Я служил в Призраке

Интервью с ополченцем, проходившим службу в бригаде «Призрак», а затем в народной милиции Луганской Народной Республики с ноября 2014 года по сентябрь 2015 года.

- Расскажите немного о себе.

- Мне 39 лет. Родился в Северодонецке Украинской ССР, два года там прожил, затем с родителями переехал на Дальний Восток. Потом я уже сам переехал в Питер, где и прожил почти 17 лет. Я никогда не служил в армии, к военному делу никакого отношения не имел. Являюсь кандидатом в мастера спорта по пулевой стрельбе из спортивной винтовки. Занимаюсь боксом, самбо, нахожусь в хорошей физической форме. Состоял в добровольном обществе спасателей, занимался поиском и спасением людей. Туризм любил. То есть можно сказать, что мне в каком-то смысле были близки экстремальные направления деятельности: путешествия, выживание на природе. Это меня не пугало.
Образование у меня высшее. Была неплохая работа, свой бизнес.
Многие считают, что добровольцы ехали воевать на Донбасс от безысходности. Мол, едут только те, кому здесь заняться нечем. В общем, чуть ли не сброд. На самом деле туда шли самые разные люди. Были и лихие ребята, не чета тургеневским барышням, но процентов 90 было вполне адекватных людей. С определенным бэкграундом, разной историей, с разной жизненной ситуацией, но вменяемые. У многих до войны был свой бизнес, хорошая работа, семьи, то есть им было что терять. Но они пошли воевать, потому что враг пришел домой.

- У Вас есть какие-либо политические убеждения?

- Никаких. Я абсолютно аполитичен, ни в какой партии не состою. Но если дальше будет вопрос, как я отношусь к Путину, то отвечу, что он лучшее, что может быть для России в данной ситуации. Если бы он не пришел в власти в 99-м, то сейчас бы этой России не было бы. Была бы какая-то другая страна. Это не значит, что я какой-то «запутинец» или там воевал за него.

- Вы отслеживали события на Украине в ноябре 2013-феврале 2014 года, когда бушевал Майдан в Киеве? Какое к ним было отношение?

- Это уже не первый майдан на моей памяти, помню еще тот, «оранжевый», 2004-го года. Относился к ним раньше как-то так: «Ну, буянят наши братья меньшие, неразумные, волнуются. Побесятся и перестанут.»
За майданом, начавшимся в 13-м году, следил внимательно: после работы обязательно включал телевизор, смотрел новости. И мне в голову не могло прийти, что это выльется в то, во что вылилось.

- Что побудило Вас пойти в ополчение осенью 2014 года?

- Я, если честно, хотел поехать туда еще в мае. Но меня задержали на некоторое время определенные причины. Я не совсем понимал куда ехать, как это все будет выглядеть. Не хотелось попасть в какую-нибудь банду, потому что оказаться вне закона мне совершенно не улыбалось.
Когда же после боевых действий в Донецком аэропорту стало понятно, что там уже не шутки, не обычные беспорядки, а действительно началась война, я начал потихоньку собираться. Решил все дела в бизнесе с партнерами, так как понимал, что на войне всякое может случиться, мог и не вернуться. Это заняло у меня месяца четыре. Еще летом 14-го стал присматриваться, выбирать куда поехать и понял, что надо пробираться к Мозговому. Во-первых, он мой земляк из Рубежного: Лисичанск-Рубежное-Северодонецк – это одна агломерация. Во-вторых, мне были близки его взгляды по поводу Новороссии и борьбы против вот этой вот олигархии либеральной, против нацизма. Если честно, то я, конечно, сильно сомневался в том, что можно построить ту Новороссию в том виде, как он ее представлял. Но мне очень импонировало, что Борисыч идейный, что он за народ бьется.
Я обзвонил много людей в Ростовской области, которые собирали людей в тренировочные лагеря, интересовался, что и как. В процессе всего этого наткнулся в интернете на информацию, что создается Добровольческий коммунистический отряд (ДКО) для отправки как раз в «Призрак», к Мозговому. Я связался с людьми из КЦПН (Координационный центр помощи Новороссии – прим.), работавшими над организацией отряда, отправил им автобиографию. Получил добро, собрался и поехал.
Чтобы были понятны причины моей поездки, скажу так. Я начало боевых действий на Донбассе воспринял так, как если бы они начались где-нибудь в Белгородской или Ростовской области. Я воспринимаю Донбасс, как часть России, «русского мира», называйте, как хотите. То есть пришел враг, пусть это даже те же славяне, но это нацисты, и они не шутят. Они убивают людей, и если им позволить двигаться дальше, то следующим будет Крым, может еще что-то. Может я и ошибался, но я так думал, когда туда поехал. Я просто хотел оказать помощь.

- Какие должности Вы занимали в отряде?

- Снайпер, арткорректировщик, командир штурмовой группы, инструктор по стрелковой подготовке.

- Почему приходилось так резко менять род деятельности?

- Род деятельности менять не доводилось, поскольку всем этим я занимался параллельно. Не собирался становиться снайпером, но просто на месте узнали, что я был стрелком-спортсменом, дали мне винтовку. Отстрелял на «отлично». Так вот и стал им. Когда я только приехал, то занимался с инструктором нашего отряда по стрелковой да и остальной подготовке, который был большим специалистом в своем деле: служил раньше в одной организации из трех букв, повоевал много. Он был моим личным инструктором по снайпингу. Через месяц он уехал в Россию, его должность стала вакантной. Людей не хватало, поэтому инструктором по стрелковой подготовке назначили меня. Там вообще от каждого брали по способностям. Можешь быть снайпером? Давай! Можешь быть инструктором? Давай! Можешь быть разведчиком, хватает и на это сил и времени? Пожалуйста! Поэтому я не на «боевых» был инструктором и обучал новеньких стрельбе. А на «боевых» был и снайпером, и снайпером-разведчиком, когда стояла задача провести разведку. В ходе Дебальцевской операции у меня появилась собственная группа. Поскольку я был инструктором и мог в ходе занятий выбирать себе хороших стрелков, то набрал поначалу человек 15. Потом часть из них отсеялась и сохранилось ядро – 10 человек. Дальше их я их обучал стрельбе, сам читал учебники по тактике, разведке, делился собственным опытом по выживанию и ориентированию на местности, полученным в туристических походах. Ребята отличные, за мной были готовы идти в любое пекло.

- Когда были снайпером, что было Вашим штатным оружием?

- У меня было три винтовки: две СВД и винтовка Мосина, снайперская, 1943 года выпуска. «Мосинка» была моей рабочей винтовкой. Я с нее снял штатный ПУ и поставил более современный прицел ЛОМО ПО-3,5х22. На одной из СВД стоял ночной прицел, на другой – штатный ПСО-1.

- Явно, что сразу три винтовки не носили…

- Конечно. Перед выходом с базы нам ставили задачу, под которую я подбирал оружие. У меня, кстати, еще и автомат был. Если не предполагался снайпинг, то я брал автомат, но все Дебальцево прошел с винтовкой.

- Почему рабочей винтовкой была «мосинка»?

- Ну, это же историческое оружие. Да и есть чисто стрелковые тонкости: болтовая винтовка для снайпинга на порядок лучше, чем автоматическая. Мне их поначалу две принесли. Отстрелял обе, выбрал ту, что получше.

- Какие-либо другие снайперские винтовки в подразделении были?

- Нет, только СВД и «мосинки».

- Как стали арткорректировщиком?

- Когда мы зашли в Дебальцево, в район «8-е марта», состоящий, в основном, из одноэтажных домов, то нам поставили задачу пробраться в здание управления станции Дебальцево-Сортировочное и корректировать огонь нашей батареи 120-мм минометов с Вергулевки. Ранее на крыше этой шестиэтажки находились украинские корректировщики. И вот так получилось, что задачу поставили, а корректировать огонь было некому. Карта «полташка» была только у меня, как у командира группы. До той поры я имел весьма поверхностное представление об арткорректировке, делать этого не умел, но в боевой ситуации просто взял карту, рацию, опросил местного, который сказал, где примерно находился противник, посмотрел в бинокль на их расположение, и начал корректировать: «Квадрат такой-то, по улитке два. Один ствол, три.» Сидишь, ждешь. Бах-бах-бах! Потом говоришь: «Пятьсот влево, триста вперед.» И вот так пока в точку бить не начинает.
Арткорректировщиком я пробыл в Дебальцево в первый день часа два, ну и на следующий. На этом моя карьера арткорректировщика и закончилась.

- Я правильно понял, что специалистов по арткорректировке в отряде ДКО вообще не было?

- Я таких не видел, среди нас их не было. У нас ведь в отряде этих минометов только одна батарея была. Да и то какая батарея: всего то ли три, то ли четыре штуки. Ну, максимум шесть. Был в батарее один человек, который работал с буссолью, но с нами в само Дебальцево он не пошел.

- При корректировке использовали только бумажные карты или, например, те же Гугл Мапс?

- На боевых выходах нам вообще запрещалось пользоваться электронными приборами типа планшет, телефон. Их мы сдавали под расписку. Поэтому электронными картами пользоваться мы не могли. Когда в ходе операции под Дебальцево нам удалось на 1-2 дня выехать в Алчевск, то я пошел в салон и распечатал «гуглокарты» предполагаемых районов действий. Кроме того, как я уже и говорил, у меня была генштабовская карта, выданная под роспись. Могу сказать, что карт почти ни у кого не было и с чем реально было плохо, так это с ними.
Если бы не эти скрины с «гуглокарт», то я бы вообще не мог ориентироваться на местности.

- «Генштабовка» была старой?

- Да. На ней, например, не было некоторых зданий, которые были построены примерно в конце 80-х.

- Беспилотники применяли?

- У нас их не было. Беспилотники применяли ВСУ. Мы их частенько видели.

- В отряде ДКО была техника?

- Нет, мы были обычной пехотой, перемещавшейся на нескольких «джихад-мобилях». Из бронетехники был только БРДМ без башни. Вот после Дебальцево набрали трофейной бронетехники.

- Связь была проблемой?

- В нашем отряде со связью было все очень хорошо. Радиостанции были практически у каждого бойца, без них на «боевые» просто не пускали. Процентов 95 личного состава были обеспечены связью, могу сказать точно.

- Что за радиостанции?

- Я в них не очень разбираюсь. Были хорошие, «Кенвуды». Были и плохие. ТКФ, что ли.

- То есть радиостанции были бытовые и не имели защищенного канала связи?

- Да.

- Приходилось в эфире натыкаться на радиообмен украинской стороны?

- Нам не доводилось, но была у нас служба, которая специально прослушивала разговоры «укропов» по открытым каналам. С той стороны ведь были точно такие же радиостанции, как и у нас.

- Поскольку защищенного канала связи не было, во время переговоров сами к кодовым словам прибегали, чтобы противник не понимал, о чем речь?

- До начала Дебальцевской операции еще пытались шифроваться, а когда начались бои было уже не до этого. Ну, может названия населенных пунктов изменяли и всё. Просто люди путались бы, ведь частенько и пароль вспомнить не могли, а если еще и по радио играть, то вообще …

- Пароли употребляли цифровые? К примеру: «Стой! Два!», а названная в ответе цифра должна была в сумме дать искомый пароль?

- Сначала так пытались делать, чтоб все по-умному. Суммировали, отнимали, делили… Оказалось, что в боевых ситуациях это неприменимо, потому что когда люди на взводе, то башка не работает. Пока ты там вспоминаешь, что должен ответить, могут и пристрелить. Поэтому мы от кого-то услышали пароль «Аллах акбар!», отзыв – «Воистину акбар!» и решили его использовать меж собой.

- С помощью чего в ночное время на посту вели наблюдение за противником: приборы ночного видения, тепловизоры, собственные глаза? Быть может артиллерия вешала осветительные мины?

- Наш Добровольческий коммунистический отряд был под патронажем КПРФ, поэтому нам через КЦПН шли адресные поставки. Мы были обеспечены связью, экипировкой, приборами наблюдения, едой, вообще всем. Снабжение можно охарактеризовать так: на 7 из 10 возможных баллов. Моя специальность позволила получить хороший ночной прицел поколения 3+, хороший тепловизор, хорошую оптику. Тепловизор, кстати, жрет батарейки безбожно, постоянно надо носить с собой штук десять пальчиковых как минимум.
Те, кто на посту стоял, обычно пользовались биноклями, подзорными трубами. В случае необходимости на боевых могли доверенным лицам выдать тепловизор или «ночник».
По осветительным минам. Был у нас минометчик на 82-й трубе, иногда выходил в поле, кидал осветительные.

- Проводилась ли централизованная выдача обмундирования и снаряжения в «Призраке»?

- Я перед поездкой закупил себе все сам. Если бы ничего не было, то может быть я бы и брал то обмундирование, что выдавали, так как оно было хорошего качества. Но еще раз подчеркну, что это все были поставки по линии КЦПН. От самого «Призрака» нам поступало только продовольствие и боеприпасы.

- Портянки использовали?

- Да, было дело. Вот у меня в группе был парнишка, который раньше служил в российской армии, он их использовал. Быть может, если бы я их умел мотать, то тоже бы попробовал. Хотя у меня, повторюсь, была отличная обувь, хорошие носки, поэтому с ногами проблем не испытывал.

- Питание полностью покрывало потребности или что-то сами докупали? Сухпайки выдавали?

- Были современные российскую сухпайки ИРП, на «боевые» их нам выдавали. Было время приходилось и на галетах сидеть. На голод не жалуюсь, снабжали нормально, но иногда приходилось что-нибудь самому покупать. Проблем с этим не было, у меня были свои деньги.

- Как в отряде было организовано приготовление пищи?

- У нас был специальный человек, который занимался всем хозяйством, и два человека, которые работали на кухне.

- Вода была привозной или ее добывали сами?

- Когда на базе стояли, то там водопровод был. Когда же на «боевые» выходили, то воду привозили в бидонах.

- Таблетками для обеззараживания воды пользовались?

- Они были в сухпайках, но я не помню случаев их использования.

- Портативные газовые горелки имелись?

- Да, у некоторых парней были личные горелки. Помню, в Дебале взяли много трофейных баллончиков с газом. Но я бы не сказал, что у нас была в горелках какая-то особенная потребность. На базе нам пищу готовили на плите или на костре, а в полях обычно хватало костра или печки.

- Как обустраивались на ночевку? Делали ли дневки, рыли землянки или блиндажи, либо спали прямо в окопах?

- По-разному. Бывало спали и на травке, и в окопе. На шахте «Вергелевская» спали в ангаре прямо на бетонном полу на пенке и в спальнике. Поначалу окопы и землянки не все рыть хотели, мол, я сюда не за этим приехал, но потом прилетела пара 120-мм мин, и все начали бодренько копать.
Ночевали в спальниках, которые были практически у всех, а уж после Дебальцево каждый имел их по 2-3 штуки.

- Централизованный день помывки на «боевых» был, или гигиена зависела только от себя самого?

- Только от себя самого. На базе под Дебальцево у нас была только холодная вода, поэтому мыться было не очень приятно. Да и как-то не до этого было, зима все-таки, холодно. Покупали влажные салфетки, протер там-сям, вроде как почище стал. Одежду отдавали стирать местным. Был у нас парнишка в отряде, который жил неподалеку, ему на дом отдавали.

- Вши были?

- Нет. Я, когда ехал туда, думал будут и вши, и глисты, и прочая зараза. Но никакой этой заразы не было. В общем, ожидал, что буду там постоянно в окопе жить, а на практике лишь несколько раз так пришлось. Условия были лучше, чем представлял себе до поездки.

- Как было организовано оказание первой медицинской помощи в зоне боевых действий?

- У нас была своя медицинская служба. Была очень толковая женщина, которая еще с Лисичанска в «Призраке» находилась, позывной «Куница», медик в прошлом. Она регулярно проводила курсы по оказанию медицинской помощи, показывала, что и как делать в случае ранений. Я сам не помню, как и что делать, но в нашем отряде мы выбрали двух человек на должность санитаров. Она их обучила всему, в том числе, как не только раненых обрабатывать, но и как больных лечить. Лекарства были, лекарств было достаточно: антишоки, кровеостанавливающие средства, хорошие жгуты.

- Средний возраст ополченцев?

- Соцопрос я, конечно, не проводил, но из тех людей, с кем общался, большинство были старше 30 лет. Было немного и пожилых, в районе 50 лет. Моложе 22 лет никого не встречал.

- Примерное соотношение среди ополченцев местных и добровольцев из других стран?

- В нашем отряде ДКО (Добровольческий коммунистический отряд - прим.) было много приезжих, практически 85%. Остальные – местные. В других отрядах местных было больше, как мне кажется. Добровольцы, кстати, были из разных стран. У нас, например, было много ребят из Германии. Это наши бывшие соотечественники, русские немцы, которые жили в Казахстане, а в 90-е уехали в Германию. Я был удивлен, что из сытой Германии приезжают не какие-нибудь безработные, а, например, преподаватель института. Отличный мужик.

- Ради чего он приехал на войну?

- Воевать за «русский мир».

- Были еще представители дальнего зарубежья?

- В «Призраке» было много европейцев: из Италии, из Испании. Даже были из Латинской Америки. Про их мотивацию точно не скажу, у них там в голове какая-то «че гевара» вечная с мировой революцией, коммунизмом во всем мире. Они именно поэтому и ехали в наш добровольческий коммунистический отряд: за идеями коммунизма, борьбы за народное благо, равенство, против олигархов и все в таком роде. И сейчас там иностранцы служат. Там на месте имеется специальный человек, который работает с иностранными организациями, помогающим попасть добровольцам на Донбасс.

- Как они себя проявили в военном отношении?

- Если честно, то толку от них немного, по-русски ведь не говорят. Например, когда я прибыл на Донбасс, то у нас было 5 испанцев, из которых русский знал только один. И то очень плохо. Английский тоже очень ломанный. С ними объясняться был такой геморрой, вы просто себе не представляете. Ставишь ему задачу и непонятно, понял он тебя, не понял… Их использовали, в основном, для нарядов в тылу, охранять что-нибудь. Они пробыли там недели три, потом один из этих испанцев погиб, а остальные всей группой уехали.

- Встречались ли вы с ополченцами, приехавшими воевать на Донбасс из других регионов Украины?

- Были такие. С Одессы много было, Кировоградской области, Харьковской, Херсонщины. Из Киева было два человека, а вот с Западной Украины не шли.

- Не было ли со стороны местного населения негативного отношения к ополченцам, приехавшим воевать из республик Кавказа?

- Мы все для местных были россиянами, о каком-то негативе к кавказцам ни разу не слышал.

- Была ли какая-либо разница в мотивации, стойкости в бою между местными ополченцами и добровольцами из других стран?

- Это не зависело от того местный ты или приезжий, зависело от конкретного человека, его качеств.

- Разделение на местный/приезжий, больше служил/меньше служил и связанные с этим особые права, такое было?

- Нет. Было разделение на тех, кто знает/умеет больше/меньше других. То есть разделение было по способностям.

- За деньгами в ополчение ехал кто-нибудь?

- Я с такими не встречался. Больше того, если бы в «Призраке» узнали, что кто-то там за деньгами приехал, то такой боец не задержался бы у нас и 10 минут. Выгнали бы.

- Знаменитых бурят видели?

- Казахов видел, киргизов видел, а вот бурят нет. Бред какой-то. Я в интернете время от времени читаю, что ополченцы на Донбассе были только для фона. Мол, основную работу сделали «отпускники», а потом пришли ополченцы и только пофотографировались. Я не могу говорить за всех, но в тех местах, где мне довелось быть, я никаких «отпускников» не видел. Новая «военторговская» техника была, но экипажи на ней были местные. Я во время Дебальцевской операции общался с «Чапаем», командиром танкистов из «Августа». Он говорил, что в его подразделении дефицит кадров, мне, мол, нужны танкисты. Если бы были какие-то отпускники, то какие были бы проблемы с экипажами танков? Просто бы их посадили и все.
Могу сказать, что видел под Дебальцево небольшой отряд «вагнеровцев». Отлично снаряженных, с техникой, но мне неизвестно принимали ли они участие в боевых действиях. Знаю, что три раза их техника подрывалась на минах. Танк, бронеавтомобиль «Выстрел» и еще что-то.

- Много было слухов о присутствии наемников в рядах украинских силовиков. Что об этом скажете?

- Кроме бронированного «КРАЗа» под Дебальцево, на котором были польские номера, я ничего свидетельствующего о наемниках не видел. Никто из моих знакомых никогда не видел ни мертвого, ни живого наемника с той стороны. Мне кажется, что все это байки.

- Какое у вас мнение о военном командовании ополченцев? Доверяли ли вы ему, считали ли командиров компетентными?

- Я могу сказать только за своего командира отряда. Мой командир был бывшим военным, за плечами которого была не одна война. Мне было важно, что он не «мясник», что он очень заботился о личном составе. Он никогда не отправлял людей куда-то наобум. Всегда досконально согласовывал план действий, узнавал, что и как, требовал надлежащих приказов. В общем, все делал по правилам. Нормальный, хороший мужик. Нам с ним повезло. Скажу честно, что не всем так повезло. Многим не повезло совсем.

- Взаимоотношения с командирами в ополчении: строгая подчиненность или «казачья вольница»?

- Это зависело от личных качеств командира. Если ты видишь, что человек нормальный, дров ломать не планирует, не подставит, в бой готов вести сам, пусть там особо в военном искусстве и не разбирается, то такого командира слушались.

- В тему командиров. Вы уже упоминали, что положительно относились к личности Мозгового. Что думаете о его гибели?

- Борисыч был простым нормальным мужиком. Естественно, что со своими заморочками, но не пафосным мудаком. Официальная версия его гибели: подрыв, организованный украинской ДРГ. Я этому не верю. Такой у меня будет ответ.

- Были ли в ополчении дисциплинарные наказания?

- В нашем отряде в них не было надобности, подобрались нормальные люди. Так было до Дебальцево. После, когда весь «Призрак» объединили в единое целое, были эксцессы. Приходилось кое-кого по подвалам закрывать для профилактики. Никаких телесных наказаний, как у казаков, никаких унижений не было.

- За сон на посту как наказывали?

- Взрывпакет под ноги кидали. Или прикладом по башке, если в каске. Командирам не сдавали, сам поймет, что в следующий раз так делать не надо.

- К казачьим формированиям как относитесь? Есть мнение, что данные формирования были не очень боеспособны.

- Казачество… Знаете, как там, на месте, казаков называют? Казачки. Этим все сказано.
Был у нас случай в Дебальцево. В центр поселка «8-е марта» въезжает «Урал» казачков с минометом «Сани». Откидывают они тент и начинают палить во все стороны из автоматов, пулемета, даже гранатомета: «Держитесь, «укропы»! Мы вас приехали бить!» А вокруг уже только наши сидят, бои уже прекратились почти. Постреляли и также быстро уехали. Вот потому и «казачки».

- Проблема пьянства в ополчении существует? Украинские военные часто пишут о своих «аватарах».

- До конца Дебальцевской операции никакой проблемы с пьянством в нашем отряде не было. Может, конечно, кто-то и употреблял, но тихонечко и в меру. Потом, когда в боевых действиях перестали принимать участие, пошло «обригаживание», стало понятно, что никуда уже не пойдем, то мотивация у людей исчезла, и проблема пьянства появилась. Оно не носило повального характера, но было.

- На «боевых» вообще не пили?

- Нет, это было исключено. Сами бы пьяницу наказали, ведь пьяный человек сам себе не хозяин, да еще и с оружием. Как с ним воевать? Исключено.

- Проводились ли награждения ополченцев наградами ЛНР и какое к ним было отношение: как к побрякушке или же как к настоящей боевой награде, которую можно с гордостью носить?

- Награду делает настоящей не тот факт, кто ее вручает, а тот факт, кому ее вручают. Если эту награду, какая бы она ни была, пусть даже из бумаги, вручают тем, кто ее заслужил, то ее ценят и очень уважают.

- Участвует ли армия ЛНР в организации жизни гражданского населения? Быть может выполняет какие-либо милицейские функции?

- Нет. Но после окончания боев под Дебальцево мы выезжали на патрулирование в серой зоне, где, среди прочих задач, ставилась и задача по пресечению мародерства, если таковое выявилось бы.

- Как произошел переход от бригады «Призрак» к народной милиции?

- Официально это состоялось 1 марта 2015 года. Я бы не хотел комментировать некоторые шероховатости, возникшие при этом переходе. Просто как-то состоялось совещание командиров, на котором нам объявили, что с 1 марта мы становимся таким-то территориальным батальоном народной милиции Луганской Народной Республики. Меня это сразу смутило: это что же, получается, будем таким же тербатом, как и с той стороны против нас воюют? Тогда нам пообещали, что дадут работать. Если бы сразу сказали, что будет в дальнейшем, то службу и продолжать не стал бы.

- Давайте поговорим о вашем противнике. Как сами называли украинских военнослужащих?

- «Укропы».

- Сильные и слабые стороны ВСУ?

- Сильная сторона… ммм… Пожалуй, это хорошие корректировщики артиллерии. Может они действовали только в том месте, где я сам находился, но по нам так точно били из 120-мм минометов, что казалось в ящик пива могут попасть. Может чуть запаздывали, что мы уйти, спрятаться успевали, но били чрезвычайно точно. У украинцев было колоссальное преимущество в артиллерии и очень странно, что они его так неэффективно использовали или не использовали вообще. Это их сильная сторона.
Слабая сторона – низкий боевой дух либо его полное отсутствие. Высокий боевой дух был только у спецподразделений или же разведки. Они действовали очень грамотно, профессионально и про них можно сказать, что это серьезный противник. Обычные же «вэсэушники» в контактный бой, как правило, старались не вступать. Если контактный бой завязывался, - а это дистанция 100-150 метров, - то они стремились ее отодвинуть хотя бы до 300 и оттуда уже работать. То есть ближнего боя, как такового, практически не было, потому что они его стремились избегать.

- Можете привести примеры успешных действий украинских спецподразделений?

- Мои хорошие товарищи, воевавшие в батальоне «Заря», рассказывали, что их разведка ходила под Дебальцево и под Чернухино, где два раза сталкивалась с украинскими ДРГ. Попадали в очень грамотные засады. Тактика там была следующая: наши разведчики натыкались на украинского наблюдателя, сидевшего впереди на посту, тот начинал уходить к своим, наши выдвигались за ним и тут их зажимали с флангов. Валили всех, в живых оставались лишь те, кто замыкающими шли и успевали отойти.

- Снайперы противника сильно досаждали?

- Нет. Может у меня сложилось неправильное мнение, но показалось, что снайперы противника были не очень. Мы брали в качестве трофеев несколько винтовок СВД, причем было видно, что они явно рабочие, с них стреляли, но когда я их пытался отстреливать, то оказалось, что они не были приведены к нормальному бою.
Когда я корректировал огонь артиллерии из здания управления станции Дебальцево-Сортировочное, то по нам вели огонь вражеские снайперы, но я бы не назвал его эффективным. Хотя у них была возможность вести огонь со 100% гарантией поражения. То есть либо мы не сталкивались с хорошими снайперами, либо все их снайперы вот так вот выглядят.

- Сталкивались ли с работой украинских средств РЭБ, радиоэлектронной разведки?

- Я не знаю, как выглядит работа РЭБ, поэтому не могу сказать противодействовали украинцы нам в этом плане или нет. Мобильная связь под Дебальцево работала плохонько, а наша радиосвязь всегда нормально.
Был случай, когда к нам на позиции приехала группа с РЛС «Аистенок», поработала. Через некоторое время в это место нам хорошо накидала украинская артиллерия. Может этот случай как-то свидетельствует о работе их РЭР.

- Как вы относитесь к украинским волонтерам, помогающим ВСУ снаряжением и продовольствием?

- В этом моменте я просто «вэсэушникам» завидую, так как с нашей стороны на Луганщине этого не было и в помине. Никакого волонтерского движения из местных не было, за исключением каких-нибудь сердобольных женщин, которые немного подкармливали какой-нибудь картошечкой. Все волонтеры, которые работали на Донбассе, были либо приезжими из России, либо работали дистанционно из России же.

- Покупали ли оружие, снаряжение, топливо у ВСУ?

- Я не знаю таких случаев, у нас, в принципе, все было. Может с боекомплектом были некоторые проблемы до Дебальцево, но после тамошних трофеев они полностью были решены.

- Были ли случаи договоренности с ВСУ в духе: вы не стреляете в нас на этом участке, мы не стреляем в вас?

- У нас таких случаев не было, но в моем подразделении служил парнишка, который до этого был в ДНР, в Марьинке. Он говорил, что там такие договоренности были: приходили к ним на позиции солдаты, вместе водочку кушали и договаривались, что стрелять не будут. Мол, даже если начальство приедет и повоевать потребует, то мы вас предупредим.Как Вы узнали о том, что будет наступление под Дебальцево?

- Нам конкретно ничего не говорили, но напряжение витало в воздухе. Чувствовалось, что вот-вот что-то должно начаться. Нас несколько раз поднимали всех по тревоге, мы выходили в предполье, наблюдали. Видели, что у нас движение идет, у них идет.
Но когда все реально началось, то это все равно было неожиданно. Просто однажды утром, 19 января, нас подняли по боевой тревоге, вывезли в Вергулевку и поставили задачу: выдвинуться в составе группы из 25 человек и занять шахту «Вергелевская». Заняли ее, закрепились, подождали остальные силы, которые подошли часов через 18. Так вот все и началось.

- Где была база отряда под Дебальцево?

- В Комиссаровке, в колонии общего режима №22. Там ситуация вообще была интересная. В ноябре 14-го мы получили информацию, что этой действующей колонией пользуются украинские ДРГ для отдыха, пополнения припасов и боекомплекта. У охраны все это брали. Так вот, было принято решение эту зону захватить. Однажды утром мы подъехали, окружили колонию по периметру, чуть-чуть постреляли, кинули гранату, и охрана сдалась. Отобрали у них оружие, боекомплект, разогнали этих ментов, а заключенных перевели на другие зоны. С тех пор это была наша постоянная база.
Фактически были в том районе передовым отрядом. Левее и чуть сзади от нас стояли казаки на шоссе на Дебальцево, а правее в Вергулевке был батальон «Александра Невского», тогда входивший в состав бригады «Призрак».

- Как охарактеризуете боеготовность своего подразделения перед началом наступления?

- Я не могу оценить полезность проводимых с нами тактических занятий. Получили ли они что-нибудь от этих занятий, пригодилась ли им эта наука. Я могу судить только по себе. Когда ты попадаешь в бой, то понимаешь, что реальная ситуация и то, что написано в учебниках, - две большие разницы. Тактика, стратегия – все это фигня. Если ты попал в бой, вышел из него живым, то ты уже на два порядка выше того, кто закончил там какую-нибудь военную академию, но в реальных боевых действиях участия не принимал.

- Расскажите, что Вы знаете о боях под Санжаровкой 19-25 января, в частности, об атаках на украинский опорный пункт «Валера».

- Сразу хочу предупредить, что концентрировался на выполнении задач, дни там сливались один с другим, бежали очень быстро, поэтому даты запомнились плохо.
Мы тогда не очень хорошо понимали, где находимся, где находится противник, так как карт у нас на руках не было. Погода еще была плохая: туман, мокрый снег. Примерно только представляли в каком направлении Дебальцево.
Первый бой примерно в том районе был на первый или на второй день после занятия нами шахты «Вергелевская». Мы его только слышали сквозь туман: танки вроде стреляли, что-то бахало, судя по звукам был там серьезный замес. Потом на следующий день к нам приехали танкисты «Чапая» и стало известно, что наши танкисты попали под раздачу, наших побили. Потом какие-то танкисты вышли на связь, и от нас ночью ушла группа на их поиски, а мы были в прикрытии. Затем эта поисковая группа привела какого-то раненого танкиста: в масле весь, в соляре, оглушенный. На следующий день, когда погода было лучше, мы видели на высоте чьи-то подбитые танки метрах в 300-400 от позиций противника, по которым лазали люди, снимали с них что-то. Танки долго горели, потом один из них взорвался. Нам не было понятно, чьи это машины.
На следующий день мы наблюдали с одной из высот в 3-4 км, позиция была у нас на обратном скате, напротив украинского опорника. Сидели вот, как в кинотеатре, и наблюдали, как подошли 3 танка, пара машин с пехотой и, как в кино, пошли в атаку. Танки прошли вперед до украинского опорника метров 500-700, постреляли, отошли. Я видел, что пехота выгружалась из машин, но не видел с нашей точки, чтобы она пошла в атаку вместе с танками.
В другой день мы наблюдали попытку выхода большой колонны ВСУ в сторону Санжаровки. В ней было штук пять танков, десятка полтора БМП, тентованные автомобили и какие-то колесные бронеавтомобили. Их жестко встретили где-то сразу за Санжаровкой, что-то подожгли. Они пометались по гребню высоты и отошли за него, мы потеряли их из виду.

- Один из украинских военнослужащих, оборонявшихся в те дни на ОП «Валера», пишет следующее о действиях артиллерии ополченцев между 19 и 23 января: «Артиллерия … фактически прорубала просеку в зеленке со стороны Санжаровки - или противотанковые мины пытались выбить (которых там, вообще-то, не было), или просто чистили дорогу своей технике». Вам известно почему огонь велся по лесополосе, где не было позиций ВСУ?

- Могу сказать, что и «укропы» целенаправленно наваливали по пустому месту не раз. Неизвестно зачем.
Еще вспомнил. Был какой-то бой внизу, между высотами, возможно там, где протекает речка Санжаровка. Где-то между 21 и 23 января. Нам не было видно, что там в балке происходит, но по звукам было слышно, что стрелковка серьезно работает, длинными очередями бьют, взрывы. Впрочем, я могу и ошибаться с местом боя. Если бы знал, что придется кому-то рассказывать все так подробно, записал бы сразу.

- Работу артиллерии ополчения в те дни прокомментируете?

- Наша артиллерия каждый божий день била по высоткам, прерываясь время от времени на 30-40 минут. Мы думали, что на украинских позициях ад кромешный творится, что их сотрут там в порошок всех, закопают. Была выжженная земля, но не там, где надо. Все поля были перепаханы, а сами, если так можно выразиться, укрепления были практически целыми. Почему так и не смогла артиллерия точно попасть, не смогла подавить украинскую оборону, я не знаю. Их техника стояла даже без капониров, ее можно было уничтожить, если точно попасть.
Не знаю, кто управлял огнем нашей артиллерии, кто ее корректировал, но даже я, не обладая нужными способностями, и то бы смог за 5 минут навести ее куда надо, на этот опорник.
Хотя все-таки был эпизод успешный. Рядом с нами была наша батарея «стодвадцаток», три штуки. Я к ним подошел, предложил накрыть украинский опорник. Его хорошо было видно. Мне ответили, что нельзя, приказа нет. Но потом все-таки обстреляли. Подожгли «шишигу» и БТР, которые стояли на открытом месте. После этого нас особо люто утюжили 120-ми всю ночь.

- Свои ощущения от первого обстрела можете вспомнить?

- На шахте «Вергелевская» в районе копанок у нас был наблюдательный пост. Окопчик, пулемет «Утес». Как-то утром подошел на этот пост, сел рядышком. Солнышко выглянуло, день вроде хороший. Закурил. Смотрю, в метре от меня трассер пролетает. Я залег. Наблюдаю в бинокль. Второй раз он выстрелил уже с более близкого расстояния, наверно, метров с 400. Где-то рядом с моей каской ветку сбило. Понятно стало, что снайпер работает. Я понял, что раз он появился, то теперь сюда будет каждый день как на работу ходить. Пошел на шахту к нашим «агээсникам», показал ему примерно направление и дистанцию. Он туда «улиточку» отработал. Потом пошел к минометчикам, рассказал про снайпера. Они возбудились по этому поводу, накидали туда мин. И буквально минут через 10 попал под свой первый артналет. Украинцы, видимо, до этого не знали, что мы там находимся, но после работы нашего АГСа и минометов решили ответить. Первая мина упала метрах в 30 от меня. Не зацепило, но в ухе до сих пор пищит. Забежал в здание и тут вокруг начали гвоздить вообще очень плотно. Не знаю, я как-то и испугаться не успел, страха совсем не было. Азарт некий был типа «врешь, не возьмешь».
Сейчас вспоминаю некоторые свои действия в то время, уже в последующие за первым обстрелом дни, и думаю: «Зачем куда-то лез? Зачем вот там так рисковал?» Тогда же это все воспринималось по-другому, действительно с эдакой бравадой, азартом. У меня все время был некий инстинкт охотника, все высматривал, концентрировался на выполнении имеющейся задачи, а то что происходило вокруг воспринималось как просто некоторые факторы, которые тебе мешают.

- Расскажите о действиях своего отряда в конце января – начале февраля.

- Так понимаю, что наше направление считали танкоопасным, предполагали, что при рассечении украинской группировки на две части - дебальцевскую и чернухинскую – первая вместе с техникой пойдет на прорыв. Предполагалось, что у них много техники, много людей. Вот мы пробыли в районе шахты «Вергелевская» до 28 января, ожидая, что через нас начнут прорываться, но этого не произошло. Боев с использованием стрелкового оружия у нас там не было, только снайперы противника периодически работали с расстояния метров в 500. Соседям же, как уже говорил, доставалось. В основном же, били по нам 120-мм минометы с утра и до вечера. Очень точно били. Нам повезло, что мы отделались лишь несколькими легкоранеными. Похоже, что украинская артиллерия вела разведку с помощью РЛС, потому что била по тем местам, откуда наши минометы вели огонь. Время артналетов было всегда разным, не давали особо расслабиться.
После 28 января мы начали работать в направлении Дебальцево, ходили на разведку между Боржиковкой и Депрерадовкой. Окопы там рыли, бродили по «серой зоне» в районе Борзеевки.

8 февраля наблюдали как неудачно штурмуют украинские опорники в районе Новогригоровки. Тот «элэнэровский» отряд - танкисты «Августа» и пехота, - который наступал от Боржиковки, я так понял, даже не ориентировался, где находится. Может, конечно, они хотели проскочить в стык украинских опорников. Не знаю.

Стрелками указано направление наступления отряда ЛНР

- Можете подробнее рассказать об этом эпизоде?

- Мы в тот день шли тремя группами. Первая - ДРГ "Рязань", серьезные такие пацаны, заходила на украинский опорник "Копье". Практически параллельно я вел вторую группу в Борзеевку. Там есть мост через речку и предполагали, что оттуда может техника пойти. Третья группа шла вдоль левой «штанины» железной дороги по обе стороны путей. С утра еще мы встретились с этими танкистами на «нуле» - точке сбора. Они оставили нам один танк, который, впрочем, недолго нам помогал, пострелял немного и уехал. Люди из третьей группы потом и рассказывали о той танковой атаке, так как находились ближе всего к месту событий. Говорили практически то же, что потом сообщил Брехаря, командир украинского опорника, в своих воспоминаниях.

- Украинские военнослужащие сообщают, что 8 февраля они слышали либо видели в небе 2 самолета. Вы видели самолеты в тот день?

- Я до этого боевой реактивный самолет видел лишь один раз – на шоу «Русских витязей». В тот день… вероятно в тот, я точно не помню… прямо над тем местом, где мы находились, примерно на высоте метров 350-600, пролетело, судя по звуку, нечто реактивное. Не два объекта, а один. С виду оно напоминало Су-24 или Су-25. Летел он со стороны Нижнего Лозового. Кто из нас сказал, что это беспилотник, кто-то – что самолет. Совершенно точно он был на реактивной тяге.
В последующие дни мы проводили разведку в районе железнодорожной развилки за Боржиковкой и Борзеевкой, так как планировали, что будем заходить в город вдоль ближней к Борзеевке железнодорожной насыпи.
12 февраля перед нами в Дебальцево пошел небольшой разведотряд ЛНР, который попал там под раздачу, в окружении, что ли, оказался. Вероятно, их решили спасать, поэтому, ничего толком не говоря, нас 13-го числа привезли на пункт сбора, выдали там «Шмели», гранаты и отправили сначала к нашим окопам в районе Борзеевки. Затем по «зеленке» вдоль железной дороги пошли к окраине поселка «8-е марта». Шел не только наш отряд ДКО, а вообще весь сводный отряд «Призрак

- Какова была численность вашего подразделения, зашедшего в Дебальцево?

- Не могу сказать, не знаю. Я весь сводный отряд «Призрака» увидел только 23 февраля, когда у нас было общее построение на поле возле школы. Там было примерно 300-350 человек.
Так вот, пошли вдоль железки. Нас начали очень серьезно прессовать метрах в 500 от окраины поселка: били 120-ки, какая-то «шрапнель» в воздухе взрывалась на высоте 15-20 метров и было слышно, что осколки как дождь по деревьям шлепают. Санитары потом говорили, что части этой «шрапнели», извлеченные из тел, выглядели как спиральки. После начала обстрела люди начали прятаться в посадке, просто сели на месте. В это время со стороны Депрерадовки на поселок вели еще наступление и казаки, поэтому часть пуль с того боя залетала и к нам. Стало ясно, что сидеть нельзя, место пристрелянное, поэтому подняли людей и повели вперед. Идти было тяжело, мало того, что обстрел, так еще и снега по колено. Особенно тяжело было расчетам ПТУР, тащившим всю эту тяжесть. Когда зашли на окраину поселка, то нас начали еще и из стрелковки обстреливать. Стало еще жарче, народ суетится, бегает. Командование поставило нам задачу занять шестиэтажное здание управления станции Дебальцево-Сортировочное, вести с него наблюдение и корректировку огня артиллерии.

Точно не было понятно, как идти, но пошли. Суета, взрывы. Смотрим, кто-то из подворотни выскакивает с оружием. Свой, нет? Черт его знает… Дальше на улице натыкаемся на какого-то дедушку, сидящего на завалинке. Тут вокруг все горит, деревья, скошенные осколками, валяются, развалины, а он сидит. «- Дед, ты чего так сидишь-то?! Прячься! – Да мне все равно уже. – Где «укропы»?! – Да вон там.»
Я ему не очень поверил, все равно идем наготове. Какие-то дворы, проломы, развалины… Проходим мимо горящего детского сада, там что-то взрывается… Заходим в итоге в здание этого самого управления станции. Там обнаруживаем, что в подвале-бомбоубежище находится куча местного народа. Мы еще не успели толком осмотреться, понять, где противник, а они уже кинулись к нам обнимать, целовать: «Спасибо! Вы нас освободили! Победа! Ура!». Тут стрельба то там, то там, непонятно, может сейчас по нам с ближних многоэтажек поливать начнут, по толпе такой, а им все пофиг. Они пьяные в дупель были. В соседний магазинчик мина попала, стена рухнула, поэтому местные там еды, алкоголя набрали. Прямо в подъезде костерок жгли, сосиски на нем жарили. Они нас звали: «Давайте поедим, давайте выпьем!» А до этого предупреждали, мол, ничего у местных жителей не брать, могут отравить. Пить все ж хотелось, сколько побегали в тот день, семь потов сошло…
Поднялись мы на крышу здания. Вернее, как крышу, до этого мы это здание обстреливали, крыша рухнула, поэтому на последний этаж забрались. Местные нам до этого объяснили, что «укропы» там-то и там-то. И вот мы заходим туда, такие уже расслабленные, что без боя все сделали, под впечатлением от «встречи победителей», и тут по нам снайперы работать начинают. Попрятались, постреляли куда-то в ответ.

Спустились вниз, все стихло. Где остальные наши, не совсем понятно. Что-то в течение дня по рации говорили, но мы особо не вслушивались. Связались с командованием, нам сказали, чтобы мы искали место для ночлега. Нашли дом какой-то, забились в него, сидим. Непонятно, где мы находимся, что вокруг, где наши, где противник. Я еще более-менее себя чувствовал, потому что в тепловизор нет-нет выходил посмотреть: вроде никого не было.
Что тут делать было? Решили спать. Печку опасались растапливать, поэтому укрылись какими-то одеялами, одеждой, просто горой навалили на себя. На всякий случай на дверь я поставил гранату, чтоб если кто полезет, то она сработала. И завалились спать, если уж убьют, так хоть выспимся.

Утром, часа в 4, где-то рядом с нами начинается бой. Причем серьезный такой. Связались по рации с командованием, чтобы понять, что происходит. Те тоже не знают, предложили разведать. Выдвинулись. На рассвете появилась информация, что в таком-то здании якобы снайпер. Мы засели в противоположном, постреляли, по нам в ответ постреляли. Потом, когда уже совсем рассвело, нас начали плотно прикладывать

Другие статьи в литературном дневнике:

• 26.01.2016. Владим Филипп
• 25.01.2016. Двенадцать
• 24.01.2016. 24. 01. 16. Заметка от Александра Яблокова
• 22.01.2016. Я служил в Призраке
• 19.01.2016. Тени колонны
• 18.01.2016. 18. 01. 16. Заметка от Татьяны Дадашовой.
• 17.01.2016. ***
• 15.01.2016. ***
• 14.01.2016. Артур Чёрный
• 13.01.2016. ***
• 12.01.2016. Сообщение от ополченца Сыч
• 11.01.2016. 11. 01. 16. Сообщение от ополченца Александра Жучк
• 10.01.2016. Сообщение от ополченца Александра Жучковского
• 09.01.2016. 07. 01. 16. Воспоминания ополченца Ромео ч. 2.
• 07.01.2016. 07. 01. 16. Воспоминания ополченца Ромео ч. 1.
• 03.01.2016. 02. 01. 16. Сообщение от ополченца с позывным Сыч.
• 01.01.2016. Казахско-русский разговорник