Регулярно общаясь с иностранными гражданами, я заметила, что, когда дело доходит до анекдотов, никто, кроме меня, никогда не произносит собственно слово «анекдот», все говорят «шутка» (joke). Я решила: у бедных иностранцев просто нет подобного юмористического жанра. А в это время иностранцы, оказывается, сочувствовали мне, говорящей на таком сложном языке, в котором даже значения слов перепутаны.
Во всем современном мире, кроме России, «анекдот» - это короткий рассказ о невымышленном случае из жизни исторического персонажа. Может быть, морализаторский, может быть, познавательный, но к юмору отношения не имеющий. Как же получилось, что Россия отправилась по своему особенному пути?
История несмешного анекдота
Борода у несмешного анекдота начала расти еще в VI веке. Именно тогда непобедимый полководец Велизарий завоевал для своего императора Юстиниана I почти всю территорию вокруг Средиземного моря, превратив Византию в сверхдержаву. А побочным результатом его бурной деятельности стало появление слова «анекдот». Дело в том, что у полководца был секретарь Прокопий Кесарийский, двуличный, как выяснилось спустя четыре века, человечек. На нем лежала вся писанина: оформление документов, составление речей и докладов, переписка между его начальником и императором, словом, он волей-неволей был в курсе всех государственных событий Византии, сплетен и прочей закулисной информации. Между тем его писательский талант требовал более серьезного применения, поэтому он вдохновенно сочинял проправительственные трактаты, например, помпезную хронику «История войн» и панегирик «О постройках». Ну а в свободное от работы время патриотичного Прокопия переклинивало, и тут просыпалась вторая его личина. Он садился в уголке и строчил альтернативу официальной «Истории» - «Тайную историю», где поливал отборной грязью императора, его жену Феодору и своего ненаглядного полководца. Прокопий обзывал Юстиниана дьяволом, Феодору проституткой и вешал на них недоказанные преступления. Скажем, убийство королевы остготов Амаласунты, которую заперли в бане якобы из-за наветов завистливой к чужой красоте Феодоры. А что такого, убиение горячим паром было тогда обычным делом. Вот такой анекдотец.
В конце концов Прокопий образумился и припрятал свои ядовитые жизнеописания подальше, о чем свидетельствует его долгая жизнь и естественная смерть, а также «Суда» - византийский энциклопедический словарь X века, где впервые была упомянута «Тайная история». И вот там она была определена как Anekdota, что в переводе с древнегреческого значит «неопубликованное» и «неизданное». С тех пор такое название всегда присваивалось реальным историям из прошлого, которые ранее не были официально напечатаны.
Сборников анекдотов в Средние века было множество, причем в них всегда блюлась чистота жанра. «Увидев женщину, повесившуюся на дереве, Сократ воскликнул: О, если б все деревья приносили такие плоды, как это!» - это из «Книги занимательных историй» XIII века сирийского писателя Григория Иоанна Абуль-Фараджа Бар-Эбрея. Действительно, юмор не очевиден, а вот реальность бросается в глаза - шовинист был наш Сократ!
В Россию исторический анекдот попал в XVIII веке посредством французов вместе с жардиньерками, бигуди и гардеробами. Сначала русские с интересом ознакомились с французскими неприличными историями про Людовика XIV, про его любовниц. А потом они кинулись собирать свои собственные анекдоты: про Петра Великого, Потемкина, Суворова и Екатерину II. Анекдототворчество также подхлестнуло то, что как раз в XVIII веке в России началось становление истории как научной дисциплины. Дворяне все как один углубились в прошлое своего отечества, а ведь учить историю на примере забавных случаев всегда гораздо интереснее, чем с помощью списков дат и имен.
И вот, пока Карамзин поднимал занудные архивы на ятях, молодые образованные люди слонялись за старичками и записывали байки петровской эпохи, которые те с удовольствием травили. Анекдоты выманивали, продавали и анекдотами менялись. Причем этим занимались все, от Пушкина и до дьячков.
Итак, до XX века термин «анекдот» во всех странах, включая имперскую Россию, значил одно и то же. Путаница началась лишь после образования Советского Союза: чем больше захватывало людей происходящее вокруг бесчинство, тем меньше интереса представляли истории безвозвратно минувших лет. И в итоге анекдот мутировал из исторического в политический. А чем хуже и страшнее жилось советским людям, тем острее и смешнее становился анекдот. Вместо цитирования вальяжных историй про Потемкина, гораздо интересней было злословить про себя. «У меня из мебели всего-то - портреты Ленина и Троцкого, да гвоздь в стене. Не знаю, кого из них повесить, кого к стенке поставить». Не пугали даже расправы над шутниками. В ГДР политические анекдоты назывались иногда «3/7-Witze» (анекдоты «три-семь»), то есть три года тюрьмы тому, кто слушал и смеялся, и семь - тому, кто рассказывал. Но фонтан было не заткнуть, пристальное внимание власти к народным анекдотам провоцировало лишь еще больше анекдотов. «На радио ведущий говорит: «Нам поступает много вопросов о том, кто сочиняет анекдоты. Этим интересуется товарищ Иванов из Брянска, товарищ Сидоров из Тюмени, товарищ Петров из Перми, товарищ Андропов из Москвы...»
Таким вот образом тоталитарная система и породила уникальный «советский анекдот», который признается всеми лингвистами и культурологами мира как чудо остроумия и злословия. Да-да, советские люди на такие похвалы ответили бы, как в цирковой программе «Летающие говорящие крокодильчики»: «Если б вы только знали, как нас здесь п***дят!»
История смешного анекдота
Судя по списку самых древних анекдотов, которые составили британские ученые, люди шутили всегда и везде, а не только в СССР. А самое интересное, что даже с учетом адаптации переводчиками текста к современной речи темы шуток не меняются уже более 3500 лет. Вот древнеримский писатель Амвросий Феодосии Макробий в своем сочинении «Сатурналии» рассказал типичный анекдот: «Однажды Цезарь объезжал свою империю и увидел в толпе человека, удивительно похожего на него самого. Пораженный, он спросил: «Не служила ли ваша мать в свое время во дворце?» «Нет, император, - ответил тот, - но мой отец служил». А чебурашкина фраза «Гена, а давай я возьму чемоданы, а ты возьмешь меня?» появилась, оказывается, еще в XV веке, когда Поджо Браччолини составил «Книгу фацеций» (лат. - шутка, острота). Среди прочих была история про крестьянина, который пожалел своего осла, нагруженного сверх меры, поэтому слез, взвалил плуг себе на спину и залез обратно: «Ну, теперь ты можешь идти как следует, плуг на мне, а не на тебе».
Именно «Книга фацеций» и стала прародителем всех этих синонимов русского анекдота: joke - по-английски, historiette - по-французски, witz - по-немецки, barzelletta - по-итальянски и т.п. Она содержала в себе не только исторические анекдоты, но и остроумные шутки, поэтому пользовалась бешеной популярностью и была переведена на множество европейских языков, что было непростым делом в эпоху, когда Гуттенберг только-только состряпал книгопечатную машинку.
Так одни и те же шутки заполнили Европу. Следующий виток развития анекдота произошел в XIV веке с появлением немецкой книжки детского психиатра и писателя Генриха Гофмана-Доннера «Степка-растрепка», которую тот сочинил для своего четырехлетнего сына в качестве рождественского подарка. Ничего так подарочек: именно «Степку» можно считать прадедушкой садистских стишков про маленького мальчика, который по стройке гулял и в водолаза играл. Стишки были одновременно кровожадные и морализаторские - то пальцы отрежут мальчику, который сосет палец, то девочка, играющая со спичками, сгорит живьем. «Вдруг платье охватил огонь: горит рука, нога, коса и на головке волоса. Огонь - проворный молодец, горит вся Катя, наконец. Сгорела, бедная, она, зола осталася одна, да башмачки еще стоят, печально на золу глядят». В общем, именно так выглядел первый черный юмор.
К этому моменту тем анекдотов становится бесконечное множество. Во Франции смеются над бельгийцами, а в Африке - над старейшинами племен, британский журнал Punch пестрит комиксами, а американский президент Калвин Кулидж играет роль живого источника анекдотов. «Однажды сидевшая рядом с Кулиджем за обедом дама взмолилась: «Господин президент, скажите хоть что-нибудь! Я побилась об заклад, что вытяну из вас больше двух слов!» «Вы проиграли», - ответил президент».
На самом деле, уследить за всеми течениями шуток и острот в мире невозможно, очевидно одно: к XX веку традиционный юмор достиг своего апогея. Индустриализация подхлестнула не только производство, но и человеческую фантазию. Стали появляться самые странные и интеллектуальные темы для анекдотов. Например, абсурдистские шутки в духе цикла анекдотов про слонов в США. «Как можно догадаться, что слон сидит вместе с тобой в ванне? По слабому запаху арахиса у него изо рта». А в 60-е и 70-е годы к празднику жанрового разнообразия присоединился и Советский Союз. Как раз случилась оттепель, анекдоты стали открыто рассказывать на улицах и в плацкартах. Расцвели анекдоты об армянском радио. «Армянское радио спросили: «Доживем ли мы до коммунизма?» - «Мы не доживем, но детей жалко». Политическая тема стала затухать: на один анекдот о Брежневе приходилось 2,5 анекдота о Штирлице.
К нынешнему моменту все нации разжились огромным бескрайним фольклором анекдотов - разных жанров, подвидов и форм. И самое обидное то, что поделиться этими шутками бывает крайне затруднительно. Конечно, юмор уровня ток-шоу и телевизионных роликов понятен всем, но самые тонкие и смешные анекдоты часто попросту непереводимы на другие языки.
Трудности перевода
Скажем, все знают понаслышке, что англичанам свойственно тонкое ироническое чувство юмора, которое называется «dry sense of humour» (сухое чувство юмора). Его отличает серьезное выражение лица рассказчика и невозможность догадаться: то ли пошутил, то ли всерьез? Но многим приходится верить этому утверждению на слово, удовлетворяясь русскими анекдотами про англичан. «Бэрримор, что у меня хлюпает в ботинке? - Овсянка, сэр! - Овсянка?! Что она там делает?! - Хлюпает, сэр...»
Классические же английские анекдоты в основном базируются на игре слов, поэтому переводить их просто не имеет смысла. Для примера такой анекдот. «На перекрестке стоит леди. К ней с четырех сторон движутся: пешеход, водитель, велосипедист и человек верхом на лошади (horse man). Вопрос: «Кто остановится около леди?» Ответ: «Horse man knew her». (To есть всадник ее знал, стало быть, он остановится). А смешно тут то, что если произносить фразу «Horse man knew her» быстро, то она будет звучать как «horse manure», то есть конский навоз, что уже имеет смысл.
То же самое касается американских анекдотов, например, очень популярного «Panda eats, shoots and leaves», в котором панда заходит в кафе, заказывает сандвич, съедает его, достает пушку, всех расстреливает и уходит. А на вопрос умирающей официантки: «Почему?», рекомендует свериться со словарем, где написано: «Panda eats shoots and leaves» (Панда ест побеги и листья), и требуется одна запятая: «Panda eats, shoots and leaves», чтобы фраза читалась, как «Панда ест, стреляет и уходит».
Вот такой лингвистический экскурс. Не зря же Хармс в детстве предпочитал читать книжки Вильгельма Буша в оригинале на немецком, чтобы уловить 100% смешного.
Так что же остается иностранцу? Шутки типа «banana skin sense of humour» - тип примитивного юмора, когда положено смеяться над человеком, поскользнувшемся на банановой шкурке. Или «shaggy-dog stories», над которыми не смеются даже сами англичане - длинные занудные истории, которые кончаются неожиданным и абсурным образом, например, как в цикле шуток «no soap radio», где на любой вопрос в конце нужно тупо отвечать «по soap radio» (нет мыла радио). Бессмысленность, она и в Китае бессмысленность.
Между прочим, кто бы мог подумать, но китайские анекдоты очень смешные, просто мало кто с ними имеет дело из-за сложности языка. Вот, например, политические баяны. «Китайские политики ЛиДэн-хуэй, Лянь Чань, Чэнь Шуй-бянь втроем сидят в самолете. Ли говорит: «Если я сейчас сброшу с самолета на землю одну купюру в размере 1000 юаней, тот, кто ее найдет, очень обрадуется». Лянь говорит: «Если я брошу две купюры по 500 юаней, то сразу два человека их найдут и обрадуются». Чэнь говорит: «Если я сейчас брошу 10 купюр по 100 юаней, то десять человек их найдут и обрадуются». А пилот говорит про себя: «Почему бы вам не выкинуться самим, тогда сразу 21 000 000 человек очень обрадуются!»
А вот еще. «В машине едет А Бянь (бывший президент Республики Китай), с коллегами в деревню, поднимать свой рейтинг перед выборами. Вдруг машина переворачивается. Крестьяне, работающие в поле, видят катастрофу, подбирают всех погибших и немедленно хоронят. Вскоре приезжают полицейские их допрашивать: «Все ли погибли?» Крестьяне отвечают: «Нет, А Бянь кричал, что он еще жив». - «Так почему же вы его закопали?» - «Вы же знаете, он никогда не говорит правду».
С другой стороны, это тот редкий пример всем понятного анекдота, базирующегося на вечной и интернациональной нелюбви к политикам. Большинство же современных анекдотов непереводимы без знания культурного подтекста. Они так быстро устаревают и сменяются, что через несколько лет даже местным становятся непонятны. Вот в 2001 году ходили анекдоты про Усаму бен Ладена и споры сибирской язвы, а поди сейчас вспомни, в чем их соль. Или как объяснить кому-то не из России анекдот двухгодичной давности.
«Постановление правительства: считать слово "Превед" официальным обращением к главе государства».
Так что, чем быстрее ритм жизни, тем мимолетней и неуловимей становится этот «единственно возможный в наше время вид фольклора», по словам литературоведа и культуролога В. Д. Днепро-ва. Сейчас уже бессмысленно составлять сборники, к моменту выхода книжки из печати половина анекдотов уже станет несмешной.
Источник:
