Клубясь пучками спутанной лески, ощетинившись крючками и блёснами, прижатый ко дну грузилами-«ложками», зацеп как бы чего-то или кого-то ждал, подстерегая. Он подкарауливал свою жертву, чтобы , схватив её, барахтающуюся и всё больше и больше запутывающуюся в стрекалах поводков с крючками, утопить. Он отращивал свои щупальца, с каждым обрывком захваченной им снасти становящиеся всё длиннее. Он вобрал в себя и принесённую течением , сбившуюся в комок, браконьерскую сеть и забытый на дне самолов с жалами изогнутых семёрками крючков и гирляндой пробковых поплавков на поводочках. Он даже, вроде как , имел воронкообразную пасть-горловину, в которую был способен засосать свою жертву. А может то просто была прибитая течением огромная мордушка, зовущаяся «вентерем». Говорили, что внутри этого исполинского комка из лески, сетей и вёрёвок кто-то из нырявших в маске видел давно обсосанный налимами , омытый водой скелет. Врун Ламон , то и дело рефреном уснащавший свои россказни фразой «А вот у нас на Сахалине!», описывал виденную им , запутавшуюся в обрывке сети утопленницу с выпученными бельмами. А нырявший отцеплять закидушку Чебак рассказывал про облепленного самоловными крючками протухшего осетра. Так что, затаившись на дне ямы, зацеп наматывал на себя не только обрывки и клочки снастей, но и всё больше и больше обрастал легендами. Он стал страшилкой для опасающихся за детей родителей, кошмаром мнительных мам и ужасом детских сновидений.
Этот поселившийся на дне вырытой земснарядом ямы «полип», этот речной коралл , наросший вокруг наполовину замытого илом обрывка троса, которым когда-то швартовалась к берегу черпавшая песок плавучая махина, представлял собой смертельную опасность и для смельчаков, вознамерившихся нырять, чтобы вызволить из этой «бороды» зацепившуюся блесну, и для безмятежно купающихся на этом участке берега с золотым песочком «гэсовских» и приезжих.
Как-то Шакал с Шустрым на двух «кразовских» камерах закуканили кошкой притаившееся на дне чудовище, подняли трос, но увидев - что это такое! -торопливо опустили зацеп на его прежнее место. Но лесочно- крючочный спрут подкараулил -таки Малька!
Занырнул Серёга, чтобы освободить от пут зацепа блесну «дорожки», а крючки-то и впились в него, словно того и поджидали. Выхватил он нож из ножен на поясе, поотсёк пару-тройку поводков, но другие крючья и якорьки крепко держали его за трусы. Обрезал он и поводок дорожки, оставив блесну зацепу, и вылез из трусов , как змея из кожи. Так с одним брательниковым ремешком на животе, прикрываясь ладошкой , с впившимися где в ногу, где в руку крючками и выбрался на берег под хохот купальщиков и рыболовов. Фиаско было полное. Мало того, что привыкший к восторгам по поводу его добычи, когда он выволакивал на берег рыбину чуть ли не в его рост, он вернулся на этот раз и без добычи, и без блесны, так ещё и голый!
- Ну Серёга, ты дал жару! – хохотал Шакал, скалясь щербатым ртом с выбитым в драке зубом.- Трусы -то Водяному оставил?Ты зачем в зацеп-то полез?
- Шкелет не видел или тётку утопленницу?-подначивал Ламон и тут же добавлял , топорщась оттопыренными , облезшими на солнце ушами:- А вот у нас на Сахалине…
И дальше следовало чудовищное враньё о гигантском кальмаре, потопившим рыболовецкий траулер вместе со всей его командой и капитаном.
Неглубоко засевший в ноге крючок, Серёга, поморщившись, вырвал. А якорёк с блесной в предплечье засел слишком глубоко. Пока Серёга натягивал на босое тело шаровары и тельняшку, обступившие его пацаны сочувственно топтались рядом.
- А мы с Шакалом видим-ты исчез и одни пузыри на поверхности, - говорил Шустрый , по-наполеоновски скрестив руки на груди. - Хотели уже на камере за тобой плыть…
Растолкав сомкнувшееся вокруг него плотное кольцо загорелых тел, Серёга двинул в гору мимо хихикающих под ивовым кустом девчонок. Была среди них и хохотушка Оля, та самая, что белокурой малюткой -куколкой восседала на руках отца на фотке под настольным стеклом в кабинете , а теперь вполне сформировавшаяся девушка смотрела на оставляющего босыми ступнями следы на песке Малька. Принимающие солнечные ванны девчонки были одеты по-пляжному. Ольга только что вышла из воды, мокрый купальник облегал её совсем как опустившуюся на дно Гутиэре с афиши. На плечах её было наброшено китайское махровое полотенце с драконом. И если бы Серёга был тем драконом, он обвил бы её и унес ввысь -туда , где над рекою многопарусными белыми каравеллами плыли облака.
-Ну что , матросик! Без трусов остался?- смеясь, обнажила девушка, белые ровные зубы.
- Ничего смешного!-огрызнулся Малёк.
- Без трусов ты был похож на Аполлона под куполом «оперного»…Только без кленового листочка!..
- Тебе бы так! - показал Серёга торчащий возле локтя крючок!
-Ой! Я не знала! У тебя кровь! Тебе же к врачу надо…Давай пока подорожник привяжем.
Сорвав возле тропинки ведущей к металлической лестнице несколько листочков и обмыв их в роднике, Оля приложила подорожник к ране на руке и в на икре.
-Перебинтую !- решительно сорвала Оля с головы розовую косынку, разодрав её на две части, принялась заматывать руку Малька. Склонившись к руке, она задела его лицо рассыпавшимися волосами. И ноздри Малька уловили волнующий запах. Её запах!
-Сядь!-приказала Оля. Он повиновался, опустившись на песок. Она закатала ему до колена штанину и, прилепив к кровоточащей в икре ране листик подорожника, обвязала его оставшимся обрывком платка. Она перевязывала его , как медсестра на поле боя, а шпана , обступив их частоколом, наблюдала.
-Ну вот! То рыбин на блесну ловил, а то сам попался! – сказал кто-то за его спиной.
И пока Оля прилепляла подорожник, обматывала и завязывала узелком обрывки косынки, Малёк даже не поморщился. Не пикнул Серёга и когда хирург поликлиники, сделав надрез скальпелем вынимал якорёк из раны и заливал кровоточащую дырку шипучкой перекиси водорода, не прстонал и и когда, прокалывая кожу иглой зашивал. И было ему нисколечко не страшно. Испуг настиг его посреди ночи, на палатях, куда забрались они с брательником по лесенке, как на капитанский мостик, чтобы погрузиться в океан сновидений.
Приснилось Мальку, что сарай опутывает щупальцами гигантский кальмар. Что трещат дощатые борта рыбацкой шхуны, сыплются с палубы в кипень волн матросы. Волны захлёстывали через борт. Босой, он скользил по доскам палубы. Синяя рука утопленницы хватала Малька за ногу и в том месте , где она сжимала щиколотку , он ощущал пульсирующую боль. Рывком он стряхивал покойницу с ноги. Выпучив глаза, бормоча проклятия, она падала за борт. Но на её месте возникал погромыхивающий костями скелет. И его Малёк отправлял за корму, но на него опять наступали скользкие вьющиеся отростки.
Серёга карабкался по вантам, чтобы спастись от вездесущих щупалец и , вскакивая, обнаруживал, что за шорох волн он принял шуршание крыс в соседнем сарае, где в специально вырытой землянке родители долговязого верзилы Чебака прятали кабанчика от запретившей держать скотину в частном прядке хрущёвской реформы. Шуршали и попискивали серые хвостатые твари, очищая свиное корыто от остатков варёных картофельных очистков. Похрюкивал кабанчик. Квохтали куры на насесте. И под эту умиротворяющую музыку снова засыпал Серёга не смотря на то , что саднили смазанные вонючей мазью и забинтованные раны.
-Ну хватит тебе ворочатся!-ворчал брательник, натягивая на спину сползшее одеяло, и снова проваливался в сон.
Растворяясь между сном и явью полубодрствовал-полуспал Серёга. Он снова и снова ощущал врачующие прикосновения Олиных рук, опять видел пробор освободившихся от косынки волос склонившейся к его руки головы.
Рассветные лучи скользили по слегка выцветшей афише над головой_Серёги и , соскальзывая с лощёной поверхности в обличии Ихтиандра он устремлялся к лежащей на дне Гутиэре, чтобы поднять её на поверхность.
Он в самом деле попался! Попался на синющие Олины глаза. На её заразительный смех. На прикосновения её рук от которых образовывались на коже пупырышки.
Его разбудил горластый соседский петух, выдающий с головой противозаконный схрон с домашней живностью, кудахтанье кур, довольное хрюкание и чавкание борова за стеной. Это теть Маня, мать Чебака, прославившегося вытащенным на берег исполинским глушоным налимом. Врывающийся сквозь щели крыши солнечный свет сверкал на чешуе лещей, которые теннисными ракетками болтались на
