гл14Своего «Отрока» сам Нестеров считал главной, а потому любимейшей картиной. Не раз говорил: «Кому ничего не скажет эта картина, тому не нужен и весь Нестеров». Задумал он целую серию из жизни преподобного. На первой он - мальчик, впервые ощутивший прикосновение чудесного и небесного. Следующей картиной, за которую художник немедленно принялся – «Сергий с медведем». Сюжет опять из того же Епифания: «звери приближахуся и окружахуся его. И от них един зверь, медведь, повсегда обыче приходити к преподобному. Се же виде преподобный, яко не злобы ради приходит к нему зверь, но да возьмет от брашна и полагаше ему на пень или на колоду». Вот эту сцену кормления зверя и возжелал изобразить художник и повести этот мотив выше – как дружбу человека со зверем, то есть с самой природой. 14 апреля 1890 - дата первого эскиза картины. А на картине тоже ранняя весна. Вот как описывает эскиз сам художник: «… была ранняя апрельская весна, без зелени, когда почки только набухают, природа, пробужденная от тяжкого сна, оживает». Показал Третьякову – тому понравилось. Однако сам Нестеров вскоре всё поменял. Размерами стал приближаться к квадрату, лес остался, а кельи нет и следа. Сергий теперь стоит окруженный только лесом. У ног его лежит медведь. Далее птицы и заяц. Сергий здесь уже юноша. Натурщиком взял себе деревенского парня 18 лет от роду. Работал долго, в августе следующего, 1891, уже в Москве бесконечно пишет в Зоологическом саду всех наших лесных обитателей – медведей, лисиц, зайцев и всевозможных птиц. Материала для картины собрано много – а лица главного героя нет! Тот деревенский парнишка не вытягивает образ Сергия. Художник обращает внимание на товарища - младшего брата Виктора Михайловича Васнецова – на Аполлинария. Тому уже 32 года, но «он худенький, щупленький, - пишет Нестеров, - он мальчишкой выглядел». Какие-то его черты мы можем угадать в Сергии, но сам художник не доволен: «Не напал я на лицо юного Сергия». Сергий стоит лицом к зрителю, но смотрит не на них, а видя что-то только ему видимое. На нем лапти, простая рубаха, и здесь уже Нестеров не отказал Сергию в нимбе – венчике, подчеркнув, что теперь он не тот простой деревенский мальчик, каковым предстал на первой картине. А вот на пейзаж, выражаясь языком Нестерова, он «напал» - «Всё, что чувствовал я в нашей северной природе чудного, умиротворяющего, что должно преображать его из прозаического в поэтический – мне чудилось, что на такой пейзаж напал я». Александр Николаевич Бенуа, хоть были они тогда в разных «лагерях», очень одобрил пейзаж: «Настоящая симфония северного леса». Нестеров хотел представить именно лес, каковым он был для человека 14 столетия – то есть не объект хозяйствования для крестьян и не место отдыха для дачников, а чащу, куда идут спасаться – от татар, от междоусобиц, как к «матери – пустыне» идут пустынножители, чтобы жить в мире с природой и с покоем в душе. Медведь у его ног лежит как прирученный, как хозяйский пес. Не видно и следа какого-то страха перед ним. Он свой. Они товарищи. Именно это единение так хорошо удалось художнику. Репин впервые употребил в отзыве о ней слово «декадентская». Не смеем с ним спорить, но согласиться тоже не можем: декаданс - это упадок, если точно следовать переводу. Что же тут упаднического? Скорее что-то от иконописи. Может быть, даже не согласившись с Ильей Ефимовичем, замечание это оставило в душе художника некий осадок. Во всяком случае, другая его работа – триптих «Труды Преподобного Сергия» совсем в ином ключе: тут он трудится наравне со всеми: пилит бревно вдвоем с монахом, носит воду коромыслом. На заднем плане видны такие же работники, только без венчиков, ибо тут он уже – святой. Но и в жизни, будучи игуменом, Сергий «…усердно служил братии, как купленный раб: колол для всех дрова, толок и молол жерновами зерно, пек хлеб, варил еду и заготавливал другие съестные припасы для братии, кроил и шил обувь и одежду и, зачерпнув воду в бывшем неподалеку источнике, носил ее в двух ведрах на своих плечах в гору и ставил у келии каждого брата и кутью сам варил, и свечи делал, и кануны творил». На картине 1899 года «Преподобный Сергий» мы видим его, одиноко стоящего, прижав руку к груди в сердечной молитве, среди русского грустного пейзажа, и только бегущая внизу тропинка показывает дорогу к далекому скиту. Картина эта теперь в Русском музее в Петербурге. Даже когда уже никто не смел писать святых, Нестеров создал «Христа, благословляющего отрока Варфоломея». Сам Христос - нашего русского святого. Что может быть выше! Было это в 1926. Еще целых полтора десятка лет не писали художники подобных картин – до нового поворота сталинской политики от коммунистического интернационала - к патриотизму: времена наступили суровые, военные. И то - разрешили писать русских полководцев, а не православных святых. Современные художники москвич Сергей Николаевич Ефошкин, ученик И.С.Глазунова, петербуржец Александр Евгеньевич Простев, уроженец Кирова Юрий Петрович Пантюхин тоже теперь обращаются к этим образам, но ведь на дворе уже не 1926.
© Copyright: Нина Тур, 2025.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
