постелью хана. И самое главное…

Он обернулся, глаза вспыхнули ледяным светом.

— …узнать, кто посмел поднять руку на главу церкви империи. Пусть заговорщики думают, что ударили первыми. Но теперь охота начнётся не на Муни,……а на них.

Жрец низко поклонился.

— Мы начнём искать.
— Ищите не того, кто стрелял, — тихо произнёс Доржи. — Ищите того, кто решился заказать.
И помните: среди них есть те, кто сидит ближе к хану, чем я.

Он сел обратно, медленно, аккуратно, словно старец. Но его голос стал стальным:

— Пусть думают, что я испугался. Пусть они будут уверены в том, что я дрожу от страха. Пока они верят в это — я ещё жив.

Он закрыл глаза.

— А теперь… оставьте. Мне нужно поговорить с лотосом.

Жрецы ушли — тихими, пятящимися шагами. И лишь когда дверь закрылась, Доржи позволил себе короткий, судорожный вздох — не слабости, а ярости. Такой ярости, что даже пламя масляных ламп дрогнуло.
***

Перед входом в Долину Каменных Сосен было решено сделать привал на ночь. Лин сидела в своей палатке, наблюдая через небольшое окно за походным лагерем. Ветер носил запах костров и дыма, доносились голоса стражников. Её мысли были заняты не только заботами о безопасности Муни. Она привыкшая следить за каждым шагом Арслана и предугадывать их сейчас не понимала, что происходит. Конечно, Цугар и его люди продолжали ловить охотников на Муни, но это были явно не самые опасные агенты. Приказ хана и жестокое наказание кланов, пославших убийц на юг свое дело сделали. Основные кланы и государственные структуры отказались от попыток захватить тайно Муни или же попытаться его убить. Опасность для Муни оставалась, но она была значительно меньше, чем прежде. Зачем тогда Арслан отослал юного пророка в тайное место?


— Тут что-то не клеится… — тихо пробормотала Лин, — а раз так, то вероятней всего Арслан затеял опять какую-то авантюру. Уж я-то его хорошо знаю!


Она встала, проходя по лагерю, воительница внимательно всматривалась в окружавшую ее темноту. Лин понимала: ситуация меняется быстро, если Арслан что-то затеял, он должен об этом сообщить этой ночью, до того, как они войдут в заветное место. Лин вышла за пределы лагеря и присела на ствол дерева, поваленного бурей. Арслан вышел из ночной тьмы и присел рядом. Его глаза, усталые от совещаний и ночного обхода города, светились решимостью и он сказал:


— Лин, я решил, что вам с Муни следует спрятаться в более безопасном месте, чем тайный дом в Долине Каменных Сосен.

- И где это место? – спросила воительница.

- В столице нашей империи – ответил Арслан.

— Слухи дошли до меня, что там сейчас льется кровь и безо всякого моего участия — ответила она. — Кланы и верховные церковные власти столицы внимательно следят за каждым шагом друг друга. И уже было два покушения. Будут и еще. Столица империи сейчас не самое тихое и безопасное  место сейчас.

-  Но они не знают, что мы видим и что делаем – ответил правитель юга. - Это даёт нам преимущество. Никто не подумает искать Муни в столице империи.


— Я чувствую… — сказала Лин тихо, — что Муни и я должны будем заняться там чем-то исключительно важным для тебя в столице империи. Чем-то настолько важным, что ты ради этого готов рискнуть нашими жизнями.

- Ты права – признал Арслан – у меня есть для вас задание.

— Муни нельзя рисковать, он уже стал символом юга, — сказала Лин. — Народ видит в нём не только магию, но и спасение. Он защитник и опора юга, так же как и ты, правитель.

Они оба замолчали, прислушиваясь к тихому шороху ветра. Лин понимала: Арслан лучше ее всё это знает и раз он принял такое решение, оно должно быть продиктовано железной необходимостью.

— Нужно скрыть наше отсутствие, — сказала Лин. — Как мы поступим?

Арслан кивнул и сказал:


— Да, и мы сделаем это. Но осторожно. Любое движение должно быть незаметным для глаз охраны. Если их узнают, вся моя затея рухнет.


Лин улыбнулась:


— Тогда начнём сейчас. Что делать?

Тут из тьмы появилась женщина похожая на Лин.

- Как тебе эта прекрасная актриса театра Мингияна? – спросил повелитель юга. – Она не только сумела принять твой облик, но и оружием владеет в совершенстве. В обиду себя не даст никому.

- Она похожа на меня, но сможет ли актриса выдать себя за меня перед стражниками? – спросила Лин. – Ведь они меня знают давно и у них очень наметанный глаз. Боюсь, что не сможет.

