Проза о Прозе и литературе вообще

Тихон:
Лили, вот о чем я думаю… На Прозе несколько от реальных авторов, а «печатаются», востребованы издателем, да и читателем лишь единицы. В чем тут дело? Можно, конечно, изречь злобно-модную мысль, мол, вся Проза – дерьмо, болото отстойное с хором безобразных лягушек; мол, нет здесь ничего достойного, нет и не предвидится – не могут земноводные рожать славную песнь. Только я хочу спросить дроздов слова, густо кладущих помет таких мыслей: «А вы то что здесь тогда делаете?! Просто испражниться залетели или же увязли так, что сил нет вспорхнуть к известным вам высшим хорам?» Знаю, что карканье тех дроздов в большинстве своем ложно. Одно из свидетельств тому – наши викторинки, вопросы которых отгадали лишь немногие и не до конца, да при том, что мы трогали тексты только известных авторов Прозы и очень известные книги. Свидетельство другое в некоторых моих наблюдениях… Я часто листаю (именно листаю) литературу, которую почитывают мои коллеги по работе, друзья да товарищи, и могу утверждать, что большинство этих детективов, триллеров и любвеобильных романов по исполнению заметно ниже многих и многих текстов нашей Прозы. Так в чем же дело? Похоже, я знаю ответы на часть этого вопроса, но сначала, Лиличка, хочу послушать твои мысли. Давай, взявшись за руки, пройдемся в поисках этой истины. Вряд ли мы приблизимся к ней слишком, но шаг-другой непременно сделаем. А может, по пути и какого-нибудь кита мысли встретим.

Лили:
Угумс, Тихон… неплохо, конечно, поймать кита. Опять-таки, мясо… много мяса. Ну и еще всякие разные полезности в этой рыбке есть. Только вот давай, Тихон, я тебя под руку возьму. А то неведомо, что ты своими руками хватал, чтобы теперь мою ладошку цапать. А вообще-то, я не думаю, что вся Проза – это такой уж отход жизнедеятельности белковых организмов. Хватает, конечно, и этого, но… А где этого нет, Тихон? Собственно говоря, не зря же все квартиры, дома, etc оборудуются санузлами. Значит, уже изначально заложено, что, кроме просто жизни, еще есть и отходы этой самой жизни. Вот и Проза – такая же квартира, с комнатами, кладовками и… разумеется, с унитазом. Все зависит от подхода конкретного… мгм… жильца. Или квартиранта. Или – хозяина этой самой квартиры.


Тихон:
С сортирами ты права. Без них трудности, часто непреодолимые. Вот помнишь ты строила это… а центральная канализация далековато от твоего дома… Ну, ладно.
  Как-то давно, Лиличка, меня одолевал плевый на первый взгляд вопрос: «Для кого должен стремиться писать автор, для читателей или ж для себя?» А вопрос этот на самом деле очень важен, потому что (и я это постараюсь показать дальше) из него содержание и опорные точки формы в литературе и нашей Прозе. Об этом казусе я спрашивал многих уважаемых авторов. Тихоновскую, например, Дядюшку Падди. Тихоновская ответила двойственно, даже противоречиво: «Автор должен писать для себя, любить, уважать себя, быть уверенным в себе и верности того, что он делает. А если же автор желает быть изданным, то еще и писать для издателя». Вот это «для издателя» оставим пока в стороне – слишком вопрос путанный, и нуждается в некоторых пояснениях. Дядюшка же с фанатичным жаром утверждал, что писать следует для себя и только для себя. Потому как лишь человек, пишущий для себя, может быть сполна искренний, мерить мир собой без всякой фальши и доносить свои мысли-чувства читателю. Это мудрая позиция, в ней есть вкус желтой философии китайцев. Но я не согласился и с европейским рационализмом спросил: «А читатели? Сколько наберется этой братии, готовой исповедовать сугубо личные измышления автора? Сколько сложится душ вибрирующих в резонанс личным и, вероятно, очень далеким, тонким переживаниям оного творца?» Дядюшка ответил, что, сколько бы не набралось, они будут твои каждой фиброй, без фальши твои. Конечно, он прав – прав «для себя». Здесь все зависит от целей, которые ставит автор. Ежели ваша цель – трансформация на бумагу самого себя, или внимание десятка другого душ, преданно глядящих в каждое ваше слово, то займитесь самосозерцанием, только вероятность того, что написанное лично вами так и останется понятным и интересным только лично вам, велика. И вообще, кто сказал, что писать искренне можно только для себя?! Автор должен уметь быть актером и шкурой чувствовать интересы, направленность мыслей да чувств той или иной категории читателей. Лили, дорогая, а какая цель твоя? И для кого пишешь лично ты? Только не говори, что для меня, а то я поцелую твои губы и тебе будет стыдно.

