Смертельный случай

Шура Борисова: литературный дневник

Утром в метро первые три перегона дремала, когда же подняла веки, увидела совсем близко от себя узкие серые буквы на черном фоне: Death. Они даже светились немного, хотя краска – я присмотрелась – была самая обыкновенная, не флуоресцентная. Жизнь на каждом шагу подсовывает мне иллюзии, большинство из них я принимаю за чистую монету, лишь изредка догадываясь присмотреться.


Это происходит мгновенно: ты пока еще не понимаешь, что заключает в себе знак, по прихоти случая выцепленный взглядом из реальности, – твой личный мегавычислитель на нейронах тормозит спросонья, или же сигнал заметался между полушариями, не в силах предпочесть одно другому, оба студенисты и извилисты (зыбкий момент – имя есть, но «что в имени…», пока неизвестно); между тем заветные клапаны, которые только и существуют, чтобы срабатывать в подобных случаях, клацнув, уже открылись, и через них, прочь от тебя, наружу, со свистом вырывается мир, весь, без остатка, и ты оказываешься среди пустоты, отделенный от нее лишь ненадежной оболочкой – тончайшим слоем, оставшимся от удравшего мира. Этот слой плотно, намертво прильнул к тебе, он давно часть твоего «я», потому не смог оторваться, разве что с кожей, но кожа свое тело туго знает. А может быть, ты сам, используя в качестве материала то сущее, что есть в тебе, но не плоть, а невыразимое, незримое, неосязаемое, нарастил микрометры, безотчетно чувствуя, что обязательно должна существовать хоть какая-то граница между тобой и миром.


Распознавание успешно завершено, я в растерянности, вокруг по-прежнему вакуум. Ищу повода убедить себя, что произошел сбой и передо мной другое слово - я могла ошибиться в переводе, слово с другим смыслом, в нем ни тьмы, ни бездны, ни моего глухого ужаса (глухого, потому что при обыденных столкновениях с этим понятием я приноровилась обманывать себя – «ничего страшного!», пеленаю ужас в ватный кокон, приглушаю).


Разбираю надпись посимвольно – нет, все правильно. Буквы задергались, затеснились, делают попытку раздаться вширь и ввысь, но я не позволяю – нечего! Перевожу взгляд правее, а потом влево вниз и снова вправо, и прочитываю целиком всю надпись на черном прямоугольнике размером с мужскую ладонь.
Death Valley
National Park
Information
Справа от «инфомэйшн» стрелка, направленная вверх.


В густо-зеленого цвета футболку с этим прямоугольником, напечатанным ровно там, где под трикотажем, кожей, ребрами скрывается сердце, – а еще такой же есть на левом рукаве – одет человек, сидящий напротив меня. Подробно его не рассматриваю, только абрис и самые общие черты: азиатская внешность, худой, серьезный, даже угрюмый.


Никакой метафизики, всего лишь оттиски рекламного модуля калифорнийского заповедника.


Удивительно? странно?.. все не то. Наверное, правильно было бы употребить «непостижимо» – непостижим механизм того, как слово, становясь частью имени собственного, теряет груз первоначального смысла и легчает. Покинув разряд носителей фундаментальных понятий, вырываясь из окружения слов с привычными смежными значениями, оказывается среди чужеродных, все сплошь географических, терминов. Превращается в одну из миллиона рекламных формул, которыми только и изъясняются, по большей части щебеча (беспрерывное называние достопримечательностей сродни птичьему щебету), неутомимые туристы, отводящие черед кругосветных путешествий.
Возможно, кому-то непостижимость покажется преувеличением, мол, ничто не мешает выстроить цепочку и отследить. Но все равно, мне кажется, скачок от восприятия набора букв (звуков) как слова с сакральным смыслом к восприятию его как части топонима, и не более того, происходит в иррациональной области. Сознанием этого момента не улучить.


Допустим, что речь здесь шла о физическом аспекте проблемы, раз упоминался вес слова. Позволю себе смайлик.


Математический аспект. Погрузимся в аналитическую геометрию. Разложим светящуюся (из-за правильного подбора цветов – что вы слышали об опытах по обману зрения Вальтера Эренштейна?) серую надпись по векторам.


В направлении оси туристической получим проекцию, которую назовем «Национальный парк Долина Смерти». Где расположен (где-где, к востоку от горного хребта Сьерра-Невада), что включает, какая территория, живут ли там американские тушканы – все здесь, в Википедии. (Текст на английском. Почему-то ссылку на русский вариант статьи Проза скушивает.)


А вот чудесный оксиморон из другого источника: «В Долине Смерти находится множество различных аттракционов и развлекательных зрелищ. Например, "Город привидений"...».


Проекцией на историко-географическую ось пусть будет просто «Долина Смерти». Что такое - опять же в Википедии. Мол, межгорная впадина, самое жаркое (было зафиксировано +57 градусов по Цельсию, рекорд мира), самое засушливое (всего 43 мм осадков в год), самое низкое (включает точку, расположенную на 86 м ниже уровня моря) место в Северной Америке и ее окрестностях. А нарекли его так искатели калифорнийского золота. В 1849 году 100-повозочным караваном шли спокойно в свою Калифорнию и решили срезать путь. Заблудились. Пока искали выхода, волов поели, повозки пожгли, одного товарища похоронили. Если взять во внимание, что долина получила свое название не в память о трагедии, а скорее в честь того, что ее не случилось, то можно смело делать вывод об изрядной доле черного юмора у тех самых золотоискателей, а также оптимизме и жизнелюбии. Еще они отметили у себя на картах Похоронный хребет, гряду Последнего Шанса...


И наконец на метафизической оси проекция «Смерть». Не комментирую.


Сказочный аспект. Имена собственные подобны волшебной лампе Алладина, в них люди упрятывают джиннов слова, чтобы не мешали, не тревожили. И не тревожат – до поры. Но стоит однажды утром – случайно – скользнуть дремотным взглядом по первым попавшимся буквам (или, если перейти в измерение сказки, потереть гравированный затейливо бок позеленевшего от времени медного сосуда) – джинн на свободе! Вот только «твое слово для меня закон, жду дальнейших повелений» – будет не его обращение ко мне, а мое к нему.


* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Мысль вдогонку: «death» и «смерть» - одной мощи и плотности слова. Или даже, пожалуй, на «смерть» я бы слабее реагировала, наверняка сразу бы заподозрила карнавал, никакого срывания мира не произошло бы. Но «Death Valley» - всего лишь географическое название. А «Долину Смерти» при желании можно интерпретировать и интерпретировать и вообще возвести в ранг культового знака.



Другие статьи в литературном дневнике: