Чехова называют едва ли не самым «страшным», безысходным русским классиком. В огромной мере это происходит от несколько нетрадиционной для русской лит-ры ощущения природы. Она у него не храм и не мастерская (последнее без конца декларируется, проверяется на собств. опыте – и опровергается всем ходом жизни, как бессмысленно вбитая в имение жизнь героя «Дяди Вани»). Чехов полностью противостоит традиционной у нас сентиментально-романтической установке на природу: Равнодушная природа красою вечною сиять!
У Чехова природа НЕ РАВНОДУШНА: она всегда провоцирует человека на общение с «космосом», на разговор по душам и на равных («Огни»), всегда активно аккомпанирует его настроению, мыслям, судьбе, - но это всегда диалог котлеты и зубов, которые ее жуют. В своей равнодушной красоте природа не величаво-позитивна, как у Пушкина, а безжалостна, и ее сияние только подчеркивает это в «Гусеве» ли, в «Даме с собчачкой» или в «Черном монахе».
Занятно, что «доктор Чехофф» ищет опору не в природе (и даже не в деятельности по ее улучшению), а в некой духовной традиции, выработанной людьми вопреки природе («Студент»). Впрочем, чехов слишком трезв и широк, чтобы называть эту традицию впрямую религиозной.
Увы, быдлу нужны суеверия, а не вера. Духовность – это не религиозность и церковность, а качество души, не столько социально приобретаемое, сколько природой же даваемое, - как утешение, вероятно?..