Не стать донором. Глава седьмая

 
  Такое разнообразие и качественный  подбор танцовщиц  сделали заведению имя и   зал никогда не  пустовал. Эдик, которому просто нравилось чувствовать себя Учителем,   со всеми сотрудницами  проводил разъяснительные профилактические беседы.
«Всегда будь осторожна, —   уже при приёме на работу напутствовал он Виолетту,  —  в нашем деле важно не поддаваться сиюминутным страстям и желаниям. Каждый товар имеет свою конкретную стоимость: недооценка также опасна, как переоценка.  Надёжней всего от интрижек внутри клуба отказаться вообще. То, что тебе в трусы засунули —    это чаевые за танец, не больше! Попадется солидный клиент, пригласит куда-нибудь в свободное время, там уже твой выбор. У нас девочки и за границу ездили, и на содержание устраивались, и даже замуж выходили.  Но тут важно не продешевить.  А это целое искусство.  Вон Нинка  всем даёт, так ее никуда дальше базы отдыха и не пускают».                Виолетта всегда слушала Учителя  внимательно, понимая, что, если своего ума не  хватает, резонно воспользоваться чужим.


Из головы никак не выходила история с Владом. Помочь попросил сам Граф и отказать ему было не  просто. Но, с  другой стороны, она  передала обездвиженное, беспомощное тело в руки этого мясника Шмайсера и его тупоголовых подельников. Зачем он им? Ясное дело, не пивка вместе попить! Влад ей очень понравился. И это, мягко говоря. Но работа есть работа. Да и с Графом её связывали давние не только деловые отношения. Виолетте очень хотелось, чтобы ничего этого не  было, но время назад не отмотаешь. 
 
                ***
ГРАФ. РЕТРОСПЕКТИВА.
Конвоиры удалились, но шум вокруг не оставлял сомнений: идут активные поиски пропавшего заключённого. Невольно услышанный разговор вещал Графу, что его шансы близки к нулю.  Незаметно подкралась новая опасность.  Разъедаемая агрессивной средой, кожа начинала  чесаться.  И, чтобы унять зуд, он со всей силы стал щипать сквозь робу ноющее тело, тщась одной болью заглушить другую.   
С каждым часом, всё более и более страдающая, плоть требовала лишь одного: бежать, как можно скорее бежать из этой несущей неминуемую гибель западни.
 И узник вновь брал в железный кулак воли свой разум, ставил под жёсткий контроль каждый мускул и подчинял их единой цели, которая оправдывала любые, самые немыслимые средства. В этой беспощадной схватке со смертью,  наносящей свои подлые удары отовсюду, Граф был готов пойти на всё. И даже дальше!
  Одинокий солнечный  луч озорно протиснулся в щель между двумя небрежно прибитыми к каркасу туалета досками.  Проскочив в «очко», он  вовсе не проявил признаков  стеснения.   И остановил свой бесконечно долгий бег на жирном, лоснящемся опарыше, вольготно расположившемся на поверхности заполнившей выгребную яму жижи.
«Да, приятель, —   осознав единство судеб, мысленно обратился к нему Граф, —    и у тебя, и у меня дело —    дерьмо.  Я вот по уши в экскрементах. Так и ты, дружище, луч солнечный. Кто-то из ваших, блондинок длинноногих на пляже щупает, поди, не кайф.  Другие по фотосинтезу работают с листьями и травой. Тоже престижно. Даже   на фотоэлемент напороться  на электростанции солнечной и то не в падло. А ты конкретно косяк спорол.  Зашкварился  по полной. Я-то из этих  испражнений ещё, может быть, и  выскочу, а вот ты?!»


Солнце постепенно припекало. Зловонная жижа медленно нагревалась,  неуклонно росло испарение ядовитых газов.   Граф впервые с ужасом осознал, как близок он к гибели.   Достаточно безвольно подогнуться в коленях ослабевшим ногам  и фекалии безжалостно вольются в рот, нос, уши и глаза.   Всё кончится за несколько мгновений. Через неделю он просто растворится в этой жиже  или, распространяющий невыносимую вонь, труп вытащат баграми «петухи», с омерзением отводя взгляды.
    Постепенно  узник  приноровился    бороться с жирными зелёными мухами, то  отгоняя их  прочь, то уничтожая успевших усесться на лицо. Однако  руки его быстро затекали, и их приходилось поочерёдно опускать вниз, то есть в гнусную жижу, доходящую до самых губ.  Пока одна рука отдыхала, другой Граф отбивался от мух. Поначалу ему ещё удавалось, вытаскивая   из дерьма, очищать  их о стены выгребной ямы.  Но вскоре вся поверхность была испачкана.   И он стал бить мух на голове, стараясь хоть как-то стряхивать смрадную  мерзость с рук, делая кистями резкие, отрывистые движения. 


