Творчество - это самозабвенное служение истине!

Скобелев: литературный дневник

Арсений Тарковский когда-то сказал: «Поэт – это тот, кто говорит от той группы не пишущих стихов людей, чьими "устами" он служит». В «Слове об Апокалипсисе», произнесенном его сыном Андреем Тарковским в 1984 г. в Лондоне и опубликованном на русском языке в Москве в 1989 году читаем:
«Последнее время – не просто последнее, а довольно длительное – мы часто задаем себе вопрос: а не греховно ли вообще творчество? Почему же возникает такой вопрос, если мы заведомо знаем, что творчество напоминает нам о том, что мы созданы, что у нас один Отец? Почему возникает такая, я бы сказал, кощунственная мысль?
Потому что культурный кризис последнего столетия привел к тому, что художник может обходиться без каких-либо духовных концепций. Когда творчество является каким-то инстинктом, что ли».
Причину этого вопрошания режиссер видел в следующем: «Художник стал относиться к таланту, который ему дан, как к своей собственности, а отсюда появилось право считать, что талант ни к чему его не обязывает. Этим объясняется та бездуховность, которая царит в современном искусстве. Искусство превращается или в какие-то формалистические поиски, или в товар для продажи».
И вывод: «Искусство становится грешным, как только я начинаю употреблять его в своих интересах. И самое главное, что я перестаю быть себе интересным. Может быть, с этого и начинается моя любовь по отношению к самому себе».
Всё сказанное отсылает нас к сердцевинному содержанию последнего фильма Андрея Тарковского «Жертвоприношение» (1986) и к другому фрагменту того же «Слова об Апокалипсисе»:


«Мы не знаем, что такое любовь, мы с чудовищным пренебрежением относимся сами к себе. Мы неправильно понимаем, что такое любить самого себя, даже стесняемся этого понятия. Потому что думаем, что любить себя – значит быть эгоистом.
Это ошибка. Потому что любовь – это жертва. В том смысле, что человек не ощущает ее – это можно заметить со стороны, третьим лицом.
И вы, конечно, знаете это, ведь сказано: полюби своего ближнего, как самого себя. То есть любить самого себя – это как бы основа чувства, мерило.
И не только потому, что человек осознал сам себя и смысл своей жизни, но и потому также, что начинать всегда следует с самого себя».
Эти слова заставляют нас вспомнить высказывание известного религиоведа Мирчи Элиаде: «Только любовь превращает животное в Человека и заменяет инстинкты свободой.
“Dilige et quod vis fac”, говорил святой Августин: “любите, и делайте, что вы хотите!”.
Тот, кто любит истину – свободен.
Любовь преображает человеческую сущность.
И свобода, побеждающая в любящем индивиде, не будет никого ущемлять, никому не сделает больно».


Велика русская поэзия XIX века, прежде всего, была гениальной поэтичностью. Тем не менее, следует сказать о пророческом служении русской поэзии. Иван Ильин был убежден, что «вряд ли есть еще один народ на свете, который имел бы такую поэзию, как русская: и по языку, и по творческой свободе, и по духовной глубине. Да – по глубине. Ибо силою исторического развития оказалось, что русский поэт есть одновременно национальный пророк и мудрец, и национальный певец и музыкант».


«Полный и совершенный поэт ничему не придается безотчетливо, не проверив его мудростью полного своего разума. Имея ухо слышать вперед, заключа в себе стремленье воссоздавать в полноте ту же вещь, которую другие видят отрывочно, с одной или двух сторон, а не со всех четырех... Будьте не мертвые, а живые души! Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом, и всяк, прелазай иначе, есть тать и разбойник» Николай Гоголь.



Другие статьи в литературном дневнике: