В. Соловей Особое мнение ЭМ 27. 12. 2019
И.Воробьева; ... поговорить про год грядущий, который через несколько дней уже наступит. Я, может быть, не права, но мне показалось, что 19-й год, когда было очень много экологии — экологии в целом как мирового тренда. История с мусором, история с пожарами, «китовая тюрьма». То есть очень много было экологии. Может быть, я ошибаюсь?
В.Соловей; Мне кажется, что вы не ошибаетесь. Если посмотреть динамику протестов — она, кстати, беспрецедентно высокая, самая высокая с 12-го года в уходящем году была, — это большей частью локальные протесты за исключением московского. Он тоже локальный, но, учитывая, что в российской столице, он приобретает общенациональное звучание. То да, если не большинство, то значительная часть протестов имело экологическую подоплеку.
Я думаю, это связано с очень простой причиной. Кто учил марксистско-ленинскую философию, — там был такой диалектический закон перехода количества в качество. Это всё откладывалось, а теперь дело пришло к мусорной реформе. Выяснилось, что мусор перерабатывать у нас не хотят, хотя называют переработкой. В лучшем случае готовы сжигать, что чудовищно вредно. А, вообще, лучше его складировать.
И вот всё это началось с Шиеса более года тому назад, а Шиес стал своеобразным маяком, полигоном и моделью. И, глядя на него, стали люди протестовать в других местах и небезуспешно, могу сказать. Если в Подмосковье удалось подавить протесты, то, скажем, Карабаново во Владимирской области — там они добились успеха.
Сейчас борются в Калуге, причем там полигон должен через два месяца заработать, и там люди предпринимают отчаянные попытки, чтобы не дать… Но это то, о чем мы знаем. А не знаем о многом. Допустим, Мясниковский район Ростовской области. Там перерывают дорогу канавами и ежи кладут с колючей проволокой в прямом смысле слова. Там идет настоящая партизанская, такая негромкая еще, война.
Помимо экологии много причин еще. Допустим, Элиста — там связано, условно, с самоуправлением.
Очень яркий пример экологической борьбы, о котором тоже в Москве не знают, — это Невинномысск. Это небольшой город — 100 тысяч население, — в котором два химических комбината. И город обеспечил уже половину пациентов краевого диспансера. А там хотят построить третий химический комбинат. Естественно, люди выходят протестовать. Их не хотят слышать, их хотят заткнуть. Начинают там арестовывать, угрожать, насильничать. Такой провинциальный идиотизм.
В.Соловей: Шиес стал своеобразным маяком, полигоном и моделью
Это и в Москве-то выглядит, мягко говоря, скверно, а в провинции же вообще не достучишься до Москвы. И так по всей России, если посмотреть. Это действительно охватывает всю Россию. Мы просто не знаем. У нас еще аберрация взгляда. Мы здесь сидим, в центре Москвы — у нас москвоцентричный взгляд. И хотя мы вроде бы сидим с вами высоко в прямом смысле слова, но очень многого не видим в России. А в России-то дела обстоят лихорадочно. Такое лихорадочное состояние.
И.Воробьева; Еще, конечно, добавилось просто природное, история, возможно, которую нельзя было предугадать как с мусором, это наводнение и пожары.
В.Соловей; Ведь в России это почти постоянно. Есть статистическая закономерность. Как в истории России: один год из трех неурожайный, два года из трех Россия находилась в состоянии войны. Так что каждый третий год у нас наводнение или пожар.
Так что же удивительного? Удивительно то, что на это власти не просто наплевали, они считают, что так и должно быть. Пока жареный петух в прямом смысле слова не клюнет, они вообще ничего не делают.
А вы вспомните, когда была чудовищная жара здесь, в центральных областях. Ведь когда стали власти центральные суетиться? Только тогда, когда посольства западных государств в Москве объявили об эвакуации.
И.Воробьева; Это в 10-м году?
В.Соловей; Да, да. Наводнение в Крымске.
