Если я скажу, что я частый гость на литературных вечерах, то это, конечно, будет неправдой. Но вот вчера, в кои веки, я выбрался на презентацию книги своего знакомого поэта Толика Лепетухина «Шея и голова». Захожу в зал, тихо сажусь на самой галёрке и жду начала представления. Однако чувствую, что что-то здесь не так, и моя скромная особа вызывает у присутствующих явно повышенный интерес. Разумеется, кое-кого из литераторов я знал, шапочно или так, заочно, но не помню, чтобы имел с кем-либо какие-нибудь такие дела, из-за которых не мог бы появиться здесь, не вызывая по отношению к себе нездорового ажиотажа. Но, тем не менее, ажиотаж был. Сначала зал просто истерично шептался, затем мерно загудел, обернувшись в мою сторону. Это было уже слишком. Я встал и подошёл к двум поэтессам Клариссе Шелест и Юлии Шептуновой, к книжкам которых мне некогда приходилось выполнять иллюстрации. «В чём дело, милые барышни», – спросил я у смертельно перепуганных служительниц Эрато и Полигимнии. Те глупо улыбались и с ужасом смотрели попеременно то на меня, то в сторону входной двери. Я оглянул остальных присутствующих. Страх читался во всех взорах, обращённых ко мне. «Во дела! – подумал я. – Они меня реально боятся! С чего бы это?» Публика опасливо на меня пялилась, и ещё, по-видимому, ждала появления кого-то, ещё более страшного и это появление так или иначе связывалось со мной. Странно, из моих знакомых на аркане никого сюда не затащишь. Чего они все так перепугались? Что до моих товарищей, то следы последнего знакомого пьяницы и драчуна теряются в событиях двадцатилетней давности. Да и в те прекрасные времена мне его вряд ли бы удалось зазвать на поэтический вечер Толика Лепетухина.
Вдруг в дверях неожиданно нарисовался поэт Роман Бормот. Собственно, на его поэтическом вечере я и был в последний раз. Бормот увидел меня и в нерешительности замер в дверях. «Да что они там с ума все посходили! – я стремительно двинул навстречу Бормоту, который уже ретировался и побежал вниз, по лестнице. Романа я догнал уже у выхода. Тот тяжело дышал и со страхом смотрел на меня, точно я был Гудвин, великий и ужасный. «В чём дело, Роман? – я встал внизу, начисто заблокировав ему отход. Но Роман ничего не мог произнести, только смотрел на меня глазами, полными ужаса. «Рома, успокойся, пойдём наверх, там нас ждут, – сказал я, стараясь быть как можно более спокойным и убедительным. Видно быть убедительным у меня получилось, ибо Бормот вырвался и исчез в темноте улицы.
Тут я понял, чего так перепугался несчастный поэт.
Полгода назад, идя на его поэтический вечер, я принял немного пивка, дабы выдержать литературную часть и дождаться, пока Роман не закончит своё чтение и не пригласит всех пришедших к столу. Подходя к «Дому поэзии» я понял, что для надёжности надобно бы усугубить дело водочкой, но, как назло, нигде поблизости не оказалось рюмочных. Пришлось купить поллитровку и в подворотне довести своё состояние до необходимой кондиции. Початую бутылку я решил выбросить в мусорный бак. Обнаружив его в глубине двора, я увидел любопытную картину: четверо бомжей, разрыв мусорник, делили меж собой добычу. Там были недоеденный кусок батона, остатки пиццы, что-то тёмное в литровой банке и какие-то гранулы, похожие на собачий корм. «Друзья, а не хотели бы вы испить водочки?» – спросил я у бомжей. «Ясен пень, – ответствовали мне согласные голоса, – давай быстрей!» Я поставил бутылку рядом с собой, опасаясь передавать её из рук в руки. Великолепная четвёрка в одно мгновение раскатала бутылочку и внимательно посмотрела на меня. «Требуем продолжения банкета», – так можно было прочитать это молчаливое послание. «Так тут недалеко, поэтический вечер, водочка, колбаска, вообще, закусочка», – бессвязно забормотал я. «Это хорошо, – сказал старший из бомжей. – Уважим собрание!» Бомжи снялись с места и двинули за мной.
По дороге я обрисовал грядущее мероприятие и акцентировал их внимание на том, каким образом в него корректно вписаться, дабы, в конце концов, получить желанную выпивку и закусон. Бомжи, однако, поняли меня иначе, решив по-своему использовать роскошную «Розовую гостиную», а именно для просушки и проветривания одежды. Только я разместил всю группу на последних рядах гостиной, как они тут же начали рассупониваться и снимать обувь. Я несколько раз делал безуспешные попытки избавиться от моих спутников, но они проявляли редкое упорство и перемещались за мною следом, перенося за собой весь свой скарб. Наша группа была центром внимания остальных участников мероприятия, все шугались от нас и старались держаться ближе к форточкам. Наконец, Бормот начал. Он не сводил с нас глаз, что-то говорил нам стихами, безуспешно пытаясь перебить разного рода звуки, исходящие от необычной компании, которые, напротив, читались на фоне его бледного бормотания ясно и определённо. Чтение продолжалось недолго, кто-то из бомжей засмолил хабарик, и поэзия вся тотчас ж прекратилась. Бормот несмело пригласил слушателей к столу, которые, против обыкновения, начали проворно разбегаться. Через пару минут остался только я, Роман, четыре бомжа, десять бутылок водки, немного сухого вина и спортивная сумка закуски.
Чего только не повидал «Дом поэзии» за свою недолгую историю, но чтобы после очередной литературной попойки не оставалось даже пустой посуды – этого и представить себе было невозможно! Вот уж воистину примечательное событие, не идущее ни в какое сравнение с заштатным выступлением Бормота!
