Чем меньше женщину мы любим...В одном из рассказов немецкого писателя Бертольда Брехта есть приблизительно такой диалог. Спрашивают одного человека: "Что вы делаете, когда любите кого-нибудь?" – "Я, – отвечает он, – проект составляю о нём". – "Проект? А что дальше? " – "А затем я забочусь о том, чтобы они оба совпали". – "А скажите: кто или что должен совпасть с другим: человек с проектом или проект с человеком?" – "Конечно, – отвечает господин Кернер, – должен совпасть человек с проектом". На самом деле, такой подход – отрицание всякой веры в человека. Такой подход основывается на том, что после умственного, клинического, холодного анализа человека или ситуации из всех собранных данных складывается образ или человека, или общества, или человечества в целом. И затем это несчастное общество, или человечество, или человека стараются вогнать в план. Но при этом забывается, что вера в человека именно тем характеризуется, что мы уверены: за пределом того, что мы уже узнали о человеке, за пределом того, что нам видно, что нам постижимо, есть в человеке такие глубины, которые нам непостижимы: тот глубокий, глубинный хаос, о котором когда-то писал немецкий философ Ницше, говоря: кто в себе не носит хаоса, тот никогда не породит звезды. Так вот, подход господина Кернера, о котором говорит Брехт, именно отрицает самую возможность ТВОРЧЕСКОГО ХАОСА; не хаоса в смысле безнадёжного беспорядка, а хаоса в смысле неоформленного ещё бытия, в смысле клубящихся глубин, из которых постепенно может вырасти строй и красота, осмысленность. Настоящая вера в человека берёт в расчет именно то, что человек остается тайной для наблюдателя, тем более для умственного наблюдателя, потому что подлинное видение человека идёт не от ума, а от сердца. Только сердце по-настоящему зряче и раскрывает уму такие глубины, которые тот постичь не может; настоящая вера в человека учитывает возможность этих глубин, потаённых возможностей в них, и ожидает, что неожиданное, непостижимое может случиться. И если человек, который сначала вдохновил другого, одарив его верой своей, сумеет устоять в вере тогда, когда он стал излишним на время, в этом процессе становления, если он сумеет отказаться от насилия власти, убедительности или даже от мягкого, – а порой такого жестокого! – насилия любви, то он сам станет человеком в полном смысле слова или, во всяком случае, в более полном смысле слова. Настоящая вера в себя – это уверенность в том, что во мне есть что-то, чего я не знаю, что-то мне самому непостижимое, что может раскрываться и дойти до какой-то меры полноты. Самоуверенность основывается на знании самого себя, может быть, на какой-то преувеличенной самооценке; вера же не нуждается ни в какой самооценке, потому что предмет её – это именно ТАЙНА человека. Когда я говорю о тайне человека, я хочу сказать не то, что в каждом человеке есть что-то потаённое, а то, что весь человек есть сплошная динамика, сплошная жизнь, сплошное движение и становление, и что ни в какой момент ни сам человек и НИКТО ДРУГОЙ не может заморозить это, остановить эту динамику для того, чтобы в неё заглянуть; динамика заморожению НЕ ПОДДАЁТСЯ: человек динамичен всё время и всегда. И вот вера в человека, в самого себя – это вера в то, что во мне, в каждом человеке есть непобедимая ДИНАМИКА ЖИЗНИ, и единственное, что может помешать этой динамике осуществиться и вырасти в реальность, – это моя трусость, моя нерешительность, но никак не окружающие меня обстоятельства. Обстоятельства, как бы они ни были жестоки, как бы они ни были направлены на то, чтобы сломить человека, являются только ПОВОДОМ к тому, чтобы эта внутренняя, творческая динамика себя выразила по-новому, по-иному, неожиданно, – но всё равно: выразила себя и НИЧТО ДРУГОЕ. Вера в себя есть уверенность в этой внутренней, таинственной, творческой и, в конечном итоге, победной динамике. Вера в себя, поэтому, заключает в себе уверенность, что в каждом человеке – и во мне, в частности, – есть область, которая для меня самого неуловима; и что, будучи изо дня в день самим собой сколь можно более искренне, смело, жертвенно, в конечном итоге, я буду раскрывать и приводить в движение ВСЁ НОВЫЕ И НОВЫЕ силы, которые НИЧЕМ не могут быть остановлены. Подлинная вера человека в себя – не самоуверенность, но вера в НЕПОБЕДИМУЮ ДИНАМИКУ ЖИЗНИ, имя которой, в конечном итоге, – БОГ. Митрополит Антоний Сурожский Блуд заключается в том, что человек заблуждается. Блуд заключается в том, чтобы отдать свое сердце не тому, что достойно любви. Блуд, в широком смысле, который ему придаёт Священное Писание, это идолопоклонническая привязанность к видимому миру. Разве не все мы заражены этой болезнью блуда? Разве мы цельны сердцем, не разделены умом? Разве воля наша не колеблется?.. Мария Египетская всю жизнь превратила в благодарение Богу. Она поняла, что, получив то, что ей было дано, уже нельзя жить, как она жила. От всего она ушла, что было ей соблазном, что держало её в плену, и прожила какую дивную жизнь... Митрополит Антоний Сурожский
© Copyright: Евгений Лазарев, 2013.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
