Во дворах полуночная публика: молодежь и те, кто себя к ней причисляет. Смех, пиво – но все мирно, без хулиганства и громогласного мата. Особи мужского пола на вид приятны: красивы, мускулисты, держатся уверенно, а вот среди женщин и девушек вижу представительниц двух новых генераций: во-первых, очень толстых, раскормленных молодых девок, пятнадцати–двадцати лет, я их называю «девки с жопами», и, вовторых, молодящихся дам в роковых летах, часто совершенно непрезентабельного вида, неопрятных и скверно причесанных, но непременно с татуировками на плечах, лодыжках или талиях. Если кельтские узоры на дряблых телесах бальзаковских дам меня забавляют
(в борьбе за мужчин все средства хороши), то смотреть на «девок с жопами» грустно. В две тысячи третьем или две тысячи четвертом их совсем не было. В две тысячи пятом кое-где появились. Теперь, к концу десятилетия, я наблюдаю их ежедневно в больших количествах. Фастфуд, пиво, булочки, малоподвижность, презрение к спорту, плюс мода на феминизм, плюс хорошо зарабатывающие отцы, не жалеющие для дочерей карманных денег, – и вот вам жирные зады, щеки, складки на животах. Новая порода.
Мне всегда думалось, что появление новой человеческой породы, или подвида, – дело долгое. Я почему-то считал, что вырождение какой-либо общности, разжижение и охлаждение крови происходит медленно, на протяжении многих десятилетий. Оказалось – ничего подобного. Вырождение бывает стремительным, в масштабах истории – мгновенным, как фотовспышка. Шести, семи лет достаточно, чтобы в стране, где традиционно гордились своими женщинами и закрепили свою гордость в стихах и песнях,
появились полусонные, рыхлые, уродливые «девки с жопами».
Я думал, наша природа прочна и устойчива. Я думал, у русских сильнейшая генетика. Гордился голодными и злыми соплеменниками – ведь только голодные и злые умеют переделывать мир. Я верил в мой народ. Ведь мы столетиями недоедали, воевали, терпели. У каждого в предках есть или раб, или зэк, или солдат. Я полагал, запаса прочности хватит надолго, и мы, пусть и сытые, будем еще сто лет рожать жилистое, ловкое и смышленое потомство. Оказалось, нихера подобного. Пяти лет благополучия хватило, чтобы понять: мы тоже можем стать мягкотелыми. Мы тоже можем выродиться.