Да, так. В этой связи я часто воссоздаю в уме «жестокую параллель», восхитительную картину прыжка с обрыва из «Трех разговоров о войне...» Соловьёва В.С.:

«Ему уже минуло тридцать лет, проходят еще три года, и вот мелькает в уме и горячей дрожью пронизывает мысль: «А если?.. А вдруг не я, а тот... галилеянин... Вдруг он не предтеча мой, а настоящий, первый и последний? Но ведь тогда он должен быть жив... Где же он? Вдруг он придет ко мне... сейчас, сюда... что я скажу ему? Ведь я должен буду склониться перед ним, как последний глупый христианин, как русский мужик какой-нибудь бессмысленно бормотать: «Господи, Сусе Христе, помилуй мя грешного», или как польская баба растянуться княжем? Я светлый гений, сверхчеловек? Нет, никогда!» И тут вместо прежнего холодного уважения к Богу и Христу зарождается и растёт в его сердце сначала какой-то ужас, а потом жгучая и всё существо... захватывающая ненависть. «Я, я, я, а не он! Нет его в живых, нет и не будет. Не воскрес, не воскрес, не воскрес! Сгнил, сгнил в гробнице, сгнил как последняя...». И с пенящимся ртом, судорожными прыжками выскакивает из дому, из саду, и в глухую ночь бежит по скалистой тропинке... Ярость стихла и сменилась тяжёлым, как эти скалы, мрачным, как эта ночь, отчаянием. Он остановился у отвесного обрыва и услышал далеко внизу шум бегущего по камням потока. Нестерпимая тоска давила его сердце. Вдруг в нём что-то шевельнулось. «Воззвать его, спросить — что мне делать?». И среди темноты представился кроткий и грустный образ. «Он меня жалеет... Нет, никогда! Не воскрес! Не воскрес!». И он бросился с обрыва. Но что-то упругое, как водяной столб, удержало его в воздухе, он почувствовал сотрясение, как от электрического удара, и какая-то сила отбросила его назад. На миг он потерял сознание и очнулся стоящим на коленях в нескольких шагах от обрыва. Перед ним образовалась какая-то светящаяся фосфорическим туманным сиянием фигура, и из неё два глаза нестерпимым, острым блеском пронизали его душу... Видит он эти два глаза и слышит не то внутри себя, не то снаружи какой-то странный голос — глухой, точно сдавленный, и вместе с тем отчётливый и совершенно бездушный, вроде как из фонографа. И говорит ему этот голос: «Зачем ты не взыскал меня? Зачем почитал того, дурного, и отца его? я бог и отец твой. А тот — нищий, распятый, мне и тебе чужой. У меня нет другого сына, кроме тебя. Ты единственный, ты равный со мной. Я люблю тебя и ничего от тебя не требую. Ты и так прекрасен, велик, могуч. Делай твоё дело во имя твоё, а не моё. У меня нет зависти к тебе. Я люблю тебя, мне ничего не нужно от тебя. Тот, кого ты считал богом, требовал от сына послушания и послушания беспредельного до крестной смерти, и он не помог ему на кресте. Я ничего от тебя не требую, и я помогу тебе. Ради тебя самого, ради твоего собственного достоинства и превосходства, и ради моей чистой, бескорыстной любви к тебе — я помогу тебе. Как прежде мой дух родил тебя в красоте, так теперь рождает тебя он в силе». И с этими словами неведомого уста сверхчеловека невольно разомкнулись, два пронзительных глаза совсем приблизились к лицу его, и он почувствовал, как острая, ледяная струя вошла в него и наполнила всё существо его. И с тем вместе он почувствовал небывалую силу, лёгкость и восторг. В тот же миг светящийся облик и два глаза вдруг исчезли, что-то подняло сверхчеловека над землей и разом опустило его в саду, у дверей дома» (Соловьёв В.С. Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории с включением краткой повести об Антихристе).

Валерий Галицких   20.01.2010 09:02   Заявить о нарушении