И.Воробьева; В Крымске ужасное было, да.
В.Соловей; Чудовищное. Это фактически катастрофа национального масштаба. Она далеко выходила за региональную. То, что происходило в Иркутской области. Из властей никто внимания не обращает. Вменили только бывшему иркутскому губернатору Левченко будто это его непосредственная вина. Нашли хороший предлог.
И.Воробьева; Но иркутский губернатор про поручения Владимира Путина высказывался не очень уважительно, поэтому никто не удивился, что он слетел.
В.Соловей; Конечно, никто не удивился. Но это же не решение проблемы, как таковой.
И.Воробьева; Да, действительно, все начинают двигаться только тогда, когда люди начинают что-то… записывать видеобращения…
В.Соловей; Я бы сказал, когда дело оказывается уже накануне каких-то массовых выступлений. У нас ведь так: пока люди терпят — ну и терпите. А как только люди начинают возмущаться и региональные власти понимают, что им по шапке сейчас ударят из Москвы, они начинают искать смутьянов, заговорщиков.
В центре объясняют это происками. Это сейчас любимая объяснительная модель. Вот смутьяны нашлись, начинают прослеживать связи с какими-то мифическими организациями. Сейчас иностранные организации, агенты, гранты. Рисуют красивые схемы. Вот как недавно с протестами против строительства храма в Екатеринбурге. Это же бред абсолютный. Это всё высосано из пальца. Но это падает в воспаленное сознание федеральных властей. Дело в том, что они уверены, что вся протестная активность в социальных сетях, допустим, да и не только, она инспирирована извне.
И.Воробьева; То есть наши люди не могут…
В.Соловей; Нет-нет, что вы! Это раболептный, обожающий царя, преданный монархии и Отечеству народ. Вот смутьяны есть… Помните, как в начале XX века у Куприна во всем — кто? — жиды, студенты и конокрады виноваты.
И.Воробьева; Кстати, про Екатеринбург. Действительно же, громкая история получилось. Тоже вполне себе региональная — на всю страну.
В.Соловей; Громкая, успешная. Она тоже дала толчок. Помните, тогда сразу же был протест против ареста Голунова в Москве, который оказался успешным. И потом московские протесты беспрецедентные для лета, я бы сказал — в июле, августе. Они закончились мизерабельно для участников протеста в значительной части. Но, с моей точки зрения, это как раз была модель общенационального кризиса. Вот кризис так будет в России развиваться: власть выступает инициатором, действия власти провоцируют кризис, и общество начинает реагировать.
И.Воробьева; Мы, кстати, про то, что будет дальше, в том числе, в связи с протестами, поговорим чуть попозже. Опять же не могу отказать себе в удовольствии, чтобы поговорить о том, что будет дальше. Но если уж мы перейдем сразу к московским протестам и, вообще, кто-нибудь помнит, как вы думаете, с чем они были связаны? Тогда, вообще-то, выборы были в Мосгордуму.
В.Соловей; Я думаю, что очень часто причина, предлог оказываются забытыми. Кипит разум возмущенный, чувство справедливости возмущено… Кстати, опыт мировой показывает, что главная причина всех потрясений — это возмущенное чувство справедливости. И вот эта справедливость, оказывается возмущенное чувство справедливости наименьшим общим знаменателем — то, что объединяет различные группы общества — различные в идеологическом, политическом отношении, и в социальном положении тоже.
И.Воробьева; Так и было.
В.Соловей; Так и было, совершенно верно. Это чувство, что унизили, что плюнули в лицо. Это настолько отвратительно… Это очень похоже по реакции на протесты декабря 2011 года. Они начинаются именно с этого — что оскорбленное чувство справедливости, чувство унижения, чувство, что вас ни во что ни ставят. Тогда власть сыграла в более сложную игру. Она чуть ли не некие уступки обещала. Ну, сочетая пряник, обещания, скорей пряника с кнутом.
