Death

Третья часть трилогии Смерти

1. «Этого не может быть! Невозможно! Машина куплена недавно. Неделю не проездила. Чертов тормоз! Стой! Стой, дура!»
Нога соскальзывает с бесполезной педали. Вспотевшие руки невозможно оторвать от руля. Запоздало появляется мысль о том, что надо бы свернуть. Но отупело смотрю, как гравий и асфальтовое покрытие дороги, кружась, словно в вальсе, медленно несется на меня... Приближаются... Ветровое стекло брызнуло, взорвавшись миллионом белоснежных и огненных, сверкающих звезд. Все. Темно.

2. Он обнимает меня нежно, как мать. Словно эмбрион в лоне, покачиваюсь на его сильных руках. Щекой прижимаюсь к его груди. Заглядываю ему в лицо. - «Ш-ш-ш» - он ласково улыбается.
- «Твое лицо... Где мы встречались?»
- «Бергман показывал» - тихо отвечает он, все так же добро улыбаясь. Бледное лицо, глаза и улыбка, тихий, глубокий голос певца маккомов, излучает тепло и затаенную печаль.
- «Кто ты?» - Я рефлекторно улыбаюсь в ответ.
- «Можешь звать меня просто – Death» - он дружелюбен.
Спускает на землю. Стоя могу рассмотреть его. Так одеваются подростки, поклонники стиля Grange: черный, прямого кроя балахон из фланели, такого же цвета джинсы и графитовые, армейские ботинки.
- «Ты староват для «нирванщика» - смеюсь я.
Он пожимает плечами: «А почему бы и нет?».
Я вспоминаю, что послужило поводом нашей встречи: «Слушай, меня чудом выбросило из машины, благодаря чему я еще живу».
Он улыбается: «Нет. Я просто поймал тебя». Мой спаситель берет меня за руку и не дает посмотреть назад, на руины, бывшие великолепным автомобилем. Вдруг мне становится все равно - просто пофигу! И вместе с моим новым знакомым иду по направлению к городу.

3. Мы решили зайти в кафе. Флегматичная барменша, не обращая на нас внимания, протирает грязной тряпкой прилавок. Я подхожу к холодильнику, достаю бутылку пива и сажусь вместе с моим новым знакомым за дальний столик.
- «Тебе только косы и песочных часов не хватает, чтобы полностью соответствовать своему имени и имиджу» - говорю я.
- «Я и без них нагоняю немало страха» - он усмехается и грустно смотрит на меня: «Пойдем, нас ждут дела».
Мы выходим. Пройдя примерно квартал, вспоминаю, что за пиво так и не рассчитались.
- «Ерунда. Считай это божьим угощением» - говорит Death, и я моментально забываю об этом недоразумении, выкинув мысли о нем из головы.

5. С моим новым приятелем бродим по городским улицам и паркам. Сизое небо нависает тучами и оплакивает нас мелким унылым дождем. Бездомные псы, поджимая хвосты к своим тощим животам, тоскливо воют, обнажая белки глаз, косясь в нашу сторону.
- «Тебя собаки явно недолюбливают» - замечаю я. Death оборачивается и, устало улыбаясь, отвечает: «Не только они».
Мы заглядываем в окна ночного города, прижимая лица к запотевшим стеклам. В домах красивые матери, качая детей на коленях, поют им колыбельные песни; мужчины пьют вечернее пиво, вытянув ноги перед телевизорами; подростки плачут, сидя в кроватях, в обнимку с портретами кумиров. Их волосы взлохмачены под ободками наушников. Мужья ругаются или целуют жен.
- «Еще не время» – вздыхает мой друг. И мы отходим от окон и направляемся в парк, где ходим по аллеям, дотрагиваясь до мокрых стволов деревьев. Сидя на влажной траве, поем подслушанные колыбельные, глядя на тучи, заслонившие хрустальные пуговки звезд. Наконец-то я могу делать то, что захочу, и никто не указывает мне, как себя вести, чтобы было пристойно.

5. Как обычно, гуляя по улицам, рассматриваем бродяг, сидящих на облупившихся скамейках и кутающихся в тряпье.
- «Еще не время» - шепчет Death, и мы двигаемся дальше. «I want you»  великолепного Элвиса накрывает нас могуществом контрабаса. Песня несется из окна неказистого, громоздкого здания. Death словно загипнотизированный идет на голос и направляется к дверям. Я следую за ним. Дом наполнен стариками. Они вяло едят овсяную кашу, размазывая ее по тарелкам и вонзая ложки в морщины, где запрятаны впалые, беззубые рты. Чавканье нарушает тишину. Час обеда. Мы проходим столовую. Death движется по коридорам как красивая черная рыба, плавно лавируя между инвалидными креслами с сидящими в них паралитиками и несчастными, трясущими
головами развалинами, которые некогда были молодыми и привлекательными людьми. Мой приятель останавливается у одной из дверей и, обернувшись, радостно сообщает: «Пора!». Мы входим в чистую комнату, заполненную различными изображениями Будды. С плакатов и календарей смотрят его глаза, салфетки с его вышитым изображением лежат на креслах, статуэтки стоят на полочках и окнах. Мы садимся на диван, и старушка с бесчисленным количеством четок на тонкой шее подает нам чай. На чашках также нарисован Будда. Я разглядываю его раскосые, ничего не выражающие глаза. Сиддхартха в нирване. Ему нет дела до пожилой актрисы,
которая медитирует, уповая на его могущество. Вдруг понимаю, что Death о чем-то беседует со старой женщиной. Углубившись в размышления, я застаю лишь конец разговора, когда мой приятель произносит: «Ну, мы идем?»
«Пора, Азра, пора» – она улыбается. Улыбка возвращает ей былое очарование. Death берет ее прозрачную руку, покрытую высохшим пергаментом кожи, и, похлопав по ней, встает и выходит. Я переступаю порог, оборачиваюсь и вижу, что бывшая актриса, откинувшись в кресле, мирно уснула, счастливо улыбаясь во сне.

6. Я и Death гуляем по базару. Идем между рядами, на прилавках которых разложены малиновые мячики редиски, острые стрелы лука, картошка и красные стволы моркови. Продавцы перешучиваются с покупателями, предлагая товар.
- «Почему она назвала тебя – Азра?»
- «Это мое имя» – просто отвечает он.
Мы беремся за руки и продолжаем петь о розах Ника Кейва. У людей хорошее настроение – никто не кричит, чтоб мы заткнулись. Внезапно я оскальзываюсь, и Азра ловит меня, удерживая от падения. Он обнимает меня и беззлобно упрекает: «Ты вечно влипаешь».
Я в тон отвечаю: «Хорошо, когда есть друг, который поддержит».
Азра хмурит брови: «Не смотри назад!» и, конечно, я оборачиваюсь. Вижу своего любовника с незнакомой, хорошенькой девушкой. Они покупают тыкву, готовясь встретить Halloween. Мне больно смотреть на то, как быстро меня забыли и променяли на какую-то смазливую девчонку.
«Пойдем отсюда» – прошу я Азру.
В парке Death обнимает меня за плечи: «Но ты не можешь обвинять его. У тебя теперь тоже новый друг. Ты дружишь со мной».
Я плачу, а мой друг, усадив меня к себе на колени, гладит по голове. Я обхватываю его шею и стараюсь удержать непослушные слезы, зажмурив глаза.

7. Утро мы встречаем в старом, заброшенном доме. Это бывший барак служащих на шерстеперерабатывающей фабрике. В нем жили иммигранты. Стены не загажены фотографиями голых девиц и неприличными надписями, они, как и пол, до сих пор чисты. Сидим на старой
циновке и наблюдаем, как паук плетет свой замысловатый ковер на окне, словно стараясь прикрыть непристойно голое, пыльное стекло занавесью паутины.
- «Death, я наконец могу дать определение своим чувствам по отношению к тебе. Это не только
благодарность. Ты первый, кто отнесся ко мне так… Я чувствую свободу. Ты первый, кто так трепетно и ненавязчиво заботится обо мне, оберегает и столь тактичен. Мой добрый друг, ты не требуешь ничего взамен. За твоей мрачной оболочкой столько добра. Внешность обманчива… и я могу уверенно сказать… Я люблю тебя!»
Death только улыбнулся в ответ на мою сбивчивую путаную речь. Тихо поцеловал меня в лоб и сказал: «Ты только не ходи никуда без меня, и все будет хорошо».

8. Забор, вдоль которого мы идем, был не очень высок, но все же скрывает за собой какую-то тайну. Неудержимо влечет, дразня. Я, как щенок, забегая вперед, тереблю Азру: «Что там?»
Death стоически терпит, отмалчиваясь и надеясь, что я прекращу вопросы.
- «Не нужно тебе знать это» – не выдерживает он.
Любопытство распирает меня. Отстав от моего благоразумного друга, я, подтянувшись на руках,
заглядываю за ограду. Увиденное ужасает настолько, что пальцы отказываются слушаться и разжимаются, внезапно ослабев. Я падаю. Ногти, ломаясь, скребут по бетонной стене. Меня подхватывает подоспевший Death и, стиснув руками, разъяренно, сквозь зубы, произносит: «Ну что? Любопытство удовлетворено? Ты наказываешь себя неумением сдерживать страсти».
 Я задыхаюсь, не столько от того, что он сжимает меня своими сильными руками, сколько от ужаса при воспоминании об увиденном. Мне не хватает воздуха и, обессилев, я опускаюсь на землю. Death нависает надо мной. Чувствую его страх и беспокойство. А за оградой мой бывший друг со своей невестой, папа и мама, плача, стоят у могилы. Я понимаю, чья это могила.

9. – «Death, почему? Почему ты со мной? Почему я не там, где все остальные? Почему ты не отправил меня к ним? Ответь, Азра? Ты выбрал меня? Зачем я с тобой?» – Я в растерянности стою посреди барачной комнаты.
- «Помнишь твое признание мне? Отчего ты не допускаешь мысли о том, что ты тоже можешь нравиться? И кто-то тоже может полюбить тебя, Ульмас?» - Death улыбается спокойно и ласково. Берет меня на руки, укачивает, напевая колыбельную.
- «Назови мое имя полностью. Не бойся.»
Я прижимаюсь щекой к его груди, шепчу: «Азраил» и укрываюсь плотней тяжелым, теплым, таким уютным и мягким, черным крылом моего хранителя.


Рецензии
ДОбрый день, Алекс!
В целом понравилось, и стиль неплохой и язык тоже. Непонятны вкрапления английского с последующим переводом. Ну, смерть (death) может и оправдано, так как не хочется одного из героев называть просто и страшно: Смерть, тем более что в нашем понимании смерть - баба с косой, но остальные английские слова вроде как и не к чему.
Ну, и концовка. Она весьма парадоксальна: ангель-хранитель в лице ангела-смерти. НАпрашивается концовка, что он должен спасти Умльмас (это женское имя?) от чего более страшного, чем смерть. От чего? Это воля автора. Но его признание в симпатии к героине звучит не очень убедительно.
С уважением
Саша

Александр Эсаулов   08.03.2005 10:02     Заявить о нарушении
Ульмас - в переводе с тюркского означает бессмертный. Это и мужское и женское имя.

Alex Fuchs   10.03.2005 19:30   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.