- Ты в этом сомневаешься? – спросил, немного напрягшись Арслан.

- Я сомневаюсь – ответила Лин. – Охрана отборные люди. Они не ошибутся.

- Проверим – сказал повелитель юга. – Лин, приведи сюда Муни из лагеря.

Лин попыталась двинуться к лагерю, но Арслан ее удержал. Актриса в образе воительницы пошла в лагерь вместо нее. А через некоторое время она вернулась с Муни. Тут из тьмы вышел Тайшэг. Он был в одежде такой же, как у Муни.

- В потаенное место в Долине Каменных Сосен сможет войти только отряд, в котором есть человек наделенный даром пророка – пояснил Арслан. – Поэтому я попросил юного ученика Нургая заменить Муни.

- Я не подведу – сказал Тайшэг. – Будьте в этом уверены, правитель.

- Ты, главное не теряй осторожности – сказал Арслан. – В тайном месте можно укрыться от шпионов, но их мы и так не боимся благодаря стараниям Цугара. Я боюсь, что там может появиться могущественный маг. Если почувствуешь его приближение – сразу же шли сокола с письмом в столицу юга.

- Я все сделаю – сказал с поклоном ученик Нургая.

- Тогда идите в лагерь – приказал правитель юга.

Актриса и Тайшэг ушли в лагерь. А Арслан с Лин и Муни после того, как убедились в том, что замена прошла успешно, поспешили отправиться в путь. Долго они ехали, молча в точной тишине, а потом Арслан сказал:

- То, что в столице началась тихая паника и кланы готовы перегрызть друг другу глотки в схватке за власть мне известно. И для меня вся эта возня неинтересна. Ничего нового и неожиданного там сейчас не происходит. Всё движется так, как должно было двигаться в сложившейся ситуации. За этими процессами хорошо наблюдают люди Цугара. Там не о чем беспокоиться.

- Но есть что-то, что вызвало у тебя ощущение чего-то необычного? – спросила Лин. – Необычного и опасного?

- Так и есть – признал Арслан. – Есть нечто во всем, что там сейчас происходит, что меня насторожило.

- И что это? – спросил Муни.

- Нет никаких сведений о том, что есть брожение среди рабов и в мятежных провинциях, недавно захваченных ханом – ответил правитель юга. – Там царит тишина и полное спокойствие. А это весьма странно в сложившейся ситуации. Очень похоже на то, что готовится большое выступление против империи сразу из множества мест.

- Действительно – сказала Лин. – Нет сведений о попытках мятежей в настроенных против империи новых землях и на плантациях богатых аристократов, где полно рабов. А ведь слухи о болезни хана явно успели добраться и до этих мест. И вести о бунтах и мятежах рабов должны были прийти. Тут в столице люди из высших кругов уже начали глотки резать. Рабам и захваченным недавно землям само небо велело сейчас начать бунтовать. Но вестей о бунтах нет. Странно.

- Похоже на то, что мы имеем дело с масштабным заговором против империи – сказал Арслан. – Только эта ситуация с болезнью хана и позволила мне почувствовать существование той угрозы, что медленно созревала внутри ничего не подозревавшей империи. Угроза, которая сейчас может погубить нашу страну, была настолько ничтожной на вид, что на нее никто не обратил своего внимания. Но угроза эта растет не по дням, а по часам. Пока имперские кланы готовятся делить власть в державе, и ничего другого не замечают, кто-то готовится к тому, чтобы уничтожить само наше государство. И этот кто-то невероятно умен и обладает огромным магическим даром. Если этого мага сегодня не остановить, он завтра сотрет нашу страну с лица земли. Этого человека не смогут выявить люди Цугара. Им займетесь вы. 

- Очевидно, что никто кроме мага не может скоординировать действия столь значительных масс людей, разбросанных по огромной территории империи – сказала Лин. – Но даже великому магу тут нужна будет поддержка большого количества людей.

- Найдите мага – сказал правитель юга. – И постарайтесь не дать ему спокойно вести работу свою в столице империи. Не пытайтесь его убить или захватить в плен. Это слишком опасно.

- Найти мага будет непросто – сказала воительница. – Из захваченных стран в столицу привезли великое множество различных знахарей, колдунов, жрецов таинственных культов. В столичных храмах полно таких персонажей. И каждый из них может быть очень опасен.

- Вряд ли маг будет находиться в храме – сказал Муни. – Он должен спокойно разъезжать по империи. Скорей всего его нужно будет искать среди торговцев, которые со своими караванами постоянно находятся в пути между городами империи.

- Затем…маг должен иметь поддержку от большого количества людей, которые его хорошо знают и беспрекословно ему доверяют – сказала Лин. - Значит, он должен быть либо наследником престола в одной из покоренных империей стран или верховным жрецом, или сыном верховного жреца. То есть это должен быть известный человек в одной из покоренных держав. Это знание поможет нам в поисках.

- А Муни наследник престола или верховный лама? – спросил Арслан. – Нет. Но он пророк и опора юга сегодня. И за ним пошел весь народ. Тот, кого мы ищем, похож на Муни.

- Муни, но не наш пророк – сказала Лин с улыбкой. 

- Ищите чужого пророка – приказал Арслан. – Но помните о моем приказе. Не вступайте с ним в прямое столкновение.   
***
 
В тронном павильоне царила та редкая тишина, которая появлялась лишь тогда, когда стены сами боялись услышать лишнее. Хан лежал на широких подушках, укрытый тонким одеялом, а его лицо потускнело настолько, что даже золото украшений казалось слишком ярким рядом с ним. Доржи стоял чуть поодаль — неподвижный, мрачный, с опущенными веками. Но взгляд его — едва заметный, резкий — бегал, оценивая каждое дыхание правителя. Хан поднял руку, жест был слабым, но требовательным:

— Подойди… Доржи.

Тот шагнул вперёд и опустился на колено.

— Каково твоё слово? — спросил хан хриплым, но не утратившим властность голосом.

Доржи медленно вдохнул. Он понимал: лгать бессмысленно. И опасно.

— Государь, — произнёс он мягко, — столицу захлестнули страх и слухи. Неумные люди решили действовать преждевременно. Кое-кто попытался… устранить меня. Ваши верные слуги, — он не уточнил, кто, — успели вовремя предупредить. Покушение сорвалось.

Хан закрыл глаза на миг — не для того, чтобы отдохнуть, а чтобы скрыть вспышку эмоций.

— И ты хочешь сказать, что борьба началась? — спросил он, всё ещё не открывая глаз.

— Да, государь, — тихо подтвердил Доржи. — Одни считают, что вы на грани смерти. Другие — что вы уже не способны удерживать власть. Третьи — что нужно опередить соседей, пока у них не оказалась сильная поддержка. Все ждут… исхода.

Хан открыл глаза — в них блеснуло нечто похожее на презрение.

— Вороны. Все. Они ждут, когда я перестану дышать, чтобы рвать друг друга за власть.

Доржи склонил голову:

— Так бывает всегда, государь.

После долгой паузы хан спросил:

— А ты? Чего хочешь ты, Владыка веры? Судья душ моих подданных? Ты ждёшь, пока я умру?

Доржи поднял глаза — впервые за разговор. Взгляд его был твёрдым, даже дерзким:

— Если вы умрёте сейчас — погибнет империя. Я не хочу вашей смерти, государь. Я хочу, чтобы вы дожили до того дня, когда можно будет передать власть тому, кто не разорвёт страну пополам.

Хан тихо хмыкнул:

— Значит, ты тоже боишься юга?

— Юг держится на одном человеке, — жёстко ответил Доржи. — На Арслане. И если он решит отделиться — его поддержат. Если он решит объединить империю — его поддержат. И если он решит пойти войной — его поддержат.

Хан долго молчал. Потом медленно произнёс:

— Я не боюсь Арслана.

— Вы должны, — холодно сказал Доржи. — Или хотя бы понимать, что он — единственный, кто может удержать империю, если вы уйдёте.

Хан посмотрел на него усталым взглядом, в котором смешались понимание и раздражение:

— Ты хочешь, чтобы я признал его наследником? Вместо своего сына?

— Я хочу, чтобы вы пережили заговоры, — ответил Доржи. — А Арслан… пусть остаётся на юге. Пока.

Хан отвернулся к окну, где под вечерним солнцем медленно крутился флажок с символом империи.

— Раз уж ты пришёл ко мне с правдой, я отвечу также правдой, — произнёс он. — Я вижу, что твой племянник перерос тебя.

Доржи едва заметно вздрогнул.

— Государь, но…

— Потому что я понимаю, — перебил хан, не повышая голоса, — что Арслан не враг мне. И ты тоже должен это понять, Доржи. Он играет глубже, чем ты или ваши жрецы способны увидеть. А я устал от тех, кто видит только угрозы там, где есть спасение.

Тишина легла между ними, густая и тяжёлая. Доржи медленно опустил голову:

— Тогда… я подчинюсь, государь.

Хан закрыл глаза — теперь действительно от усталости.

— Иди. Следи за столицей. Не дай им сожрать друг друга раньше времени.

Доржи поклонился и вышел, но внутри его кипело. Не ярость — страх. Страх впервые за много лет. Потому что теперь хан видел в Арслане не врага, а друга. Это было непонятно. И это меняло всё.