Вскоре  зловонная масса пропитала волосы и, стекая вниз, стала проникать в уши, глаза, достигла губ. Глаза начали чесаться, в них словно воткнули иглы; зуд сделался нестерпимым, и беглый зэк вынужденно принялся тереть их тыльной стороной кистей рук. Но это лишь на  недолгое время снимало невыносимое жжение. В конце концов, Граф понял, что его усилия лишь осложняют ситуацию. Долго и тщательно моргая, он вызвал слезотечение. Постепенно глаза очистились от едкой жижи. Но веки начали  быстро опухать, беглец с трепетом  осознал, что ему становится все труднее   и труднее держать глаза открытыми.
 В те минуты, когда в туалет заходили заключённые, он замирал бездыханно, боясь хоть чем-то выдать себя. Мухи словно ждали этого. Как по команде они безжалостно набрасывались на свою жертву —    а может быть,  просто еду? —    и жалили давно уже в кровь исцарапанную, сплошь покрытую нарывами    кожу лица.


 Едва опасность миновала, Граф, разогнав мух, принимался с наслаждением раздирать кожу, чтобы хоть как-то унять  невыносимый зуд. На короткое  время это удавалось. В те недолгие минуты, когда получалось достичь хоть какого-то равновесия, он испытывал состояние блаженства, вскоре вновь прерываемое беспощадными насекомыми.
Духота  становилась нестерпимой. Дышать было почти невозможно. Пот, смешиваясь с застрявшей в волосах фекальной массой, струями стекал вниз, обжигая глаза. Но распухшие веки почти не позволяли, приподнимать ресницы, и беглец с ужасом постигал, что через несколько часов полностью перестанет видеть.


Послышалось характерное жужжание. Эти звуки у любого человека порождают неприязнь, порою страх. Скользнувшая в траве змея, сверкнувший горящими в ночи глазами волк, раскинувший свои сети, паук вызывают совсем не те эмоции, что испытываем мы, любуясь игривыми забавами  пушистых кроликов.
Беглый зэк уже почти ничего не видел, и был не в силах разобрать пчела или оса залетела в его западню. Краем уха он слышал, что пчёлы в поисках пищи посещают не только цветы, но и навозные кучи, даже отхожие места. Там они отыскивают некоторые витамины, которые, якобы, не вырабатывают растения.
Жужжание нарастало,  явно, насекомых было несколько. Гул раздавался уже возле самого лица. Граф замер ни живой, ни мёртвый. Вдруг он почувствовал, как пчела —    или оса? —    села ему прямо на распухшее, гноящееся веко. Даже не успев до конца осознать, что может произойти, если яд укуса проникнет в глаз, беглец машинально, чисто инстинктивно ударил себя по веку открытой ладонью.
Но собратья убитого насекомого тут же набросились на врага, беспощадно и безжалостно жаля его.


 Едва узник вступил в неравную схватку,  сразу скрипнула дверь. Беглый зэк автоматически замер. Над   «очком»  по-хозяйски разместился Задрот. Граф сразу узнал его по голосу.
 Это был конченный  придурок, который и в зону-то попал  по немыслимому недоразумению. Сделал себе поджигу, зарядил гвоздями рублеными.  Надо же проверить, как палит. Вышел в огород. Куда бы садануть, думает. Глядь, а на меже соседский туалет стоит. Сосед-то хозяином был крепким. Не  из горбыля сколотил ящик, а доска к доске, все выструганные, в паз подогнанные, да ещё и покрасил.  В общем, мишень вышла на славу!
 Ну, чудило этот, Задрот он и есть Задрот, повертел носом, мозгами куриными пораскинул, да с пьяных-то глаз и жахнул прямо по сортиру. Пока он соображал, откуда это крик такой  истошный доносится, открылась дверь и труп вывалился. Дочка соседская!   Дали недоумку шесть лет. Но потихоньку он обнаглел и успел немало наплести о своих подвигах. Считали его за чисто обезбашенного, и с ним никто не связывался, как с полным психом.


«Твою мать, нехай, - изумлённо вслух подумал  Задрот, - в натуре, за забором   малинник, кругом цветы, а они, падлы, нашли что жрать!»
Граф  почти бездыханно  застыл в полной неподвижности.  Всего нескольких  мгновений хватило ему,  чтобы на себе   почувствовать всё сметающую на своём пути силу стаи!   И беглый зэк сделал единственно верный шаг, который ещё мог спасти его.  До спазма, сжав губы, он с головой ушёл в глубину каловой массы! 
 
  ***

«Мы с тобою солируем вдвоём», —    подбадривающе улыбнулся Эдик, отрывая Виолетту  от тяжёлых мыслей. Он лично  изображал «старшего пионервожатого», бесовскими чарами установившего безграничную власть над  бедными пионерками.  Виолетта работала в зале и делала всё, как требовал Учитель:  страстно извивалась между зрителями, терлась о них, принимала самые бесстыдные позы,  порой на мгновение присаживалась  на чьи-то колени, манила порочным взглядом,  откровенно облизывая губы  влажным, острым язычком. Отовсюду  к ней тянулись жадные мужские руки, которые засовывали купюры под резинки чулок и трусиков. Пользуясь случаем, они ощупывали   стройное манящее  тело, разгорячённое непрерывным движением и всеобщим вниманием алчущих соития  мужчин.  Эти руки хватали её за все места, до которых  удавалось дотянуться. Она профессионально ускользала из, казалось бы, самых бесцеремонных объятий, щедро посылая в ответ многообещающие взгляды и воздушные поцелуи. Всё это ей всегда нравилось и просто приносило кайф, а  в данный момент ещё и позволяло забыться.
 
***
  —    Привет, Эдик! —    к режиссёру подошёл   завсегдатай клуба Расул.  Было ему едва за сорок, но он уже успел обзавестись большим животом, который нависал над джинсами. Это обстоятельство сводило на нет  все достоинства молодежного прикида. Модная дорогая сорочка, стильная ветровка   и кроссовки смотрелись на нём нелепо и забавно. Не сказать как на пугале, ибо такие упитанные пугала просто не встречаются в природе. Трёхдневная щетина с заметной сединой   не прибавляла ни основательности, ни  непринуждённости. Сам Расул, конечно же, оценивал обстановку в совсем других координатах, числя себя весомым бизнесменом,  на короткой ноге общающимся с известными артистами.
—   Это Мага, мой друг и земляк! Он недавно приехал, вот, показываю ему лучший клуб.
—    Всегда рады уважаемым гостям! —   елейно улыбнулся  Эдуард, окинув взглядом невысокого уже начинающего лысеть парня лет двадцати пяти, с блестящей от геля причёской и хамоватыми глазами. Мага был одет пафосно, как на собственную свадьбу:  льняной костюм редкого палевого цвета, белая сорочка и красные узконосые туфли. 
—    Устраивайтесь удобней,  представление в разгаре…
  Расул занял, как всегда, место на диване   напротив пилона. Польщённый вниманием главного менеджера,  Мага расположился рядом. 
 

—   Вай-э, —    сладострастно цокал языком Расул, —    вот это девушка, а! Такие длинные ноги, красивая грудь… А рот просто рабочий, а! У меня все внутри горит!
—    Так трахни её, в чём проблема! —    небрежно ответил разгоряченный коктейлем и танцами  Мага.
—    Что ты, мы же не в публичном доме! —    покосился на него старший товарищ. —    Тут с этим строго, охрана сразу выведет,   ещё и внесут в чёрный список.
—   Да ладно! Спорим, я её сегодня же оформлю, отвечаю! —    повернулся к нему Мага. Глаза у него горячечно блестели.
—    Да нет, не  надо спорить.
—    Всё равно будет моя!
Мага поманил Виолетту. Кроме пионерского галстука на ней оставались пилотка, прозрачные стринги  и чулки.  Она грациозным жестом приобняла Магу за   шею  и вдобавок поставила ему на колено ногу в туфле с толстой пружинящей подошвой. Налицо  был признак особой благосклонности, прямое заигрывание.  Впрочем, в действительности это ничего не значило.
 Но Мага  даже затрясся от возбуждения, достал  купюру и сунул  за резинку трусов, попытавшись проникнуть  рукой дальше. По известным всем кроме Маги правилам,  это тоже не значило ровным счётом ничего, но неопытный  Мага даже не  догадывался насколько же он заблуждается  и полагал, что вопрос уже практически решён. Еще бы, такие деньги! Виолетта грациозно уклонилась, не дав ему забраться в святая святых, но благодарственно коснулась губами уха, потёрлась голой грудью о плечо. Что это, если не согласие?!               
  —    После представления заберу тебя! —   проговорил он, весь дрожа от желания и покрываясь красными пятнами.
 


Мага совсем недавно спустился с гор в самом прямом   смысле слова. И хотя жители настойчиво величали свой аул «Маленький Париж», сходство можно было  выделить лишь на предмет клопов и крыс. А вот реально пошалить удавалось разве что  в социальных сетях где-нибудь в фантазиях   мыслеформ «я в порыве безумного вожделения срываю с тебя паранджу и овладеваю переполненным соком похоти податливым телом». Однако настолько ли развратно выглядит эта сцена при описании на родном для Маги языке, ответить может только лингвистическая экспертиза.


Виолетта определённо насторожилась, но постаралась тщательно скрыть тревогу.  Впрочем, в клубе болтают и не такое.  В эротических фантазиях за этот вечер  ею успели овладеть почти все находящиеся в зале мужчины.  Результат не был стопроцентным лишь потому,  что кое-кто предпочёл девчонок из кордебалета.   А часть клиентов, несомненно, оттянул на себя и Эдик, который продолжал вызывающе крутить туго обтянутым, невероятно подвижным в тазобедренных суставах задом.
  Пританцовывая, Виолетта постепенно отдалилась от настойчивого Маги, затем резко  вскочила на подиум, оценив  ситуацию отвернулась и подальше спрятала  полученные деньги. Успокоившись,  она принялась работать на пилоне.


Когда программа вечера стала  завершаться,  гости начали неспешно расходиться. Улучив момент, Виолетта подошла к Учителю, честно отдала  половину чаевых и между делом спросила.
—    Эдик, этот зализанный в бриолине, который с пузатым пришёл, ко мне подкатывает. Кто они, что за люди?
—    Да никто, понторезы, на базаре бараниной торгуют. Навару с них кот наплакал. Хорошо, если туфли красные не в кредит брал.  Посылай обоих  и поезжай домой!
—    Поняла!

***

Виолетта  приняла душ, тщательно смывая с себя не только  макияж, пот и пыль подиума. Крайне важно было через чистую воду избавиться от моральной грязи,  проникавшей  в кожу с каждым похотливым прикосновением  сластолюбивых самцов. Затем она, болтая с девчонками, не спеша переоделась.  Все вымотались до упора, но представление прошло на высшем уровне. Полученное удовлетворение с запасом оправдывало  усилия. Девушки сыграли  как хорошие  актёры, к тому же  все отлично заработали, желать большего не находилось оснований!
Для гостей, ради флёра загадочности и недоговорённости они выступали под непривычными для слуха, сценическими псевдонимами —    Виолетта, Джессика, Бетти, Молли, Саманта —    но в общении между собой этими именами почти не пользовались.


Девчонки заказывали такси и разъезжались. Натаха —   в общагу технологического колледжа, Ленка —    в однушку с матерью и маленьким сыном,   Ксюхе ехать   на Северный за мост.    Нинка, как всегда,  снялась на кого-то из гостей.   Она поступала так постоянно и без всякого разбора.  Что ж,  это личное дело, но и статистику не обманешь. До того дня, когда  её голый труп найдут в мусорном баке с перерезанным горлом  или даже без головы, времени осталось совсем немного. 
 

Виолетта вызвала такси, и вскоре на смартфон пришло сообщение, что машина ждёт возле входа.   Она вышла на улицу. Жёлтый «Рено» с гребешком уже стоял немного в стороне. Но не успела она сделать и двух шагов, как из припаркованной перед такси чёрной   «Hyundai Solaris» выскочил Мага.
– Салам, брат, ты поезжай,  мы сами её отвезем! —тоном, не допускающим возражений, сообщил  он таксисту.
—    Нет, нет, я с вами поеду! —    испуганно  проговорила Виолетта, вцепившись в дверную ручку  такси, но Мага схватил её за предплечье.
—    Валлахи, ты что, не понял?! —    повысил  голос Мага, —    уезжай по-хорошему!


Таксист  тут же дал по газам. За нежеланием встревать в чужие разборки стояла долгая насыщенная история. В отличие от Маги, гражданином РФ он не являлся. И в кишлаке, где таксист имел неосторожность родиться, «деревенские понты» на уровне мемов о маленьком Париже так и не возникли.
 В Магин аул как компенсация на недоразвитость  постоянно поступали финансовые транши. Их аккумулировали в  Москве из доходов, полученных от продажи за рубеж сырьевых ресурсов большой страны. Растекаясь ручьями,  дотации не теряли вес. Это   не только  позволяло благополучно их разворовывать, но и создавало ложное впечатление о самодостаточности и даже успешности.


 Земляки таксиста в это же самое время осваивали технологию многоразового приготовления плова на одних и тех же костях, вынужденно радуясь чистоте кишлачных улиц. Народ в поисках работы разбежался по планете от российских строек до южнокорейских сборочных цехов. Советские ирригационные системы развалились, поля забросили. А на верблюжьей колючке, типчаке и полыни не продержатся не  только    коровы, но и бараны. Соответственно  некому стало «минировать» округу и  лепёшками, и катышками.
 Мага имел  полное право ничего этого просто не знать. Он и не знал.
Конец главы.