145

Психологи твердят, что чувства вины и долга разрушительны для человеческой психики. Они руководствуются представлением об идеале, как о свободной и сильной личности, которая наперекор судьбе добивается своих целей и через то выражает себя. И это-то наглое самоутверждение, эта неприкрытая, бессовестная, психопатическая «воля к власти» постулируется как абсолютное благо, как цель к которой надо стремиться.

Подобные представления господствуют в западных обществах, где главной ценностью человека назначена свобода. Но западное общество в наше время совершенно бессмысленно, по крайней мере в том аспекте, что деятельность современного европейца, какой бы она ни была, абсолютно лишена значения, так как в обществе, где каждого интересует лишь самовыражение, принципиально отсутствует всякая ценностная иерархия; более того - отсутствует и конструктивизм в диалоге между людьми и институциями. Это просто набор разнонаправленных действий, лишённых общего культурного вектора.
В этом нет и тени сакрального. Так даёт себя знать власть нигилизма.

Вместе с утратой чувств вины и долга снимается и всякая ответственность, стирается представление об осознанной личности, которая постоянно должна совершать трудный выбор.
К тому же ни вина, ни чувство долга для по-настоящему одарённого человека не могут, а по всей видимости и не должны быть уничтожены; изжиты без остатка. Это так, ведь человек существо социальное и телесное. А значит чувство сопереживания всему живому и, что соответственно, вина за совершённые мерзости перед собой и миром вполне органичны и - раз уж мы до сих пор не вымерли - необходимы ему.

На механизмах вины и долга построена мировая финансовая система, основные мировые религии и государственное управление.

Кое-кто в Европе считает, что грядущие государства, как и вообще всё будущее человечества, всё это будет построено на обязательстве и ответственности. Именно эти два качества противопоставляются мотивам архаичных обществ. Они, якобы, в отличие от вины и долга не насильственны. Но так ли это на самом деле?

Вина и долг – это оценочные понятия негативного оттенка, выдаваемые окружением, то есть это всегда манипулятивная практика со стороны Другого.

Обязательство и ответственность – это, как считается, понятия исключительно субъективные, положительно окрашенные. Это конечно не манипуляция, это личная инициатива и её груз, без всякого внимания к любым наружным факторам.

Представим это: индивид не испытывает чувств вины и долга за то, что он делает, но он (ни в коем случае не оценивая себя) ответственно осмысляет результат тех или иных своих безрассудств. Это похоже на поведение робота. Выходит, он может совершать насилие по отношению к миру (засорять его) и животным (убивать их), но это как будто неважно в данной риторике; важно, чтобы, совершая что-то, он бы всегда помнил, что он будет отвечать за всё это и отвечать он будет перед самим собой. (Внешний фактор полностью исключён, иначе это уже вина и долг).

Как видно обязательство и ответственность освобождённого, «расколдованного» человека - категории совершенно оторванные от каких-либо общих критериев. (Иначе говоря, человек такого будущего подобен художественному произведению которое, по указанию Пушкина, можно оценивать только, исходя из его же внутренней логики.)

Кроме того, обязательство и ответственность, поскольку эта мотивация самодостаточна, не предполагает личностного или социокультурного развития. Если вина и долг никогда не удовлетворяются друг другом и потому вынуждены повторять себя, то обязательство и ответственность могут удовлетворяться и вовсе не понуждают следующего такого же шага - «обязал себя, а значит несу ответственность».

Так возможен ли социум, который благополучно существует в причинно-следственном круге «обязательство-ответственность»? Весома ли разница между мотивами традиции и мотивами будущего? Каким может быть общество будущего, если оно будет движимо такими представлениями?

Вина и долг принадлежат памяти.
Памяти противостоит воображение
Воображению принадлежат желание и производство (Желание – это всегда «желание продолжать желать» Ж. Делез)
\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\

Очевидно, что вина и долг должны присутствовать в новом дивном мире, но парадоксальным образом они должны быть совмещены с обязательством и ответственностью.
И совмещены, видимо, так: по отношению к природе человек руководствуется чувствами вины и долга (потому что природа, мягко говоря, не склонна этим манипулировать в своих целях), а по отношению к миру людей - обязательством и ответственностью.

Тогда соблюдаются оба условия. Как часть социума человек чувствует себя свободным от любых форм диктата. Как часть природы человек чувствует себя слабым и зависимым. Соответственно, он не ведёт себя по-хамски, взаимодействуя с животным миром и ресурсами Земли, напротив - он воспевает природу, поклоняется ей как Богу, признавая над собой её власть.

Так можно обойти базовую оппозицию западно-европейской мысли.
А именно - субъект признаёт иерархию вокруг себя, во внешнем мире, и считает его наделённым единственным и оттого настоящим сакральным смыслом. Природа как вместилище Бога.
И в то же время, будучи идентичностью, он не признаёт никаких иерархий внутри социума, считая каждого человека неприкосновенным и в той же мере считая непозволительным любое возвышение и самоутверждение. Общество как набор равнозначных, но всегда аутентичных и потому относительных смыслов.

Ещё раз: вина и долг - мотивы для взаимоотношений с природой; обязательство и ответственность - мотивы для отношений с миром людей и с собой.

//////////////////////

Ницше о противостоянии желания и долга:
По Ницше каждый человек проходит три этапа: Верблюда, Льва и ребёнка. «Верблюд» послушно несёт всё, что семья-школа-церковь на него грузит. Потом «лев»-подросток это всё разрывает. А потом наступает этап «ребёнка», когда он снова начинает ценить дедушкины «скрепы».

"Все самое трудное берет на себя выносливый дух: подобно
навьюченному верблюду, который спешит в пустыню, спешит и он в
свою пустыню.
Но в самой уединенной пустыне совершается второе
превращение: здесь львом становится дух, свободу хочет он себе
добыть и господином быть в своей собственной пустыне.
Своего последнего господина ищет он себе здесь: врагом
хочет он стать ему, и своему последнему богу, ради победы он
хочет бороться с великим драконом.
Кто же этот великий дракон, которого дух не хочет более
называть господином и богом? "Ты должен" называется великий
дракон. Но дух льва говорит "я хочу".
Чешуйчатый зверь "ты должен", искрясь золотыми искрами,
лежит ему на дороге, и на каждой чешуе его блестит, как золото,
"ты должен!".
Тысячелетние ценности блестят на этих чешуях, и так
говорит сильнейший из всех драконов: "Ценности всех вещей
блестят на мне".
"Все ценности уже созданы, и каждая созданная ценность --
это я. Поистине, "я хочу" не должно более существовать!" Так
говорит дракон.
Братья мои, к чему нужен лев в человеческом духе? Чему не
удовлетворяет вьючный зверь, воздержный и почтительный?
<...>
Как свою святыню, любил он когда-то "ты должен"; теперь
ему надо видеть даже в этой святыне произвол и мечту, чтобы
добыть себе свободу от любви своей: нужно стать львом для этой
добычи.
Но скажите, братья мои, что может сделать ребенок, чего не
мог бы даже лев? Почему хищный лев должен стать еще ребенком?
Дитя есть невинность и забвение, новое начинание, игра,
самокатящееся колесо, начальное движение, святое слово
утверждения.
Да, для игры созидания, братья мои, нужно святое слово
утверждения: своей воли хочет теперь дух, свой
мир находит потерявший мир.
Три превращения духа назвал я вам: как дух стал верблюдом,
львом верблюд и, наконец, лев - ребенком..."

"Так говорил Заратустра"

Другие статьи в литературном дневнике:

• 12.07.2019. 148
• 11.07.2019. 147
• 09.07.2019. 146
• 07.07.2019. 145
• 05.07.2019. 144
• 04.07.2019. 143