Отец Теодолит

                Отец Теодолит.

Женя (не путать с другим Евгением (см. главу «Евгениево стояние») пришел в скит из-за неразделенной любви. Как он ни скрывал эту причину от всех, но правда, в конце-концов, выплыла наружу. Юноша был высокого роста, с нескладной фигурой, сутулился, стеснялся своей близорукости, носил очки с большой диоптрией. Как всегда, перед тем, как принять новоначального претендента в обитель, отец Феофилакт усадил Женю рядом с собою в храме, и долго его расспрашивал. Затем сразу определил юношу в трудники, назначив ему непростые задания – помогать отцу Прокопию перебирать овощи, отделяя гниль и выбрасывая негодное. Постепенно Женя освоился в скиту и полюбился братии за свой прямодушный характер и незлобивый нрав. Работы он не боялся и с воодушевлением брался за всё. Сегодня он копался в овощах, завтра расчищал завалы кирпича на колокольне, через день ухаживал за коровой, вынося навоз и меняя солому, а в выходные неизменно находился в храме. Он был довольно начитан и с удовольствием в свободное время брал в руки книгу. Спустя некоторое время его вместе с послушником Н. послали в музей-заповедник Абрамцево заготавливать ладан для службы и жечь уголь для кадила.
Это было такое перестроечное время, когда еще достать ладан в церковных лавках было невозможно, не говоря уже о таблетках угля для каждения. Если привозили какой-нибудь заграничный ладан, то наши монахи, а особенно послушники-алтарники жадно нюхали дефицитную диковинку, запоминая особенности запаха, а когда употребляли его во время служб, то и без указания начальства старались экономить драгоценные крупинки, использую их только во время воскресных служб или Великих праздников. Про угольные таблетки надо сказать, что мы их впервые увидели, когда в наш скит приехал послужить сам Патриарх Алексий 2, и привез с собою свиту вышколенных пономарей, которые и продемонстрировали нам зарубежную диковинку… Мы с Женей, которого тогда посвятили в алтарники, были ошеломлены. Ведь мы мучились с обычным древесным углем, который надо было жечь до состояния, когда он переставал дымить. Если в алтаре появлялся дым, то следом за ним надо было ожидать нагоняй от скитоначальника, который не терпел некачественного угля в кадиле. Конечно, для патриарха подавать кадило с простым углем было неприлично. Так я познакомился с угольными таблетками, которые теперь полностью вытеснили древние угольки.
Как старожил Абрамцева, я водил Женю и послушника Н. в лес, где показывал вековые ели и сосны, с которых ребята собирали комки смолы. А уголь они жгли в заброшен-ной котельной бывшего дома отдыха, постепенно покрываясь копотью и сажей, превращаясь если не в негров, то в мулатов... Зато за неделю их работы ладан и уголь запасался для скита на месяц вперед. Жили они в домике одного из корпусов, куда позже сошлют на «вытрезвление» отца Бориса.(см. главу «О. Борис»). Из всех благ цивилизации там оставалось только электричество, но будущим инокам этого было достаточно, чтобы приготовить еду, и нагреть комнату до состояния тепла.
Чтобы объяснить разницу между современной угольной таблеткой и обычным углем, скажу, что таблетка в кадиле тлеет сама собою, пропитанная специальным горючим составом и не гаснет в нужный момент, когда требуется каждение. А простой уголь мог погаснуть, когда ему это заблагорассудится. Возжигать его надо было на специальной электроплитке, чтобы он чуть-чуть загорался и тлел, но не дымил! Вот эту премудрость и освоил Женя, усердно собиравший смолу с деревьев и сам доводящий обычный уголь в печи до нужного состояния. Зато настоящий природный уголь и натуральная сосновая смола создавали в алтаре такой неподражаемый аромат, что любо-дорого было вдыхать эти лесные запахи!
Не помню, по какой причине нас в алтаре стало двое, но присутствие Жени мне очень помогало. Во-первых, он неплохо освоил службы и начинал заранее за несколько ми-нут до подачи кадила возжигать уголь. Во-вторых, вдвоем выслушивать нотации отца Феофилакта было гораздо без-обиднее, чем одному. В третьих, Женя был компанейским товарищем, и всегда мог тайнообразующе от начальства приготовить по кружке чая, что было в алтарном служении весьма кстати.
Когда Женю назначили в послушники, это означало, что он уже оказался на полпути в монашество. Судя по его настроению, он тогда собирался стать иноком и готовился к этому, усердно молясь и делая множество земных поклонов в алтаре.
В то время у нас в скиту в главном храме начался ремонт. Рабочие взломали пол в алтаре, который был в советское время покрыт безобразной плиткой. Теперь, после такой операции по удалению плитки, пол стал напоминать минное поле после проезда нескольких танков. Ходить по нему стало опасно, но надо — ведь службы не отменялись, а только перенеслись в нетронутый придел преподобного Варнавы, что находился справа от центрального алтаря. Следует сообщить, что центральный алтарь главного храма в Гефсиманском скиту был необычайно широк и объемен. А если учитывать два примыкающих придела, то алтарное пространство поражало своим размером. Помнится, даже патриарх Алексий 2  удивился  размерам алтаря Гефсиман-ского Успенского храма, и сказал, что соборные собрания следует проводить именно здесь, а не в Успенском соборе в Лавре, где размер алтаря был явно меньше.

Как всегда на Руси, если начинается стройка или ремонт, то это надолго. Наше пономарское место располагалось в противоположном приделе, так что бегать с кадилом и прочими служебными предметами приходилось через все огромное поле центрального алтаря, стараясь не поскользнуться и не подвернуть ногу. Но мы постепенно привыкли к таким условиям и быстро распределили между собою обя-занности алтарника. Рабочие в алтаре рыли, копали, выносили мусор, но во время служб прекращали свою деятельность. Часто они ставили в центре алтаря теодолит и  не забирали с собою, полагая, что с ним в алтаре ничего не случится… Теодолит был нужен для точного измерения алтарного пространства.
Меня всегда интересовал вопрос – «любопытство» — это грех или не грех? Многие люди за счет любопытства полюбили мир Божий с его премудрыми и удивительными свойствами и законами. Детям всегда свойственно любопытство. Однако монахов святые отцы предупреждают об опасности этой склонности человеческой души: «Монаху не должно любопытствовать, каков тот или как живет другой, потому что такими изысканиями и таким любопытством он отвлекается от молитвы в рассеянность и многословие».
Конечно же, оставленный теодолит заинтересовал нас. К тому же он был еще и электронный, т.е. современная техническая новинка. Ну как тут пройти мимо! И вот, во время утренней службы, а служил в дальнем приделе отец Феофилакт, Женя подкрался к теодолиту и включил его. Я опаздал предупредить товарища, чтобы он не трогал теодолит, но не успел, как тот уже копался в кнопочном панно прибора.
 
Было раннее хмурое зимнее утро. О. Феофилакт любил служить в темноте, поэтому свет в алтаре не зажигали, и можно было надеяться, что Женю он не увидит. Но, когда теодолит включился и заработал, вполне естественно, что Жене захотелось посмотреть вблизи на отца Феофилакта с помощью аппаратного увеличения. И он осторожно навел прибор на служащего батюшку…

Дальнейшие события разворачивались так. Вдруг Женя резко отпрянул от аппарата, зацепив за него ногой. Теодолит подпрыгнул и рухнул прямо на торчащие осколки камней и плиток. Женя, точно ужаленный примчался в наш пономарский закуток и,  сжавшись в комочек, спрятался за плиткой…
— Что случилось?... — спросил я.
— Там… отец Феофилакт… меня увидел!!!… — ответил Женя и совсем сник.
Оказывается, когда Женя навел окуляр прибора на батюшку, то неожиданно для себя увидел того в слишком увеличенном размере. И самое страшное было то, что батюшка в теодолите грозил Жене своим невероятно огромным кулаком. Вся эта картина настолько потрясла и напугала Женю, что он сшиб теодолит, и позорно бежал без оглядки, унося ноги…
Тем временем подходил момент, когда надо было подать служащему священнику готовое кадило… Но Женя был не в себе и не мог пошевелиться от страха. Он чувствовал, что пойман в алтаре за непотребным любопытством, да к тому же последствия были ужасные — он разбил теодолит.
Кадило пришлось нести мне. Но когда я взглянул на отца Феофилакта вблизи, я удивился — тот хохотал и не мог остановиться от смеха. Наверное, у него в глазах были встроены особые теодолиты, которые позволили ему разглядеть доподлинно страх испуганного Жени.
После службы весь скит гадал – какое наказание получит Женька? Все утешали юношу. Общее мнение было, что поклонами он не отделается, хоть бы и сто тысяч земных поклонов попросил сам… Полагали, что виновного сошлют навечно на подсобку, где у нас было подсобное хозяйство в брошенном колхозе, состоящее из пары коров и нескольких коз… Ведь теодолит оказался не простой, а дорогущий – электронный!!! За такой аппарат так просто не расплатиться.
На другой день все спрашивали – ну что, еще не сослали Женьку? А он, как ни в чем не бывало – сидел на трапезе и уплетал кашу за обе щеки. Что же это? — неужто отец Ф. приготовил такое страшное наказание, что оттягивает его применение?
И на следующий день все то же — Женя ходит себе спокойно по скиту, даже осмелел немного – не боится мимо настоятельского домика пробегать.
Только спустя неделю выяснилось, что отсутствие наказания – это «прихоть» отца Феофилакта. На выходные за столом у себя в домике, среди старших монахов, выпив достаточно 32-го кагору, батюшка предался воспоминаниям и вот что поведал:
«Будучи духовным чадом владыки Питирима (Нечаева) он постоянно испытывал на себе грозные последствия его характера. Тот придерживался древних правил воспитания своих послушников, так что многие будущие владыки отведали подзатыльников и тычков своего руководителя. Не миновала «чаша сия» и молодого о. Феофилакта. В то время он учился в семинарии, и владыка Питирим как-то доверил молодому семинаристу съемку фотоаппаратом торжественной службы. Будущий отец Феофилакт с фотоаппаратом решил забраться под купол храма, благо была возможность сверху сделать неплохой фоторепортаж. Владыка доверил ему свой личный фотоаппарат, сказав, чтобы он берег его как зеница око…
Сами догадываетесь, что тут и последовало искушение — под куполом храма руки семинариста дрогнули и отчего-то уронили фотоаппарат. Тот полетел вниз и со всего размаха хлопнулся о каменный пол.  В разные стороны брызнули линзы, и фотоаппарат раскололся на несколько частей.
Зная суровый нрав владыки Питирима, семинарист ожидал не иначе как казни. И когда у него потребовали фотопленку для проявки, он честно поведал об истории падения фотоаппарата. Надо учитывать, что событие происходило в 60-е годы прошлого века в СССР, когда хорошая фототехника была редкостью и достать ее было совсем непросто… «Я ожидал расправы — рассказал отец Феофилакт монахам, — но почему-то ее не последовало. Вот, в честь этого поступка моего духовника, я решил не наказывать послушника Евгения…»
Любопытно, что мне довелось познакомиться с владыкой Питиримом Волоколамским. Вот как это произошло. Став преподавателем в иконописной школе Лавры, я получил некоторые привилегии. В их числе мне досталась небольшая келия в здании Царских Палатах, возле столовой. Как позже я узнал, что в свое время здесь располагался кабинет владыки Питирима. Только потом я обратил внимание на причуды судьбы. Так я попал в комнату, которую занимал духовный отец моего духовного отца. И вот, однажды, ко мне в келию постучались. Я открыл дверь. На пороге стоял молодой батюшка с крестом на груди и заглядывал внутрь через мои плечи. Он объяснил мне, что по поручению владыки Питирима ему хотелось бы осмотреть мою келию. Владыка послал его найти какой-то дорогой для него стол, который ценен для него как память. Я пропустил батюшку внутрь и показал, что у меня нет никакого особенного стола. Конечно, с тех пор, как владыка покинул это помещение прошло около 30 лет, и, конечно, никакого стола не сохранилось. Батюшка осмотрел мою келию, и с сожалением на лице, ушел. Спустя некоторое время я вышел на территорию Лавры и возле ограды Академии увидел несколько монахов, окружавших владыку Питирима. Его я знал, по фотографиям, а так же по его неизменной службе в храме Воскресения Словущего на Успенском Вражке в Москве, куда я приходил на каждую Пасху. Тем временем тот батюшка, что посетил мою келью, указал на меня, и, вероятно, сообщил владыке, что вот, мол, тот монах, который теперь живет в вашем кабинете. Владыка посмотрел пристально на меня. После этого, я не мог просто так пройти мимо. Я подошел к владыке Питириму и взял у него благословение.
На что владыка решил, очевидно, пошутить.
— Ну что, я тебе по ночам не являюсь? — спросил он. Я решил отвечать в тон шутки шуткой. И сказал:
 — А что надо ждать?
Владыка Питирим рассмеялся и пошел в окружении своих батюшек дальше. Но я так и не дождался посещения владыки, так как он вскоре скончался в конце 2003 года, а меня выселили из этой келии и отдали помещение начальнику столовой. 
                *   *   *
А между тем, что в скиту все знали о происшествии в алтаре, к Жене прилипла кличка «Отец Теодолит». Целую неделю все интересовались: «Ну что – отца Теодолита еще не наказали?» И, оказывалось, что нет — как будто отец скитоначальник забыл про него… Пока, наконец, Женя не узнал, что его простили без последствий.

Как я уже писал в одной из глав, что монахами становится всего один из десяти желающих остаться в монастыре. Почему так? — Причин много. Главная – это отсутствие смирения, без которого невозможно стать настоящим монахом. Ведь приходящий в обитель человек приносит с собою мирские привычки, от которых ему надо избавиться, чтобы остаться в обители. Какие это привычки? — «Им несть чис-ла…» И избавляясь от одних - на их место тут же вылезают другие, и если курение, пьянство, матерщина, блуд, сребролюбие, воровство,  – это явные враги инока, с которыми он борется и видит результаты своей борьбы, то другие мирские привычки, скрываются от него и требуют неусыпной и беспощадной битвы не на жизнь, а на смерть. Тут тебе — и лень, и гордыня, уныние, чревоугодие, и прочие несметные грехи.  Поневоле вспоминаются вырастающие головы Медузы Горгоны, появляющиеся вместо срубленных голов. И, по выражению отца Феофилакта, эти враги уже оказываются со стальными, жесткими шеями, которые за раз не перерубишь.
                *   *   *

Сердечная рана у Жени зажила в скиту. Как то, отпросившись у о. настоятеля повидать своих родителей он уехал, но в скит не вернулся. Позже о нем пришло сообщение, что в миру он встретил достойную девушку и женился на ней. Но память об отце Теодолите еще долго жила в нашей братии.