Сегодня работа. Много чего сделать надо на яхте перед сезоном. В порту реконструкция до такой степени, что рыбаков не пускают к причалам и они ловят рыбу прямо со знаменитой сочинской Ротонды. Бедные брачующиеся, где ж теперь фоткатся невестам - толпа небритых мужиков с длинными удилками. И все махают и махают. Места нет. Сижу, курю, дышу морем, жду пропуска, лечу духовную свою драму, читаю Пелевина: " Дама с камелией повернулась к
Джамбону.
— Продолжайте, прошу вас.
— А про природу Будды, — продолжил
Джамбон, недружелюбно косясь на Т.,
— Соловьев сказал, что ему известен
только один пример, когда о ней
говорили, не возведя на Будду хулы —
хотя внешне это выглядело чистейшим
богохульством.
— Расскажите.
— В китайском буддизме была секта
Чань. Ее последователи отвергали
священные писания и учили не
опираться на слова и знаки. Тем не
менее, к ним часто приходили миряне
и разные искатели истины — и
задавали вопросы о смысле учения
Будды. Чаньские учителя отвечали
обычно каким-нибудь грубым образом
— или ударом палки, или руганью.
Особенно отличался один из них по
имени Линь-Цзы, который в ответ на
вопрос, что такое Будда, говорил, что
это дыра в отхожем месте.
— Фу, — сказала дама с камелией, —
какая гадость.
— Обычно его ответ понимают в том
смысле, — продолжал Джамбон, — что
Линь-Цзи учил не привязываться к
понятиям и концепциям, даже если это
концепция Будды. Но Соловьев считал,
что это самое точное объяснение,
которое может быть дано. Представьте
себе, говорил он, грязный и засранный
нужник. Есть ли в нем хоть что-нибудь
чистое? Есть. Это дыра в его центре. Ее
ничего не может испачкать. Все просто
упадет сквозь нее вниз. У дыры нет ни
краев, ни границ, ни формы — все это
есть только у стульчака. И вместе с тем
весь храм нечистоты существует
исключительно благодаря этой дыре.
Эта дыра — самое главное в отхожем
месте, и в то же время нечто такое, что
не имеет к нему никакого отношения
вообще. Больше того, дыру делает
дырой не ее собственная природа, а то,
что устроено вокруг нее людьми:
нужник. А собственной природы у
дыры просто нет — во всяком случае,
до того момента, пока усевшийся на
стульчак лама не начнет делить ее на
три каи…
— Очень похоже на то, как Соловьев
определял Читателя, — заметила дама с
камелией. — Просто дословное
совпадение. Смотрите — Читатель,
благодаря которому мы возникаем на
свет, совершенно невидим и
неощутим. Он как бы отделен от мира
— но при этом мир возникает только
благодаря ему! В сущности, есть только
он, Читатель. Но он же полностью
отсутствует в той реальности, которую
создает! Хотя даже этот вот парадокс
сознаем на самом деле не мы, а он…
Но мы-то люди вольных взглядов, а вы
лицо монгольской национальности.
Вас не покоробил такой подход к
вашей религии?
— Знаете, — сказал Джамбон, —
Соловьев не спорил с Буддой. Он
просто говорил, что постигать свою
природу, выполняя ламаистские
практики — это как изучать дыру в
отхожем месте, делая ежедневную
визуализацию традиционного
тибетского стульчака, покрытого
мантрами и портретами лам в желтых и
красных тибетейках. Можно всю жизнь
коллекционировать такие стульчаки —
чем и заняты все эти кружки тибетской
вышивки, постоянно спорящие друг с
другом, у кого из них настоящий
стульчак из Тибета, а у кого позорный
самопил. Но к дыре это никакого
отношения не имеет.
— Но ведь дыра присутствует в любом
из этих приспособлений, — заметил
журналист с подусниками.
— Присутствует. А толку мало."
