Благодарю

Автора Прозы.ру Александра Ракова за то, что он открыл для меня поэта Вениамина Блаженного. Настоящее блаженство чувствую его стихов. Как-будто нашла кого-то очень близкого и дорогого.

***
Клюю, клюю, воробушек,
Господнее зерно.
А Бог рассыпал рядышком
И жемчуг, и янтарь.
Не надобно мне жемчуга –
Ведь я богат давно.
А чем богат воробушек?
А тем, что нищ, как встарь.

А чем богат воробушек?
А тем, что поутру
Он окунает в солнышко
Два лёгоньких крыла.
Зажжется ликование –
И запылать костру,
И утро – горы золота,
И вечер – серебра.

Но кто поймёт воробушка
Гонимого – тоску?
Горланит стая галочья:
«Воробушек, ты – вор!..»
Меня судили вороны
На старческом суку.
Мешал их долголетию
Мой маленький задор.

Не вор я, а воробушек,
Не вор я, а душа.
И смел – да не ко времени,
Бродяжка озорной…
Хотите, сяду голубем
На темя торгаша –
И выклюю из темени
Господнее зерно?..

Скачу себе по боженьку,
Как вы – по маету.
Неможется, недужится, -
А скачет воробей…
Как маковому зёрнышку,
Я радуюсь Христу
И, как глотку из лужицы,
Я радуюсь себе.
март 1965
***
Воробушек, воробушек,
Мороз ударил дробью.
Спасешься ли на веточке —
Иль рухнешь снежным комом?
Воробушек, воробушек,
Твое — мое здоровье
Висит на голой веточке, —
А мир зовется домом.

Давно я стал попутчиком
Бездомной малой твари,
И согреваюсь лучиком,
Когда со мною в паре
Собаки лохмоногие,
Пичужки одинокие...
— Ах, странники убогие,
Вы машете руками!...

Воробушек, воробушек,
Душа играет в теле,
Хоть с веточки на веточку,
А все же мы взлетели.
Я тоже вскинул ноженьки
И взмыл, как птенчик, в небо!
Я тоже видел Боженьку —
Он был как птица-лебедь!

Когда бы мог я, глупенький,
Затмить собою небо!
Когда бы мог я клювиком
Добыть Христова хлеба,
Христова, чудотворного —
И тем, кто жил, как дети,
И тем, кто чуда вздорного
Не ожидал на свете...
февраль 1966
***

Уже из смерти мать грозила пальцем:
Связался сын с бродягою-Христом
И стал, как он, беспамятным скитальцем,
Спит без семьи, ночует под кустом.
Что Бог ему? Зачем он так упрямо
Бил лбом о землю, каялся в грехах
И, как ребенок, умирая, «мама!» —
Выкрикивал меж вздохами свой страх?

От матери-кормилицы, от дома
Какая увела его тоска?
Тревогою звериною влекомый,
В каком он логе Бога отыскал?

Суров и дик, Господь-детоубийца
Бродил в бору, как черный атаман,
И смертью заволакивались лица
У тех, кто верил в божеский обман.

Добро бы Бог, а то — лесная нечисть…
Ах, у Христа и вправду нет стыда!
Он души пожирает человечьи,
Он мальчика сгубил мне навсегда.

О мальчик мой, у смертного порога
Не отвращай от матери лица!
Отринь, отринь безжалостного Бога,
Земного и Небесного лжеца!..

Прости мне, мать. Я был звездой без цели.
Зачем родится мертвая звезда?
Зачем тоскует мать у колыбели,
Где пялит бельма детские - беда?

Прости мне, мать, что не сберег я душу,
Что в поле не собрал ни колоска.
Достоинство приличествует мужу,
А я боялся лишнего куска.

Господь был сыт. Он жил в собачьей будке.
Жирел живот у песьего Христа.
Мне так хотелось ангельские руки
Под будкое в дремоте распластать!..

Но и земля не знала снисхождения.
И как тут страху детскому помочь?..
Прости мне, мать. Я проклял день рожденья,
Тот грешный день, когда повсюду ночь...

А чем был Бог так долго в будке занят, -
Не все ль равно?.. Он Бог - и вся тут речь.
Я видел мир незрячими глазами.
Незрячему не страшно в землю лечь.

Теперь лишь смерть я называю "мама".
Мне хорошо. Я сгину без следа -
Без снов, без муки Господа, без срама...

Я не вернусь из смерти
Никогда.

февраль-март 1967
***
Что же делать, коль мне не досталось от Господа-Бога
Ни кола, ни двора, коли стар я и сед, как труха,
И по торной земле как блаженный бреду босоного,
И сморкаю в ладошку кровавую душу стиха?

Что же делать, коль мне тяжела и котомка без хлеба
И не грешная мне примерещилась женская плоть,
А мерещится мне с чертовщиной потешною небо:
Он и скачет, и пляшет, и рожицы кажет — Господь.

Что же делать, коль я загляделся в овраги и в омут
И, как старого пса, приласкал притомившийся день,
Ну а к вам подхожу словно к погребу пороховому:
До чего же разит и враждой и бедой от людей!..

…Пусть устал я в пути, как убитая вёрстами лошадь,
Пусть похож я уже на свернувшийся жухлый плевок,
Пусть истёрли меня равнодушные ваши подошвы, —
Не жалейте меня: мне когда-то пригрезился Бог.

Не жалейте меня: я и сам никого не жалею,
Этим праведным мыслям меня обучила трава,
И когда я в овраге на голой земле околею,
Что же, — с Господом-Богом не страшно и околевать!..

Я на голой земле умираю, и стар и безгрешен,
И травинку жую не спеша, как пшеничный пирог…
… А как вспомню Его — до чего же Он всё же потешен:
Он и скачет, и пляшет, и рожицы кажет мне — Бог.
16-17 июля 1971
***
РОДОСЛОВНАЯ

Отец мой - Михл Айзенштадт - был всех глупей в местечке.
Он утверждал, что есть душа у волка и овечки.

Он утверждал, что есть душа у комара и мухи.
И не спеша он надевал потрепанные брюки.

Когда еврею в поле жаль подбитого галчонка,
Ему лавчонка не нужна, зачем ему лавчонка?..

И мой отец не торговал - не путал счета в сдаче...
Он черный хлеб свой добывал трудом рабочей клячи.

- О, эта черная страда бесценных хлебных крошек!..
...Отец стоит в углу двора и робко кормит кошек.

И незаметно он ногой выделывает танец.
И на него взирает гой*, веселый оборванец.

- "Ах, Мишка - "Михеле дер нар"** - какой же ты убогий!"
Отец имел особый дар быть избранным у Бога.

Отец имел во всех делах одну примету - совесть.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
...Вот так она и родилась, моя святая повесть.
9-10 сентябля 1964
__________________
* Русский
** - Мишка-дурачок

***
;Мертвая мама едет в карете.
Папа в парадном сидит сюртуке.
Мертвые дети, мы все еще дети
Где-то в забытом былом далеке.

Мертвая мама была поломойкой.
Был полоумным мой бедный отец...
Словно карающий меч Дамоклов,
Ропот погубленных мною сердец:

- Где же ты, сын наш?..
- Я здесь, на соломе,
Сын ваш - бродяга, тюремный жилец,
В непроницаемом каменном доме...
Так уж со мною случилось, отец.

Нет, злодеяния лишнего грузом
Я не умножил отцовых грехов...
Дом мой - безумье и я - его узник,
Узник безумных темничных стихов.

Мама, а где же забытые сказки?..
О, нехорошая ворожея,
Что же я вижу безликие маски?
Разве живыми не помню вас я?

Следом за вами - безумной побежкой,
Но, озаряя проклятьем лицо,
Вы исчезаете с дикой усмешкой
Диких, забывших меня, мертвецов!

Не возвратит меня в детство истома,
Мука предсмертная не возвратит...
Видно, навеки ушел я из дома,
Видно, заклятьем размыты пути.

Мертвая мама едет в карете.
Папа в парадном сидит сюртуке.
Братья умершие - всё еще дети,
Где-то и я еще жив вдалеке

8-9 марта 1968

***

* * *

Почему, когда птица лежит на пути моем мертвой,
Мне не жалкая птица, а мертвыми кажетесь вы,
Вы, сковавшие птицу сладчайшею в мире немотой,
Той немотой, что где-то на грани вселенской молвы?

Птица будет землей - вас отвергнет земля на рассвете,
Ибо только убийцы теряют на землю права,
И бессмертны лишь те, кто во всем неповинны, как дети,
Как чижи и стрижи, как бездомные эти слова.

Ибо только убийцы отвергнуты птицей и Богом.
Даже малый воробушек смерть ненавидит свою.
Кем же будете вы, что посмели в величье убогом
Навязать мирозданью постылое слово "убью"?

Как ненужную боль, ненавидит земля человека.
Птица будет землей - вы не будете в мире ничем.
Птица будет ручьем - и ручей захлебнется от бега,
И щеглиные крылья поднимет над пеной ручей.

...Где же крылья твои, о комок убиенного страха?
Кто же смертью посмел замахнуться на вольный простор?
На безгнездой земле умирает крылатая птаха.
Это я умираю и руки раскинул крестом.

Это я умираю, ничем высоты не тревожа.
Осеняется смертью размах моих тягостных крыл.
Ты поймешь, о Господь, по моей утихающей дрожи,
Как я землю любил, как я небо по-птичьи любил.

Не по вашей земле - я бродил по господнему лугу.
Как двенадцать апостолов, птицы взлетели с куста.
И шепнул мне Господь, как на ухо старинному другу,
Что поет моя мертвая птица на древе креста.

И шепнул мне Господь, чтобы боле не ведал я страха,
Чтобы божьей защитой считал я и гибель свою.
Не над гробом моим запоет исступленная птаха -
Исступленною птахой над гробом я сам запою!..

сентябрь 1967

***

* * *

Тоскую, тоскую, как будто на ветке кукую,
Как будто на лодке ушкую - тоскую, тоскую.
Тоскую по ветке, по лодке тоскую, по птице,
По жизни тоскую - приснившейся быль-небылице.

Тоскую, тоскую - я жил в шалаше камышовом,
Закаты и зори горели огнем кумачовым.
В лесу ночевал я, лежалой орешине веря,
Бок о бок с косматою шкурою хмурого зверя.

Бок о бок с душою - с медведицей дико-большою -
В лесу ночевал я; а вот я бреду отрешенно
По пыльной дороге - и кличу Христа на дороге,
И вяжут мне зори кровавыми путами ноги.

Христос о те поры бродил по дороге с сумою,
Да только побрезгал - чужим, неприкаянным - мною,
А дьявол легонько-легонько толкнул меня в плечи,
И вот я трещу в жерловине праматери-печи.

Исчез бы я вовсе, когда бы не тишь полевая,
Когда бы не пыль пылевая, не даль далевая!..
Из печи - вприпрыжку, что твой из пруда лягушонок...
"Ужо тебе, Боже! Опять побреду за душою..."

Избушка и мать-побирушка и кот на окошке.
Тоскую, тоскую, тоскую - тоскую о кошке.
О, вынь меня, зверь, из своей заколдованной шерсти,
Звериной тропой побредем-ка по полночи вместе.

Тоскую, тоскую - зачем я не малая птаха?
Я б - в бороду божью влетел, как разбойник, без страха, -
Да только зачем мне старик бородатый, седатый?..
Я лучше усядусь на гребень узорчатый хаты.

Тоскую, тоскую - о жизни, во мрак отошедшей.
Эй, где ты, лешиха, я твой залежавшийся леший,
Лежу на полатях и стар, и тверез, и недужен...
Давай-ка покружим, по старым лощинам покружим.

Тоскую, тоскую, душа не приемлет покоя.
Ах, что бы с тобою, душа, нам придумать такое?
- Плесни меня в душу Христову размашисто-жарко, -
А после об землю разбей покаянною чаркой!..

31 марта 1968

;Никогда не умел я творить над живыми расправу,
Даже мухи несносной святым мне казался удел,
Потому что и муха живет на земле по какому-то праву,
По какому живет беспощадное племя людей.

Потому что и муха живет в этой душной вселенной
Под немеркнущим взором Таинственного Паука,
И слабеет в паучьих тисках ее плач постепенно,
И последнего мига ее настигает тоска...

10 апреля 1978

СТИХИ УХОДА

Больше жизни любивший волшебную птицу - свободу,
Ту, которая мне примерещилась как-то во сне,
Одному научился я гордому шагу - уходу,
Ухожу, ухожу, не желайте хорошего мне.

Ухожу от бесед на желудок спокойный и сытый,
Где обширные плеши подсчитывают барыши...
Там, где каждый кивок осторожно и точно рассчитан,
Не страшит меня гром - шепоток ваш торгаший страшит.

Ухожу равнодушно от ваших возвышенных истин,
Корифеи искусства, мазурики средней руки,
Как похабный товар, продающие лиры и кисти,
У замызганных стоек считающие медяки.

Ухожу и от вас - продавщицы роскошного тела,
Мастерицы борщей и дарительницы услад,
На потребу мужей запустившие ревностно в дело
И капусту, и лук, и петрушку, и ляжки, и зад.

Ах, как вы дорожите подсчетом, почетом, покоем -
Скупердяи-юнцы и трясущиеся старички...
Я родился изгоем и прожил по-волчьи изгоем,
Ничего мне не надо из вашей поганой руки.

Не простит мне земля моей волчьей повадки сутулой,
Не простит мне гордыни домашний разбуженный скот...
Охромевшие версты меня загоняют под дула
И ружейный загон - мой последний из жизни уход.

Только ветер да воля моей верховодили долей,
Ни о чем не жалею - я жил, как хотелось душе,
Как дожди и как снег, я шатался с рассвета по полю,
Грозовые раскаты застряли в оврагах ушей.

Но не волк я, не зверь - никого я не тронул укусом;
Побродивший полвека по верстам и вехам судьбы,
Я собакам и кошкам казался дружком-Иисусом,
Каждой твари забитой я другом неназванным был.

...Если буду в раю и Господь мне покажется глупым,
Или слишком скупым, или, может, смешным стариком, -
Я, голодный как пес, откажусь и от райского супа -
Не такой это суп - этот рай - и Господь не такой!..

И уйду я из неба - престольного божьего града,
Как ушел от земли и как из дому как-то ушел...
Ухожу от всего... Ничего, ничего мне не надо...
Ах, как нищей душе на просторе вздохнуть хорошо!..

30-31 декабря 1972

БЛАЖЕННЫЙ

Боль выматывает понемногу, –
Не мужчиною в полном соку –
Стариком неприкаянным к Богу
Дотащу свою душу-тоску.

Дотащу её скудными днями
По сермяжной дороге скорбей,
По проезжей и по глухомани –
Дотащу, как суму, на себе...

“Помогите, родимые, что ли...”
Но родимые – ушлый народ –
Добавляли в суму мою боли
И чужих добавляли невзгод.

Кто-то выплюнул в душу окурок,
Кто-то выматерил ходока...
Старика с неказистой фигурой
Заприметит собачья тоска.

Я и пес – мы на божьем пороге
Поджимаем от страха зады...
Принесли мы с собою дороги
И осколок попутной звезды.

Вот мы, Господи, в муке исподней,
Не гони нас ни в ад ты, ни в рай,
Угости нас на кухне господней,
В дурака с нами в карты сыграй...

Не гляди, что мы худы, Владыка,
Что совсем неприглядны с лица, –
Шиты бисером мы, а не лыком –
Два юродивых – два хитреца...

Мы как птицы небесные жили,
Но у грешных учились уму:
Зуботычинами дорожили,
Собирали побои в суму...

Вот я – в язвах обугленных нищий,
Вот он – старый доверчивый пес...
Нет нас праведнее, нет нас чище,
На виду у тебя мы, Христос...

16 ноября 1980

***

; Не оттолкни меня в последний миг,
Кто б ни был ты - Господь или разбойник,
Я плачу, я к груди твоей приник,
Я прячу голову в твои ладони.

Не оттолкни меня, хочу с тобой
Пройти весь путь последний до предела,
Еще со мной тоска моя и боль,
Еще меня мое пытает тело.

Еще пытает тело, как палач,
Орудиями пыточными плоти,
А палача не растревожит плач,
Плач - то, что нужно при его работе.

В последний миг - Христос поколебал
Души своей незыблемую твердость,
И пот рукою вытирал со лба:
Нет, нелегко ступать в обитель мертвых!..

Кто б ни был ты - мой друг или мой враг
(Сейчас не время говорить об этом), -
Я на тебя равняю смертный шаг
И исповедуюсь пред целым светом.

В последний миг меня не оттолкни;
Я не один - за мною, как собаки,
Хромают искалеченные дни,
Им тоже страшно в непроглядном мраке.

14 декабря 1980


***
Мамочка, спичку зажгу я березовую,
Вспыхнет во мраке кусочек березы, -
Вот и увижу тебя я, бесслезную,
Вот и увижу тебя я сквозь слезы...

Ты почему притаилась на дереве,
Сына смущаешь невнятною речью?..
Мамочка, я ведь на то и надеялся,
Что непременно в лесу тебя встречу.

Ты не печалься, что стала пичужкою,
Что по земле ты бродить перестала...
Помню тебя я убогой старушкою, -
Ты трепыхалась воробушком малым!..

Птичка-старушка и птичка-воробушек,
Души умерших высоко взлетели,
Стал твоим гнездышком ветхонький гробушек, -
Мама, уютно в Господнем гнезде ли?..

20 ноября 1988

***
Этот медленный танец частиц мироздания,
Потерявших однажды судьбу,
Где танцуют с завязанными глазами -
Кто на воле, а кто и в гробу.

Этот танец танцуют, забыв все на свете -
И его никому не прервать,
Этот танец танцуют умершие дети -
Ах, как хочется им танцевать!..

Ах, как хочется им небывалого чуда -
Всем, кто выброшен из бытия,
Чья разбита надежда, и в сердце остуда
В бездорожье ушла колея...

И танцуют обломки, танцуют осколки
В ореоле изломанных рук,
И вступают собаки, и кошки, и волки
В заколдованный праздничный круг...

12 октября 1988


***

Отец, не надевай колпак шута
И не стреляй по воробъям из пушек,
Ведь в мире и букашек и скота
Давно твое известно благодушье.

Известно даже то, что воробей
Веселым обернулся скоморохом
И выстрелил однажды по тебе
Рассыпчатым смеющимся горохом.

Ты так был рад, несчастный мой отец,
Что над тобой потешится проказник, -
Он тоже мира праздного жилец,
Он тоже приглашен на смертный праздник.

14 июля 1988

***

>"Как скажет мама, так оно и будет".
Но кто же знал, что мама - праха горсточка
И только сын ее не позабудет:
"О, где ты, моя мама, моя звездочка?.."

Но кто же знал, что мама беззащитна,
Что только слезы - вся защита мамина,
Как у Христовой Матери Пречистой,
Что бродит моя мама неприкаянно.

А я ведь видел мать такой большою,
Такой большою, светлою, как облако,
Как если бы была она душою
И не имела будничного облика.

Она имела лишь суму и посох,
Брела бурьяном и брела оврагами,
И рылась неприкаянно в отбросах
С голодными господними собаками.

23 апреля 1988

***

>Это были и жены и девы в лохмотьях,
Это были подвижницы или богини,
И они презирали томление плоти,
И поэтому часто бродили нагими.

Становились похожими девы на ивы,
И брели в свою сумрачные кочевья,
И по-своему были бесполо-красивы,
Как красива трава и красивы деревья.

И садились на груди их божии птицы,
Как на маленькие золотые пригорки, -
Соловьи и чижи, и стрижи, и синицы, -
Щебетанье, и трели, и скороговорки...

Это были и девы, и птицы, и горы,
Это были кочующие деревья, -
И с небес доносились небесные хоры,
Старины позабытой сказанья-поверья...

Даже волк находил свое тихое место
Под укрытием гостеприимного крова,
И его осеняла ветвями невеста,
Простодушное древо - невеста Христова...

9 апреля 1987

***

Забыв, где север, и забыв, где юг,
Ушел мой брат в загробные селенья,
И если появляется он вдруг,
То в образе печального оленя.

Не узнаю родимые черты...
Уже не спутник и уже не мальчик.
Он в нимбе обреченной доброты
Слезами человеческими плачет...

О чем ты плачешь, бедный мой олень?..
О том ли, что, когда раздался выстрел,
Упал ты, свежей кровью заалев,
А нож охотника конец убыстрил?..

И Бог твоих убийц не наказал,
И не пришла суровая расплата,
И бродят неприкаянно глаза
Забытого загубленного брата.

20 марта 1987

***

Хватит места в моей конуре
И собаке, и кошке, и Богу,
Лишь бы сбыться счастливой поре,
Лишь бы все возвратились к порогу.

О Господь, на тебе облака,
Как какие-то белые ризы,
А собака хромает слегка -
И вы оба от холода сизы.

Вот и кошка бредет тяжело,
Как бродячая туча обиды...
(Вышла кошка гулять за село -
И все кости ее перебиты.)

Проходи, мой Господь, проходи,
Проходите, собака и кошка,
Всем вам место найдется в груди,
Есть и теплое ложе, и плошка.

Всех вас буду я здесь называть
Именами, привычными с детства,
И иззябшую шерсть целовать,
И молиться на ваше соседство.

2 марта 1987



>Будут звери и птицы меня вспоминать неустанно
И моими глазами на вас удивленно смотреть,
И, быть может, по смерти воробушком малым я стану,
Если вдруг посчастливится мне обмануть свою смерть.

И не знаю я участи лучшей, чем быть ротозеем -
Как прекрасен в расширенном взоре разброд бытия,
И когда так случится, что мне возвратят эту землю,
Я на ней отыщу свое прежнее вечное "я"...

Ничего, ничего не забыто: до мелочи каждой
Я припомню былое, припомню и боль, и восторг,
Когда выпорхнул в небо из рук материнских однажды,
И стоцветный шатер надо мною Господь распростер...

2 сентября 1986

***

>Мне бы только добраться до поля,
Дальше знаю дорогу я сам,
По которой несут свои боли
Одичавшие псы - небесам.

Одичавшие псы и старухи...
Одичавшие кошки вослед
Простирают косматые руки,
Каждой кошке две тысячи лет.

Видно, возраст страданья бессмертен, -
Где-то видел уже я, старик,
Изможденные личики эти,
Бессловесный пугал меня крик.

Все страдальцы - господние дети,
Только кто же нас всех различит,
Если столько несчастных на свете -
И в гробу даже мертвый кричит.

12 июня 1985

***

... А степная травинка останется мною,
Ей на свете уютно, да и надо немного:
Подставлять травянистую спинушку зною
И дышать благодатью июльского Бога.

И останется мной побирушка-букашка,
Что ютилась в траве и на поле и в роще;
На букашке, как прежде, худая сермяжка,
Я и сам одевался побирушника плоше.

Я и сам одевался в убогую ветошь -
Так меня мать-земля осторожно учила, -
Чтобы мне горемыкой скитаться по свету,
Чтобы смерть неприметного не различила.

И не надо на смерть обижаться, а надо
Пробираться тишком среди бедствий несметных,
Чтобы не потревожить недоброго взгляда -
И последний рубеж перейти незаметно...

24 сентября 1983 - 1985

***

>В незабвенном сиянье седин
Возникает, как пенье из храма...
И опять я с душой не один -
Между нами умершая мама.

Ах, она умирала не раз,
Но мой вздох воскрешал ее снова,
И живет она трепетом глаз
В обожании каждого слова.

- Мама, - так говорю я, когда
Так в гробу это хочется маме, -
И плывут между нами года
Разукрашенными кораблями.

И плывет ее праздничный гроб,
Потревожены вещие кости,
И целует меня она в лоб
На каком-то забытом погосте.

И я плачу в глухом забытьи,
Плачу горько и неудержимо, -
Никогда и нигде не найти
Той, которую звал я родимой.

Ах, я выдумал все корабли,
Ведь от мамы на свете осталась
Только горсть изнуренной земли -
И моя гробовая усталость...

13 марта 1985

***

>Как же ты постарела - во сне я узнал тебя еле,
И такая усталость, такая тоска в твоем лике!..
Сколько дней, сколько лет пронеслось в твоем маленьком
теле,
Если стало оно беззащитнее стебля былинки?..


Как же ты постарела - мне и за руку взять тебя страшно,
Разве это рука, если птица на ней обитает,
И ее на суку окликает другая протяжно -
Где-то зов одинокий томиться и медленно тает...

Как же ты постарела, лицо у тебя из забвенья,
Как могила в степи - и ковыльный серебряный волос,
И уже лишена ты и слуха земного, и зренья,
И скрипит, как деревья скрипят на морозе, твой голос...

Мама, старая мама, когда ты была молодою,
Я любил тебя видеть в простых незаношенных платьях,
И грядущие годы еще не грозились бедою, -
Эти годы тебя задушили в змеиных объятьях

18 сентября 1984

****
Я поверю, что мертвых хоронят, хоть это нелепо,
Я поверю, что жалкие кости истлеют во мгле,
Но глаза - голубые и карие отблески неба,
Разве можно поверить, что небо хоронят в земле?..

Было небо тех глаз грозовым или было безбурным,
Было радугой-небом или горемычным дождем, -
Но оно было небом, глазами, слезами - не урной,
И не верится мне, что я только на гибель рожден!..

...Я раскрою глаза из могильного темного склепа,
Ах, как дорог ей свет, как по небу душа извелась, -
И струится в глаза мои мертвые вечное небо,
И блуждает на небе огонь моих плачущих глаз...

30 августа 1981

***

Господи, скучно бродить за тобой с мертвецами;
Если запомнил Ты малых замученных сих, -
Ту, что приходит ко мне с бесприютными снами,
Кошку бродячую - кошку, Господь, воскреси!...

Я ли бродил по земле или кошка бродила -
Та же над нами горела на небе звезда,
Та же нас даль в неоглядную смерть уводила
И на земных перепутьях томила беда.

Были тревожными частые с кошкою встречи,
Словно друг другу мы свой поверяли рассказ, -
Так ей хотелось проникнуть в глаза человечьи,
Так мне хотелось проникнуть в тоску ее глаз...

...Господи, лапы кошачьи наполнены болью
И как по злобному лаю бредут по земле,
Но воскреси эту кошку своею любовью,
Малую искру в загробной распутай золе...

20 августа 1981

***

>Не слишком много места во вселенной -
Всего же меньше на родной Итаке -
Чтобы души, невинно убиенной,
Захоронить печальные останки.

К тому же у души дурной обычай -
Она остервенело прет из гроба,
Поскольку занята былым величьем
И, в общем, нетактичная особа...

"Усните", - говорю останкам плоти,
Душе умершей говорю: "Усни ты..."
В безжалостном земном круговороте
Нет и не будет для тебя защиты.

Усни старуха, хоть скрипя зубами...
Я знаю - ты одна на белом свете,
И что-то выговариваешь в яме,
И плачешь так, как плачут только дети.

Усни, старуха, девочка, простушка,
Ты в землю слишком глубоко зарыта...
Вселенная к обидам равнодушна
И что ей значит лишняя обида?..


И только тот, кто был когда-то распят
И сам враждою был исполосован,
Шепнет тебе, как Золушке из сказке
Случайное беспомощное слово...

21 июня 1981

***

Заступись за меня, собака,
Когда страшный свершится день
И Господь позовет из мрака
Череду моих грешных дел.

Заступись за меня, ворона,
С перебитым больным крылом...
Я тебе не желал урона,
Притащил чуть живую в дом.

Кошки чистые, как монашки,
Я хранил вас всегда в душе,
И мне было совсем не страшно,
Что загривки у вас в парше.

Твари божии, заступитесь,
Когда дрогнет в конце пути
Ваш заступник, ваш бедный витязь,
Ваш поверженный побратим.

23 мая 1981

***

>Еще я ребенком играю с домашнею кошкой,
Она добродушна и даже похожа на маму,
Еще я не знаю, что время стоит за окошком,
Что заступом роет оно неприметную яму.

И мама моя упадет в эту яму со вздохом -
Она-то ведь знала, какая тут кроется тайна,
И я собирать буду мертвую маму по крохам,
И вдруг я живою увижу ее неслучайно.

И это не вымысел даже и не сновиденье,
Она не из гроба, она не у грязной лохани,
Она, как комета, со мною идет на сближенье,
И вот я сгораю в ее неприметном дыханье...

Ведь "мать" - это слово, немыслимое в разговоре;
Мы все сиротеем и все постигаем с годами,,
Что матерью мы называли и радость, и горе,
И все, что на свете и было, и не было с нами...

6 апреля 1981

***

Мы встретимся, мама, на той вон исхоженной улице,
Куда ты так часто ступала стопою небесной,
И мы не обнимемся даже и не поцелуемся,
И мы обойдёмся с тобой без взаимных приветствий.

Но - «мама» шепну я — и вспыхнет жар-птицею дерево,
И как бы в упор на меня изольётся сиянье,
И мигом вернётся ко мне всё, что было потеряно, —
Потеряно всё, но осталось вот это свидание…

Ах, мама, меня ты коснулась ладошкой убогою,
Зачем же ты в смерть закатилась, как серый клубочек,
В какую-то даль, где лицо сторожит тебя богово,
Но все же тебя отличает от мертвых от прочих.

Но все же тебя выпускает из склепа подземного,
Чтоб ты спросила, как живы-здоровы соседи,
И сына увидела - спасшегося и блаженного:
Он тем и спасен, что тебя воскрешает из смерти.

...Как все изменилось и как все осталось по-прежнему -
И те же лачуги, и те же знакомые лица,
И я по задворкам веду тебя под руку бережно:
Ведь ты не жилица - и можешь в пути оступиться.

- Смелей, - говоришь ты, - теперь опасаться нам нечего;
Ты знаешь, мне Бог подарил залежалые крылья,
А ты, как и я, и земного коснулся, и вечного -
Мы где-то с тобою в соседстве загадочном были.

И я о тебе вспоминала, когда на бескормице
Лежала в гробу, как на жесткой тюремной кровати,
И думала, так ли сынок обо мне беспокоится,
Как я о своем неразумном и горьком дитяти...

15 августа 1980

***

>Все мне кажется, ждет меня кто-то
В отрешенной одежде глупца,
И за тем вон дремучим болтом
Я увижу и мать, и отца...

Стал отец мой бродить почему-то
По нехоженым диким местам,
И печали давнишняя смута,
Как усмешка, легла на уста.

Стал отец мой чуждаться живущих,
Позабыл про мирское добро,
Стал собратом таких неимущих,
Чья одежда - лишь саван да гроб.

Стал отец мой бродить по обрывам -
И отца я увидел в бреду:
Он сидел на обочине мира
И в тростинку без устали дул...

Тот, кто был в отрешенной одежде,
Равнодушно листал мои сны:
Мать меня упрекала, как прежде,
За безмерность какой-то вины.

Я себя пересилю упрямо,
Стану мальчиком лет шести,
Но прости меня, мамочка-мама,
Сумасшедшего сына прости...

Меня мать укоряла ревниво,
Но, когда растерялись слова,
Оказалось, что мать моя - ива,
А под ивой - могила-трава.

И глупец - он повел меня дальше,
Через сын, через топь, через гать,
И ступал я, умерший, на марше
На чужих журавлиных ногах...

22 июля 1980


ДОМ

Прийти домой, чтоб запереть слезу
В какой-то необъятный сундучище,
Где все свои обиды прячет нищий,
А письма к Богу - где-то там внизу...

Да, есть и у меня на свете дом,
Его сработали мне стаи птичьи,
И даже жук работал топором,
И приседал на лапы по-мужичьи.

Прийти домой и так сказать слезе:
- Вот мы одни в заброшенной лачуге,
И всех моих Господь прибрал друзей,
Убил котенка, смял крыло пичуге...

Но я не сетую и не ропщу,
Ведь мертвые меня не забывали,
И проходили парами, как в зале,
Не обходилось даже без причуд...

И я даю вам адрес на земле:
Мой дом везде, где нищему ночевка,
У птицы недобитой на крыле
Он машет Богу детскою ручонкой...

Мой дом везде, где побывала боль,
Где даже мошка мертвая кричала
Разнузданному Господу: - Доколь?..
...Но Бог-палач все начинал сначала.

***

Дивен Господь был, меня на земле истязавший так долго.
Все, что я видел, такою мне было отрадой,
Что никогда не роптал я душою на Бога,
Только бы с гневом Господним ютиться мне рядом.

Только бы видеть, как голубь - согбенная птаха -
Господа кормит своею повинною кровью
И как темнеет у Бога от крови рубаха:
Сыт он и пьян, утолен голубиной любовью...

23 мая 1980

СОЛЬ
Мне кажется, всю жизнь жевал я соль...
Не выходя из простодушной роли
Я сдабривал свой день кусками боли
И боль алмазно называлась - соль.

Мне кажется, что глыбой ледяной
Я стал и сам - мои мерцают грани
Разгневанною тайною страданий, -
Ведь стала соль таинственная - мной...

6 ноября 1979

* * *
Туда, в толпу теней родных…
А.Пушкин

«Туда, в толпу теней родных…» -
И снова мёртвые мне зримы,
Не надышался я на них,
Не насмотрелся на родимых.
Отец о чём-то говорит,
А может быть, он что-то пишет
На чешуе лесной коры –
И лес слова его колышет…

И почему я видел мать
В обличье кошки на помойке?
Или сошла она с ума
От стужи, голода и порки, -
Да Бог порол её кнутом
За то, что грешница, для сына
Она на пиршестве земном
Кусок нечаянно стащила.

Нет, не она – стащил отец,
Хотя он вовсе вором не был,
Но он читал на нём, как жрец,
Что предначертано мне небом,
И промолчал, о чём прочёл,
Хотя давно привычен к бедам, -
Сынок в дурдоме дурачком
В углу скучает за клозетом.

Господь, ты сжёг меня дотла,
И пусть мой пепел топчут люди,
Но мать моя – она была,
Отец – он был, и есть, и будет, -
Они тревожат мои сны,
Они по-прежнему любимы…
«Туда, в толпу теней родных», -
Туда мой путь необратимый…

28 сентября 1979

***

Моя бедная мать, моя горькая в поле осина,
Как томишь ты меня, как дорога к тебе далека!..
Я приду и умру, пожалей непутевого сына,
Как на тонких ветвях, на твоих я поникну руках.

Моя бедная мать, моя белая чайка на взморье,
Как ты кличешь меня, как ты плачешь, носясь над волной!..
Унесло меня вдаль, укачало волной на просторе,
Уплывает волной то, что было до гибели мной.

Моя бедная мать, помешавшаяся голубка,
Не кружись надо мною, не засти крылом своим даль...
В гробовую рубаху меня завязала разлука,
Не распутать узла и не встретить тебя никогда...

декабрь 1972



Дм.Мережковскому

Что за страшная ночь: мертвяки да рогатые черти...
Зашвырнут на рога да и в ад прямиком понесут...
Ох, и прав был монах - приучить себя надобно к смерти...
Переполнила скверна земная скудельный сосуд...

Третьи сутки во рту ни зерна, ни росинки; однако
Был великий соблазн, аж колючий по телу озноб...
Предлагал чернослив сатана, искуситель, собака!..
Да еще уверял, что знакомый приходский де поп!..

Я попа-то приходского помню, каков он мужчина,
Убелен сединою, неспешен, хотя и нестар...
А у этого - вон: загорелась от гнева личина,
Изо рта повалил в потолок желтопламенный пар.

А потом обернулся в лохматого пса и залаял!
Я стоял на коленях, крестился резвей и резвей:
- Упаси мя, Господь, от соблазна, раба Николая!..
- Сбереги мою душу, отец мой духовный, Матвей!..

... А когда прохрипели часы окаянные полночь,
Накренился вдруг пол и поплыл на манер корабля,
Завопила вокруг ненасытная адская сволочь,
Стало небо пылать, зашаталась твердыня-земля.

Я стоял, как философ Хома: ни живой и ни мертвый...
Ну как веки поднимет и взором пронзит меня Вий?..
А потом поглядел в потолок: чьи-то руки простерты,
Чьи-то длани сошли, оградили в господней любви...

Третьи сутки пощусь... Третьи сутки во рту ни росинки...
Почему мне под утро пригрезилась старая мать?..
Помолись обо мне, не жалей материнской слезинки...
Сочинял твой сынок, сочинял, да и спятил с ума...

6-7 октября 1972

***

Душа моя, душа! –
Медведицей ли шалой
Бредёшь, леса круша,
На пестике ль цветка пчелой сидишь усталой,
Медовостью дыша.

А может – может быть зеваешь на окошке
И лапкой моешь рот,
Божественная тварь, задумчивая кошка,
Вся хорошея от зевот.

Душа моя, душа! –
Снуя по паутине
Прилежным паучком, –
Что ткёшь ты мне, душа, из вздора и святыни,
Вещаешь мне о чём?

Застывшая в очах апостола-оленя,
В смешенье лет и зим, –
Громоздкой ли стопой ступаешь в отдаленьи,
Таишься ли вблизи?

Душа моя, душа! –
Хоть капелькою в море
Пребудь – пребудь навек.
Я так хочу живым остаться в этом мире,
Случайный человек.

Я так хочу живым остаться в каждом миге,
В кузнечике, во ржи,
В букашке, в колоске на опустевшей риге –
Во всём, пока я жив.

Я жить хочу лишь миг, я жить хочу лишь вечность,
Прощаться и грешить…
– О, как оно шумит – таинственное вече
Моей живой души!..

8 – 12 июня 1972

***

Боже, как хочется жить!.. Даже малым мышонком
Жил бы я век и слезами кропил свою норку
И разрывал на груди от восторга свою рубашонку,
И осторожно жевал прошлогоднюю корку.

Боже, как хочется жить даже жалкой букашкой!
Может, забытое солнце букашкой зовется?
Нет у букашки рубашки, душа нараспашку,
Солнце горит, и букашка садится на солнце.

Боже, роди не букашкой - роди меня мошкой!
Как бы мне мошкою вольно в просторе леталось!
Дай погулять мне по свету еще хоть немножко,
Дай погулять мне по свету хоть самую малость.

Боже, когда уж не мошкою, - блошкою, тлёю
Божьего мира хочу я чуть слышно касаться,
Чтоб никогда не расстаться с родимой землею,
С домом зеленым моим никогда не расстаться...

май 1972

***

Казалось ему, что он жив после смерти -
Какие-то птицы летели над гробом,
Но птицы исчезли в мерцающем свете,
А гроб оказался огромным сугробом.

Зачем это бабочка вьется над снегом?..
Как трепетен взмах ее крылышек легких,
Но будет сугроб ее вечным ночлегом,
А сон растворится в скитаньях далеких.

И вот он себя узнаёт в пилигриме, -
Столетняя пыль на плаще пилигрима...
Бывал ли он в Мекке? Бывал ли он в Риме?
Бывал ли в предгорьях Иерусалима?

И кто же он все--таки - сон или птица,,
И как это странно, и как это чудно,
Что бродит по свету во снах небылица,
А мертвый давно уже спит беспробудно...

10 июня 1987

***

Как я и думал, Бог совсем не злобен,
Его оклеветали кошкодавы.
А Бог бродяжке-вечности подобен
И собственной стыдится грешной славы.

Я видел Бога не в старинном храме,
Он был в каком-то старом зипунишке,
Когда он говорил о чем-то маме
И вслушивался в вещее затишье.

Он весь был слух и весь был сновиденье.
Таким отца я видел ненароком,
Когда, преобразившись на мгновенье,
Он мальчику и впрямь казался Богом.

9 июля 1986

***

Все равно я приду к вам однажды -
То ли волк забредет на крыльцо,
То ли ворон охрипнет от жажды
И недоброе каркнет словцо.

То ли полночь приблизится к окнам
И воззрится на вас без стыда, -
Не моя ли во мраке намокла
И стекает дождем борода?..

Ну а чаще - бродячим котенком
Лицезреть буду вас с высоты, -
Я повешен был вами ребенком
И мой трупик еще не остыл.

Разуверяясь в блаженстве и в Боге
И не смысля ни вем ни аза
На проклятое племя двуногих
Буду пялить из мрака глаза.

10 июля 1985

***

Хочу попрощаться с моими смертями
В преддверье благого конца:
Вот эта вот - смерть незабвенная мамы,
А эта - бедняги-отца.

Две смерти стоят у меня за плечами,
Как два исполинских креста
И с каждого, руки раскинув, прощанье
Свои отверзает уста...

И брат порешил себя милостью божьей,
Сволок свое тело на крюк...
А сколько собак и замученных кошек -
Горящий и праведный круг!..

Собаки сгорают на небе кусками
Своих окровавленных тел,
И кошки летят, как горящие камни,
Мяуча про страшный удел...

И вот я стою в ожидании смерти -
Пожаром объятый овин -
И вот я шепчу, что когда-то на свете
Я назван был Вениамин.

А Вениамин - это "в муках рожденный", -
На муки рожденный, стою,
Уже и умерший, уже и сожженный, -
У смерти на самом краю...

12 марта 1985

***

Дети, умирающие в детстве,
Умирают в образе зайчат
И они, как в бубен, в поднебесье
Маленькими ручками стучат.

«Господи, на нас не видно раны
И плетей на нас не виден след...
Подари нам в небе барабаны,
Будем барабанить на весь свет.

Мы сумели умереть до срока -
Обмануть сумели палачей...
Добрести сумели мы до Бога
Раньше дыма газовых печей.

Мы сумели обмануть напасти,
Нас навеки в небо занесло...
И ни в чьей уже на свете власти
Причинять нам горести и зло".

26 октября 1984

Айзенштадт - это город австрийский,
И мне думать об этом занятно:
Может быть, продают в нем сосиски,
Может, слушают музыку Гайдна.

Может быть, в этом городе следом
За маэстро прославленным Гайдном
Проживал незаметный мой предок -
И судьбе был за то благодарен.

С отрешенною робкой улыбкой
И доверчивыми глазами
Проходил он неспешно со скрипкой -
И прислушивался к мирозданью.

И играл он в каком-то трактире,
Но, однако, он знал непреложно,
Что и я буду жить в этом мире
И печальную песню продолжу.

9 сентября 1984

***

Не плачьте обо мне, собаки, люди, кошки,
Уже я не приду из сумрачной травы,
Уже я не живой, - но есть досада горше, -
Есть участь быть живым – и обижать живых.

О, нет, я не хотел обидеть самой малой
Букашки – ведь она какая-то родня
Тому, кто в этот мир, бездомный и усталый,
Пришел на склоне лет, пришел на склоне дня.


Пришел на склоне вех, пришел к концу событий,-
Ах, как моя душа по жизни извелась.
Но ветхие нас всех связали с жизнью нити,
Лишь дунет ветерок – и нить оборвалась.

30 июня 1984

***

Не говорите обо мне живом,
Уже я где-то в вечности вдали,
Уже я посетил тот скорбный дом,
Где вход задернут пологом земли...

Я видел то, что недоступно вам,
Стоял один у роковой черты,
За мною по пятам брела молва
Загробной исполинской немоты.

И я теперь не человек, а тлен,
И я забыл свое земное "я",
И я тягчайшем бременем согбен,
Вселенским бременем небытия.

17 мая 1984

***

Спрятав слезы в скомканном платочке
И окружена сплошною тьмой,
Мама примостилась в уголочке,
Пишет мне загробное письмо.

Пишет в ликовании и спешке:
- Мальчик мой, я жить согласна здесь,
Только бы дошла ко мне, ослепшей,
О твоем благополучье весть.

Я в аду осваиваюсь робко,
Поселилась в сумрачном углу,
Бесы на меня шипят "жидовка",
Извергают всякую хулу.

Но удел мой избран добровольно
И сама я поселилась в ад,
Пусть уже одной мне будет больно,
Был бы добрым твой открытый взгляд.

Да, Господь меня карает строго,
Но ему сказала я в упор,
Что тебя любила больше Бога -
И идти готова под топор...

14 апреля 1983

***

Боже, Боже, разве я не ангел!
Разве не мои это глаза?
Из печали и небесной влаги,
Где так робко светится слеза.

Разве не мои это запястья
Со слезами узника тюрьмы?
Разве не был побирушник счастлив,
Странствуя дорогами сумы.

Все, что видел иступленный взор мой,
Становилось чем-то неземным.
Становилось таинством нагорным,
Вековечным чем-то и иным.

Путники, хромавшие в бессилье,
Изнывающие от потуг.
У меня одалживали крылья,
Возносились духом в высоту.

Даже мертвым вечным нищебродом,
Чьи глаза ушли в такую даль,
Говорил я что-то мимоходом,
Что могло утешить их печаль.

5 февраля 1987

***

Скоро, скоро войду я в тот дом безоконный,
Где кончаются все испытанья на свете
И где светит в углу мне святая икона —
Это мать мне глазами умершими светит.

Ты, меня защитить не сумевшая в мире,
Где сама ты брела под конвоем страданья,
Защити меня в этой обители сирой,
Защити от последнего воспоминанья:

Я врагов своих вижу, о чем-то кричащих,
И я вижу, как ружья готовят убийцы,
И лежу я оленем подстреленным чаще,
Где хотел я испить родниковой водицы...

1 марта 1983

***

Мне приснилось, что в рубище рваном
Я бреду - и скитаться устал, -
И прислала мне с ангелом мама
Из загробья - икону Христа...

Мать не зря мне прислала икону,
Показался и ангел мне вдруг
До щемящей истомы знакомым
И лицом, и смятением рук...

Это добрый отец мой с усмешкой
Преподнес мне икону в пути,
Чтобы я на распутье не мешкал,
Чтобы смог до спасенья дойти...

Он сказал мне: - Сынок мой, немного
Потерпи - есть такой уговор,
И прими деревянного Бога,
Я в пути его тер рукавом...

Почему-то я стал почтальоном
Со служебным наличием крыл, -
А Господь - Он к тебе благосклонен -
И об этом мне сам говорил...

18 ноября 1981

БЛАЖЕННЫЙ
Я могу быть доставлен в музей
Где я буду свой облик донашивать, -
Человек при корявой слезе,
Как Суворов при шпаге фельдмаршала.

Или, вызвав знакомый конвой,
Можно сбыть меня в Дом Сумасшествия, -
Хоть ты плачь в этом доме, хоть вой -
Доживешь до второго пришествия.

Но хотел бы я все же уйти
В бесприютную даль непогожую, -
Ночевать под ометом в пути,
Накрываться в овине рогожею...

...Жил да был на земле человек
С христорадной душою бесстыжею, -
Он слезами свой маялся век,
Как с мужицким горбом или грыжею.

11 августа 1981

***

Пора, пора и нам туда, где постояльцы
Сидят лицом к лицу, как птицы на лугу,
И на сухих губах сухие держат пальцы —
Ни звука, мой дружок, ни звука, ни гугу...

Ни звука, ни гугу - сейчас Господь свои нам
Покажет чудеса, пошлет благую весть,
И мы ее почтем полетом воробьиным,
Полет наш невысок и нас рассеет смерть.

Она нас разошлет по всем земным пределам
И возвестит о нас на стогнах и в глуши:
То, что звалось душой и прежде было телом,
Вернулось в высоту свершившейся души.

15 марта 1990

***

Мама, расскажи мне по порядку,
Как в раю встречал тебя Христос,
И на лбу твоем поправил прядку
Старческих неряшливых волос.

Был ли он таким, каким и прежде,
Когда звал нас в вечность за собой,
И в какой он ждал тебя одежде,
В белой или в светло-голубой?..

Мама, я и сам все это вижу -
Он стоит, Господь, как белый храм,
Он, кто всех нам душ родимых ближе,
Кто однажды повинился нам:

- Я забыл в раю о вас когда-то,
Вы уж не сердитесь на меня,
Вспомнил - и опять душа крылата:
Есть и у Спасителя родня...

Вот они бредут по мирозданью,
Мира беспредельного жильцы,
Маленькие, с кроткими глазами,
Словно беззащитные птенцы...

Вот они - в отрепье и величье
По земной ступают колее,
Но ведь в каждом нищем что-то птичье,
Каждый нищий - небо на земле.

3 апреля 1990

***

Опять я нарушил какую-то заповедь Божью,
Иначе бы я не молился вечерней звезде,
Иначе бы мне не пришлось с неприкаянной дрожью
Бродить по безлюдью, скитаться неведомо где.

Опять я в душе не услышал Господнее слово,
Господнее слово меня обошло стороной,
И я в глухоту и в безмолвие слепо закован,
Всевышняя милость сегодня побрезгала мной.

Господь, Твое имя наполнило воздухом детство
И крест Твой вселенский — моих утоление плеч,
И мне никуда от Твоих откровений не деться,
И даже в молчаньи слышна Твоя вещая речь.

16 марта 1990

***

Не осталось собак в этом сумрачном городе
И бродячие кошки взирают с опаской:
Не пора ль в неприступные крепости гор уйти -
От угрозы уйти и недоброй огласки?..

Не пора ли уйти за цыганской кибиткою
По следам осторожной всезнающей кошки?..
А в кибитке котята, еще не убитые,
Безмятежно почесываются в лукошке.

И откуда им знать, что громами всевластными
Над земною судьбою нахмурились грозы,
Что висят эти грозы над снами и сказками, -
Даже малых котят не минуют угрозы...

Ведь и слезы защита совсем некудышняя,
Не убавиться в сердце тоски и тревоги, -
Сколько пролил я слез, ожидая Всевышнего,
А Господь по сухой обошел их дороге...

14 апреля 1990

***

Пора, пора и мне зажечь свечу во мраке
Из давней немоты полузабытых лет.
Воскреснут, оробев, и кошки, и собаки,
И лишь моя душа соблазну скажет: "Нет".

Зачем мне воскресать для горя и обиды,
Для новой суеты, для новых похорон?
Мне хорошо в своей безвестности забытой,
Не знает сам Господь, какой мне снится сон.

Мне хорошо дышать в соломинку забвенья.
Соломинка плывет: то здесь она, то там.
И сколько я живу - столетья ли, мгновенья,
И жив я или нет - Господь не знает сам.

17 марта 1990

***

Вот я сижу на ступеньках крыльца,
Мальчик встревоженный и бледнолицый,
Я ожидаю прихода отца,
Должен откуда-то он появиться.

Должен отец появиться в свой срок,
Мне на ладони ладонь его ляжет...
Если в пути задержал его Бог,
Мне и об этом отец мой расскажет.

С Богом беседуют он неспроста...
Я замечаю: отец мой все чаще
Шепчет сладчайшее имя Христа...
Люди кивают тревожно: - Пропащий...

Это они говорят об отце...
Что они скажут, когда без опаски
Он подойдет к ним в терновом венце?..
Это ведь быль, а не глупые сказки.

Это ведь Бога завещанный дар,
Это ведь вечности дар несравненный, -
Все потому, что он "Михеле-нар",
Все потому, что отец мой блаженный.

5 мая 1990

***

Оставьте мне слезу. Я обряжу дикарку
В тоску свою и смерть, а может быть, ее
Приклею я к свечи случайному огарку,
Чтобы облечься ей в иное бытие.

Оставьте мне слезу сиротскую мою же,
Не прячьте от меня алмаз моих обид,
Я, как пучок звезды, ее поймаю в луже, -
Слезу мою, мой бред, мой потаенный стыд...

Оставьте мне слезу. Она всего лишь капля
Земного бытия, где над водою тишь
И, ногу подогнув, стоит в раздумье цапля,
И ловит ветерка дыхание камыш...

2 августа 1990

***

Отец признался мне, что был когда-то
Господним псом - лохматым добрым псом,
Но минуло то время без возврата -
Он стал моим безропотным отцом.

Но минуло то время и, однако,
Обласканный господнею рукой,
По-прежнему он добрая собака -
Его не спутаешь ни с чьей другой.

Не спутаешь его с ордой двуногой,
И если это так, то и меня
Приручит он к тропинкам и дорогам,
К мерцанью ночи и восходу дня.

Ведь мы не просто по дорогам рыщем
И терпим столько несусветных бед...
Мы Господа и днем и ночью ищем, -
Куда Его девался светлый след?

Куда Его девался добрый запах,
В какую даль бредет Он не спеша?..
- Но сколько, сколько боли в наших лапах
И как болит от радости душа!..

28 мая 1990

***
И все-таки обжив свое лукошко,
Как это и положено во гробе,
Я вспомню, как меня любила кошка, -
Привязан был и я к ее особе.

Я вспомню, как меня любили птахи
И пролетали надо мной безгрешно,
И каждая была в своей рубахе,
А я в своей, с заплатою потешной.

Не знаю, кем казался я пичугам,
Молчал и заяц о сердечных встречах,
Но каждой божьей твари был я другом...
Таким я был - беспечный человече.

Таким я был - счастливым и бездомным
И кланялся собакам и старухам
И потому земли могильной комья
Ложились на меня легчайшим пухом.

27 июня 1991

***
Боже мой, Боже мой, сколько их, кошек,
Сколько бездомных собак,
Сколько у Господа нищих дорожек,
Старых и робких бродяг:

Сколько у Господа мертвых младенцев,
Полуживых матерей:
Боже мой, Боже, куда же мне деться?..
(Сколько гонимых зверей:)

Боже мой, Боже, на посохе ветхом -
Пыль окаянная, прах,
Но зацветёт он, как вешняя ветка,
Будет мой посох в цветах.

Господи, душу мою узнаёшь ли -
Этот трепещущий луч?..
Я избегал их, безбожных и дошлых,
Был по-другому везуч...

Был я везуч по особому счёту.
Я окрылен неспроста:
Я сопричастен большому полёту -
В стае орлиной Христа.

18 мая 1992

***
Родная, матушка утишит боль,
Утишит боль и скажет так: - Сынок,
Уйдем с тобой в небесную юдоль,
Сплетем в лугах Спасителю венок.

Венок прекрасен, а Спаситель сир,
Он кончил с мирозданием игру,
Он покорил Господним словом мир,
Теперь Он зябнет, стоя на ветру.

- Спаситель, наш венок из сорных трав,
И знаем мы, что он Тебе к лицу
И Ты, как нищий, праведен и прав,
Угоден Ты и небу, и Творцу.

Стоишь Ты на печальном рубеже,
Отвергнут миром и для всех чужой,
Но это Ты велел своей душе
Быть миром, и свободой, и душой.

29 ноября 1991

***

* * *

Уже я так стар, что меня узнают на кладбище
Какие-то ветхие птицы времён Иоанна,
Уже я не просто прохожий, а нищий – тот нищий,
Что имя своё забывает в бреду постоянно.

И вправду: Иван я, Степан я, Демьян ли, Абрам ли –
Не так уж и трудно забыть своё прошлое имя,
Когда я себя потерял за лесами-горами,
Забыл, где я нищенствовал – в Костроме или в Риме.

Забыл, где я жил – то ли жил я на облаке, то ли
В дремучем лесу ночевал я в забытой берлоге,
И сладко дышалось разбуженным запахом воли,
Когда разминал я в ходьбе занемевшие ноги.

...Так стар я, так стар, что меня узнают на дороге
Какие-то тени, мелькая зловеще-пугливо,
Не бесы они, и, однако, они и не боги –
Они существа из какого-то древнего мифа...

Но смотрит бродяжка-воробышек молодо-зорко,
И малые птицы на светлые нимбы похожи,
И тайным огнём поутру загорается зорька,
А значит, и я не старик, а беспечный прохожий.

16 января 1992

***

Как пошла моя мать ковылять по судьбе -
И от горя ее на ветру закачало...
- Вот тебе, - говорит ей Господь, - вот тебе,
Вот тебе твой умерший сынок для начала...

Твой умерший сынок не молчит - голосит
И дырявит божбой материнские уши...
- Вот тебе, - говорит ей Господь, - на Руси
Твоя доля, удел твой постылый старушечий...

Что же мать отвечает?.. - Господь-лиходей,
Берегись материнских бессильных проклятий...
Сколько в сердце мое вколотил ты гвоздей,
Что хватило бы их на десяток распятий...

А еще моя мать говорит: - Господин,
Господин-Иисусе, мой пастырь сладчайший,
Чем еще мне, старухе, тебе угодить,
Сокрушай мою душу бедою почаще

15 октября 1991

***

И это будет путь торжественный и яркий,
И это будет путь смертей и похорон,
И поднесет земля ненужные подарки:
Увядшие цветы и карканье ворон.

И это будет путь куда-то в неизвестность,
В какую-то страну чудес и небылиц,
В какую-то совсем неведомую местность,
Где детские глаза огромней детских лиц.

И это будет путь шутов и скоморохов,
Ведь надобно во тьме кому-то и плясать,
И надобно суметь уйти от слез и вздохов,
И что-то и в себе, и в прочих развязать...

И это не секрет - у смерти есть любимцы
С двусмысленным лицом ненужного лица,
И вот они бредут, цари - самоубийцы,
И каждый, кто погиб, уже лишен венца...

И вот они бредут в своей замирной сути,
На тысячи личин свое лицо дробя, -
У каждого в руке подрагивает прутик, -
Им надобно в пути подхлестывать себя...

1989 - 14 ноября 1991

***
Все дальше от меня Господь среброголовый,
Мой праведный оплот, моя любовь и суть,
Бредет он по пути евангельского слова,
Я сам его в былом направил в дальний путь.

Я сам его в былом в обличии пророка
Направил в эту даль безжалостных дорог,
Чтобы скитался он в забвенье одиноком
И знал один лишь он, что есть на свете Бог...

9 ноября 1991

***

Пускай моя душа с сумой бредет по свету,
Пускай она в пути шалеет от тоски:
- Подайте, мужики крещеные, поэту,
Беру я серебро, беру и медяки.

Беру я куличи, беру и оплеухи,
Беру у зверя шерсть, помет беру у птах...
Подайте, мужики, свихнувшемуся в Духе,
Зане меня в пути одолевает страх.

Но нет, не мужики пойдут за мною следом,
Крещен он или нет, мужик - мужик и есть,
Я трижды поклонюсь своим всесветным бедам,
Мне, смерду, одному такая в мире честь.

Один, один лишь я стоял под грозным небом,
Устав от суеты и горестных погонь,
И то, что в слепоте вы называли хлебом,
В худых моих руках клубилось, как огонь...

13 декабря 1991

***

- Господь, - возопил я во мраке вселенском, -
Могуч Ты и славен вовеки,
А я к Тебе с дудкой пришел деревенской,
С лицом обожженным калеки.

На мне бытия пересохшая глина
Бугрится и ходит кусками, -
Узнай же и Ты первозданного сына,
Я слеплен Твоими руками...

Твоими руками я слеплен нелепо,
Но в этой юдоли угрюмой
Даны мне земля и попутное небо,
И отрока тихие думы.

И странный мотив затаен в моей дудке,
Она то смеется, то плачет, -
И вижу я луг, где цветут незабудки,
И я на лугу этом мальчик...

Неведомый мальчик - радетель коровий -
На дудке играет пастушьей,
Но мальчик иной, Иисусовой крови
Глядит сквозь его простодушье...

1991 - 27 мая 1992

***

Ангел, мой ангел, слезой изукрашенный,
Словно ребенка волшебною кистью,
Больше меня ни о чем не расспрашивай,
Я пролетаю спасенною высью.

Горе мое – ты и радость нетленная,
Брат мой, в судьбе первородного слова.
Мы разминулись одной вселенною
И во вселенной мы встретились снова.

В небе цветешь ты как божие деревце,
Я же путем пролетаю безвестным.
Не на что больше мне в мире надеяться –
Жду и надеюсь на встречу с чудесным...

8 января 1992

***

Меня учила мышь мышиному веселью
И правилам своей монашеской игры,
Когда я навещал ее сырую келью,
Где свалены в углу умершие миры.

Меня учила мышь неслышному согласью
С ничтожною своей мышиною судьбой,
А также немоте - такому полногласью,
Когда лишь не дыша становишься собой.

Прислушайся к себе - и вдруг ты станешь мышью,
И станешь мурашом, и станешь трын-травой,
Меня учила мышь загробному затишью,
Когда уже душе не страшно быть живой.

21 марта 1992

***

Я увидел себя в этом робком котенке,
Заслонившемся лапкой озябшей от стужи,
В этом словно бы и старике и ребенке, -
И со мной говорили все робкие души.

И со мной говорили все те, у которых
Опустели глаза перед вечной разлукой
И былая надежда померкла во взорах -
Эти взоры теперь стали вечною мукой.

О котенок, глаза твои стали глазами
Всех замученных, стали глазами всей боли,
Затаившейся в грозных углах мирозданья -
О, доколе, Господь, эта мука - доколе?..

О, доколе себя загораживать сиро
И ловить дождевую слезинку на лапку,
И томиться безумьем жестокого мира.
Где палач мастерит для котенка удавку?..

12 июня 1992

***

Мама снова расскажет мне сказку о Боге,
А Господь свою сказку расскажет маме,
И тогда-то душой вострепещет убогий, -
Я умру, осчастливлен благими дарами.

Я умру в восхищенье, что Богово имя,
Сопричастное самому раннему детству,
Стало днями моими и снами моими,
И близ Бога сияла звезда по соседству.

Это мама сияла таинственным светом
И наполнила небо своим ликованьем,
И господь вездесущий - Он знал и об этом,
Знал о новой звезде с ее робким сияньем...

15 июля 1992

***

Ты по краю вселенной пройдешь осторожно,
Словно все еще длится земная игра,
И тебя мне окликнуть по-прежнему можно,
И сказать, что на землю вернуться пора.

Но пройдешь ты не так, как проходят живые,
Слишком легок твой шаг в этой скорбной тиши,
Где порою зарницы снуют грозовые,
Словно это мгновенные лица души.

Сколько лиц у души - разве знал ты об этом?..
Это лица младенцев и тех мертвецов,
Что мерцают каким-то таинственным светом,
Это лица каких-то замирых гонцов.

Ты пройдешь, словно кем-то ты изгнан из рая
И опять за собой возвращаешься в рай,
На ходу, на лету неприметно сгорая,
Наподобие птичьих мерцающих стай...

4 июля 1992

***

Отец мой! Твой бел бездыханный висок
И холод течет по виску,
А ты мне в ладони ссыпаешь песок, -
Зачем же мне столько песку?..

Песок драгоценный из горестных ям,
Песок из зарытых ларцов...
Отец мой, поверь моим скудным слезам:
Я не забывал мертвецов.

Я сам уходил в эту землю не раз,
Доверясь загробному сну...
Я сам укрывался от вражеских глаз
В тяжелый песок, в глубину.

Отец мой, ладони мои тяжелы, -
Ужели ты будешь века
Меня зарывать, как исчадие мглы,
В бессчетные глыбы песка?..

1 октября 1988

***

Это был человек, отрешенный от мира,
Это был человек, отрешенный от Бога,
Набегала слеза на глаза его сиро,
Уводила в недобрые дали дорога.

По дорогам бродили понурые звери, -
Знали все, что лишен он земной благодати,
Знали все, что его отлучили от веры,
Что над ним загораются звезды проклятий.

Эти звезды во тьме зажигались зловеще,
Зажигались и гасли, как искры пожара,
Он и сам был звездою, однажды сгоревшей,
Только слабая искорка где-то дрожала.

Где-то в теле дрожала, в душе и во вздохе, -
Нет, он все-таки был человеком счастливым,
Подбирал он господние жалкие крохи,
Был в согласье с судьбою и слыл юродивым.

4 марта 1990
***

Вот печаль с ядовитой головкою кобры
Назначает поэту ночное свиданье,
И я властью ее околдован недоброй,
Изумрудных очей нестерпимо сиянье.

И вращается роза на шее лебяжьей -
Эта роза двуглаза (цветок преисподней),
И цветок этот был всех соблазнов на страже,
И когда-то был ревностью проклят господней.

Вот печаль извивается гибкой змеею,
Исполняя какой-то мучительный танец,
И меня обдает вожделеньем и зноем,
И лицо заливает недужный румянец.

...Я забыл, что гремучие змеи опасны,
Я забыл, что они на Горгону похожи,
Но зеленые очи так дико-прекрасны
И зеленый огонь пробегает по коже...

6 марта 1990

***
То ли это Господь заглянул в мою душеньку,
то ли это котенок стучит по ней лапкою,-
но легко мне бродить по простору бездушному,
и смеяться легко мне, легко мне и плакать.

зависая над пропастью, грозною бездною,
зависая слезами над прежнею мукой,-
я шепчу:-Столько видел я в жизни чудесного,
Был потешен Господь, а котенок мяукал.

даже в самые-самые дни мои страшные
окружали гурьбой меня ангелочки,
и глядел я на личики их бесшабашные,
сочинял пресвятые дурацкие строчки.

...Так и хочется мне в своей дикой беспечности
оказаться от Бога всего в полушаге
и увидеть себя просиявшего в вечности,
словно стертый пятак в кулаке попрошайки!...

***

Вот и вышла из смерти неслышно монашенка-кошка,
Та, что в келье-клетушке несет монастырскую службу...
На груди у нее не простое - святое лукошко, -
Собирает она милосердье людское и дружбу.

И мою она душу берет в осторожные лапки,
И обнюхивает, шевеля осторожно ушами,
И, о чем-то мяуча, куда-то по тропке, по травке
Убегает она, и вприпрыжку бежит небесами.

Может, Господу Богу мою она душу покажет,
Просветленное личико лапкой-слюною омоет,
И стоять будет чутко она у Престола на страже,
Пока будет Господь любоваться бродяжкою мною.

Я из братии меньшей, из самых, из самых убогих,
Не имел я ни дома, ни дыма, одни лишь заплаты,
Но зато я прослыл чудодеем у четвероногих,
Но зато прикасался руками к полету пернатых.

Ибо слово мое полыхало в устах, как зарница,
Ибо слово мое было словом о Боге и вере -
И поэтому слово крылатое видела птица,
И поэтому слову внимали доверчиво звери.

8 октября 1984

***

Когда я говорю «Господь»,
выходит кошка на дорогу
и на меня глядит с тоской:
она молиться хочет Богу.

Но как об этом ей сказать
и может ли молиться кошка?..
Её бездомные глаза
горят печально и тревожно.

О кошка, трепетная плоть,
к чему раздумья и гаданья, —
ведь ради нас с тобой Господь
терпел и муки и страданья.

Он видел, страждущий с креста,
меня — в заношенной рубахе,
тебя — до кончика хвоста
насторожившуюся в страхе.

И сотни кошек и собак,
и сотни нищих и убогих,
и всех, на ком Господень знак, —
Кто жил не в сытости, а в Боге.

Кто жил всегда настороже,
к закланью смертному готовый,
и помнил, что в его душе
вершится таинство Голгофы.

13 октября 1984

***


И не то, чтобы я высотой заколдован от гроба —
Знаю, мне, как и всем, суждено на земле умереть,
Но и смертью я Господом буду помечен особо
И, быть может, умру я не весь, а всего лишь на треть.

Только руки умрут, только руки — приметы бессилья,
Что с бескрылою долей моею навеки сжились,
Но зато вместо рук из ключиц моих вырастут крылья —
Вот тогда-то меня не отвергнет вселенская высь...

Только высь! Только высь! Я о выси мечтал, как о небе,
Я о небе мечтал, как о Боге, — и вот высота
Заприметила мой одинокий скитальческий жребий, —
Где-то птицею стала земная моя суета...

14 июля 1983

***

Меня изматывают постепенно,
Преследуя, как дичь свою охотник,
карательные органы вселенной:
Господь и сонмы ангелов Господних...

Пренебрегая прочим мирозданьем
И весь во власти буйного азарта,
Господь мне уделил свое вниманье -
Дремучее вниманье динозавра...

А ангелы! их перья, словно пики,
На мне мгновенно оставляют раны,
И тешат эту свору мои крики,
И всё кругом, как в сказке, окаянно...

И дело близится к такой развязке,
Что настигает ужас даже Бога,
И всё рассеивается, как в сказке, -
И остается труп на поле боя...

12 августа 1983

***

Я не вовсе ушел, я оставил вам небо в наследие,
Столько неба, что можно лопатою, выйдя во двор,
Или даже метлою сгребать мои тысячелетия,
Как сгребают угрюмые дворники мусорный сор.

Я не вовсе ушел, я оставил вам душу вселенскую, -
Вот и кошка на свалке, а вот и отверженный пес -
Это мой побратим под луною сидит деревенскою,
Весь из жалкого воя, из лая, из смерзшихся слез.

Я не вовсе ушел, я оставил себя в каждом облике -
Вот и недруг, и друг, и прохожий ночной человек -
Все во мне, всюду я - на погосте, на свалке, на облаке,
Я ушел в небеса - и с живыми остался навек...

15 ноября 1983

***

Тот, кто ангелом стал, был когда-то гонимым изгоем,
Тем, кого на земле год за годом враждой извели,
И торопится Богу свои показать он побои:
- Погляди-ка, Господь, на недобрую память земли...

Погляди-ка, Господь, как меня избивали во имя
Бога, Духа и Сына (еще поминали и мать):
Я хожу в синяках и подтеках, как ряженый в гриме,
И совсем не секрет, что давно уже спятил с ума...

Отличи же меня от крылатой заливистой своры,
Знать, не зря про меня говорили: бродяга и вор,
Ибо горе и вправду горит, как шапчонка на воре,
Я и вправду тот вор, что похитил всемирный позор...

19 января 1984

***

Господь, слезу мою не урони,
Она теперь - единственный мой дар
Тебе, чей обезглавит мои дни
Расчетливый таинственный удар.

Слезу мою, горевшую внизу,
В юдоли, как евангельский костер,
Не урони - и наг я, и разут,
И руки на Голгофе распростер.

В слезе моей так много горьких слез,
Слеза моя - всех страждущих стезя, -
И вечный расступается хаос,
И светятся Распятье и слеза.

24 января 1984

***

Я столько пролил слез, что в море этом страшном
Все хляби взбаламутились души,
И моет в нем отец нательную рубашку -
Плывут по мутным волнам вши.

Я счастлив, что таким его запомнил с детства,
Что в полудикой нищете
Он мне напоминал какого-то индейца, -
И сам я был из тех детей,

Кто рано входит в мир с обветренною кожей,
В отрепье жалком сорванца, -
И знает, что его настигнет кара Божья,
Когда он вдруг возропщет на отца...

Я не роптал, о, нет, но видел почему-то
В царевой мантии отца, -
Казалось мне, пройдет еще одна минута,
И все увидят, что он Царь...

4 марта 1984

***

Прощаемся с землёй мы не на смертном ложе,
Где затмевает взор безмолвье тусклой мглой, -
Нет, прежде чем врасплох в могилу нас положат,
Мы горечью души прощаемся с землей...

Прощаемся с землей, простив ее измены,
Прощаемся в слезах, простив земную ложь, -
Увы, нам предстоят такие перемены,
Где в пасмурном гробу костей не соберешь...

Так где же у души ее опора сути
И почему ее так немощна броня?..
Она, как мотылек, живет в одной минуте
И знает, что сгорит в неистовстве огня.

"Душа моя, душа", - так я вещал когда-то,
С тех пор она сто раз свою меняла плоть,
И дьявол истязал ее в преддверье ада,
И исцелял в раю рукой своей Господь...

...Прощание с землей - всего лишь ожиданье,
Не знаю я, кого я встречу на тропе,
Где впереди меня пойдет мое дыханье,
Как нищий, как его скитальческий напев...

Но, кто бы ни ступал стезе моей навстречу,
Я больше не страшась загробной темноты,
Напутствие Христа в его услышу речи
И различу во тьме заветные черты...

14 марта 1984

***

Никуда не уйти мне от смерти,
Даже если меня обласкают
Восковыми улыбками - дети,
Обреченные стать стариками.

Даже если старик непутевый
Под случайной дорожной сосной
Угостит меня чашей Христовой
Из моих же несбывшихся снов.

Даже если, со мною прощаясь,
Медлят те, что ушли чередой,
И блаженную жизнь обещают
За таинственно-смутной чертой.

Но ведь есть и другие приметы:
Ненадежен отеческий кров
И со смертью ночные беседы
Леденят мою скудную кровь.

Есть приметы могильного тлена,
Заколдованный вечности круг:
Человек умирает мгновенно
И роняет всю землю из рук.

...Словно кто-то над нами на страже
С непокрытой стоит головой.
Дай Бог память вспомнить себя же,
Когда час твой пробьет роковой

31 октября 1982

***

Умер мой мальчик, истаял слезой,
Умер, не вынес житейской жестокости...
Чей же услышал он родственный зов,
Кто протянул ему руку из пропасти?

Руку ему протянула сама
Смертушка: - Мальчик, предвечное чадушко,
Я провожу тебя в те терема,
Где ненаглядная ждет тебя ладушка...

Рот перекошен у ней до ушей,
Очи ослепли, трясется головушка...
Что же не молвишь душе ты своей,
Мальчик умерший, хорошее словушко?..

Или покинув земную юдоль,
Душу мечтал ты увидеть невестою?..
Вот что с душой твоей сделала боль,
Долгие муки и долгие бедствия.

10 мая 1984

***

Как же так?.. Словно дым, развеваемый в клочья,
Стали вы уходящими вдаль парусами,
И гляжу на могилы я в ужасе молча:
Есть кресты и надгробья, - но где же вы сами?..

Как же так?.. Неужели из бренного тела
Не могли вы похитить сердечный комочек,
И горящей звездою в ночи его сделать,
И уйти от забвенья, от бездны, от ночи?..

Если есть в умирающем сердце отвага,
Если рядом душа чья-то близкая дышит, -
Как же так, не суметь даже сделать и шага,
Не разбить кулаком гробовое затишье?..

...Я по смерти пойду за загробными днями,
Я ступлю на большак, на большую дорогу,
И пускай она стала теперь небесами,
Занесу и туда я упрямую ногу.

27 июля 1984

***

...А слова мои были такими словами,
Что достаточно было сказать лишь полслова
И звезда загоралась в груди моей мамы -
Снова светом загробным светить мне готова.

А слова мои были словами такими,
Что и Бог бормотал с искупительным вздохом:
Никогда, мол, меня, никогда не покинет,
Будет рядом со мной, когда будет мне плохо.

А слова мои были словами на диво:
Вынимал из замызганного лукошка
И слюною размешивал их юродивый -
Ожидала кормежки базарная кошка.

А слова мои были словами соблазна,
Пролетали жар-птицей, паря над горами,
И горели оранжево и ярко-красно,
И внезапно в своем же сияньи сгорали...

28 июля 1984

***

Не зовите стихами мои исступленные строчки,
Ведь стихи сочиняют поэты в домашней тиши,
Я же руки просунул сквозь прутья своей одиночки
И зову вас на помощь великою болью души.

Но напрасно кажусь я вам мучеником и героем,
Оглянитесь, о люди, - до самого края земли
Обреченные кошки проходят задумчивым строем
И у каждой на шее обрывок веревки-петли.

Этот строй замыкают собачьи покорные своры,
Застилает глаза им предсмертный томительный мрак,
И за ними с веселой усмешкой идут живодеры,
И стреляют из ружей в уже полумертвых собак.

6 августа 1984

*

Не один из вас, други, мной
Был и сыт, и пьян...
М. Цветаева

...И покуда земля не потонет в небесной пучине,
Нескончаемым воплем Господнюю рать оглушив,
Будет вечная слава царице бездомной - Марине,
Потому что Марина - простор бесконечный души.
Потому что Марина - царица бродяжьего чина,
И за нею поэтов спешат окаянные дни...
Да святится твое чудотворное имя, Марина,
Да горит над тобою и петля, как праведный нимб!..

12-15 марта 1975

***

Когда я говорю «Цветаева», я плачу,
Как будто это я воскрес на третий день
Поведать о ее блаженной неудаче,
О первенстве ее и о ее беде...

О нищенстве хочу поведать я особо:
Не многим привелось быть нищими в глуши.
Переступить порог некрашеного гроба,
А после раздавать сокровища души.

Не знаю почему, но мнится мне Марина
То в образе босой бродяжки на заре,
То спутницей Христа у стен Иерусалима,
А то хромающей собакой во дворе.

Когда я говорю «Цветаева», мне больно,
Как будто это я отнял последний грош
У той, что всю себя раздала добровольно,
Раздала всю себя от сердца до подошв.

Когда я говорю «Цветаева», полмира
Бредет за мной толпой и нищих и собак —
Как горько мне дышать душой твоей, Марина,
Как будто мать и гроб на плачущих губах.

29 июня 1980

***

Вот женщина - она встревожена,
Что мужичонка захудалый
Не воздает ей как положено,
А ей нужны дворцы и залы,
И лесть и грубая и тонкая,
И даже царская корона,
Чтоб утверждать над мужичонкою
Свою гордыню непреклонно.

Вот женщина - она купается
И не таит своей отваги,
И все ей, грешнице, прощается,
Она ведь тоже вся из влаги, -
Текуче лоно плодоносное,
Текучи груди - два потока,
И все течет, и все уносится,
И все прекрасно и жестоко...

Вот женщина; она страдалица,
И в глуби глаз ее бездонных
Христос блуждающий рождается,
И о скорбящих помнит женах.
Томимы буднями и страхами,
По всем Европам и Россиям
Бредут истошные монахини
В святое верят воскресенье...

Вот женщина - она доверчиво
Стоит, как вечности порука...
Вселенная ведь тоже женщина
И, стало быть, ее подруга.
Она расчесывает волосы
И вся трепещет, как мембрана,
И вся, как вечность и как молодость,
Творит и гибнет неустанно.


20 августа 1979

***

Пожалейте и тех, кто лишился однажды рассудка,
кто в недоброй тиши слышит сердца обрывистый стук
и — в ладони лицом — прячет голову робко от стука
и жуёт, как окурок, в темничном окошке звезду

Я и сам, притаясь, слышал в сердце недоброе что-то,
Словно ветром буран сквозь разбитые ребра прошел,
Словно мощной рукою судьба постучала в ворота,
Где я жил - не тужил со своей одинокой душой.

Ах, как сердце стучит!.. Можно голову спрятать в ладони
И жевать, как окурок, в темничном окошке звезду,
Но все громче и громче обрывистый топот погони
И срывает затворы сухой беспорядочный стук...

Выхожу на простор, где огромным Мамаевым станом
Натянула беда свой татарский изогнутый лук,
Где разбойные клики слышны за рассветным туманом -
И в клокочущем горле сжимаю рукою стрелу...

23 сентября 1973

***
Все равнодушно проходили мимо,
Все скрылись за порогом гробовым...
Прошла и та, кого я звал любимой,
Прошла и та, кем был я нелюбим.

Прошел отец с каким-то робким жестом,
Прошла и мать - немного позади -
Туда, в страну запретного блаженства,
Откуда не вернулся ни один.

Прошел поэт, меня назвавший "мальчик",
Пройду и я по следу, по стопам.
Ведь только как кумир мой - не иначе -
Ведь только так всегда я поступал.

Пройду и я в долину увяданья,
Пройду один, не разгадав судьбы...
Я был у Бога первенцем страданья
Последышем у матери я был.

Какой-то свет, обещанный мне с детства,
Сиял столпом библейским впереди...
И я прошел один - дорогой бедствий,
И встретил смерть безгрешную - один.

март 1972

ИЗНАЧАЛЬНОЕ

Это были цари или были холопы,
Это были какого-то времени звенья,
Но круты и незримы подземные тропы,
И во мраке цари обретали забвенье.

Это были князья или были изгои,
Был их век и мгновенен и горестно-долго:
По утрам занимались кровавые зори,
Ввечеру опускались закаты, как полог.

Это были русалки с хвостами из пены,
Под луною мерцали днепровские кручи,
И замученный голос висел над вселенной,
И брели Туретчины темные тучи.

Проходили мятежные толпы с крестами,
И во мраке горели жестокие очи,
Озарялись округи ночными кострами,
На кострах колдуны завывали по-волчьи.

И колдунью пытали в глухом подземелье,
И была она обликом юная дева,
Но варила она приворотное зелье,
Вырывалось греховное пламя из чрева.

На помостах расхаживали вороны,
По державному важны, чуть-чуть неуклюжи, -
И в закатных лучах их горели короны,
Отражали их клювы кровавые лужи...

11 апреля 1985

***

Помилосердствуй, смерть: цветок сорви на поле,
А хочешь - колосок на хлебной ниве срежь,
Но не ступай с косой по человечьей боли
И сердце не тарань - смертельна эта брешь.

Помилосердствуй, смерть: еще вчера котенок
Молил тебя простить ему невольный грех,
Что так он хочет жить, что он почти ребенок,
Что он среди живых беспомощнее всех.

Помилосердствуй, смерть: довольно тех, кто следом
Ступает за тобой - кто в урне, кто в гробу:
Новорожденный труп вчера был домоседом,
А нынче под землей обрел свою судьбу...

Помилосердствуй, смерть: на лбу моем морщины,
И череп безволос, и множество примет,
Что я ни жив ни мертв, - и все же до кончины
Тебе я пригожусь, присяжный твой поэт...

Помилосердствуй, смерть: давай с тобою выйдем,
Как дети на лужок, на звездную межу,
И никого в пути безгрешном не обидим,
И за предел земной тебя я провожу...

5 марта 1981

***

Безветрие в мои да внидет паруса.
Я больше не пловец. Я плавал много суток,
Я плавал много лет - и слышал голоса
И духов, и сирен - и потерял рассудок...

Меня переполнял простор летящих волн,
Как будто синева играла в чет и нечет...
Я по морским валам перебегал, как волк,
Чтобы мой парус шторм не опалил картечью.

Но знал я и тогда, что есть такой залив,
Где паруса висят, как старческие руки,
И только синий свет мерещится вдали,
Неизреченный свет скитанья и разлуки.

15 июня 1983

***

Есть тот, кто ничего не понимает –
Ребёнок или зверь, – и только он
Вселенную душою обнимает,
И только он свободен и умён.

Его не мучит грешное соседство
Двусмысленных поборников ума.
Он бродит по тропе, где только детство,
Где детства золотая кутерьма.

И если есть у зверя ум, так это
Союз природы с детскою душой.
В нём что-то от небрежности поэта.
В нём что-то от повадки нагишом.

И если есть у зверя размышленье –
Оно не обвиненье никому,
А маленькое светопреставленье,
Роенье снов, приснившихся ему...

И потому его минуют боли,
Что он с землёй и травами знаком
И лижет хвост – и шествует на воле –
И лижет мир шершавым языком...

февраль 1972

МЕЛЬНИЦА

Мельница

Вертится, вертится чертова мельница:
Все переменится, все перемелется.
Все превратится в бессмертное, вечное.
Станет соловушкой мука сердечная.
Песнею горькой зальется соловушка
И разорвет свое смертное горлышко.

Вертится, вертится чертова мельница:
Все переменится, все перемелется...
Сколько дорог исходил я безропотно,
Стал стариком я - душе со мной хлопотно:
То ли в дыру меня спрятать могильную,
То ли зарыть меня в дрему ковыльную?..

Мельница чертова вертится, вертится.
Все же во что-то душе еще верится.
Тени родные исчезли, куда же вы?..
Сгину я вовсе на свете без вашего
Смертного голоса, облика смертного,
Сгину в кружении сброда несметного...

Вертится, вертится мельница Богова.
Мир не забудет меня, одинокого.
Лаптем свое я вычерпывал хлебово,
Где перемешано чертово с Боговым.
Я откупился от черта недешево,
Не отступился от помысла Божьего...

Мельница вертится - Богова, чертова.
Имя мое - не мое, а бессчетное.
Я на земле поселил свои области.
Я на земле поселил свои горести.
Царство стихов основал самозванное...
... Люди, простите меня, окаянного.

Вертится мельница - мельница мамина.
Сердце - родимою болью измаяно.
Мать говорит мне: «Куда же ты, маленький,
В стужу такую - без шапки и валенок?
Ты подкрепился бы лучше лепешкою,
Да не водился с собакой и кошкою...»

Вертится мельница, вертится мельница...
Мир - никуда от меня он не денется.
Я и за гробом однажды найду его.
Вот он - зверинец дедушки Дурова.
Звери двуногие, четвероногие,
Люди свирепые, люди убогие...

Вертится мельница безостановочно.
Вертится брат мой в петле веревочной.
Вертятся встречи, предтечи, прощания.
Вертимся все мы, планетой вращаемы -
Вниз головою и вверх головою,
Пылью космическою, мировою...

Но и в бреду бытия беспросветного
Есть у меня моя тропка заветная...
Рядом со мною и мать, и безвестные
Звери - скитальцы мои бессловесные...
Кошка свой хвост распушила, лохматая,
Словно дымок над родительской хатою...

15-19 мая 1981

***

Мне приснился мальчишеский Витебск,
Я по городу гордо шагал,
Словно мог меня в Витебске видеть
Мой земляк сумасшедший – Шагал.

У Шагала и краски и кисти,
И у красок доверчивый смех,
И такие веселые мысли,
Что земля закипает, как грех.

Бродят ангелов смутных улыбки,
Разноцветные крылья у кляч,
И наяривает на скрипке,
И висит над домами скрипач.

И Шагал опьянен от удачи,
Он клянется, что внешний мой вид
На какой-то свой холст присобачит,
Только лик мой слегка исказит.

И прибавит и блажи и сажи,
Своим тайным огнем опаля, -
И я буду похож на себя же,
И на всех дорогих витеблян…

12 января 1983 г - 5 июля 1984

***

Вот и стал я прощаться и с пешим, и с конным,
Вот и стал я прощаться и с полем, и с лугом,
Даже с кошкой простился нижайшим поклоном,
Даже птицам промолвил: "Прощайте, пичуги..."

Неоглядна земля и так долго прощанье,
Мне ведь надо проститься еще с мурашами,
Мне ведь надо проститься еще с камышами, -
Но с душою своею прощусь я вначале...

О душа, обошел я с тобою полсвета
И еще наш не кончен скитальческий жребий, -
И пребудет не вечным прощание это,
И с тобою мы сызнова встретимся в небе...

19 апреля 1988

***

Были зайцы и лисы в дозоре.
И готовились волки к прыжку,
Когда я им принес свое горе,
Человека – бродяги тоску.

Опечалились звери лесные,
Замерцали глаза из-под век,
И сидел, подвывая я с ними,
Невезучий в миру человек.

Говорила седая волчица –
И ходили худые бока:
«Это может со всяким случиться,
Ведь и зверю знакома тоска».

Осторожною лапой касаясь
Бесприютной моей седины,
Мне тревожно рассказывал заяц
Про свои невеселые сны…

Утихали душевные грозы,
Я сидел под вечерним кустом, -
И лисица сочувственно слезы
Утирала пушистым хвостом.

15 декабря 1985

***

Это не мне говорит он, а вам:
"Будьте же к мертвому великодушны
И безразличным поверьте словам
Тех, кто в младенчестве вами задушен...

Мы не успели набить животы
Снедью земною и звездною снедью,
Бросили нас вы в века темноты
И приучили младенцев к бессмертью.

Как хорошо было нам на земле,
Матушке с батюшкой били поклоны,
Но хорошо и в кладбищенской мгле,
Мы за себя наконец-то спокойны...

Больше не надо бояться пинка
Пьяного дяди с железной игрушкой...
Только вот ночью такая тоска,
Рады и Богу с его колотушкой.

Рады жуку и букашке в траве,
Их не успел ваш обуглить Освенцим...
Божии твари снуют в синеве,
В небе, как звезды, летают младенцы"

12 февраля 1989

***

Этих старческих бредней - не трогайте!..
Я ведь знаю, что вам нипочем
Утопить все чудачества в гоготе
И по крови пройтись - палачом.

Эти бредни в игрушечных платьицах
Бесконечный ведут хоровод,
И порою от счастья им плачется,
А порой веселится народ.

Эти бредни я долго вынашивал
И держал в стороне от людей,
Чтобы их ни о чем не расспрашивал
Сатана или Бог-лиходей.

Чтобы им в своей скудости бедственной
Не хотелось злаченых колец,
Чтобы их только нищий приветствовал
И приветствовал кот - удалец.

Чтобы кот поразмыслил по-совести,
Как спасти и зверей, и мышей,
И не гнал их в злодейские пропасти
Генеральскою лапой - взашей...

25 ноября 1987

***

Я помню имена всех кошек и собак,
В пути моем земном светивших мне когда-то
Как будто есть у них фонарики во лбах –
Их зажигал Господь, их зажигала святость.

Я помню, как меня сопровождал Полкан,
И лапки не спеша передвигала кошка,
Теперь они ушли куда-то в облака,
Без спутников моих мне стало так тревожно…

Теперь меня в пути ударит муравей,
И жаба, осерчав, меня утопит в луже, –
Не скрыться от беды, не скрыться от людей,
И с каждым Божьим днем все горше мне, все хуже...

23 сентября 1987

***

Есть у меня страна, в которую все время
Могу я улететь, как ведьма на метле.
Да только жаль, что "смерть" она зовется всеми, -
И мне ее, как всем, назвать велели смерть...

Есть у меня страна, которую с проклятьем
Готовы мы смешать на торжище земном,
В ней женщины бредут, сменив на саван платье,
Мужчины в ней бредут в камзоле костяном.

Есть дальняя страна, которая так близко,
Что часто я во сне бываю там в гостях:
В ней брат мой и отец в обличье василиска,
А матушка иглой сшивает свой костяк.

В ней женщина живет, которую когда-то
Любил я лицезреть нагою, как судьбу,
На ней еще горят отметины разврата,
Но вот уж столько лет, как спит она в гробу.

Есть у меня страна, где кошка и собака
Грустят, не совладав с замирною слезой,
Они боятся слез, они боятся мрака
И плачут потому, что мир наш груб и зол.

Есть у меня страна, где схоронил я детство,
Есть у меня страна негаснущего дня,
Где Бог и голубок достались мне в наследство, -
Они все время ждут умершего меня...

3 ноября 1981

***

Теперь, когда померк мой свет нерукотворный,
Я изредка в сарай спускаюсь со свечой,
И освещает луч то полумрак тлетворный,
То что-то, что живет-топорщится еще...

Котенок ли с душой непризнанного принца
Ступает по своей непризнанной беде,
Иль мышь в своем лугу стыдливо копошится -
Монахиня, чей благ и девственен удел...

Сарай или подвал - как я люблю рутинный
Старинный ваш уклад, где я и раб, и жрец,
И маска на лицо ложится паутины,
Как будто я уже бесчувственный мертвец.

Бестрепетной рукой я прикасаюсь к тлену -
Полуистлевших дней разорванной парче...
Так это вот и есть сокровища вселенной, -
А там, во тьме могил, и вовсе их не счесть!..

3 февраля 1984

***

Ах, какие слова мне она говорила,
Становилась счастливой любая минута,
А потом мои ноги слезами омыла
И ушла от меня в пустоту почему-то.

Почему-то пришлись по душе ей те скалы,
Чьи теснились вершины в пустыне безвестной,
И она погружалась душою усталой
В синеву высоты и бездонные бездны.

Но скитанья ее уходили следами
В глубину моих дум о ее совершенстве,
И не мог я ночами не думать о маме,
О дарованном мне бесконечном блаженстве.

Это было блаженство исполненной муки,
Это было блаженство любви разделенной, -
Я во сне целовал ее бледные руки
И они мне казались руками Мадонны.

17 декабря 1992


***

Ничего о себе мне Господь не сказал,
Был мой взгляд и печален, и дик,
Но искал я на небе святые глаза
И искал я святой Его лик.

И покуда о Боге скорбел я душой,
Мне откликнулся кто-то живой:
- Я нашел, - закричал он в траве, - я нашел,
Вот он, Бог, - над моей головой.

То ли это кузнечик подпрыгнул в зенит,
То ли был мне архангельский глас,
Но увидел я в блеске мгновенных зарниц
Ликование Божеских глаз...

12 января 1993

***

Мне казалось всегда, что Господь где-то рядом –
Вот его я окликну взволнованным голосом,
Вот я с ним обменяюсь восторженным взглядом,
Зацвету в его взоре налившимся колосом.

Мне казалось всегда - и не только казалось, -
Что Господь у моих пребывает истоков,
Что внушаю ему я надежду и жалость,
Что в соседстве с Творцом я один из немногих.

И что только котенок имел это право -
Быть повсюду хозяином собственной воли,
Ибо там, где котенок, и трон, и держава,
И повсюду сидит он на райском престоле.

8 апреля 1993

***

Это буду не я, это будут лоскутья молитвы.
Или крылья птенца, или легкий полет мотылька.
И еще будут все мои мысли травой перевиты,
Как травой перевиты побежки букашки, жука.

И лоскутья молитвы за пазуху ангел припрячет,
А потом развернет их на небе – сей свиток святой:
"Вот, Господь, посмотри, как живая душа его плачет!
Это тот, кто без Бога остался в миру сиротой".

5 августа 1993

***

Я буду двести лет брести к тебе навстречу,
И сто, и двести лет все также прямиком,
И если я в пути однажды Бога встречу,
Скажу, что недосуг болтать со стариком...

Мне не о чем, Господь, в пути с тобой судачить,
Ступай-ка от меня, мой старческий дружок,
Ведь где-то ждет меня отчаявшийся мальчик,
Над буйной головой трепещет голубок...

Все где-то ждет меня моя былая доля...
О мальчик, все кругом считают барыши,
А я с тобой давно развеял ветер в поле,
Вот так мы и живем с тобой - две души...

"Душа" я говорю, а это слово ветер,
И ветер и душа блуждают наугад,
И ничего душе не надобно на свете -
Шагать бы и шагать куда глаза глядят...

1991 - 19 сентября 1993

***
Я напрасно молил о спасенье…
На мои бесконечные вопли
Отзывались лишь кошки в России,
А потом эти кошки издохли.

Уцелевшая старая кошка,
Я гляжу на помойную свалку,
Где и я пировал так роскошно
И обнюхивал мертвую галку.

…Был и я в этом мире не лишним,
Потому-то и верил я сказкам,
Потому-то и был я всевышним
По-особому как-то обласкан.

Так ласкают детей обреченных
Сердобольные пальцы монахинь,
И на лбах их сухих и прощенных
Догорают последние страхи.

22 сентября 1993

***

Я тоже та кошка, которая бродит в ночи
И мир наполняет бессонницей плачущих глаз:
За каждым углом поджидают ее палачи,
Уж не однажды кошачья слеза пролилась.

Уже не однажды вдогонку кошачьей слезе
Катился заливистый лай оголтелых собак,
И кошка горела в своей первобытной красе
Под взглядами сотен и сотен прохожих зевак.

И кошка горела, как факел, в господней руке,
И факел им путь освещал в запредельный эдем,
Где кошка и Бог говорят на своем языке,
И этот невнятный язык не разгадан никем...

9 октября 1993


В раю меня не видели, в аду меня не видели,
Ни в городе не видели, не видели в глуши, -
Я обитал в неведомой монашеской обители
И пел простые песенки во здравие души.

Монахов было несколько -Полкан да кошка-Мурочка
У кошки с песнопеньями совсем не шли дела
И мы корили ласково: - Какая же ты дурочка,
Опять не ту мелодию ты, Мурка, завела...

Но пел псалом торжественный воробышек на
веточке,
Он пел в самозабвении, возвеселясь в душе.
И я наряд монашеский из разной ладил ветоши,
Чтобы пестреть воробышку на взлёте-вираже.

Сходились звери разные на наши песнопения,
Ступал медведь разлаписто и слезы утирал...
- О, Господи, - хотелось мне сказать в своем
смятении, -
Услышь ты наше пение, монашеский хорал...

Услышь меня ты, Господи, монаха никудышного,
Я - в поле опустошенном ненужный колосок,
Но славил своим голосом молебственным
Всевышнего,
И был правдив мой бедственный, блаженный
голосок...

15 декабря 1993

***

Воробышек - посол Христа отважный -
Сказал, что я Христу зачем-то нужен,
Но не настолько дело это важно,
Чтобы послу не искупаться в луже...

И сам Христос с улыбкою несмелой
Возник в сиянье солнечных лучей:
-Такое вот, дружок, - сказал он, - дело,
Позвал тебя, да и забыл, зачем...

- А дело в том, - затренькали синицы, -
Что мы живём лишь несколько минут,
И будем мы беспечно веселиться,
Покуда нас из пушек не убьют...

Христос, пригладив крылышки у птицы,
Сказал - и просветлела высота:
- Людские прегрешенья - небылицы,
Блаженны возлюбившие Христа.

1992 - 8 января 1994

***

Меня не узнали на людном базаре -
Я слишком был крупен для щелок торгашьих,
И только Господь роковыми глазами
Глядел на меня, разметав своих стражей.

И только Господь из предгорий заката
Какие-то знаки мне делал руками,
Как будто его донимала досада, -
А красный закат осыпался кусками...

А я был в смятенье своем несвободен,
Хотелось мне крикнуть торгашеской своре,
Что я не бродяга, а ангел Господен,
Что встречусь с собою на небе я вскоре.

Что встречусь я с Богом своим непременно,
Вернусь в свои райские светлые кущи,
И это случится сейчас же, мгновенно,
Случится со мною на людной толкучке...

11 января 1994

***

Вот уже восьмой десяток не возьму я в толк
(Ну и возраст, хоть икону с постника пиши!),
Почему я не собака, а гонимый волк,
Волк, что бродит-нищебродит верстами души.

Почему не грел я лапы псом у очага,
Не высовывал из пасти преданный язык,
А повсюду чуял нюхом запахи врага,
А повсюду чуял в небе запахи грозы...

На моих путях-дорогах лютый враг один -
И повсюду на зверюгу он наводит страх...
Это с дулом смертоносным бравый господин,
Это господин в высоких рыжих сапогах.

Грохнет выстрелом винтовка - не собрать костей,
Вот и смертная икота, время умирать...
Иногда же он стреляет в ангелов-гусей,
Поредела в божьем небе ангельская рать.

Я лежу, не зная толком, кто во мне убит,
Может быть, убита птица, ангелова плоть,
Но болит-болит у волка сердце от обид, -
Вам за все мои обиды отомстит Господь...

26 ноября 1993

***

Когда я волю дал гривастым скакунам
Был песенный мой луг копытами истоптан,
И в лунный звездопад лицо я окунал,
Разбуженная высь грозила мне потопом.

Когда я волю дал страстям моим, светло
Мне было лишь от стрел, во тьме зажженных громом,
И в сумраке мое безумие росло,
Себе в слепящей тьме казался я огромным.

И был я кем-то тем, кого не видел мир,
И был я скакуном и бешеным кентавром,
А позже сонм богов позвал меня на пир,
Гремели в небесах громоздкие литавры...

13 января 1994

***

Мне хочется стихами поделиться,
Как хлебом моей нищенской души,
Не с вами, а с живущей где-то птицей,
Живущей в неприветливой глуши.

Пускай она мою приемлет долю
И ищет свое хлебное зерно,
Скитаться и по небу и по полю
Ей, как и мне, да будет суждено...

И, может быть, Господь и мне поможет
Таинственного друга обрести,
И я накормлен птицей буду тоже,
Когда я буду голоден в пути...

15 января 1994

***

Может быть, имя мое прозвучит во вселенной
В выкрике птичьем с какой-то орлиной горы
Или оно загорится звездой сокровенной,
Той, что запрятана Богом в иные миры.

Может быть, имя мое будет рокотом грома,
Молнии росчерк его обозначит косой, -
Только и мне оно будет уже незнакомо,
Я упаду в океанскую бездну слезой.

Кто же запомнит меня в этом бедственном мире,
Кто же прочтет мои тысячи горестных строк, -
Или продолжит меня в мироздании сирин,
Райская птица, крылатый господний цветок?..

16 декабря 1994

***

...Не разорвать и мне зловещего кольца
Усильем слабых рук.
Дорога без конца, дорога без конца,
За кругом новый круг.

Дорога без конца - и где же быть концу,
Когда который раз
Я отдаю поклон умершему отцу,
Сиянью отчих глаз...

Я завершаю путь у сумрачной межи,
Но волею небес
Который раз он мертв, который раз он жив,
Который раз воскрес...

И мне не разорвать зловещего кольца, -
Я каждый божий миг
Наследую стопы ушедшего отца,
Скитальческий старик...

21 января 1994

***


…И все стихи пойдут за мною следом
С заржавленными лирами в руках, —
Привыкшие к скитаниям и бедам,
Они в лаптях и ветхих сапогах.

А кто и просто так — на босу ногу
Спешит в потешно-праведный поход, —
Их сам Господь позвал со мной в дорогу,
Он любит скоморохов и шутов…

13 января 1994

***

Это – снова душа со своим лебединым
Умирающим стоном,
И ее окружают полярные льдины
Караулом бессонным.

Это – снова душа со своею тревогой!
Может быть, ей удастся
Дотянуться рукою до Господа Бога,
До Небесного Царства...

Это – снова душа на последнем дыханье,
На томительном вздохе
Расстается с неузнанным миром стихами,
Обретя свои сроки...

14 января 1994

ВЕЧНЫЙ МАЛЬЧИК

Котенок, схорони мою земную долю
А хочешь - сохрани: я тоже был резов,
И в колпаке шута носился вскачь по полю,
Каких-то райских птиц меня тревожил зов.

Я в колпаке шута похож был на котенка,
Потешила меня земная кутерьма,
И я был вне себя и был глупей ребенка,
И ненароком я совсем сошел с ума...

15 июня 1987

***

Двум смертям не бывать...

Бывать и двум смертям, и трем смертям, и даже
Бесчисленным смертям; о, сколько, сколько раз
Я видел, как она с косой стоит на страже,
Меня сводил с ума провал незрячих глаз.

Казалось мне, что я уже в какой-то сфере,
Где необычен мир, где больше нет живых,
И где несут в когтях испуганные звери
Кто мертвое крыло, кто остов головы...

А я, а где же я?.. А а вот он я - столикий,
Ныряю в глубину, взлетаю в небеса...
Я весь из торжества, из сдавленного крика, -
О, Боже, из глазниц огнем течет слеза...

Слеза моя горит, как факел преисподней, -
Как весел и смолист пылающий багрец!..
Я стал огнем слезы по милости господней, -
Еще горит душа, еще я не мертвец...

14 июня 1987

***

Наверно, у вечности те же слова, что у смерти,
Наверно, звучание слов этих вовсе несложно,
И знают слова эти малые твари и дети,
А я столько слов написал, что их всех сосчитать
невозможно.

Да что там слова, если вечность приладила дудку
И звук этот дикий над снами летит мировыми,
А может, она совершает ночную побудку, -
И ей откликаются мертвые вместе с живыми...

13 июня 1987

***

Это был человек необычнее бреда,
Он казался со всеми знакомым веками...
Начиналась словами простыми беседа,
А потом что-то в небе искал он руками.

Что-то он находил в поднебесном просторе,
Что дарила ему милосердная бездна...
Он забыл это слово ненужное - "горе",
Чудеса окружали его повсеместно.

Он и смерть почитал за какое-то благо,
За какую-то милость нездешнюю свыше...
Вот покойник лежит, а лицо как бумага, -
Что же вечность на лике усопшем напишет?

17 июня 1987

***

В преддверье смерти мир - игрушка хрупкая,
Одно неосторожное движенье -
И вот уж продолженье его трупное,
В кладбищенской земле самосожженье.

Куда же спрятать мир мне этот бережно?..
Я спрячу мир в тайник того ребенка,
Кто виноват в слезах моих теперешних,
Кто научил меня бояться Бога...

О детство, ты - вселенская распутица,
Какой разлив души, какие шири!..
Нет ничего душою не забудется,
Я и сегодня жив в забытом мире.

6 июня 1987

***

Меня не узнали собака и кошка,
Прошли, осторожно виляя хвостами...
Куда же ведет травяная дорожка,
Ведет она в лес иль на поиски мамы?..

Я сам соберусь понемногу в дорогу,
Сложу в узелок свои бренные кости
И свисну, как псу задремавшему, Богу:
Давай-ка найдем нашу мать на погосте.

Давай-ка найдем нашу матушку в небе,
Быть может, сидит со святыми в избушке
И пьет - уж таков ее горестный жребий -
Земную отраву из глиняной кружки.

Да, мать и на небе меня не забыла,
Мои бесконечные беды и страхи...
Ах, матушка, слишком меня ты любила,
Любила во плоти и любишь во прахе.

3 июня 1987

***

Господь дал мне и день, и пищу,
Поскольку я лишь тварь земная,
Но почему блуждает нищий
В пределах неба -я не знаю...

И почему в своем обличье,
Таясь на небе, как в овраге,
Он сочетает что-то птичье
С бездомной поступью собаки?..

26 октября 1993

***

Воскресают из мертвых не только апостолы
И ступают изъязвленными ногами, -
Воскресают собаки и кошки безхвостые,
Все, кто был изувечен однажды врагами.

Воскресают стыдливые жертвы палачества,
Воскресают безглазо, воскресают безного,
Умоляя простить их благие чудачества, -
Им всего-лишь хотелось порадовать Бога...

9 апреля 1993

***

...И это обо мне вам сказано в Завете:
Не троньте малых сих, взыскующих Христа,
И будьте в простоте забот своих как дети,
Зане лишь их сердцам открыта высота.

И это обо мне вам сказано сурово:
Он будет бос и наг, и разумом убог,
Но это на него сойдет святое слово
И горестным перстом его пометит Бог...

26 января 1993

Другие статьи в литературном дневнике:

• 28.03.2014. Крупные люди
• 26.03.2014. Благодарю
• 25.03.2014. Русская Джоконда. Мария Лопухина.
• 10.03.2014. ***
• 09.03.2014. Пауло Коэльо
• 04.03.2014. Вылечить кошку