Лили:
 Слушай, у меня другая идея. Давай ты мою кошку поцелуешь, честное слово, тебе понравится. Ну, как ей, не знаю, но тебе – так точно. А я тебе о целях расскажу. Может быть. Потом. Если захочешь. А?

Тихон:
Боишься да? Ответственности и мнения общественности. Кошку, так кошку…
Так вот, Лиличка, когда я, очередной раз, выйдя из «глыбкого» опыта самопознания и всякого самоопределения, оглядываю честными глазами Прозу, то возникает вполне искренняя уверенность, что большинство, подавляющее большинство авторов здесь пишет только для себя. Для себя пишут маленькие мальчики и девочки – они лишь думают, будто их восторженный или (по настроению) слезно-истерический бред может быть интересен кому-то, кроме таких же «держателей пера» в яичной скорлупе. Они думают, что нагромождением чудотворных слов, этакой крепкой смесью красок выводят свою сверхчувственную душу, но не хотят понять, что у читателя тоже есть душа, и что за ней, вечной, есть даже круг мыслей, чувств, вполне земных интересов, в которые вряд ли входит, взять, и так вот вдруг расплакаться вместе с автором, или восхищаться до одурения «рубиново кровавым  закатом трижды золотого солнышка». Излюбленный жанр таких авторов – миниатюра. И это разумно: душу, особо с прицепом оголенных до неприличия чувств, изливать более чем на страницу-полторы довольно проблематично, даже для прирожденных литературных плакальщиков. Если кто-то не понимает, о чем я говорю, то почитайте Умку, Рыженькую и их многочисленных обожателей (можно и Питера Свиря, хотя это отдельное явление). Там очень наглядно показано, что случается, когда человек пишет только для себя, когда к своему Эго он примеряет весь мир, наивно пологая, что Мир этот должен рыдать или ржать от счастья по его усмотрению. Ну, а те, кто такого тонкого самовыражения не оценил или по неосторожности списал это на шальной «поток сознания», чурбяки бесчувственные, разумеется.

Лили:
Лично я считаю, что писать только для себя – это не совсем правильно. Да, текст должен нравиться автору, это без сомнения, по крайней мере, для меня – без сомнения. Но! Если он нравится только автору, да еще нескольким людям кроме – так зачем же напрягать остальных? Давайте будем писать письма. Много писем. Друг другу. И будем их читать. И плакать, и смеяться, etc. Художественное произведение – это нечто большее, чем письмо в пространство.

Тихон:
А тексты Прозы очень похожи на обычные письма.
Взрослые дяденьки и тетеньки тоже, тоже в подавляющем большинстве пишут для себя.
Был у нас на Прозе прежде - и ты, наверное, помнишь – монстр пера - Георгий Граев. Писал он не часто, но много. Кхе-кхе… Прости, Лилька, это мне фильтр сигаретный в горло прыгнул. Роман серьезный он ваял, хорошо ваял, надо признать. Лично я, заинтригованный складным уложением букв да слов, осилил главы полторы. Но том же рубеже и понял, что пишет Жора исключительно ради ровно лежащих слов. А Граев, окрыленный успехом, похвалами героиновыми авторов равных ему, решил новое направление в литературе зачать и провозгласил его статейкой «Манифест эксгибиционизма». Ох, прошу прощения – слово мне слишком трудное… «Манифест другого-изма», где по великой идее его, наступит время светлое, и будет речь авторов звонкой и «бленстянчей», ровной и до самой задницы проникновенной. Статейку эту он, как и положено, набором парадных фраз красиво выложил. Ну, я ему и рецензию написал, тоже с пришедшими от балды красотами – он стеба моего не понял и сказал, шо я еще не созрел, чтобы плыть смело в новой литературной струе.  Не знаю, где теперь Жора, но струя  та оказалась «пшиком» из лопнувшего шарика «ино-изма». И вся беда в том, что на Прозе такого народу слишком много. Они будто не знают, что в литературе помимо сложения букв да слов, еще сюжет, содержание как бы желательны. Что без прочного скелета мыслей, событий, идей интересным ни им одним, их творческие потуги так и останутся набором парадных фраз. Они будто не знают, что кроме их собственных многоумных персон есть еще читатель, который желает держать в руках просто нескучную книгу и которому по большому счету наплевать на великолепную стилистическую прилизанность, также как на личностные сопли наших литературных «детей».
К счастью на Прозе есть случаи не совсем безнадежные. Например, Наф. Раньше мне думалось, что он пишет тоже только для себя. Ну, может еще для ЕА, чтобы она не забывала напоминать ему, что он гений. Исполнение его работ, на мой взгляд, образцово. Даже заслуженный деятель филологии Е. Тихоновская, изучая под микроскопом его «Метроном», победно воскликнула лишь один раз. Штамп там случился – «серая мгла». Ты бы заметила такой ляпсус, Лили?

Лили:
Может быть. Но не придала бы значения.

Тихон:
Я бы не заметил. Мне бы и в голову не пришло, что это штамп. И уверен, что из тысячи читателей (не подкованных во все копыта филологическими премудростями) не заметил бы ни один. А еще. Лиличка, штамп – это такая штука, которая делает текст роднее и понятнее читателю (только бы это филологи не подслушали), разумеется, если этих штампов не слишком много и они не до потехи махровые. Но хрен сними, со штампами. И с «Метрономом», в котором нет ничего, кроме великолепного технически исполнения. У Нафа все исполнено великолепно. Я бы назвал его мастером формы, при иногда неплохом содержании. Его главное достоинство – это язык, многообразный и в то же время ясный, понятный каждому. Он умеет делать на удивление живые картинки с этаким «эффектом присутствия» и, если чаще будет вспоминать о читателе, то у него хватит ума и таланта снять неплохой «фильм».
О ком еще сказать, Лиличка? Кого привести в пример? Алехину, Нежинскую, Гайдука, Руденко, еще многих и многих, которые научились дружить с формой и пишут будто бы исключительно ради нее или еще друг для друга? Они многократно читаемы потому, что на Прозе главный читатель – сам автор, тот, кому близка эта творческая кухня и ее методы. Это писатели для писателей, ну и для самих себя. На мой взгляд, у них просто не хватает смелости порвать фетишем формы и шагнуть дальше, туда, где свободная мысль создает миры и пишет их великолепную историю, где игра в чувства лишь одно из выразительных средств, а не самоцель.

Лили:
Кажется, Тихоновская.

Тихон:
Что Тихоновская? Думаешь, она лично для себя не пишет? Возьми, Лиличка, и почитай ее «Десант», где нет ничего кроме личностного бреда, малеванья броских образов да тусовки передернутых клочков текста.

Лили:
 Тихон, ты не понял. Вон там за кустами сирени… Видишь, тетенька с биноклем? Кажется, это Тихоновская.

Тихон:
Блин! Могла бы и раньше сказать, Черная Лили.  Да, это ее бинокль. Хорошо хоть не СВД с оптическим прицелом. Эта Ленка - очень ревнивая барышня. Озабоченная львица, просто. Знаешь, сколько воплей сейчас может быть? Отпусти скорее мою руку и сделай вид, что я тебя теперь не слишком люблю. И идем, идем. Она очень метко стреляет. Уж, знаю… Правда не всегда попадает именно в того, кого целилась. Последний раз, когда она пыталась меня застрелить, пуля случайно попала в Хоттаба – ФСБешкики ей премию выделили, и она временно успокоилась.   

Лили:
Тихон, мне страшно. Вдруг она опять попадет не в тебя. Скажи скорее что-нибудь хорошее о ней!

Тихон:
Сейчас… Вспомнить бы только… У нее красивые глаза… Ну и подумаешь, что «Десант», да и там десяток, другой текстов неудачных, зато у нее есть «Хомяк», которого я уже почти согласен разместить в нашем Клубе. Ленка, она очень хорошая. Сильно даже. И когда она пишет не для себя и замученных в смерть террористов-младенцев, а думает о читателе и гонорарах, которые ей насыплют, то у нее получаются  отличные романы. Их нет на Прозе, но их читают (без преувеличения)  миллионы читателей. Ленка – это, наверное, единственный автор Прозы, который уже вырос из неясной мне цели «писать лично для себя» - автор, который знает, что нужно читателю.
  Давай-ка здесь подытожим, Лиличка. Разговор об отношении с издателями мы отложим на следующий раз. Я знаю, что у тебя есть, что сказать по этому поводу, но потом, в следующую нашу стрелку. А здесь я только подчеркну, что писать искренне, без фальши можно не только для себя и брата по перу, но для читателя. О читателе его запросах и нуждах должны быть мысли автора. И когда авторы поймут этого, на Прозе вместо горстки «неизвестных читателей» (подвиг, которых свят) появятся читатели настоящие.
Спасибо, за участие, Лиличка.

Лили:
 Не за что. Следующий раз я буду много говорить.

Тихон:
 У тебя тоже красивые глаза. И все это остальное… Знаешь, почему я предпочитаю беседовать с женщинами? Потому, что круг вопросов, которые можно с ними решить, значительно шире, решаемых с мужчинами.

(Подготовили: ЛилиБяка и ТихонХренов)