Стихи Наума Коржавина и Игоря Кохановского
Н.Коржавин:
А страна моя родная,
Вот уже который год,
Расцветает-расцветает,
Да никак не расцветет...
***
Любовь к Добру сынам дворян жгла сердце в снах,
А Герцен спал, не ведая про зло...
Но декабристы разбудили Герцена.
Он недоспал. Отсюда всё пошло.
И, ошалев от их поступка дерзкого,
Он поднял страшный на весь мир трезвон.
Чем разбудил случайно Чернышевского,
Не зная сам, что этим сделал он.
А тот со сна, имея нервы слабые,
Стал к топору Россию призывать, —
Чем потревожил крепкий сон Желябова,
А тот Перовской не дал всласть поспать.
И захотелось тут же с кем-то драться им,
Идти в народ и не страшиться дыб.
Так родилась в России конспирация:
Большое дело — долгий недосып.
Был царь убит, но мир не зажил заново.
Желябов пал, уснул несладким сном.
Но перед этим побудил Плеханова,
Чтоб тот пошел совсем другим путем.
Всё обойтись могло с теченьем времени.
В порядок мог втянуться русский быт…
Какая сука разбудила Ленина?!
Кому мешало, что ребенок спит?
На тот вопрос ответа нету точного.
Который год мы ищем зря его…
Три составные части — три источника
Не проясняют здесь нам ничего.
Он стал искать виновных — да найдутся ли? —
И будучи спросонья страшно зол,
Он сразу всем устроил революцию,
Чтоб ни один от кары не ушел.
И с песней шли к Голгофам под знаменами
Отцы за ним, — как в сладкое житье…
Пусть нам простятся морды полусонные,
Мы дети тех, кто не доспал свое.
Мы спать хотим… И никуда не деться нам
От жажды сна и жажды всех судить…
Ах, декабристы!.. Не будите Герцена!..
Нельзя в России никого будить.
***
Вошли и сели за столом.
Им грош цена, но мы не пьем.
Веселье наше вмиг скосило.
Юнцы, молодчики, шпана,
Тут знают все: им грош цена.
Но все молчат: за ними — сила.
Они уселись и сидят.
Хоть знают, как на них глядят
Вокруг и всюду все другие.
Их очень много стало вдруг.
Они средь муз и средь наук,
Везде, где бьется мысль России.
Они бездарны, как беда.
Зато уверены всегда,
Несут бездарность, словно Знамя.
У нас в идеях разнобой,
Они ж всегда верны одной
Простой и ясной — править нами.
***
Мы испытали всё на свете.
Но есть у нас теперь квартиры —
Как в светлый сон, мы входим в них.
А в Праге, в танках, наши дети…
Но нам плевать на ужас мира —
Пьем в «Гастрономах» на троих.
Мы так давно привыкли к аду,
Что нет у нас ни капли грусти —
Нам даже льстит, что мы страшны.
К тому, что стало нам не надо,
Других мы силой не подпустим, —
Мы, отродясь,— оскорблены.
Судьба считает наши вины,
И всем понятно: что-то будет —
Любой бы каялся сейчас…
Но мы — дорвавшиеся свиньи,
Изголодавшиеся люди,
И нам не внятен Божий глас.
***
Моя страна!
Неужто бестолково
Ушла, пропала вся твоя борьба?
В тяжелом, мутном взгляде Маленкова
Неужто нынче
вся твоя судьба?
А может, ты поймешь
сквозь муки ада,
Сквозь все свои кровавые пути,
Что слепо верить
никому не надо
И к правде ложь
не может привести.
***
Ах ты, жизнь моя — морок и месиво.
След кровавый — круги по воде.
Как мы жили! Как прыгали весело —
Карасями на сковороде.
Из огня — в небеса ледовитые…
Нас прожгло. А иных и сожгло.
Дураки, кто теперь нам завидует,
Что при нас посторонним тепло.
***
Мы ненавидим тех,
кто стал рабом соблазна,
Забыв, что тот соблазн
пришел не через них.
Он через нас пришел,
наш дух в силки попался.
Такая в сердце сушь,
что как нам жить сейчас?
Мы ненавидим тех,
чьи жмут нам горло пальцы.
А ненависть в ответ
без пальцев душит нас.
***
И пусть меня вы задушили
За счастье быть живым всегда,
Но вы и сами ведь не жили,
Не знали счастья никогда.
***
Наш выбор прост. И что метать икру?
Я в пустоте без родины умру.
Иль родина сюда придет ко мне,
Чтоб утопить меня в своем г…
***
Но у мужчин идеи были.
Мужчины мучили детей.
И.Кохановский:
Сначала били самых родовитых,
Потом стреляли самых работящих,
Потом ряды бессмысленно убитых
Росли из тысяч самых немолчащих.
Среди последних — всё интеллигенты,
Радетели достоинства и чести,
Негодные в работе инструменты
Для механизма поголовной лести.
В подручных поощряя бесталанность,
Выискивала власть себе подобных.
В средневековье шла тоталитарность,
Создав себе империю удобных,
Послушных, незаметных, молчаливых,
Готовых почитать вождем бездарность,
Изображать воистину счастливых,
По праву заслуживших легендарность…
Держава, обессиленная в пытках,
Еще не знала о потерях сущих,
Не знала, что КОЛИЧЕСТВО убитых
Откликнется ей КАЧЕСТВОМ живущих.
***
Сын сапожника, дорвавшийся до власти,
По-бандитски победив в игре интриг,
В этой власти кайф ловил, как в сладострастии,
В коем тешился жестокосердья бзик.
А сестра жестокосердья — бессердечность,
Неприемлющая нравственный закон.
Словно и не он хранит в нас человечность
Вопреки бесчеловечности времен, что
Во все века чревато беззаконьем.
Оное бесчеловечности двойник со своим девизом
«В счастье загоним человечество!»
Загнали же в тупик,
Разобравшись с Учредительным собранием
По-бандитски, и похерили его.
Но остались в пробудившемся сознании
Как предтеча беззаконья самого.
Потому то с той поры все властелины
Новоявленной, загубленной страны,
Все они до одного нелегитимны,
Оттого жестокосердием больны.
Вот и выросший в советской коммуналке
И воспитанный, похоже, не ахти
Пролетарием и скромной санитаркой,
Да двором с пацанским нравом воплоти,
Научившись жить по правилу простому:
Если драки избежать нельзя никак,
То не надо время тратить по-пустому,
Надо первым бить.
Вот вся премудрость драк.
Ученик прилежной школы кагэбэшной,
Овладевший блефом, как преферансист,
Он играет внешне, может, и успешно,
Только блеф его коварен и нечист.
Неожиданно дорвавшись тихой сапой
До всего, что обеспечит царский трон,
Освещенный ежедневной телерампой,
Где он, солнцеликий, словно фараон,
Пленник на него наложенного сана,
Как сапожника сын явно той же самой
Нищетой жестокосердья вдохновлен.
Вдохновленьем этим полон, бедолога,
Благо в масть тут необузданная власть.
Недовластвовался б только до ГУЛАГа,
Ну, а так пускай навластвуется всласть.
***
Сатана там правит бал.
И.В.Гёте
В нашей ложью скрепленной державе
Вновь все смыслы завещаны ржами
И как будто бы только здесь
Издевательства наглой жесть
Беспределом свирепствует в праве.
Здесь опять справедливость мертва
Здесь на право плюет вновь управа
И жжет иезуитства орава,
Чья озлобленность и булава
Бьет невинных как в пьянке братва
Или черни чумная забава.
Как в дурном вновь приснившемся сне
Всё не так в этой пошлой стране,
Где куражится блажь произвола
Где от правды всегда в стороне
Власть, презревшая пагубность фола
И жестокости пересола,
Чем вскормила эпоху раскола
Как в глубокой глухой старине.
Другие статьи в литературном дневнике:
