Игра по правилам
Как давно не было женщины! Кажется, целую вечность… Семёну уже и во сне приходит желанная, позабытая бархатная тугость бабьих прелестей… Ночью, когда разум свободен от предрассудков, он раскован и смел –– и красавицы тоже. Они ползают по нему, бесстыдно раскрытые; выставляющие напоказ то, что так надёжно спрятано и недоступно в строгой реальности; за что приходится врать, обещать, жертвовать временем и деньгами… Реальности, где существуют правила –– кто, чёрт возьми, их придумал?
–– Я не такая…
–– За кого ты меня принимаешь?
–– Не-е-е; давай лучше куда-нибудь сходим; а потом, когда-нибудь, может быть…
И взгляды –– оскорблённые, недоуменные, лживые, безразличные. Отказ, торг, обман, пафос –– о Боже, как всё это осточертело! Как будто он предлагает спалить церковь или зарезать священника! Нет –– предложение обоюдовыгодное, простое, здравое. Мало того, Семён знает, что и женщина будет довольна –– уйдёт порозовевшая, счастливая, успокоенная; с обретенной верой в свои женские чары… Так нет же: бабам надо всё запутать своими кривляниями; всё усложнить до крайности –– как будто они обсуждают покупку завода, а не полезный для здоровья и приятный секс…
–– А что у нас будет дальше?
–– А у тебя ко мне серьёзно?
–– Я нужна тебе только для этого?
Да откуда, чёрт побери, он знает? Семён что –– мудрый Гудвин?..
–– Эх, –– тянется он в одинокой холостяцкой постели, –– душу бы обменял на каждодневный секс…
–– Серьёзно? – раздался насмешливый голос.
Семён вздрогнул, медленно повернул голову… У шкафа стоит незнакомец. Чёрный нелепый фрак, цилиндр, острая бородка клином…
–– Вы –– Этот? –– Семён растерянно хлопает глазами.
–– Этот? –– незнакомец лукаво улыбается. –– Ну что вы… Если бы Сам бегал по каждой душонке… –– он сладко улыбается. –– В этом деле у него много помощников; и, милостивый сударь, я перед вами… –– незнакомец взмахнул цилиндром.
–– Вообще-то, я просто так сказал; мысли вслух… –– Семён пытается виновато улыбнуться: всё как-то по-дурацки…
–– Просто так, –– строго глядит незнакомец, –– ничего, слышите, ничего не бывает. И мы, уважаемый, солидная контора, чтобы попусту бегать. Если отказываетесь –– за ложный вызов нашлём болезнь. В первый раз –– небольшую; скажем, перелом ноги…
–– Не надо, –– спохватился Семён; незнакомец смотрит сурово и нетерпеливо. –– Я же так…
–– Молодой человек; у меня куча дел, –– скривился господин во фраке. –– И без вас полно заявок…
–– И что, –– Семен сглотнул комок в пересохшем горле, –– все хотят баб?
–– Если бы, –– хмыкнул фрак. –– Машины, власть, здоровье –– да мало ли что… Ну и баб, конечно. Баба –– она нашей конторе первый друг и помощник; через неё много глупостей делается. Если б не бабы –– нам вполовину больше работы.
–– И вы что, правда, вот так поможете? –– Семён напрягся, с надеждой глядя на цилиндр.
–– Лю-бых, –– безоговорочно подтвердил незнакомец. –– Светлых, тёмных, высоких, китаянок… А может, –– подмигнул фрак, –– безногую эскимоску? Был и такой заказик…
–– Что вы, что вы, –– в ужесе отпрянул Сёма. –– Мне, пожалуйста, всё как положено –– две руки, две…
–– Понял, –– устало кивнул фрак. –– Нам ваши вкусы, господин Кирилленко, хорошо известны –– просто я иногда так шучу. Замаялся; двести лет уже, поди, душонки-то собираю… Ну вот, –– он подошёл, кольнул Семёна в палец: –– Извольте подпись в получении поставить… –– и приложил к вылезшей алой капле какой-то клочок.
–– Дак я ничего ещё не получил… –– обиженно надул губы Семён, чувствуя себя обманутым.
–– Ещё не вечер, –– сверкнул глазом цилиндр и пропал…
В семь часов запищал дверной звонок. Семён сунул ноги в тапки, пригладил взлохмаченные волосы и пошёл открывать.
–– Ой, Сёма, привет… –– На пороге –– соседка Лиза, тридцатипятилетняя манерная тётя. Вечно ходит, задрав носик; высокомерная, холёная, ухоженная. Стро-г-а-я; что ты, не подойди –– будто в родстве с английской королевой. Семён частенько представлял её ночами распластанной у себя в кровати и выделывал с ней такое… Увы; суровая жизнь лишь дразнила, позволяя только смотреть, когда зад Лизы, проплывая мимо, перекатывался роскошными полушариями… В квартиру вползает аромат духов соседки –– дорогой, навязчивый.
–– Ты не поможешь? –– глаза Лизы взирают свысока, будто делая одолжение. –– Мой-то в командировке; а тут сервант привезли… –– она захлопала ресницами.
–– Конечно, конечно…
Они поднялись на пятый этаж. Сёма быстро управился с сервантом; Лиза только мешала…
–– Ну, вот и всё.
–– Ой, спасибо тебе. Не знаю даже, как и благодарить. Может, коньячку? –– она улыбается снисходительно-приветливо.
–– Не откажусь, –– Семён присаживается на диван. Чтой-то с ней –– он подозрительно щурится. Небось, сейчас попросит кран починить –– нет уж, фига с два. Ему надо пройтись –– вечереет; а фрак обещал…
–– Ты извини, я по-домашнему, –– она запахивает халатик –– бёдра настойчиво вылезают, притягивая белизной Сёмкины бегающие глаза.
Лиза нагибается к холодильнику. Два холма –– прямо перед ним. Сёмка вцепился взглядом. Сейчас –– или никогда. За этот зад можно разок и по роже получить. Он, пугаясь собственной смелости и ожидая звонкую пощечину, кладёт ладони на её половинки. Была не была! Лиза, не распрямившись, кидает удивлённо-разгневанный взгляд:
–– Это что такое?
Семён отдёрнул руки –– она усмехнулась и протянула разочарованно:
–– Испугался? Господи, что за мужики пошли. Вот и мой –– такая же мямля. Ты уж если начал, так продолжай…
Семён схватился за бедра и лезет выше… Ладони гладят соседкин ядрёный, склеенный из двух арбузов зад. Он разошёлся –– рука упёрлась в полоску, границу на стыке арбузов.
–– Смелый; молодец. А знаешь, я только сегодня заметила –– ты ничего. Странно, –– она погладила его руки, –– столько мимо ходила… –– соседка придвинулась вплотную.
Лизкины пальчики в кольцах побежали по его груди; Семён млеет. Ему кажется, что всё это сон –– лихорадочно, боясь проснуться, Семён снова ныряет ей под халат. Две мягкие чашки послушно сжались в ладонях, делясь теплом –– Лизкины глаза, и без того пустые, без примеси сообразительности, подёрнулись мутной поволокой…
–– Наглец, –– она прикусила губу, смерив Сёмку плотоядным взглядом, скинула халат и откинулась на диван.
Две чашки разъехались в стороны, качнувшись буйками; Семён, не веря в чудо и страшась, что оно вот-вот разобьётся, кинулся стягивать брюки и свитер. Сердце стучит; и мозг подгоняет трусливую мысль, что Лизка вдруг вскочит, метнув сердитый взгляд и выгонит вон… Нет; она лежит, томно потягиваясь –– путаясь в футболке, он, наконец, припадает губами к чашкам.
–– Ох! –– жарко дышит соседка. –– Какой ты пылкий; а с виду-то и не скажешь…
–– Да я…
–– Хватит болтать, –– командует Лиза и жмёт его голову к груди.
Сёма затягивает полчашки в рот –– соседка закатывает глаза… Он уже на ней –– и хлопает животом по её животу, тыкаясь в тёплое болотце. Лизка стонет, больно кусая Сёму… Болотце всхлипывает, растревоженное; и раздаётся вширь, выплескивая тягучие соки….
Благодарный взгляд глупых Лизкиных глаз –– и он через час смелеет. Вот уже несбыточная прежде мечта стоит на локотках и коленках –– и Семён стучит животом об её ягодицы, раскачивая поскуливающую Лизку. Как паровоз с прицепом –– тух-тух;тух-тух; тух-тух. И проваливается в раздавшееся вширь, разлившееся болото… Тщеславие вспыхивает и возносит его наверх, делая господином мира. Сёма вспомнил её высокомерный, гордый вид –– и задолбил сильнее, плюща Лизкин распахнутый бутон; смятый, раздавленный, жалобно плачущий вязко-обильными каплями… Лизка уже подвывает –– и Сёме злорадно-сладко. Как чертовски приятно плюхнуть заносчивость в позу прачки, отомстив за мучительные грёзы.
Семён совсем распоясался…
–– Да ты обалдел? –– она округлила глаза. –– Я даже мужу этого не делаю… Фи, Семён, как вам не стыдно… –– Лиза кривится.
–– Да брось, –– решительно настаивает Сёма. –– В жизни надо всё попробовать…
–– Ну, если раз… –– она уговаривает саму себя и смотрит растерянно в поисках помощи.
Её сонные жиденькие мысли еле плетутся.
–– Конечно, –– кивает господин и повелитель. – На то он и раз…
–– Ну, даже не знаю, –– она, неуверенно хмыкнув, по его животу скатывается кудрями туда…
Сегодня сны сбываются; Лизкины капризные губы, мягкие и пугливые, ловят морковку Семёна. Он блаженно поглядывает –– Лизка-кролик грызёт кочерыжку; и по её непорочной щеке бегает озорной флюс…
«Красота…» –– вспоминает Сёма. Соседка теперь ручная, как ожиревший на лавке кот Мурзик. Один щелчок Сёминых пальцев –– и она прибежит, прилетит, принесётся; нетерпеливая, с горящими пустенькими глазенками, охочая… Её не остановить: Лизкина ненасытность –– как прорванная дамба; и Сёма уже устаёт. Даже шествуя важно с мужем, соседка настырно сигналит взглядом через плечо. «Ничего, подождёт» –– отмахнулся Семён, почёсывая живот.
Вчера он встретил студентку, спустившись к ларьку за сигаретами…
–– Привет, –– бросает Сёма. –– Ждёшь кого-то?
Она обиженно фыркнула:
–– Уже –– нет. Больно надо…
–– Не расстраивайся; не пришёл –– значит, не ценит, –– посочувствовал он.
Девчонка искоса смотрит, раздосадованная. Целый час она собиралась, красилась –– и на, получи. Тащилась через полгорода –– а этот… «Вот гад».
–– Может, винца? Тебе хорошо бы расслабиться, поговорить с приятным человеком… –– осторожно предлагает он.
–– Уж не ты ли тот самый человек? –– она в первый раз улыбнулась.
–– А почему бы и нет?
–– Действительно, –– студентка поправила волосы. –– Почему бы и нет…
У неё звонит телефон.
–– Да иди ты… –– она сбрасывает вызов и берёт Семёна под руку…
Студентка Катя, в отличие от агрессивной и хищной Лизки, была спокойна, мягка, медлительна. И, как полная противоположность, обладала тоненькой точёной фигуркой. Они час просидели с бокалами –– Семён берёт за руку, заглянув многозначительно в глаза, и ведёт к тахте. Катя шествует послушно, с блуждающей полуулыбкой… Она покорно даёт себя раздеть. Куколка –– острые груди с коричневыми кнопочками по центру; маленький выпуклый задик, каучуковый, плотно помещающийся в растопыренных ладонях… Податлива; с готовностью отвечает на ласки Семёна, не торопясь, обстоятельно ползая по нему –– и после широкобёдрой сумасшедшей Лизки, этого непредсказуемого урагана, Семён отдыхает… И, что бы он ни предлагал –– молчаливое согласие потупленных глазок с еле приметным смущением. Как нестерпимо-обалденно проникать в тесную Катину норку после бездонной Лизкиной бочки, где и самосвалу хватит места развернуться… Её эластичные пещерные тиски сводят с ума теснотой захвата…
–– Ах, а-ах, а-а-а-ах, –– умильно квохчет студентка; и на её миниатюрном теле Сёма чувствует себя Гераклом… Он хватает её упругий зад и опускает на стержень; Катя извивается гусеницей, схватив его за плечи. Насаженная на кол, запечатавший ее изнутри плотной пробкой, она распахнула ротик в немом восторге; и расширенные зрачки восхищённо блестят перед Сёминым лицом… Острые груди с благодарностью прыгают у него перед самым носом; и он ловит коричневые затвердевшие кнопки жадными распухшими губами…
Катя осталась до утра; и среди ночи ес мокренький горячий ротик ещё раз прошёлся по телу Семёна. Снова её посадили на кол –– и вот-вот маленькие ягодицы лопнут, не вместив мощное сверло… Второй сеанс длился дольше; и накатившая усталость посылает телу сигнал о передышке. Семен всё свалил на невиновную Лизку, не обращая внимания на тревожный звонок.
–– Это тридцать седьмая?
–– Девушка, ну вы на номер-то смотрите? –– Семен с раздражением готовится закрыть дверь.
–– Какой вы грубиян, –– блондинка сунула туфельку между дверью и косяком.
На Семёна пахнуло спиртным. Он распахивает дверь и кисло усмехается:
–– Заходи; всё равно ничего не поделаешь. Кровать –– вон там…
Блондинка поднимает брови:
–– С чего ты вдруг удумал, что мне нужна твоя кровать?
–– Поверь, от нас ничего не зависит. Всё уже решено, –– Сема меланхолично её разглядывает.
–– О как, –– в её взгляде –– любопытство. –– Ты умеешь интриговать. Так меня ещё никто не разводил…
–– Я ж говорю –– всё уже решено…
–– Такой холодный и сдержанный; прямо Джеймс Бонд, –– блондинка проскальзывает в комнату… –– меня заводят ледяные парни…
Наташа, Маша, Кристина, Лена, малярша из ЖЭКа; Юля-почтальонша; пять непринятых звонков от Кати; восемь –– от Ольги; раза три ломилась Лизка… Отбившаяся от экскурсии африканочка своими стонами переполошила соседей. Пришлось дать штуку за беспокойство приехавшему наряду; ещё штуку – чтоб её увезли…
–– Чёрт; откуда эта слабость? –– Сёма подходит к зеркалу, пошатываясь.
Потухший взгляд, бледное лицо.
–– Съел, наверно, что-нибудь, –– борясь с тошнотой, он рухнул на кровать…
Поток женщин не иссякал. Он и сам стал бросаться нелепыми фразами, от которых раньше его бесило:
–– Давай лучше поговорим…
–– Не сейчас..
–– Болен; никак не получится..
–– Уехал…
–– Девушка, вы не туда попали…
–– А его нет; это его друг… Его забрали в милицию.
–– Мусик, –– мяукали в ответ, –– когда мы увидимся? Твой зайчонок соскучился и обиделся…
Он уже боялся выйти на улицу. Обязательно с ним сталкивалась какая-нибудь симпатичная особа; или у кого-то перед его носом ломался каблук –– а то и машина… Груди, животы, задики, вагины –– Семёна уже тошнило от обнажённой женской натуры. Хотелось на необитаемый остров; да хотя бы в КПЗ, недельки на две. Даже если он не выходил из дома, то приходили к нему –– звонили, стучали, путали адрес, требовали, мурлыкали…
–– Вы не поможете? –– сбоку с надеждой пискнули; и Сёма морщится. Надо бежать –– но жадная похоть коллекционера, глубокая, как мошна еврея-банкира, снова побеждает…
–– Что случилось?
–– Щенок потерялся, –– эта в его вкусе, как и остальные: стройная, большеглазая, пухлогубая.
Плачет.
–– Конечно, помогу, –– обречённо кивает Сёма.
–– Вы такой отзывчивый, –– шмыгает носом.
–– Сам охреневаю…
Он помогает, лежа под Ниной. Сёма безразлично глядит в потолок, вспоминая школу, когда он, счастливый и безгрешный, гонялся с сачком за бабочками и собирал марки. На его снаряде –– очередная бабочка с красными глазами грустно роняет зад и слёзы. Медленно и печально –– туда-сюда…
–– Сёма, привет, –– раздалось за спиной.
–– Здорово… –– Вован, одноклассник, румяный и подтянутый, крепко жмёт руку.
–– Как дела?
–– Так себе…
–– Слушай, дружище, ты чего-то хреново выглядишь, –– Вован, как всегда, бьёт без предисловий. –– Круги под глазами; отощал… Ты, это, не забивай на здоровье, –– во взгляде товарища –– искреннее беспокойство.
–– Да сейчас аврал на работе, –– соврал Сема. –– Пашем, как проклятые…
–– Всех денег не заработаешь. Ты отнесись к моим словам серьёзно… –– качает пальцем Вован, растворяясь в толпе. «Счастливый…»
–– Ну как, получается?
Семён обернулся: перед ним –– фрак в цилиндре.
–– Наша контора всегда исполняет свои обязательства. Удачи, господин Кирилленко.
–– Стой, –– истошно орёт Семён, –– сто-о-о-й! Я разрываю контракт! Сто-о-о-й! –– отчаянная боль в голосе тонет в толпе –– фрака и след простыл…
Ночью Семёну снится, как он убегает от толпы разъярённых девок… Растрёпанные, настойчивые, они преследуют его, загоняя, как раненного оленя… Сёма сворачивает под арку и попадает в тупик. Тётки с гримасами злорадства приближаются, выпустив наманикюренные коготки –– он отчаянно кричит…
Сёма вздрагивает. Темнота; он один. Слава Богу –– это всего лишь сон… Сёма тянется к пачке сигарет –– что за стук? В дверь кто-то скребётся. Он неслышно, на цыпочках крадётся и припадает к глазку –– Лизка, сердито озираясь по сторонам, пробует приоткрыть дверь…
Сёма прислоняется к стенке и сползает на пол. За дверью Лизка слышит всхлипывания.
–– Впусти, гад, быстро…
Всхлипывания сменяет рыдание:
–– Уйди; уйди, по-жа-луй-ста-а-а….
Лизка безжалостна:
–– Открой, изверг, тебе говорю. Хуже будет…
Скорая –– у подъезда. Вездесущие бабки строят предположения…
Два широкоплечих здоровых санитара, больше похожие на горилл, выходят из подъезда с носилками в руках. На них, связанный и с блуждающими глазами, мечется Сёма:
–– Уйди, сгинь, не сейчас, голова болит, потом, за кого ты меня принимаешь… А-а-а-а…
–– Господи, –– крестятся бабки, –– вот напасть-то… А какой был хороший, всегда здоровался; только вот всё один да один пропадал…
–– Да, всё холостяковал, –– закивали старухи. –– Видать, без женщины умом-то и тронулся; одичал…
–– Поправляйтесь, господин Кирилленко. Я обязательно вас навещу… –– цилиндр подмигнул, заглянув в приоткрытую скорую…
(с) Александр Чеберяк.
Другие статьи в литературном дневнике:
