Окно в ПарижРано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовёт нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов. Тогда, очнувшись среди своего мира, тягостно спохватываясь и дорожа каждым днём, всматриваемся мы в жизнь, всем существом стараясь разглядеть, не начинает ли сбываться Несбывшееся? Александр Грин. *** –– Ночью твоя кожа светится, как раковина изнутри. Она не поглощает свет, она отражает его. У меня такое чувство, будто я всегда ждал этой ночи. Весь тот мир, который простирается позади пропахшей чесноком конторки портье, погиб. Только мы одни успели спастись. –– Разве я добился? Мне кажется, что я попал к модному портному. –– Мы поедем к морю, –– сказал Клерфэ. Лилиан рассмеялась. –– Я надевала его вчера поздно ночью. –– Знаю, –– сказал Клерфэ. –– Я говорю, что люблю тебя, так, словно ты должна быть мне благодарна. Но я этого не думаю. Просто я болтаю глупости, потому что мне непривычно... –– Иди, –– сказала Лилиан, –– откупорь бутылку "Дом Периньон". От хлеба и колбасы ты становишься слишком неуверенным в себе и глубокомысленным. Что ты нюхаешь? Чем я пахну? –– Если найдётся достаточно богатый жених, ты выйдешь за него? –– Я много думал о тебе. Она посмотрела в окно и ничего не ответила. –– Прогулку по Сене я уже как-то совершила. Там мне предложили стать любовницей богатого мясника. Он обещал снять для меня квартиру. –– Я так и знал. Ты счастлива? *** Над лугами стояло яркое сверкающее утро. Пат и я сидели на лесной прогалине и завтракали. Я взял двухнедельный отпуск и отправился с Пат к морю. Мы были в пути. Море надвигалось на нас, как огромный серебряный парус. Ещё издали мы услышали его солёное дыхание. Горизонт ширился и светлел, и вот оно простёрлось перед нами, беспокойное, могучее и бескрайнее. *** Я плавал целый час и теперь загорал на пляже. Пат была ещё в воде. Её белая купальная шапочка то появлялась, то исчезала в синем перекате волн. Над морем кружились и кричали чайки. На горизонте медленно плыл пароход, волоча за собой длинный султан дыма. Сильно припекало солнце. В его лучах таяло всякое желание сопротивляться сонливой бездумной лени. Я закрыл глаза и вытянулся во весь рост. Подо мной шуршал горячий песок. В ушах отдавался шум слабого прибоя. Я начал что-то вспоминать, какой-то день, когда лежал точно так же... –– Робби! –– крикнула Пат. Я привстал. Пат выходила из воды. За ней убегала вдаль красновато-золотистая солнечная дорожка. С её плеч стекал мокрый блеск, она была так сильно залита солнцем, что выделялась на фоне озарённого неба тёмным силуэтом. Она шла ко мне и с каждым шагом всё выше врастала в слепящее сияние, пока позднее предвечернее солнце не встало нимбом вокруг её головы. Я вскочил на ноги, таким неправдоподобным, будто из другого мира, казалось мне это видение, –– просторное синее небо, белые ряды пенистых гребней моря, и на этом фоне –– красивая, стройная фигура. И мне почудилось, что я один на всей земле, а из воды выходит первая женщина. На минуту я был покорён огромным, спокойным могуществом красоты и чувствовал, что она сильнее всякого кровавого прошлого, что она должна быть сильнее его, ибо иначе весь мир рухнет и задохнётся в страшном смятении. И ещё сильнее я чувствовал, что я есть, что я просто существую на земле, и есть Пат, что я живу, что я спасся от ужаса войны, что у меня глаза, и руки, и мысли, и горячее биение крови, и что всё это –– непостижимое чудо. *** Я подошёл к двери и отворил её. Небо прояснилось, полоса лунного света, падавшая на шоссе, протянулась в нашу комнату. Казалось, сад только того и ждал, чтобы распахнулась дверь, –– с такой силой ворвался в комнату и мгновенно разлился по ней ночной аромат цветов, сладкий запах левкоя, резеды и роз. –– Ты только посмотри, –– сказал я. Я посмотрел на Пат. Её маленькая темноволосая головка лежала на белоснежной подушке. Пат казалась совсем обессиленной, но в ней была тайна хрупкости, таинство цветов, распускающихся в полумраке, в парящем свете луны. Она стала дышать глубже. Я встал, тихо вышел в сад, остановился у деревянного забора и закурил сигарету. Отсюда я мог видеть комнату. На стуле висел её купальный халат, сверху было наброшено платье и бельё; на полу у стула стояли туфли. Одна из них опрокинулась. Я смотрел на эти вещи, и меня охватило странное ощущение чего-то родного, и я думал, что вот теперь она есть и будет у меня, и что стоит мне сделать несколько шагов, как я увижу её и буду рядом с ней сегодня, завтра и всегда... © Copyright: Милая Твоя, 2013.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
