Рецензия на «Теорема Пуанкаре. Одним файлом» (Мария Купчинова)

Доброе утро, Маша.
Мне кажется, есть разница между читателями, которые сами не пишут и теми, кто тоже пытается создавать свое.
Может быть, я ошибаюсь, и есть гениальные не пишущие читатели, но совершенно очевидно, что следить за тем КАК и О ЧЕМ написана эта повесть, огромное эстетическое удовольствие.
Так получилось, что я трижды читала текст, но вот этот вариант, как в первый раз. И не потому, что прежде была невнимательна. Этот феномен перечтения любимых книг всем нам знаком, да и новое появилось.
Еще в самом начале, при первых главах, появилось ощущение, насколько удачно название повести, которое раскрывается по мере развития событий.
Это не забудется ни через месяцы, ни через годы.
У автора абсолютный музыкальный слух на слово, стихи и песни.
Мне бы хотелось привести множество цитат, подтверждающих мои слова.
И все-таки, я позволю себе скопировать два отрывка.
Первый - гармония и глубина, которых тут так много.

"Лекции закончились поздно. Уличные фонари с трудом разгоняли сумрак, в окнах двух-, трёхэтажных домов горел свет, протягивая к прохожим свои тёплые ладони и бросая отсветы на тротуар. Сильный порыв холодного ветра, швырнув в глаза пыль, заставил Александра Станиславовича зажмуриться и повернуться лицом к входу в институт, из которого только что вышел. Протёр глаза, привычно окинул взглядом трёхэтажное здание, когда-то бывшее женской Мариинской гимназией, сверху донизу густо увитое виноградом. Даже сейчас, когда почти все листья опали, причудливый рисунок тёмных веток обнажённой лозы украшал фасад.
Поёжившись, профессор поднял воротник плаща и, засунув руки в карманы, направился в сторону Немана. Много лет в любую погоду он возвращался домой пешком, выбирая улочки, где сохранились старинные дома с резными деревянными дверями, коваными балюстрадами балконов, а во дворах на верёвках круглый год сушили белье.
Почему-то его привлекало это сочетание будничной житейской простоты с благородным силуэтом видного издалека Фарного костёла, зелёные купола которого маячили впереди. Впрочем, сейчас Александр Станиславович шагал, не глядя по сторонам. Сутулился, вытаскивал из карманов озябшие руки, потирал лоб… Пытался думать о работе, сожалел, что намеченная встреча с аспирантом опять не состоялась: парень способный, но последнее время мало занимается наукой – вроде болеет мать и необходимо подрабатывать…
Некстати заныли шрамы на груди. Прежде вроде и не ощущал их, а с возрастом всё чаще, чаще… Память упорно возвращалась в прошлое, пришедшее одновременно с мыслями «о деталях движения». Да ещё эта пыль… Старый профессор усмехнулся: в его возрасте любая мелочь становится катализатором памяти".

А приводя второй, я задаю вопрос автору: "Маша, и "война" и "мир" для меня лично убедительны, пронзительны, лиричны, местами до слез, вызывающие раздумья и пр. А слова, вложенные в уста отца Михаила в костеле, это ведь слова автора? Как и все остальное". Меня это просто потрясло...

"Подошло время, в костёле в торжественной обстановке зажгли Пасхал – специальную большую свечу. Свечки прихожан словно несколько сотен светляков замерцали в нефе между колоннами. Не только все скамьи были заполнены, но и в боковых нефах группками стояли люди. Лишь совсем немощный в такой день не придет в храм, для остальных пропустить службу – грех великий.

Опоздавшие ещё заходили в костёл, опускали руку в кропильницу, крестились, преклоняя колени, шёпотом перекидывались приветствиями… Перекрывая привычное: «Благословим Господа! – Благодарение Богу!» прокатился гул удивления: отец Михаил вышел к пастве в будничной черной сутане.
Встряхнул головой, словно решаясь на что-то, перекрестил прихожан. Заговорил, как положено, на польском, изредка вставляя белорусские слова:
– Понимаю ваше недоумение, братья и сестры: на мне не праздничное священническое облачение… Тяжко наполнить сердца радостью в наши дни. Идёт сорок первый год, почти два года мы живём у новай краіне, пры новай уладзе, (в новой стране, при новой власти – бел.) не зная, чего ждать от завтрашнего дня. В Вильно, Гродно – беспричинные массовые аресты, людей без суда бросают в товарные вагоны и увозят на восток. Помолимся за них, братья и сестры.
Задыхаясь от горечи, отец Михаил бросал слова в недоумённо молчащую паству:
– Новая власть сеет ненависть, которая в свою очередь обрушится на виноватых и на безвинных. Кто ответит за это? Страшен урожай такого посева, грядёт бесконечная ужасающая Страстная Пятница. Только Бог знает будущее подобной жатвы…
Ксёндз помолчал, подыскивая слова:
– Будем же молиться, чтобы ненависть не угнездилась в наших сердцах, ибо надо верить: самые трудные испытания – даются нам перед великой радостью, радостью Воскресенья..."

Маша, один вопрос задам в личку, а когда дочитаю, еще дополню.
Поздравляю с замечательной работой и автора и всех нас.



Иринья Чебоксарова   24.08.2019 08:48   •   Заявить о нарушении