Вениамин Смехов о себе, о евреях и еврействе.

Алла Бур: литературный дневник

"Всю жизнь я уверенно врал, что
живу без комплексов. Нету никаких комплексов: я сильный, независимый,
высокий, здоровый, я нравлюсь людям, и я ни разу не слышал призывов бить
меня, чтобы спасать Россию. На эту же милую тему помню
свой собственный крик-скандал, который поднял на бывшую жену 21 год назад...
Собрали в школе родителей:дочь шла в первый класс, и вот учитель-старичок
просит заполнять анкеты... Ясно даже младенцу, что советский народ завтра
откажется строить свой любимый коммунизм, если я сегодня откажусь назвать
национальность моего ребенка. Скандал я поднял из-за жены. Она требовала
писать "русская", хотя наши родители, кроме ее мамы, были евреи. Мне
стыдно не того, что мы написали неправду. Мне стыдно сегодня, что я не
настоял на своем 21 год назад, потому что я втайне радовался за дочку.
Как говорили истинно верующие: "Не мы, так хоть дети детей наших"...
* Отец рассказывает... "В 1952 году, в разгар "дела врачей", -
срочное собрание в издательстве. Директор по-деловому опрашивает всех
завредов: сколько у нас евреев? "Наверху" требуют отчета,вы понимаете. И я,
единственный еврей из зав. редакциями, тоже киваю. Тоже понимаю. И спокойно
отвечаю: 33 и 3 десятых процента евреев в моей редакции. А представь себе,
что я, как честный человек, стал бы кричать,возмущаться, вышел бы из партии,
вышел бы из себя - глупо, самоубийство! Что было делать?.. " Что было
делать... * Мы все, повязаны особым видом независимости: мы не зависим от
культуры. А чем выше забрался - тем больше независимости. А если уж
начальник - скрытый еврей... пиши пропало. В киностудии "Экран", где делали
телефильмы, все сотни, тысячи работников знали, что главный редактор -
скрытый еврей. Фамилия вроде на "ин" кончается, но с этого все и
начинается... Вдвойне подхалим перед высшими чинами, вдвойне суров со
своими, вдвойне хитер и осторожен, а уж как бдителен в национальном вопросе
- это я и на своей шкуре познал. Режиссеры жаловались по секрету: лопнул наш
роман, не дают мне тебя на главную роль, говорят, главный запретил... ты
меня не выдавай, но это не мы зарубили твое участие в фильме (то есть не
киногруппы в Москве, в Киеве, в Молдове, в Свердловске) это он, главный...
но если ты меня выдать - сам знаешь, что мне будет... Вдвойне советским был
А. Чаковский - особенно когда его газета "Литературка" выступала против
мифологического "сионизма" или утопической "израильской агрессии".
Прелестный анекдот был на тему лицемерия евреев-начальников.
Валентин Зорин как-то в Вашингтоне, отдыхая от гневных трудов по
разоблачению дяди Сэма, беседует с большим человеком- Генри Киссинджером.
Слово за слово, заговорили о национальном вопросе в СССР. "А вы кто по
национальности?" -спрашивает Киссинджер у Зорина. "Я - русский. А вы?" - "А
я -американский", - ответил нескрытный госсекретарь. ... Была зима
застойного времени. Где-то 75 -77-й год, допустим. В Переделкине - огромные
белые сугробы. Мы гуляем по узкой тропинке. Андрей Вознесенский полушутя
перечисляет великих поэтов XX века и подводит весело итог: мол,из настоящих
гениев России чистокровных осталось только двое я и Володя Высоцкий. Тут он
услышал мое возражение ("огорчу тебя, Андрей, - ты в полном одиночестве") и
от изумления упал в сугроб. Я рассказал тогда же этот анекдот Высоцкому, он
не засмеялся, только улыбнулся... Но всерьез выразился абсолютно согласно и
с моим тогдашним правилом: я не могу себя считать никем другим, я только
русский - по языку, по чувствам, по работе, по мыслям и по всему. Если бы мы
жили в нормальной стране, а не в "стране рабов, стране господ", вопрос этот
считался бы идиотским или сволочным: "Кто вы по национальности?"...
* Я искренне, до глубины души ощущал себя до недавнего времени русским (а
если и евреем, то примерно настолько же, насколько и татарином, армянином,
цыганом). Но вот мой приятель физик Саша Филиппов из-за своих смуглых черт
лица и из-за повышенной нервозности строителей коммунизма в Обнинске был
кем-то назван евреем. И Саша, зависимый от культуры человек, устыдился
отрицать заведомую неправду. "Да, я еврей. А что?" И Виктор Некрасов,
истинно русский интеллигент, не отрицал, когда его "обвиняли" в еврействе.
"Зачем, Виктор Платонович, - спросил я еще в Киеве в 1971 году, - ведь
это неправда?" (По известной традиции диаспоры, я втайне льстил себя
надеждой прибавить к "нашему полку" еще одного великого человека.) "А при
чем здесь, скажи мне, правда или неправда, если я еврей для них за мою речь
у Бабьего Яра? Если они евреем называют любого, кто против них? Любого, кто
на них не похож?" И Виктор Платонович был тысячу раз прав, ибо когда
антисемитизм вылез из подтекста в речи наших самодеятельных фашистов, там
сразу зазвенели имена приговоренных к еврейству Сахарова, Лихачева,
Евтушенко, Черниченко, Карякина, Старовойтовой... Видный советский антисемит
С. Лапин, самодержец телевидения, удивлял "интеллигентов" своим многолетним
пристрастием к режиссеру А. Эфросу. "Как это так - Лапин, и вдруг такая
любовь к еврею?" Но в этой паршивой игре Эфрос для Лапина не был евреем, для
него как раз Любимов, Высоцкий, Визбор, Окуджава, Галич - эти да, эти евреи,
"невзирая на лица"+ Георгий Товстоногов отлично знал, по каким случаям он
был для них "евреем", а по каким - "русским". И Олег Ефремов знал, за
что и когда впадал в "еврейство", а за что - подымался до "высокого" звания
"свой"... Мой друг, художник, в тяжкие дни таганской сумятицы, выразил свое
потрясение А. В. Эфросом особым образом: "Как же он мог, будучи евреем,
дать себя так провести? Ведь он кинул кость антисемитам!" И я лишний
раз поразился мудрости художника, когда через месяц после моей мрачной речи
в день "коронации" нового главрежа мне пришло вдруг по почте письмо. Авторы
письма в грязных выражениях, хотя и белым доморощенным стихом, сообщали, что
я - герой ордена Георгия Победоносца, чтобы я ничего не боялся отныне, ибо
Бог Руси Великой - с нами, и он поможет нам в борьбе с... жидовским
поросенком... топчущим своими...словом, мерзейшая галиматья.
Так сомкнулись верхний и нижний уровни. Властители партии и народа
даровали, кому хотели, титулы "своих" и "чужих", а теперь и самые низы
черносотенного дна объявляли "чужого" меня - "своим", по прихоти паршивых
игрищ. * Мне стыдно за мой стыд -называть имена дедов: Моисей Яковлевич и
Лев Аронович. Я был рад услышать от коллеги коего отца, что, когда в
институте, на совете, кто-то из кураторов "сверху" подчеркнуто произнес
одобрение "профессору Смехову Борису Михайловивичу", отец резко отозвался с
места: "Моисеевичу!" Я помню, на закрытом обсуждении караемого спектакля
"Послушайте" начальство испытывало затруднения ввиду внепрограммного
присутствия на стороне обвиняемого маститых писателей В. Шкловского, С.
Кирсанова, Л.Кассиля. И два ляпсуса в речах того дня. Первый. Лев Кассиль,
забыв, с кем имеет дело, вместо принятого за правило условия - только
хвалить, только оборонять, оставляя критику для "своего круга", вдруг к 2000
слов в защиту спектакля прибавил два слова сожаления: мол, а вот тут бы
лучше не в темных красках, а посветлее... Боже,что случилось с начальниками!
Один за другим вставали и кляли, поносили премьеру - уже не от своего, а
от имени "классика советской литературы"... И тут вскипела, вскочила
Зина Славина,импульсивная актриса: "Эх-х!!!" И все замолкли от трагического
вскрика. "Эх!- повторила Зинаида и прожгла взглядом классика. - Эх, Лев
Абрамович, Лев Абрамович! А я думала, вы -Кассиль... " На эту игру слов
ответить было нечем, поэтому объявили перерыв. А второй ляпсус случился
после перекура,когда, призывая себе в помощники писателей, круглая,
бодрая начальница обратилась было с нежностью к Кирсанову: "Ну вот вы
скажите, вас ведь так уважают советские читатели, Семен Александрович... "
Ее перебил не крик,а визг Кирсанова: "Исаакович! Исаакович я, гражданка!" И
"гражданку" выбросил,подчеркнуто картавя, и сдвоенное "а" в отчестве
раскатил, как учетверенное - тут и села чиновница, потеряв надежду сделать
"чужого" - "своим". Теперь мне не страшно - и молю Бога, что навсегда:
теперь я могу громко сообщить, что бабушку мою звали Рахиль Яковлевна. И
когда в 1949 - 1950 годах вся семья теснилась за столом у деда и все старшие
переходили на шепот или на идиш, и мы с двоюродным братцем раздражались на
их чересчур активные перебранки, совсем не вникая в секретные глупости
взрослых, из этих времен врезается в память громкая фраза бабушки: "Господи!
Дети мои, будем молиться за несчастных идн! Я не верю, чтобы после Гитлера
опять такое повторилось! Будем молиться, у нас есть один, на кого надо
молиться: это Сталин. Нет, он не даст нас в обиду, он услышит, что
нас опять хотят уничтожить,он узнает, он накажет, другого у нас нет: он
любит идн, у него Лазарь - из самых близких друзей... " Для непонявших: это
был пик "космополитизма", то есть "борьба с инородцами", слово "идн" (так я
его слышал) - означает как раз этих инородцев: а слово Лазарь - не из
Библии, а из преисподней, ибо так звали Кагановича. Каганович, Сталин,
Берия, Суслов,Маленков, Жданов - все они одной национальности - бандиты, а
кем по вероисповеданию были их предки,глупо и смешно брать в расчет.
Впрочем, все равно берут, но не из соображений интернациональных, а
исключительно - из антисемитских. "Евреи, евреи -кругом одни евреи..."
* Комплекс аллергии к начальству, боюсь, никогда не пройдет. Жизни не
хватит. А вот еврейский вопрос,кажется, получил в моей душе окончательный
ответ.Признаюсь, я изжил мою болезнь - в Израиле. Я был там дважды, и этим
все сказано. Пелена страха и вранья спадает сразу, как только ты восходишь к
Иерусалиму. Если Бог внушил тебе разум - ничего другого нетребуется. Это
такой город, это такая земля. Кстати, я вот что слышал в Израиле о евреях.
Эта тема никого здесь не трогает. Израильтяне говорят: это ваши проблемы -
тех, кто в диаспоре. Израильских зрителей нельзя привлечь в театре ни
анекдотами, ни новеллами на "проклятую" тему. Нет такого вопроса - есть
прекрасная страна с тысячей собственных проблем. В том числе- как обустроить
русских. Здесь называют себя как раз "по Киссинджеру": русские, американцы,
марокканцы,голландцы... в Израиле такое тепло между людьми и такая красивая
игра пейзажей,храмов, пустынь и гор - я вернулся в Москву и не заметил, что
меня обокрали: я остался без комплекса еврейской неполноценности. Правда, у
меня взамен не возникло особого гонора или, как пишут, "чувства национальной
исключительности". У меня только укрепилась вера в то, что хороший или
плохой человек,добро и зло, талант и бездарность, щедрость или жадность -
все эти понятия никаким пунктам никакой анкеты не отвечают, как не
имеют национальной (или географической) окраски ни жизнь, ни смерть. (Из
статьи ''Комплексы мои дорогие' в "Независимой газете" ?163,18.12.1991 А.З.)
Это очень непростой для меня вопрос. С одной стороны, меня лично это долгое
время не касалось, поскольку (как мне объяснили совсем недавно) для слуха
антисемитов моя фамилия звучала как-то ублажающе. С другой стороны, бьют не
по паспорту, а по морде. Потому носом меня попрекали тоже. Но чего-то
острого и страшного все же не было Б-г наше семейство миловал. Мой папа,
которому 10 января будет 92 года, работал в Госплане,был ученым экономистом
и математиком.Ему. В этой связи очень и очень интересным представляется его
обращение к иудаизму он даже написал книгу "Коль нидрей" [молитва, с которой
начинается Йом Кипур и которая позволяет грешникам молиться вместе с
праведниками, А.З.], само название которой во многом символизирует и
объясняет его возвращение к вере отцов. А начиналось все в Гомеле почти все
Смеховы оттуда. Вокруг было религиозное еврейство и хедер,который отец
посещал в раннем детстве. Потом закрутился сюжет уже советской истории, и
отец оказался вписанным в заглавные строчки этого сюжета: Госплан СССР,
война, возвращение с войны, должность заведующего сектором Госплана+ а в
это время уводят в ссылку людей даже с нашего этажа на 2-й Мещанской+ И все
это еврейский вопрос. Но его все время, когда мудро, а когда наивно, старшие
заглушали перед младшими. Потом уже, когда стал постарше, стал свидетелем
самостоятельных "разборок" Мой собственный характер, наверное, не шибко
защищен премудростью, знанием и умом, и потому я как-то воспринимал
происходящее в благополучном свете. То есть то, что я видел в театре
на Таганке (казалось бы, в таком театре!) и, по идее, должно было меня
ранить,будто бы и не замечалось мною. Понимал я это только задним умом.
Абсолютно русская черта быть крепким задним умом. Вот и я каким-то образом
подцепил эту "бациллу". И то, что меня окружали антисемиты,понял гораздо
позже. Ведь предполагалось, что это культурное заведение. Особенность
репертуара и могучий дар любимовской школы собирали людей не по
национальному признаку. И любимыми друзьями театра были, в равной мере, и
Карякин, и Давид Самойлов.Высоций и Окуджава тоже различий не видели. Как и
мы. Антисемитизм существовал,но в неком приглушенном виде.Разумеется, я знаю
кто есть кто, но почему-то на этом не зацикливаюсь. Недавно я поздравил в
газете одного замечательного артиста с юбилеем. А когда на одном застолье
предложил выпить за его здоровье, половина стола отказалась. Эти
отказавшиеся, среди которых были и русские,сказали: "Мы знаем, что он
антисемит". А в наших с ним отношениях это никогда не сквозило. Не знаю.
Еврейский вопрос это масса слухов, обилие поворотов и буйство красок.
Существует и такая огромная составляющая этой проблемы, как "еврейский
антисемитизм". Но это уже тема для другой беседы. (Из выступления на
творческом вечере в израильском культурном центре 2.12. 2003 -А.З.)****
Я осознавал себя, понимал себя, когда в 47 - 48 году вся семья,все детишки
собирались на еврейские праздники, и мой дед Лев Аронович Шварцберг делал
вид,что не видит, как я ворую мацу.И я выпивал кагор, который использовали
как вино для кидуша. Все это мое,со мной. А потом, когда слушали новости по
радио, бабушка громко говорила дедушке: "Лазарь Каганович не даст нам
пропасть!" Потом выяснилось,что надежды на злодея были напрасны. Я - еврей,
и это пожизненно. Мое образование в области антисемитизма все время
развивается.Оно не ослабевает, не останавливается. Антисемитизм -
большой университет. Я хорошо знаю, что в старом кавказском анекдоте про
"берегите евреев" есть большой смысл. И еще знаю, что антисемитизм может
приглушать свой звук, но никогда не остынет, не иссякнет окончательно. Он
бывает немодным, но забыть о нем нам не дадут. Вернут его с того света.
Дадут нам его почувствовать. Один знаменитый режиссер, когда в Москву
приехала израильская делегация, сказал: "Мы же с вами родные". А я
ответил: "Пожалуйста, не примазывайтесь! Я -коренной еврей, вы - коренной
антисемит!" Я многому научился. Оголтелый антисемитизм "половинок",
наполовину евреев, - вот еще одна ступень образования, еще одна классная
комната, еще один феномен... Я дважды изгой - как актер театра на Таганке и
как еврей! (Из интервью на сайте Jewish.ru 30.03.2009.)




Другие статьи в литературном дневнике: