В извержениях вулканов в равной мере видится и трагедия, и художественная восторженность чувств. Кощунственный Эмпедокл по преданию провалился в Этну и остались только сандалии от философа-материалиста. Лукреций Кар пишет:
Пламя наверх вынося далеко, и далёко он пепел
Сыплет и черный туман клубит непроглядного дыма,
Вон выбивая с огнем и чудовищной тяжести камни...
И вырывается вон, выдувая наружу и пламя,
Камни кидает наверх и тучи песку поднимает...
Одна из причин гибели Кносса, по мнению английского археолога Эванса, тоже усматривается во внезапной природной катастрофе.
Байрон, черный принц романтизма, находил в этом явлении завораживающий сюжет для своих стихов. У нас в России, изнеможденный романтическим гением, Карл Брюллов изобразил Апокалипсис красными и черными красками - на его полотне расставлены мертвые тела, охваченные игрой адского света. Они глядят стеклянными глазами на огненный смерч и выполняют свой человеческий долг, защищая слабых от смерти. Это делает их живыми. Пастернак писал:
Сюда! Лицом к лицу
Заката, не робея!
Сейчас придет к концу
Последний день Помпеи.
Говорят, что при извержении вулкана бывают очень красивые закаты. У римлян языческий бог Янус изображался двуликим - назад смотрит старческое лицо, а вперед - юношеское. Здесь прослеживается связь времен, бог может предсказывать будущее и дает человеку некую последовательность спасения. Ведь для Бога жизнь привлекательнее смерти. Когда я увидел впервые картину, то сразу обратил внимание на ребенка, ползающего около погибшей матери. Брюллов воскресил на мгновенье статичные фигуры из краткосрочного правления Тита, чтобы мы задумались над тем, насколько жизнь хрупка и какими мы должны быть. Зависит ли все от воли случая или от Бога, который не любит играть в кости? Исходя из этой эсхатологической развилки, о ней писал Лермонтов, строится человеческое существование. Последний день Помпеи, кто бы подумал, оказался мистическим предвестником краха римской цивилизации. После извержения Везувия своевольничал Домициан, были и другие кровожадные принципаты. Все погребено под черным пеплом забытия. Правда, остались от вечного города скульптуры, фрески, литературные шедевры и история. Мы восторгаемся ими, бессознательно движемся вместе с исландским шлейфом в эпикурейское будущее как римляне. Что ждет красавицу Европу? Кто будет читать Байрона? O tempora! О mores!
