364 Послевкусие от чтения
Ььььь: литературный дневник Одно и самых волшебных свойств художественной литературы заключается в продолжительном ощущении, которое способны оставлять некоторые книги. Его обычно называют послевкусием.
Бывает так: читатель на несколько дней с головой погружается в вымышленную реальность и та столь сильно его увлекает, что когда книга заканчивается, он поначалу даже не горит желанием возвращаться в жизнь. И потом, когда сети рутины и быта всё же вытаскивают его из этих таинственных вод, читатель ещё очень долго и настойчиво (иногда вопреки собственной воле) возвращается памятью к пережитому.
Почему?
По моему скромному мнению причины, благодаря которым иные книги обладают столь дивным суггестивным эффектом заключены в 2 аспектах.
Во-первых, это само желание читателя довериться книге. Мы ведь далеко не всегда хотим и можем читать худлит. И если над вами словно дамоклов меч висит какое-нибудь неотложное дело, то какое уж тут может быть чтение? Зато если вы совершенно свободны и изо всех сил желаете хоть на два дня выкинуть из головы всю эту поганую муть общественных обязательств, старательно навязываемых окружающими, нет ничего лучше книг. Лично у меня схема такая: надо наготовить еды, отключить телефон, хорошенько выспаться, тщательно выбрать чтение и ни на что кроме него не отвлекаться. Состояние опьянения текстом гарантировано. У вас будут очень глубокие, а главное тонкие переживания. Такой вот запой без водки.
Помню, как меня торкнуло однажды осенью на "Дублинцах" Джойса. В ночные часы относительного просветления я выходил на улицы, чтобы дрожащими руками набрать бычков и изготовить самокрутку, настолько глубоко переживалось прочитанное. Я не вру.
Во-вторых, послевкусие связано с умением автора наделять свой труд настроением.
Если принимать, что существует проза выражения и проза содержания, то речь здесь конечно же о прозе выражения.
Всю прозу выражения в моём понимании также можно разделить пополам: на "установочную" и "настроенческую".
Очень непросто показать границу между двумя этими типами выразительной прозы. Но я попробую.
В "настроенческой" прозе автор всегда имеет задачу - поделиться эмоциями, то есть создать у читателя определённый эмоциональный настрой. И все свои усилия он направляет на то, чтобы путём некоторых повторяющихся штришков, чисто литературных, поверхностных и легко выдумываемых, привить читающему некое сложное чувство.
Для примера можно взять роман "Бразилия" Джона Апдайка.
Есть особое очарование Латинской Америки. Это пальмы, это знойные пляжи и тропические леса. Это португальско-индейские наречия, это невероятно красивые женщины и темпераментные азартные мужчины. Это солёные ветры Атлантики и высокогорные плато Анд. Здесь нет исламской аскезы или африканского колорита, но всем властвует неуёмное жизнелюбие, которое всегда необходимо соседствует с насилием и жестокостью.
Вот такой сложный клубок ощущений и старается передать Апдайк в своём страстном романе:"Где-то совсем рядом раздавалось чье-то тихое сопение — а может, это был хор нескольких дышавших в такт легких, — и мать Тристана вдруг запела бессвязно, тихо, заунывно, и песня ее становилась то громче, то тише, но никак не кончалась. Звук этот не был неприятным, он сливался с бормотанием, проникавшим в хижину сквозь ее невидимые стены; с обрывками разговоров и топотом шагов ниже по склону, с шумом ночного Рио и ритмичными звуками самбы, доносившимися то из города у подножия горы, то откуда-то сверху, как будто сами ангелы веселились в предвкушении карнавала."
"Установочная" проза - нечто гораздо более специфическое. Я бы даже сказал интеллектуальное. Целью автора в данном случае является созидание определённой мировоззренческой позиции, с которой читателю затем предлагается смотреть на жизнь. То есть автор не делится с читателем настроением, а старается на время привить ему определённый склад личности. К шее читателя пришивается чужая голова. Согласитесь, делиться эмоциями легче, чем менять голову.
В качестве примера можно взять текст Мамлеева "Шатуны". Когда читаешь такую прозу, мир как будто смазывается, переходит в иное агрегатное состояние.
Кстати, умение и желание писать "установочную" прозу говорит о природной склонности к размышлениям, переросшей в привычку ещё на стадии формирования личности (т.е. в подростковом возрасте).
"Извицкий между тем продолжал медленно подходить к постели, с тем же, даже большим желанием. «Что он там ищет? — подумала Анна, — ведь меня там нет». Ей стало не по себе: что можно искать на пустом месте. Извицкий вдруг очутился прямо над кроватью; под одеялом что-то двигалось; он со страстью и надеждой резко откинул одеяло... И Анна увидела: пустоту, но только извивающуюся. На постели ничего не было и в то же время эта пустота дергалась, притом очень сладострастно; от этого-то и шевелилось одеяло. Анне показалось, что Извицкий погано и понимающе улыбнулся этой пустоте. Что было дальше, непонятно, ибо в этот момент Анна стала просыпаться. Медленно возвращалась к себе. Отсутствие себя во время сна переносилось угрожающе тяжело, тяжелее любых фобий, особенно по последствиям; душа точно охолодилась.
Чуть опомнившись, она встала с постели. В окне была ночь. Звезды, мерцающие во тьме, вдруг заговорили и Анне почудилось, что это — ожившие, разбросанные по миру, голоса всех идиотов, тоскующих на земле..."
Почему обычно не получаются рассказы содержания?
Потому что авторы, разрабатывая центральную идею, (а любой рассказ содержания автор всегда начинает с разработки центральной идеи) останавливаются на полпути, не доходя до сути затеянных изысканий. Не сносят форму и содержание.
© Copyright:
Ььььь, 2022.
Другие статьи в литературном дневнике:
