Ирина Аброян. Интервью с Каринэ Арутюновой."МОЯ АРМЕНИЯ - ЭТО КРОВЬ, ПУЛЬСАЦИЯ, ЖАР. ЭТО ТОТ САМЫЙ ЦВЕТ ОХРЫ, КОТОРЫЙ ГОРИТ, ВОСПЛАМЕНЯЕТСЯ ПОД НОГАМИ И НА ХОЛСТЕ..." Ирина АБРОЯН. С нашей соотечественницей - писателем и художницей Каринэ Арутюновой мы познакомились в прошлом году, на проходившем в Ереване Пятом форуме переводчиков и издателей стран СНГ и Балтии. Каринэ родилась в Киеве: за ее плечами эмиграция в Израиль и возвращение в родной город. Эта талантливая, удивительно нежная и обаятельная женщина в 2009 году стала финалистом израильского литературного конкурса “Малая проза” и лауреатом в номинации “Поэзия” в литературном конкурсе, посвященном памяти поэта Ури Цви Гринберга. Уже на следующий год писательница вошла в шорт-лист премии Андрея Белого в номинации “Проза”, а в апреле 2011 года московским издательством “Колибри” была выпущена ее книга “Пепел красной коровы”, включенная в лонг-лист премии “Большая книга”. Общение с Каринэ, равно как и ее произведения, - ни с чем не сравнимое и непередаваемое ощущение: когда ум, интеллект, такт, высокая культура и виртуозное владение Словом сплетаются в особую, неповторимую “картинку” - Образ и Понимание (скорее, угадывание) Человека во всем его многообразии и красоте. А еще можно с уверенностью сказать, что любой разговор с ней - это новое и целостное “произведение”: новелла, рассказ - как хотите. Судите сами... - Каринэ, пожалуйста, расскажите подробнее о вашей семье и армянских корнях. - Уже не раз писала о том, что мне повезло. Мой отец читал философию и логику, был одним из лучших преподавателей вуза, членом Академии наук Украины. Но это все внешнее. А главное было - суть. Блестящий ум, ирония, эрудиция. Не сравнимое ни с чем чувство юмора! Абсолютно неформальный человек. Его любили студенты, аспиранты, друзья. Правда, друзей становилось все меньше. Главные - остались там, в стране моего детства, - в тесной кухоньке, за столом, уставленным пиалами с горьким чаем. Удивительные люди. Им удавалось совмещать две жизни - формальную и неформальную. В нашем доме был “папин кабинет”, с книжными полками, пишущей машинкой и радиоприемником в углу. В радиоприемнике звучали “голоса”. Би-Би-Си, Голос немецкой волны из Кельна, Голос Америки, радио “Свобода”. В соседней комнате в телевизионном экране мелькали одни и те же постные лица. Стоило только перейти из одной комнаты в другую. Я не очень много, к сожалению, знаю о своих корнях. Знаю, что мать моего отца из Карабаха. Ее отца звали Саак, он родился в городе Шуша. А вот деда ее звали Тер-Вартан, и жил он в Энзели, на севере Ирана (прежнее название - Пехлеви). Тер-Вартан из Пехлеви. Это уже, согласитесь, немало. Моя бабушка Тамара, дочь персидского армянина-коммерсанта, утверждала, что род ее княжеский. Я не нахожу оснований не верить своей бабушке, потому как была она тонка в кости, ноги ставила “по-балетному” и вообще жила на широкую ногу, невзирая на постигшие ее множественные бедствия. А корни моего армянского деда произрастают из земли деревни Шикаог. В 1911 году он проходил службу в царской армии и состоял среди прочих в охране во время торжественного спектакля в городском театре, именно в тот роковой день, 2 сентября, когда произошло покушение на Председателя Совета Министров П.А.Столыпина. Впоследствии мой дед делился воспоминаниями об удивительном городе Киеве, очаровательных киевлянках и странном красном вареве с нелепым названием “борсч”. Мои родители - дети войны, родившиеся в 1938-39гг. Мама первые годы жизни провела в эвакуации, в Казахстане и на Кавказе. Каким-то чудом она и ее мама не остались там, в оккупированном Киеве, в Бабьем Яру. Соседи уговаривали их остаться. Хорошие были соседи. Но, я думаю, как хорошо, что они все же уехали. Моя мама никогда не видела своего отца, погибшего в 1943. - Вы писатель и художник. Что было вначале - “Слово” или “Изображение”? Кем вы себя больше ощущаете - художницей или прозаиком? Хотя для меня эти две ваши ипостаси взаимосвязаны: вы пишете, как рисуете - ярко, сочно, широкими мазками. Читая ваши новеллы, буквально ощущаешь запах, цвет и вкус словесной палитры. Кроме того, перед глазами очень четко встают “картинки”: персонажи ваших рассказов становятся “видимыми” и осязаемыми. - Вы абсолютно правы, - для меня, видимо, это две стороны одной медали. Когда-то я мечтала о режиссуре, о живой картинке, о движущемся тексте. Могу сказать, что написание текстов - это наиболее экономный способ “показа”. Где ты абсолютно независимо ни от кого выстраиваешь свой мир. Сложно сказать, что для меня первично, что наиболее важно. Мне важно мое право на слово и на молчание. И тогда на помощь приходит холст. У мольберта можно молчать часами. Это процесс восстановления, очищения, если хотите. Тогда как работа с текстом несколько опустошает. Назовем это - счастливое опустошение. Всепоглощающее. - Как к вам пришел литературный успех, и считаете ли вы его закономерным? Когда выйдет ваша следующая книга? - Об успехе. Это такая, несколько относительная штука. Что такое успех? В каких единицах мы можем измерять его величину? Успешный автор - это миллионные тиражи, это когда узнают на улице, просят автограф? Это нешуточные гонорары, это вопрос - “ваши творческие планы”, это полки в книжных магазинах, это корешки, которых сладко касаться рукой? Так вот. По улицам я передвигаюсь спокойно, хотя книжки все же иногда подписываю. Но существует некая внутренняя шкала, этот маленький, насмешливый, въедливый цензор. Он определяет всю меру успеха и неудач. Это он горделиво выпрямляется, когда ставится точка в конце рассказа, новеллы, повести, когда ты точно знаешь, что созданный тобой мир - хорош. А все прочее - уже потом. Оно либо подтверждает, либо… Пишущий человек - назовем его так - это всегда немножко… идущий стороной, наблюдатель, изгой. Он всегда немножко в оппозиции. Смешно полагать, что лучшее создается в кабинетной тиши, в комфорте и здравии. Лучшее - это всегда надлом, отчаяние, крушение, если хотите. А успех… “Успешный автор N., сидящий за письменным столом”. Мы можем только догадываться, каковы слагаемые, составляющие его успеха… Моя новая книга “Скажи красный” выходит в издательстве “АСТ”, я надеюсь, совсем скоро, - приблизительно это конец лета - начало осени. Вот здесь я могу ответить на вопрос о закономерности. Мне необычайно везет с людьми! В издательстве “Аттикус-Азбука”, во время работы над книгой “Пепел красной коровы” (серия “Уроки русского”) мне посчастливилось встретиться с редактором Аллой Хемлин, профессионалом высочайшего класса, тактичным и внимательным, а вот в “АСТ” (“Астрель”) - чудесная Екатерина Серебрякова, общение с которой уже само по себе радость и везение. - За эти несколько лет наметилась некая тенденция - “армянская экспансия” на русскоязычном литературном пространстве. Причем “женская”: сразу три наши соотечественницы - вы, Мариам Петросян (“Дом, в котором…”) и Нарине Абгарян (“Манюня”, “Понаехавшая”) громко заявили о себе и, можно сказать, уже “застолбили” свою нишу на ниве современной русской прозы. Этому есть какое-то объяснение у вас лично? - Это очень хорошая тенденция! Знаете, во время последнего визита в Армению мне опять повезло! Опять люди! Лица. Меня окружали умные и талантливые люди. И так получилось, не знаю, закономерность это или случайность, но одним прохладным октябрьским вечером мы оказались за одним столом, в замечательном доме Мариам Овнанян, журналиста и хозяйки книжного магазина “Бюрократ” (с тех пор много воды утекло, и “Бюрократ” уж не тот). По правую руку от меня сидела Нарине (мне с трудом удается воздержаться от лавины эпитетов, начиная с “удивительная, светоносная” и т.п.), а по левую - очаровательная Мариам Петросян. Нужно ли говорить, что вечер был из “неповторимых”, запоминающихся надолго. Вы думаете, мы много говорили о творческих планах? Да, мы немножко подписывали свои книги, но, в основном, смеялись. Это такой смех…У меня это было, допустим, с моим папой. Когда ты еще только подумал, а уже смешно. Или грустно. Когда понимание на уровне подтекста, полувзгляда. В общем, весь вечер меня не покидало ощущение, что я всегда сидела за этим столом, в этом доме, с этими людьми. Будто знакомы мы давно, и встреча наша не то что закономерна, она запрограммирована. Где, кем, когда? Слово “застолбили”. Я никогда не размышляла на эту тему. А сейчас - задумалась. Об армянах диаспоры, о том, почему носители армянской крови выражают себя на другом языке (в данном случае - русском)? Что явилось причиной? Ну, со мной более-менее ясно. Я родилась не в Армении. И моим родным языком всегда был русский. Я благоговею перед языком армянским, перед его звучанием, но моим языком всегда будет русский. Я на нем думаю. Так сложилось. И что такое армянский дух? Как может выразить себя армянин, не пишущий на армянском? Насколько он армянин в текстах? Насколько это значимо? Например, Мариам Петросян - это армянский писатель? Русский? А Нарине? Последствия глобализации, иных процессов необратимы. Земля сместилась со своей оси, чего же мы хотим? Смешение рас, народов, языков. Мне - еще сложней. Иногда это некие гипотетические “качели”, на которых раскачиваешься, касаясь “армянского”, “еврейского”, но в итоге - общечеловеческого в себе, в иных. Мой сын, например, носитель армянской, еврейской, испанской, индейской кровей. Как результат той самой глобализации, свободно говорит по-английски, на иврите, думает по-русски (как мне кажется). Но все же, все же…Все то же чувство причастности. Сопричастности. Не только по крови, но и по духу, образу мыслей, чувствованию. Как будто есть некий праязык, на котором мы думаем и некий ПРАТЕКСТ, который пишем и пишем. И еще. Я думаю, что эти вот девочки из интеллигентных армянских (и еврейских) семей, из домов, в которых особое место занимает книга (из семей преподавателей, художников, переводчиков, учителей), девочки эти росли примерно в одно время. Есть некая преемственность. Трудно вообразить себе, как из ничего вырастает нечто. Вначале было Слово. И были дома, в которых достаточно скромная, если не скудная материальная жизнь, но зато - духовная, в светском, разумеется, понимании этого слова. В которых шумные посиделки в тесных кухоньках, ирония, смех, тепло, любовь. А чувство слова… Наверное, мы, пришлые, иные, привносим собственный опыт в обращении с великим и могучим, куда “свои” входят в галошах и сапогах (по праву рождения, крови), мы входим на цыпочках, затаив дыхание. - Расскажите о вашем первом посещении Армении, ваших впечатлениях и ощущениях. Что для вас вообще значит “страна Наири” и чем стала после первого личного знакомства? - Страна Наири. Наверное, каждый армянин, родившийся в диаспоре, несет в себе частицу своей страны. Вот это щемящее, зачастую болезненное (чужой, всегда чужой), но всегда горделивое. Иной. Иногда я думаю: что такое - быть армянином? Считать себя кем-то? Я очень люблю Уильяма Сарояна. Армянский ли писатель пишущий по-английски армянин, родившийся в Калифорнии? Безусловно, армянский. А поющий на французском (английском и т. д.) армянин Азнавур? Армянский, совершенно верно. Гордость французского шансона, армянского народа, легенда. Человек Вселенной. Что сохраняешь в себе, удаляясь? Некий образ? Стереотип? “На горе Арарат растет крупный…” Насколько соответствует этот образ настоящему? Моя Армения была в моем доме. Вначале в крохотной однокомнатной квартирке, потом - в другой. Моя Армения была на Подоле, на Воскресенке, везде. Потрепанный сборник армянских сказок, хитрец Пел-Пуги, сказка о красной корове. Она была в книгах, царила за столом. Дух. Книги. Картины. Поэзия Паруйра Севака, томик Нарекаци. Нерсес Шнорали, Аветик Исаакян, Ованес Туманян. Агаси Айвазян. Франц Верфель, “Сорок дней Муса-дага”. Слово “геноцид”. Неистовая живопись Минаса, плач Комитаса, “Крунк”. Это было первичное и, думаю, главное. Мой отец дал мне это чувство самоопределения, самоощущения, выделения себя. Ненавязчиво, но постоянно. И он же сделал все возможное, чтобы первый визит на родину состоялся не слишком поздно. В четырнадцать лет, оглушенная новыми ощущениями, я сошла с трапа самолета. Чтобы убедиться в том, что здесь я - своя. О моих впечатлениях можно писать долго. Но не хотелось бы уподоблять нашу беседу перелистыванию туристического проспекта. Все в Армении вызывает во мне восторженное, ревнивое (мое, мое, мое), горькое (я здесь не живу) чувство. Кстати, именно здесь мне впервые захотелось писать портреты. Какая лепка лиц, сколько экспрессии, выразительности. Как прекрасны лица пожилых людей. Моя Армения - это кровь, пульсация, жар. Это тот самый цвет охры, который горит, воспламеняется под ногами и на холсте. Сегодня - это еще и мои друзья, благодаря которым я ощущаю непрерывную связь с землей. Моего отца нет, уже нет, но дух… Он продолжается. Я точно знаю, куда мне ехать и где его искать, когда я иссякну. Знаете, сейчас благодаря вам я ответила на очень важный для меня вопрос. Спасибо!"
© Copyright: Алла Бур, 2012.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
