Близкие люди. Сад чудес

Глава 2. Сад чудес

       Сразу после обеда, собрав в кулёчек все недоеденные кусочки, я наконец-то вырывалась на уличный простор. Со стайкой прикормленных дворовых собак мы облюбовали относительно спокойное и надёжное место обитания - огромный сквер вокруг больницы, где работала мама.
      Я хорошо знала туда дорогу и любила его, начиная от скрипучей калитки до мельчайших деталей, незаметных чужакам. Родительские запреты на такие прогулки не устанавливались.

      За стареньким ограждением неухоженного сада начиналась настоящая жизнь. Забор, изрядно покосившийся и местами залатанный некрашеными досками, надёжно укрывал меня и животных от вопрошающих взоров прохожих. За ним царил неописуемый дух свободы.
      Сюда не долетал гул города, здесь не было злых слов, жестоких соседей, глупых девчонок. Ритмы природы не зависели от людских характеров, я подчинялась только временам года.

      Зимний мороз не позволял надолго покидать тёплый дом, и мои маршруты по окоченевшему саду пролегали исключительно в пределах расчищенных дорожек. При отклонении от них можно было по пояс увязнуть в высоченных сугробах.
      Голые кустики и деревья торчали из снежных барханов как жалкие скелетики. Без лиственного одеяния озябшие растения выглядели уныло и непривлекательно. Мне совсем не нравились дорожные ограничения и чёрно-белые краски морозного сезона, но кардинальные перемены наступали только с приходом весны.
      Она умело разгоняла холода и скуку и за несколько недель растапливала непреодолимые ледовые барьеры, позволяя беспрепятственно наслаждаться физической самостоятельностью и природными чудесами.
 
      Пробудившийся больничный сквер гипнотизировал своими чарами. С ними не могли сравниться никакие развлечения! 
      Буйная подножная зелень и цветущие над головой груши да яблони создавали райское впечатление. Густые вишнёвые заросли плотной живой стеной защищали от тревожного внешнего мира.
      Огромная черёмуха стала моей любимицей. При встрече она приветливо раскачивала руки-ветви и настойчиво зазывала в тенистый шатёр. Каждый май, увешанная до самой макушки белыми гроздьями соцветий, дурманила всю округу терпким запахом. Я глотала густой аромат до головокружения. Обожала весеннее великолепие!

      Знойное душное лето было не таким нежным и ласковым, но оно щедро добавляло новые краски в привычные пейзажи и превращало однотонную зелень травы в вызывающе-пёстрый цветочный ковёр.
      Природные художества каждый день удивляли яркими картинками – одна лучше другой! На солнечных полянках вызывающе господствовали одуванчики. Кое-где средь их жгучей желтизны мелькала синь васильков, пробивались к свету весёлые ромашки, вполне пригодные для гадания на вечную тему «любит –  не  любит».
      Осторожно отрывая их лепестки, я загадывала имя соседского мальчишки, но  не получала однозначного ответа. Не расстраивалась, если выпадало «не любит». Эта тема ещё не дотягивала до настоящей актуальности.

      Личные интересы за забор больничного сквера не выходили. Вполне хватало местных представлений. Жизнь разыгрывала свои захватывающие спектакли без проб и репетиций. Я была то их участницей, то благодарным зрителем.
      Свет и тень создавали разные миры, мне нравился их естественный контраст.
      В укромных участках сквера необычно пахло мхом и сыростью, лохматыми пучками пробивался из-под прелых прошлогодних листьев разлапистый папоротник, робко цвели ландыши. Непорочно-белые, чистые, ослепительно красивые. Я любовалась крохотными ажурными колокольчиками и радовалась, что цветочки поселились вдали от случайных людей.

      Необжитых пространств в саду не было. Каждый метр земли, доступный хотя бы для нескольких косых солнечных лучей, нагло захватывала разнообразная некошеная трава. Местами она достигала моего роста.
      В непролазных зарослях я мастерила живые шалаши. Временное укрытие очень нравилось собакам. В полуденную жару мы защищались в нём от разъярённого светила, чьё апогейное стояние заставляло прятаться и затихать даже птичек. 

      Только сумасшедшие кузнечики всех оттенков зелёного тона не останавливали тонкие трели ни на миг. Неутомимое пиликанье начиналось с раннего утра и прекращалось лишь с наступлением сумерек.
      Под это музыкальное сопровождение разноцветные бабочки и огромные стрекозы демонстрировали друг другу и всему миру бесподобные крылышки, устраивая своеобразное феерическое дефиле.
      Наряд пчёлок был иным: он вызывающе напоминал об опасности, отличался сдержанным однообразием и для подиума не подходил. Этих трудяг я от работы не отвлекала.

      Ещё муравьи разные водились в больничном дворе в несметном количестве: большие, маленькие, серые, чёрные, коричневые и даже огненно-рыжие. В любом их движении прослеживался толк.
      Поражённая организованностью неугомонных насекомых, я наблюдала за их кипучей деятельностью и часами не отходила от забавно продырявленных ходами муравейников. Берегла букашечьи домики и тропки, биологом предполагала стать в будущем.
      В плохую погоду мураши прятались в норках, и я неустанно гадала, как они там устроились. Каждый день преподносил то тайны, то открытия, подогревая мою любознательность.

     Сразу после дождя непонятно откуда грибочки разные в изобилии появлялись под деревьями - съедобные и несъедобные. Я в них не разбиралась - проходила мимо.
      А неприглядные толстые и тонкие дождевые червяки угрозы не представляли. Вышвырнутые жестоким ливнем из подземных убежищ на шершавый асфальт, они боялись убийственного солнца и хаотично расползались в поисках привычной темноты.
      Я осторожно собирала их в ладони и уносила на мягкую рыхлую почву под кустики - ни страха, ни брезгливости. Скользкие безголовые жгутики имели право на жизнь.

      И пауков любила всяких, даже огромных, имеющих весьма устрашающий вид. Правда, немножко горевала, когда в их узорчатые сети попадали мелкие бабочки. Но чаще законной добычей становились разнокалиберные мухи. На них мои симпатии не распространялись, эта гибель представлялась правильной.
      Разномастные гусеницы отвращения тоже не вызывали. Они редко шокировали крупными размерами, а из-за умения перевоплощаться порой казались сказочными героинями. Возможность перехода от чудовища к красавице меня завораживала.
      Я знала наизусть книжные истории про Царевну-лягушку и гадкого утёнка. Верила в них! Жизнь была захватывающе-прекрасной. Ни одна божья тварь не укусила меня, не ужалила, не оцарапала.

      Слова «гармония» я ещё не ведала, но единение с природой регулярно поддерживала ребячьими ритуалами: то четырёхлистную веточку клевера жевала на счастье, то цветочек сирени с пятью лепестками.
      Магических знаков мне доставалось гораздо больше, чем сверстникам, и я долго считала себя самой везучей на свете.

      Осень имела особое жёлто-багровое очарование. Кроме насыщенных красок она радовала серьёзными заботами - в неухоженном саду начинался сбор урожая.
      Фруктовые деревья благородными сортами не отличались, многие из них давно состарились, но всё равно каждая ветвь исправно плодоносила. Поспевающие в изобилии кислые яблочки-ранетки и жесткие, довольно крупные, толстошкурые груши были вполне съедобными.
      Те, что сорвались на землю и не раскололись от удара, я подбирала, аккуратно укладывала в небольшую плетёную корзинку и относила маме или на больничную кухню.

      А взрослые добровольцы из числа выздоравливающих пациентов азартно залезали на деревья и выбирали самые красивые фрукты, мне недоступные. Их оказывалось так много, что хватало на компот для всех обитателей больницы.      
      Перед ужином искусные повара варили в вёдрах фруктовый напиток. Его сладкий дух прозрачным облаком поднимался до второго этажа и вырывался на улицу через все распахнутые окна и двери – потрясающе!
      Я гордилась причастностью к третьему блюду и без стеснения просила добавки. Могла осилить два, а то и три стакана – до того вкусно было! Маленькую помощницу сотрудники и больные горячо нахваливали. 

      Довольная благодарностью, я снова спешила на улицу. Там многочисленные пациенты особого внимания на меня не обращали. Изредка интересовались: «Ты чья, девочка? Как зовут?». После вразумительных объяснений никто никому не мешал.
      Приняв положенные медицинские процедуры, больные женщины часами просиживали на узких скамеечках вокруг благоухающих клумб и непрестанно разговаривали. Я удивлялась – как можно так много болтать? И о чём? Неужели язык не устает? Мы с собачками без слов друг друга понимали. 
     Нездоровые мужчины обычно располагались поодаль от дам, много курили, читали газеты, журналы, играли в карты и домино, громко спорили. То смеялись, то ругались. Свои выигрыши и проигрыши комментировали очень красноречиво! Но не всегда понятно.

      Молодёжь стремилась ближе к густым кустам. Юноши и девушки постоянно хихикали и часто обнимались, ошибочно полагая, что невидимы со стороны. Иногда они затяжно целовались, одновременно ощупывая друг друга, будто что-то потеряли.
      Я их проблемами не заморачивалась - лишь бы на мою территорию не посягали да пёсиков зря не тревожили. О тайнах человеческих тел, не слишком надёжно скрытых под одеждой, не догадывалась. По обыкновению выбирала для прогулок еле заметные тропки и настырно избегала случайных контактов: странные эти взрослые, лучше держаться от них подальше.
      Продолжение - http://www.proza.ru/2017/03/26/347