В.Соловей: В России-то дела обстоят лихорадочно. Такое лихорадочное состояние
ще уже ничего не обещает. Она за кнут берется. Просто варьирует репрессии от суровых до менее суровых. И когда, скажем, как Егор Жуков, получает условный срок, люди радуются: «Ура! Мы добились победы». Но на самом деле это манипулятивная тактика власти, конечно. Она пытается не довести дело до нового возмущения. И делает это довольно успешно.
И.Воробьева; То есть так бы, в принципе, посадили бы всех.
В.Соловей; Да. И такое намерение, совершенно очевидно, было. Когда начались первые аресты по московским протестам.
И.В.Еще одна политическая история, которую все обсуждали и до сих пор обсуждают. Это, конечно, избрание нового президента Украины Владимира Зеленского. Сначала все обсуждали, сможет ли он победить, потом все обсуждали: О, господи, он победил!» А дальше начался какой-то процесс, в том числе, который закончился, например, обменом военнопленными, что, в общем, хорошая новость.
В.Соловей; Да, это хорошая новость. И, кстати, Россия, точнее, Кремль возлагает на президента Зеленского довольно большие надежды, связанные с тем, что считают, он поможет добиться стратегических целей России в отношении Украины. То есть, в частности, всё то, что происходит в последнее время — это компромисс по газу, причем, в общем, выгодный Украине более, чем, условно «Газпрому»; обмен пленными — это сильные и вполне определенные, рассчитанные шаги в сторону Украины лично Зеленского с тем, чтобы он сделал шаги навстречу России.
И.Воробьева; А нам-то что от него нужно?
В.Соловей; А Россия или Кремль (не вся Россия так думает, как Кремль, а, может быть, значительная часть России думает иначе) хочет особого статуса Донбасса, фактически федеративного и через Донбасс влиять на политику Украины — это первая задача минимум. И задача максимум, она прозвучит фантастически, но считают в Кремле, что можно добиться ее — это присоединение Украины к союзному государству Россия — Белоруссия.
И.Воробьева; И тут же мы подходим к еще одному событию: Россия и Белоруссия.
В.Соловей; Плавно, но неизбежно.
И.Воробьева; Неизбежно абсолютно. Так же, как неизбежно союзное государство?
В.Соловей; В Москве, в Кремле считают, что да, что препятствие на пути этого государство — Лукашенко. Ему были сформулированы условия или дилемма, наверное: «Союзное государство будет с тобой или без тебя». И рассчитывают, если всё пойдет, может быть, по московским прикидкам, до лета это союзное государство уже вчерне получить.
И.Воробьева; До лета.
В.Соловей; Да, до лета. Никто не собирается откладывать в долгий ящик. Слишком долго откладывали. Эта интеграция длится уже и разговоры о ней фактически 20 лет, даже больше. Началось еще при Ельцине. В Москве решили, что хватит, надо ставить точку.
И.Воробьева; А почему Белоруссия, почему не кто-нибудь другой бывший?
В.Соловей; А слабое звено. Белоруссия — слабое звено. Она, вообще, в объятиях. Она готова в них упасть. Но это не конец, это начало процесса. Украина тогда присоединяется к союзу братских славянских государств. Выстраиваются особые отношения с Прибалтикой вследствие некоторых действий в отношении трех стран Балтии. И Россия берет реванш за крупнейшую геополитическую катастрофу XX века. Планы далеко идущие.
И.Воробьева; Это же плохая новость. Ведь то, что вы говорите, это плохо.
В.Соловей: Это манипулятивная тактика власти. Она пытается не довести дело до нового возмущения
В.Соловей; Я не оцениваю, плохая она или хорошая. Я просто вам говорю о том, какие намерения существуют, какие планы готовятся, и хотя бы отчасти они, с моей точки зрения, реализуемы.
И.Воробьева; Ладно. Если мы вернемся к Украине. То, что вы сказали об особом статусе Донбасса и влиять на ситуацию, но в ближайшее время там будет Зеленский, который, как мне кажется, не должен допустить такой ползучей интеграции?
В.Соловей; Почему? Он вполне может на это пойти, если ему предложат хорошую сделку. И если Россия с этим усиленно с этим работает, занимается, но на него надавят собственные олигархи. Россия с ними, в общем, считает, что договорилась. Потому что взамен обещано вхождение в большое экономическое пространство. В Европу-то оно особо войти не могут, а вот это экономическое пространство, которое смогут составить Россия, Белоруссия, Украина — это прекрасная сфера для реализации экономических интересов.
Поэтому если олигархи консолидировано — вот Коломойский с его интервью The New York Times (это трубадур был этой политики) — на президента Украины, то подвижки будут весьма существенными. Если там начнется — назовем это в кавычках «бандеровско-фашистский мятеж», — то братская Россия придет на помощь президенту Зеленскому. Мы знаем толк в братской помощи, правда, Ирина?
И.Воробьева; Конечно. Мы, тем более, с вами знаем толк в братской помощи.
Раз уж мы заговорили о том, что будет дальше, несколько шагов вперед сделаем. Как вы думаете, когда это все начнет происходить или уже до 24-го года, наверное, произойдет…
В.Соловей; Конечно, всё до 24-го года должно произойти.
И.Воробьева; Безусловно. В общем, все всё понимают. А после этого Путин, он уйдет или будет императором?
В.Соловей; Я вам скажу вещь, звучащую совершенно фантасмагорически: с моей точки зрения после 22-го его вообще не будет.
И.Воробьева: 22;го?
В.Соловей; Да.
И.Воробьева; Почему? В смысле, как не будет? Куда денется?
В.Соловей; Ну, вот так, не будет его и всё. Давайте не обсуждать причины. В его планах — это стать президентом или главной союзного государства. Если он становится главной союзного государства — это фактически аналог Советского Союза. После этого проводятся одновременно в Белоруссии и России президентские выборы. И, скажем, основной кандидат на этих гипотетических президентских выборах в России — неспроста же Зюганов сказал: «Не исключены президентские выборы в сентябре» — это Дмитрий Анатольевич Медведев.
И.Воробьева; Подождите, это поэтому слово «подряд» опять замаячило?
В.Соловей; Да, да, «подряд» и вся эта казуистика. Но, как обычно, в России мешает всегда всем планам два обстоятельства: то одно, то другое…
И.Воробьева; Прекрасные обстоятельства.
В.Соловей; Их можно начать. А вот насчет углубить и закончить, я думаю, не получится.
И.Воробьева; Почему?
В.Соловей; То одно, то другое. Но для нас с вами и для наших сограждан начала уже будет достаточно, чтобы оказаться в состоянии близком к прострации.
И.Воробьева; Почему не истерики?
В.Соловей; А это кто как реагирует. Кто впадет в паралич, кто в истерику, кто начнет судорожно метаться. Вот этим, с моей точки зрения, 20-й год будет радикально отличаться от 19-го. 19-й — это последний спокойный год в нашей жизни.
В.Соловей: 20-й год будет радикально отличаться от 19-го. 19-й — это последний спокойный год в нашей жизни
.Воробьева; Спокойный? 19-й не был спокойным.
В.Соловей; Он будет с 20-го года рассматриваться как последний спокойный год. Как с конца 17-го года стало понятно, что 16-й год был спокойным. А в конце 1991 года стало понятно, что 1990 годы был очень спокойным и стабильным.
И.Воробьева; С другой стороны в 19-м году можно сказать, что 18-й был спокойный.
В.Соловей; Да, но есть качественный разрыв. И вот, с моей точки зрения, качественный разрыв в следующем году нас и ожидает. Причем инициатива эта не от общества будет исходить, а от власти. В России инициатор всех перемен — это власти. И власть сама всегда провоцирует все кризисы, ее действия. Не общество, не оппозиция. Оппозиция не в состоянии спровоцировать кризис в России, неважно, будем мы называть иностранными агентами или отечественными агентами, но она зато может воспользоваться тем, что власти откроют.
И.Воробьева; Подождите. Если мы вспомним Крым, то Крым тоже расколол довольно много людей. Не все же в оппозиции считают, что это аннексия. Некоторые вполне себе одобрительно к этому относятся. И здесь будет то же самое.
В.Соловей; Масштаб разный. И люди боятся войны. Самый большой страх женщин в провинции — это страх войны.
И.Воробьева; Почему для женщин в провинции?
В.Соловей; А потому что у них мальчики, у них дети, по одному мальчику в семье. Это же не семьи первой трети XX века, где было много мальчиков или даже второй трети, когда был компенсаторный рост рождаемости после войны. Нет, это семьи с одним ребенком. А когда они смотрят телик — все-таки они потребляет телеинформацию, этот милитаристский угар, эту истерику, ее иначе не назовешь, это даже не патриотизм никакой, это все замешано на милитаризме, — они боятся.
И.Воробьева; Но из-за того, что люди боятся войны, они не будут выступать, скажем так, против, или что?
В.Соловей; Будут. Как только выяснится, что для решения военных задач или полувоенных, или, скажем мягко, гибридных задач не хватает сил специальных операций, а нужны срочники, нужны резервисты, как будут реагировать матери призывников и жены резервистов? Мне кажется, однозначным образом. Уже не говорю о том, как люди, вообще, в России традиционно реагируют на любую внешнеполитическую угрозу.
И.Воробьева; Как?
В.Соловей; Как… Соль, спички, крупы, гречка… А сейчас еще и банковские депозиты. Потому что все помнят, как в 14-м году устойчивый рубль — раз! — и упал, и так и особо не отжался. Ну так, на коленках стоит.
И.Воробьева; Но, вообще, действительно, как-то неспокойно. Что, гречку-то пора закупать? Вдруг уже…
В.Соловей; Да я бы подождал до февраля.
И.Воробьева; Почему до февраля?
В.Соловей; Ну вот по плану, по расчету.
И.Воробьева; Так, значит, в феврале закупаем гречку…
В.Соловей; Это продукт длительного хранения, но, тем не менее, не стоит торопиться. Ну, смотрите. Мы с вами говорим о вероятности. Это больше, чем возможность, это вероятность, но это не предопределено, это не является неизбежным. Но это то, что всерьез обсуждается и всерьез готовится. Назовем это новой геополитической динамикой, значительно более масштабной, чем динамика 14-го года.
И.Воробьева; Каждый раз хочется спросить, а почему бы сначала не разобраться с тем, что у нас в стране?..
В.Соловей; Потому что это мелко. Все эти наводнения, пожары, не работающая канализация, мусорные полигоны… А тут вы же меняете карту мира. А что эти несчастные пейзане с их несчастной смешной картошкой, они давным-давно надоели.
И.Воробьева; Но он же все равно в учебники войдет. Уже всё, уже точно войдет.
В.Соловей; Нет-нет-нет. Есть личная миссия, ощущение личной миссии. А ощущение личной миссии предполагает преобразование мира, а не поднятие России с колен. Недостаточно только вернуть Крым в родную гавань. А вот взять реванш за крупнейшую геополитическую катастрофу XX века, преобразовать карту мира и сказать: «Вот я повернул историю вспять». Ну, согласитесь, голова кружится.
Меня зовут Ирина Воробьёва. Мы продолжаем немножко подводить итоги года, немножко идти вперёд и обсуждать, что будет в следующем году. Вот Иван нам написал — напоминает, что в Москве строят юго-восточную хорду и рокаду. Они проходят через ядерные захоронения, идут рядом с домами. Протесты не помогают и так далее. Кстати, что-то в Москве мало протестов по этому поводу. Как-то местечково получилось.
В. Соловей; Да, к сожалению, получилось местечково. И это вообще характерно для экологических протестов. Они вовлекают тех, кто живёт непосредственно условно в зоне поражения. Они не становятся общенациональными. Их количество очень велико, но они не вызывают общенациональной динамики. То же самое, к сожалению, верно даже для Москвы. Вот, допустим, политические протесты летом так или иначе стали известны почти всем москвичам. А экологические актуальны только для тех, кто там живёт. Я могу дать, конечно, боюсь, банальный совет — всё-таки попробовать работать в социальных медиа. То есть с блогерами, рассылать информацию, попытаться таким образом вовлекать как можно больше людей. Протест совершенно обоснован.
Кстати, в самой этой идее строительства хорды вопреки протестам отражается, мне кажется, как в капле воды, отношение нашей власти (любой — городской, федеральной) к людям. Это биоматериал. Люди — это биоматериал, понимаете? Их используют для того, чтобы извлечь из них выгодную субстанцию — выкачивать «новую нефть», и более ни для чего. А сколько вы будете жить, как — это нас не беспокоит.
И. Воробьева; Кстати, ещё из итогов года. Нам сегодня напоминали, что власти всё-таки признали провал реформы здравоохранения. Уж сколько об этом все кричали — вот всё-таки да.
В. Соловей; Да, причём удивительно — признали те же самые люди, которые занимались реформой. Голикова, которая осуществляла эту реформу. Она сказала: «Ну зачем же искать виноватых? Виноваты все». «Кто убил? Мы все убили». Слушайте, это национальная катастрофа. Потому что восстанавливать здравоохранение, даже если будет политическая воля и продуманная стратегия, придётся 10-15 лет.
И. Воробьева; Развалили-то быстрее.
В. Соловей; Так всегда, мы же знаем. Что-нибудь разрушать и разваливать в России мастера. Это всё делается быстро. А что-нибудь созидать, строить — уходят десятилетия. Это же не Крымский мост. Это то, что как раз должно стать частью действительно общенациональной программы. А зачем? На дорогах и мостах можно больше пилить, чем на здравоохранении.
И. Воробьева; Но Крымский мост — это вообще-то тоже итог года.
В. Соловей; Да, это замечательный итог года. Особенно если сравнивать его стоимость с аналогичными, и даже более сложными сооружениями в других странах мира, то понимаешь, что это абсолютный итог, конечно.
И. Воробьева; Какой он — золотой, платиновый, бриллиантовый?
В.Соловей: Мы вам развалили здравоохранение, из-за этого вы будете больше умирать, зато у вас теперь есть Крымский мост
В. Соловей; Знаете, это как восхищаться 4 или 5 шайбами, забитыми Владимиром Владимировичем Путиным во время хоккейного матча. Конечно, это компенсирует недопуск наших спортсменов на олимпийские соревнования. Это блестящая компенсация. То же самое относится и к мосту. Вот мы вам развалили здравоохранение, из-за этого вы будете больше умирать и меньше жить, зато у вас теперь есть Крымский мост.
В. Соловей; У нас взрослые, самостоятельно мыслящие люди. Я не сомневаюсь, что они способны о себе позаботиться сами. Они способны выбрать себе нужный им парламент — городской, общенациональный, нужных себе мэров. Зачем их лишать этого права? Сейчас хотят лишить ещё и самоуправления вообще. Даже тех зачатков самоуправления, которые в России ещё существуют.
И. Воробьева; Лишат, вы думаете?
В. Соловей; Движение в этом направлении будет, но мне кажется, что многие из грандиозных планов власти не смогут реализоваться в силу неожиданных обстоятельств, которые будут инициированы этой же властью, но, как обычно, последствия не будут прочитаны. Вот так я выражаюсь, довольно витиевато, чтобы не пугать людей.
И. Воробьева; Ну да, вы сегодня уже так нормально напророчили. Я имею в виду вероятности, конечно.
В. Соловей; А это не пророчество. Это как раз знания, к великому сожалению. Но это не означает предопределённость. Вот это очень важно понимать.
И. Воробьева; Опять же, оглядываясь на 2019, который скоро завершится (наконец-то уже), всё-таки, если смотреть на этот год, протесты работают? Вот мне кажется, что 2019 год — это как раз такое воодушевление, потому что протесты периодически срабатывали.
В. Соловей; Да, они срабатывали, конечно, в локальных случаях.
В.Соловей: Российское государство разрушает моральные ценности нашего общества
Соловей; Хороших, достойных, готовых помогать, выступающих инициаторами. Они пока образуют ещё очень тонкую паутинку национальной солидарности. Но они уже начинают её образовывать. Это потрясающе. Знаете, как из-под глыб пробивается жизнь. Вот хотели всё это зацементировать, заасфальтировать, а жизнь и любовь сильнее.
И. Воробьева; Ну да, про любовь говорил Алексей Меняйло. И у Егора Жукова любовь и ответственность. Кстати, эти слова какие-то очень непривычные для уха.
В. Соловей; Непривычные, потому что запрос на справедливость — он из числа запросов на простые, базовые ценности. Справедливость, сострадание, гуманизм, любовь к людям — это то, чего нет, и что органически не присуще российской власти. И в этом люди как раз и нуждаются. Не только в деньгах, не только в экономической эффективности, а в уважении, в свободе, в сострадании.
И. Воробьева; Но разве это должно идти от власти? Может быть, я просто всю жизнь живу в России и поэтому как-то…
В. Соловей; Власть должна создавать условия, при которых эти качества могли бы реализовываться, или хотя бы не мешать этим человеческим качествам реализовываться. Но она продуцирует совершенно другие ценности — ценности разрушения, ценности ненависти, ценности насилия. Наша пропаганда — это механизм насилия. Пропаганда насилия, пропаганда войны, вполне подходящая под определение в Уголовном кодексе в полном смысле этого слова. И я не сомневаюсь, что придёт время, когда этот кодекс будет применён по отношению к тем людям, которые занимаются пропагандой войны.
Вот что делает российское государство. Оно разрушает и разрушило (как выяснилось, по счастью, не до основания) моральные ценности нашего общества. Попытка общества восстать, подняться. Вот за это сейчас идёт борьба — за право считаться человеком и реализовывать своё человеческое достоинство. Это моральный стержень того, что происходит в России в 2019 году. А в 2020 году мы будем бороться за собственное существование. Вопрос встанет так: за выживание нации.
И. Воробьева; У нас как раз пара минут до конца. Давайте уже посмотрим в будущее, на 2 минутки заглянем. Всё, что вы говорите, как-то очень пугающе.
В. Соловей; Это пугающе, но вместе с тем оптимистично. У меня просто нет сомнений, что мы добьёмся успеха.
И. Воробьева; А успех — это что?
В. Соловей; Это мирный демонтаж режима и строительство нового, новой России. Вопрос стоит очень просто.
И. Воробьева; Что, без потрясений?
В. Соловей; Вы знаете, без тех потрясений, которыми нас любят пугать. Потому что, как показывает, опять же, опыт происходящего в России, у нас социально ответственные люди. И они хотят избежать потрясений, но им не дают.
И. Воробьева; Вы уверены в своих оценках в отношении людей?
В. Соловей; Да. Потому что перемены — это всегда удел немногих. Для того, чтобы в стране (любой стране) осуществлялись перемены, необходим мотор. Много званых — мало избранных, но они соль земли. Вот этой соли в России хватает. Очень много достойных людей, порядочных, честных. И мы их видим.
И. Воробьева; Полминутки до окончания программы. Поздравите с наступающим Новым годом?
В. Соловей; Да, я желаю всем здравого смысла в наступающем году, чувства юмора и, главное, опираться на родных и близких, и на любовь. Это то, что поможет всем нам пройти испытания, которые нас ожидают. И мы их пройдём. У меня в этом нет сомнений.
Другие статьи в литературном дневнике:
