В завершение разговора о социально-экономических

формациях.

Вчерашнюю свою запись я посвятил изобличению нелепости марксистских представлений о последовательно сменяющихся общественных формациях, однако же не рассказал, что сам думаю на сей счёт.

В действительности, я думаю, что чётко выраженных формаций, характеризующихся "способом производства", как таковых не существует, а можно выделить лишь некие стадии развития общества, характеризующиеся ростом и производства, и степенью усложнения социальных связей. При этом у каждой нации имеется своя специфика, порою настолько сильная, что заведомо не может уложиться в прокрустово ложе Марксовой схемы. Сам Маркс это понимал, и потому, создав единую парадигму, тотчас стал описывать исключения из неё. "А вот есть ещё азиатский путь развития, обусловленный тем, что там важны коллективные усилия для ирригации" (как будто бы в Риме они не были важны).

Но если копнуть глубже, мы обнаружим, что китайский путь социального развития разительно отличается от индийского (и обусловлено это тем, что в Китае происходило слияние коренных народов с пришлыми, а в Индии - сохранялось чёткое доминирование захватчиков-ариев над дравидийскими автохтонами), а, скажем, та же Парфия в античности, древняя Персидская империя Дария и Персия после принятия ислама - совершенно разные по своему образу государства, хотя в каждом случае довольно развитые (в отличие от нынешнего Ирана, который вовсе не является государством, поскольку государства не управляются бандитами, берущими в плен иноземных посланников).

Если провести разделение этих стадий развития (очень грубо и приблизительно), то можно выделить их три главные. Первая - она же первобытная. Нации как таковой ещё нет, есть племя. Производство самое примитивное (возможно, конечно, создание весьма изящных вещиц отдельными мастерами, но я имею в виду общее значение и объём производства), денежное обращение незначительно (когда заимствуется у соседей и служит торговле с ними) либо отсутствует, государственная власть присутствует зачаточно (причём, может быть как демократической, общинной, так и теократической, "шаманской", так и деспотической, в зависимости от конкретных традиций и тех или иных личностей), право - обычаи предков в трактовке тех, кто, как полагается, их помнит.

Далее - наступает стадия, которую можно назвать "феодальной", но лучше - "деревенской". По мере развития земледелия, сельскохозяйственное производство приобретает всё большее значение. Как и сбережение посевов/урожая. Чем занимаются отвлечённые от собственно производства люди, образующие элиту, военную и административную, что, впрочем, может сочетаться в одних лицах. При этом степень централизации власти может различаться. Характерно, что автохтонные цивилизации, развивающиеся там, где возникли, тяготеют к более централизованной власти. Когда же элиту составляет пришлое воинственное племя, зачастую делёж добычи (в виде страны и её крестьянства) между "братьями по оружию" приводит к тому, что мы привыкли считать "классическим феодализмом". Впрочем, и в гомогенном государстве, по мере его развития, царь (правительство) имеет привычку награждать служилых людей поместьями (или сразу с крестьянами, или же они, вступая туда как арендаторы, со временем закрепощаются). Так было, например, в Вавилонском царстве Хаммурапи: помещики из служилых дворян и кабальные крестьяне существовали там очень задолго до появления подобных вещей в Европе, и если расценивать строй той державы по Марксу - то он однозначно феодальный. Формируется письменное, упорядоченное право (впрочем, не всегда, поскольку, скажем, и в нынешней Великобритании право хотя письменное, но никоим образом не упорядоченное; англичане прекрасно знают о существовании конституций и кодексов у других народов, но держатся своих традиций).
Вообще говоря, конкретные национальные традиции, порождённые теми или иными географическими, культурными, а то и просто случайными (личностными) факторами - сильная штука. И можно находить закономерности (например, что огромные по территории восточные империи имеют один вид, тяготеющий к деспотии, а крошечные греческие царства (впоследствие - полисы), живущие в основном морской торговлей, - совсем другой), но, скажем, почему Афины так разительно отличались от Спарты, хотя оба полиса образованы были одним народом, - это вопрос именно влияния личности в истории. В случае со Спартой - Ликурга, который, пользуясь своим авторитетом, и установил для спартанских дорийцев-завоевателей тот уникальный образ жизни и законсервировал чёткое разделение между ними и коренным порабощённым населением. То же, впрочем, повторю, мы видим и в Индии (вплоть до нынешнего времени; хотя формально варновое деление было отменено в двадцатом веке, но кто был в Индии - подтвердит: и сейчас бросаются в глаза чисто этнические различия между индийской элитой и простонародьем).

При этом, даже если основная масса завоевателей сливается с коренным населением, или же завоевания не было вовсе, в сельско-феодальной формации всегда ценится родовитость, происхождение от знатных воинов и царей. Собственно, это необходимое условие для морального утверждения власти элиты над крестьянским поголовьем в отсутствие развитых денежных отношений. "Спрашиваешь, почему ты на меня пахать должен? Ну потому что я - высокого рождения, а ты - низкого. Значит, богами завещано, чтоб ты на меня пахал".

Но, естественно, по мере развития денежных отношений знатность рода и сословные, а также этнические градации отходят на второй план (не сразу, конечно), и цивилизация вступает в заключительную стадию, которую условно можно назвать "городской" (поскольку и в хозяйственном, и в политическом смысле города начинают однозначно превалировать над деревней), а можно - "капиталистической". Характеризуется она тем, что "бабло побеждает зло", а равно - стирает всевозможные малахольные предрассудки, доставшиеся в наследие ещё от первобытных времён. "Духовность" (как совокупность мистических полуживотных комплексов) вытравливается прагматизмом и рациональной моралью.
Разумеется, это процесс очень долгий, к настоящему моменту вовсе не оконченный даже в европейском мире, и порою он прерывается тем или иным всплеском дикости сознания, возвратом к мистицизму, отрицанием ценностей современной цивилизации, как будто бы она сама пугается своих достижений, и её деградацией вплоть до развала (как это было с Римом, как это было в России в 17-м).

Но общий вектор развития, думаю, ясен: сознательное стремление к максимальному материальному комфорту и личной свободе граждан при понимании того, что любые ограничения на оную могут налагаться лишь в силу разумно обоснованной необходимости. Например, когда берёшь у граждан деньги для помощи бедным - нужно трудиться объяснить, а нахер эти бедные вообще нужны (что, честно сказать, затруднительно). Короче, общество разумных эгоистов.

С этой точки зрения, скажем, полис Древней Эллады в классический период - очень высокоразвитое общество, хотя, технически, конечно, они нам здорово уступают. А поздний Рим, где в угоду христианским предрассудкам гражданам отказывали в праве смотреть гладиаторские бои, - уже не столь развитое, деградирующее общество.

Нынешнее наше общество, если смотреть тупо по законам - не бог весть что в сравнении с античностью. Одно то, что частным гражданам не дозволяется иметь рабов, - само по себе дикость и мракобесье. Но наше счастье в том, что при нынешней силе денег на законы можно класть болт. Возможно, это хорошее компромиссное устройство: идиоты счастливы тем, что для них понаписали в юридических кодексах, а полноценные люди обретают значительную автономию за счёт финансовой самостоятельности. Но всё же я сторонник того, чтобы перестать заискивать перед идиотами, перестать изображать заботу о них и подтянуть законодательство до того нравственного уровня, какой реально существует в нашей цивилизации.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 29.07.2010. О женской логике
• 23.07.2010. Снова о любимом предмете
• 19.07.2010. В завершение разговора о социально-экономических
• 18.07.2010. О социально-экономических формациях
• 17.07.2010. Как бы я боролся с христианством
• 13.07.2010. К вопросу о римском бетоне