"... Мы имеем право говорить об особых отрядах вооруженных людей, потому что свойственная всякому государству общественная власть «не совпадает непосредственно» с вооруженным населением, с его «самодействующей вооруженной организацией».
Как все великие революционные мыслители, Энгельс старается обратить внимание сознательных рабочих именно на то, что господствующей обывательщине представляется наименее стоящим внимания, наиболее привычным, освященным предрассудками не только прочными, но, можно сказать, окаменевшими. Постоянное войско и полиция суть главные орудия силы государственной власти, но – разве может это быть иначе?
С точки зрения громадного большинства европейцев конца XIX века, к которым обращался Энгельс и которые не переживали и не наблюдали близко ни одной великой революции, это не может быть иначе. Им совершенно непонятно, что это такое за «самодействующая вооруженная организация населения»? На вопрос о том, почему явилась надобность в особых, над обществом поставленных, отчуждающих себя от общества, отрядах вооруженных людей (полиция, постоянная армия), западноевропейский и русский филистер склонен отвечать парой фраз, заимствованных, у Спенсера или у Михайловского, ссылкой на усложнение общественной жизни, на диференциацию функций и т. п.
Такая ссылка кажется «научной» и прекрасно усыпляет обывателя, затемняя главное и основное: раскол общества на непримиримо враждебные классы.
Не будь этого раскола, «самодействующая вооруженная организация населения» отличалась бы своей сложностью, высотой своей техники и пр. от примитивной организации стада обезьян, берущих палки, или первобытных людей, или людей, объединенных в клановые общества» но такая организация была бы возможна.
Она невозможна потому, что общество цивилизации расколото на враждебные и притом непримиримо враждебные классы, «самодействующее» вооружение которых привело бы к вооруженной борьбе между ними. Складывается государство, создается особая сила, особые отряды вооруженных людей, и каждая революция, разрушая государственный аппарат, показывает нам воочию, как господствующий класс стремится возобновить служащие ему особые отряды вооруженных людей, как угнетенный класс стремится создать новую организацию этого рода, способную служить не эксплуататорам, а эксплуатируемым.
Энгельс ставит в приведенном рассуждении теоретически тот самый вопрос, который практически, наглядно и притом в масштабе массового действия ставит перед нами каждая великая революция, именно вопрос о взаимоотношении «особых» отрядов вооруженных людей и «самодействующей вооруженной организации населения».
[...]
«Прямой противоположностью империи была Коммуна». «Она была определенной формой» «такой республики, которая должна была устранить не только монархическую форму классового господства, но и самое классовое господство»…
В чем именно состояла эта «определенная» форма пролетарской, социалистической республики? Каково было государство, которое она начала создавать?

…«Первым декретом Коммуны было уничтожение постоянного войска и замена его вооруженным народом»…

Это требование стоит теперь в программах всех, желающих называться социалистическими, партий. Но чего стоят их программы, лучше всего видно из поведения наших эсеров и меньшевиков, на деле отказавшихся как раз после революции 27 февраля от проведения в жизнь этого требования!
[...]
Итак, разбитую государственную машину Коммуна заменила как будто бы «только» более полной демократией: уничтожение постоянной армии, полная выборность и сменяемость всех должностных лиц. Но на самом деле это «только» означает гигантскую замену одних учреждений учреждениями принципиально иного рода. Здесь наблюдается как раз один из случаев «превращения количества в качество»: демократия, проведенная с такой наибольшей полнотой и последовательностью, с какой это вообще мыслимо, превращается из буржуазной демократии в пролетарскую, из государства (= особая сила для подавления определенного класса) в нечто такое, что уже не есть собственно государство.
Подавлять буржуазию и ее сопротивление все еще необходимо. Для Коммуны это было особенно необходимо, и одна из причин ее поражения состоит в том, что она недостаточно решительно это делала. Но подавляющим органом является здесь уже большинство населения, а не меньшинство, как бывало всегда и при рабстве, и при крепостничестве, и при наемном рабстве. А раз большинство народа само подавляет своих угнетателей, то «особой силы» для подавления уже не нужно! В этом смысле государство начинает отмирать. Вместо особых учреждений привилегированного меньшинства (привилегированное чиновничество, начальство постоянной армии), само большинство может непосредственно выполнять это, а чем более всенародным становится самое выполнение функций государственной власти, тем меньше становится надобности в этой власти.
Особенно замечательна в этом отношении подчеркиваемая Марксом мера Коммуны: отмена всяких выдач денег на представительство, всяких денежных привилегий чиновникам, сведение платы всем должностным лицам в государстве до уровня (заработной платы рабочего). Тут как раз всего нагляднее сказывается перелом – от демократии буржуазной к демократии пролетарской, от демократии угнетательской к демократии угнетенных классов, от государства, как «особой силы» для подавления определенного класса, к подавлению угнетателей всеобщей силой большинства народа, рабочих и крестьян. И именно на этом, особенно наглядном – по вопросу о государстве, пожалуй, наиболее важном пункте уроки Маркса наиболее забыты! В популярных комментариях – им же несть числа – об этом не говорят. «Принято» об этом умалчивать, точно о «наивности», отжившей свое время, – вроде того как христиане, получив положение государственной религии, «забыли» о «наивностях» первоначального христианства с его демократически революционным духом.
Понижение платы высшим государственным чиновникам кажется «просто» требованием наивного, примитивного демократизма.
[...]
Мы не утописты. Мы не «мечтатели» о том, как бы сразу обойтись без всякого управления, без всякого подчинения; эти анархистские мечты, основанные на непонимании задач диктатуры пролетариата, в корне чужды марксизму и на деле служат лишь оттягиванию социалистической революции до тех пор, пока люди будут иными. Нет, мы хотим социалистической революции с такими людьми, как теперь, которые без подчинения, без контроля, без «надсмотрщиков и бухгалтеров» не обойдутся.
Но подчиняться надо вооруженному авангарду всех эксплуатируемых и трудящихся – пролетариату.
[...]
Организуем крупное производство, исходя из того, что уже создано капитализмом, сами мы, рабочие, опираясь на свой рабочий опыт, создавая строжайшую, железную дисциплину, поддерживаемую государственной властью вооруженных рабочих, сведем государственных чиновников на роль простых исполнителей наших поручений, ответственных, сменяемых, скромно оплачиваемых «надсмотрщиков и бухгалтеров» (конечно, с техниками всех сортов, видов и степеней) – вот наша, пролетарская задача, вот с чего можно и должно начать при совершении пролетарской революции.
[...]
При социализме многое из «примитивной» демократии неизбежно оживет, ибо впервые в истории цивилизованных обществ масса населения поднимется до самостоятельного участия не только в голосованиях и выборах, но и в повседневном управлении. При социализме все будут управлять по очереди и быстро привыкнут к тому, чтобы никто не управлял.
Маркс с его гениальным критически аналитическим умом увидел в практических мерах Коммуны тот перелом, которого боятся и не хотят признавать оппортунисты из трусости, из за нежелания бесповоротно порвать с буржуазией, и которого не хотят видеть анархисты либо из торопливости, либо из непонимания условий массовых социальных превращений вообще. «Не надо и думать о разрушении старой государственной машины, где же нам обойтись без министерств и без чиновников» – рассуждает оппортунист, насквозь пропитанный филистерством и, в сущности, не только не верящий в революцию, в творчество революции, но смертельно боящийся ее (как боятся ее наши меньшевики и эсеры).
«Надо думать только о разрушении старой государственной машины, нечего вникать в конкретные уроки прежних пролетарских революций и анализировать, чем и как заменять разрушаемое» – рассуждает анархист (лучший из анархистов, конечно, а не такой, который, вслед за гг. Кропоткиными и К°, плетется за буржуазией); и у анархиста выходит поэтому тактика отчаяния, а не беспощадно смелой и в то же время считающейся с практическими условиями движения масс революционной работы над конкретными задачами.
Маркс учит нас избегать обеих ошибок, учит беззаветной смелости в разрушении всей старой государственной машины и в то же время учит ставить вопрос конкретно: Коммуна смогла в несколько недель начать строить новую, пролетарскую, государственную машину вот так то, проводя указанные меры к большему демократизму и к искоренению бюрократизма. Будем учиться у коммунаров революционной смелости, будем видеть в их практических мерах намечание практически насущных и немедленно возможных мер и тогда, идя таким путем, мы придем к полному разрушению бюрократизма.
Возможность такого разрушения обеспечена тем, что социализм сократит рабочий день, поднимет массы к новой жизни, поставит большинство населения в условия, позволяющие всем без изъятия выполнять «государственные функции», а это приводит к полному отмиранию всякого государства вообще..."
(Ленин, "Государство и революция".)

Я УЖ И НЕ ЗНАЮ, ДРУЖИЩЕ, КАК ВАМ ЕЩЕ ИНАЧЕ ОТВЕТИТЬ, НЕЖЕЛИ ПРИВЕДЕНИЕМ ЦИТАТ ИЗ ЛЕНИНА!!!

Алексей Трофимов   21.01.2010 17:35   Заявить о нарушении

Все же необходимо сделать кое-какие добавления и ответить Бунтарю по пунктам.

Бунтарь:
= Возьмем к примеру буржуазную диктатуру, которая, как и пролетарская диктатура, являет собой пример классового государства. =

А.Т. Пролетарское государство - это не орудие классового угнетения, а орудие подавления эксплуататоров, орудие построения бесклассового общества. То есть оно коренным образом отличается от эксплуататорского государства, отличается как по своим целям, содержанию, так и по форме; как по форме, так и по типу. Оно уже не есть государство в полном смысле этого слова, а есть ПОЛУГОСУДАРСТВО, т.е. такое государство, которое на другой же день после революции должно начать отмирать, должно начать осуществлять шаги к отмиранию.

Бунтарь:
=Ни в одной буржуазной республике мы не найдем всеобщего вооружения буржуазии! И ни в одном буржуазном государстве буржуи не осуществляют власть непосредственно. Функция подавления пролетариата отдана буржуазией полиции, спецслужбам.=

А.Т. Буржуазия может себе позволить это. Ибо буржуазия (тем более крупная) есть та общественная группа, которая монополизировала все выгоды производства. А какая же монополизация всех выгод в том, чтобы непосредственно участвовать в подавлении пролетариата, т.е. рисковать своей жизнью и пр.?

Бунтарь:
=Полицейские (в том числе, наши "милицейские"), агенты спецслужб не относятся к классу буржуазии, и представляют собой, как и обычные бюрократы, наемных работников буржуазного государства.=

А.Т. Они распадаются на классы в соответствии с размерами своего имущества и доходов, в соответствии с занимаемым положением: одни из них - крупные буржуа, другие - мелкие, третьи - полупролетарии.

Бунтарь:
= Аналогично обстоит дело и с диктатурой пролетариата. Пролетариат, как и буржуазия, может быть правящим классом, но не быть вооружен, и не иметь возможности осуществлять подавление буржуазии непосредственно, использовать для этого специализированные органы, находящиеся на службе у правящего пролетариата (как те же полицейские находятся на службе у буржуазии), осуществляющего свою власть через представительные органы, руководимые пролетарской партией.=

А.Т. Все это есть мещанские фантазии. Это все равно, что задать вопрос: а почему же это пролетариат не может использовать для своих целей (т.е. для подавления эксплуататоров и построения социализма) государство эксплуататорского типа? Это все равно, что выставить лозунг использовать готовую государственную машину, а не разбить ее, все равно, что отказаться от мысли Маркса, что пролетариат должен разбить буржуазную государственную машину и поставить на ее место новую, т.е. пролетарскую! Уже сам процесс революции требует от пролетариата вооружиться и смести особые отряды вооруженных людей, т.е. полицию и пр. Никто другой за него эту задачу не сделает. А после такого слома старой государственной машины нет никакой выгоды пролетариату передоверять функцию подавления эксплуататоров какому-то другому слою общества. К тому же пролетариат должен обеспечить себя, как писали классики, от своего же правительства. Всеобщее вооружение есть одна из гарантий против реставрации эксплуататорского строя.

Алексей Трофимов   22.01.2010 14:20   Заявить о нарушении