Святая книга

Морозный воздух колыхнулся от звона колоколов. Построенная на взгорье холодная деревянная шатровая церковь по благословенной грамоте, полученной из Вологды, услаждала крестьян своим видом.
– Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты меж-ду женами... Ты обрела благодать у Бога…
С возведением храма Пресвятой Богородицы рядом с деревней жизнь прихожан оживилась. Да не всё было в ладу сердечном от тре-вожного времени.
Протопоп Бреслав с гневом говорил:
– Разве можно подымать Русское вселенное царство на кострах, сжигая христиан по их отчаянью, и добровольно предавать мучениям и страданиям за старую веру! Позабыли по ожесточению и упрямству обряды древности! В рукописных книгах славян и греков нет оплошек. А то, что греки затеряли веру, сам Никон, имя которого не упоминаем ныне в церкви, не отрицал. Из-за турецкого рабства твердыни и доб-рых нравов у греков не стало. Их книги печатают иезуиты, папство и лютеранство и потешается над их простодушием. А наши служебни-ки сведены с древнегреческого до взятия Царьграда, в них истая вера!
– Отец, я преклоняюсь пред вашей бестрепетностью! – кивал Есе-ня, молодой певчий дьяк.
– Сын мой, тебе вверяется тяжкое испытание. Сыскать старопечат-ные книги: служебник, устав, псалтырь, евангелие – голос Бреслава зычно гремел в трапезной.
Неистово плясало пламя свечей. По всему периметру трапезной стояли, врубленные в стены, лавки-воронцы.
– Пройдём, Есеня в святилище.
Под куполом церкви в подвесных “Небесах” расписан художника-ми лик Христа-Вседержителя. Горели в три яруса огни свечей в пани-кадило, призрачный дым заволакивал стены. Поклонившись иконе на аналое, и устремив свой взгляд на иконостас, на главную икону Пре-святой Богородицы, вдвоём долго молились.
Протопоп Бреслав, растроганный со слезами на глазах, сказал:
– Грозит нам отпадение от веры, сын мой. Не признаю новые Ни-коновские книги. В них много изъяна, а русского духа нет. Недаром смута от них идёт. Бесовские в них мысли упрятаны на поругание на-ших привычек. Силятся из них слова дьявольским наваждением вы-скользнуть, да персты наши обгрызть, чтоб не крестились мы, как отцы, деды и прадеды. Смотри, опасливо допытывайся о правдивых книгах, а не то скинешь зазря голову.
– Попытаюсь, батюшка.
– В подмогу тебе вручаю пономаря Велигу. У него хватка дюжая. Запальчив порой. Ты его смиряй. Оградит от наскока обидчиков, либо такую кашу заварит, что не извернуться от жарыни страстей. Но дру-гого заступника у меня нет. Путь ваш по лесам к Белому морю.
– Батюшка, кто же будет звонить в колокол?
– Я сам, и с гулом колокола громче пропою молитву, чтобы она помогла вам справиться с препонами в стези. Пусть мой звон услы-шит вечевой Новгородский колокол, повисевший в уныние в воротах Кремля да вернувшийся в Поморье на радость зверобоям и рыбакам. Поклонитесь святому угоднику Николаю!
На следующее утро в сторону Николо-Корельского монастыря пе-гая лошадка повезла сани по льду замёршей реки Онеги.
Закутавшись в чёрные тулупы, гордыми воронами восседали путники. Свистел ветер, заметая снегом дорогу. До монасты-ря две недели добираться.
К концу третьего дня как стало темнеть, пономарь, отряхи-вая от снега бороду, с удовольствием крякнул:
– Чую, весной пахнет! Лёд в проталинах и пороша мокрая.
– Может статься, до обиталища доедим?
– Нет, скоро ночь. Заночуем, как и минувшие ночи, в лесу, там меньше дует! – сказал Велига, ростом причётник был в сажень.
Оглядываясь по сторонам, путники поднялись по отлогому берегу. Укатанная полозьями саней хорошо просматривалась колея.
В ельнике выпрягли лошадь, привязали её к оглобле, дали сена и овса. Легли в сани, прижавшись друг к другу.
– Велига, сколь тебе лет?
– А что?
– Отчего не женишься? Скоро будешь старцем.
– Сердцем я один раз влюбчив. Вот и не найду подходящую суже-ную.
– А у тебя была уже зазнобушка?
– Да, но мурмане её сокрушили. Пристали к ней у проруби. Попро-сили злыдни для забавы воды испить. Я поспешил на помощь. В по-боище вместо меня, её лицо пометили шпагой. Бес попутал. Лучше бы я не влезал в драку. Затмился от горя, колотил всех повинных и не-винных, кто оказывался под жгучую руку. Благо стрельцы окрутили, окунули с головой в прорубь, дабы очухался от беды. Потом ретиво, смеясь, как мокрого гуся с сосульками на бороде вытащили. Моя Го-луба сказывали, ушла в монастырь. А потом куда-то исчезла. Дом её родных сгорел в одночасье. Ни матери, ни её брата Афанасия не на-шли. Пятнадцать лет с той поры минуло.
Поклонился я родной сторонке и пошёл с котомкой по деревням скитаться. Вот так оказался в Погосте. Второй год служу Бреславу.
Дикий крик пронёсся по округе, гулкое эхо по реке повторило его многократно.
– У-у-у! И-и-и!
– Что это? – с испугом спросил Есеня.
– Кикимора надрывается из болота.
– А ты её видел?
– Да эдакая зелёная лохматая. Встал раз, чаял, на кочку в мороке, а она со сна зашипела и из-под ног испарилась, я от внезапности в тря-сину повалился.
– А почему она живёт на болоте, а не в деревне?
– Наскучили, верно, люди. Хозяйка, поди, ленивая оказалась.
Снова истошный крик пронёсся по лесу.
– Вот помешанная! Как бы нашу кобылку не испортила, пойду, прогоню подальше, – вылез Велига из саней, захватил с собой топор.
В лесу увидел, мерцает огонь.
“Ведьмы что ли там сидят? “ – поёжился от страха пономарь, а но-ги на костёр привели.
– У-у-у! И-и-и!
Сидит мужичок, накинув шубу на плечи, у костра, руки греет и временами орёт.
Долго его Велига рассматривал. Домовой, не домовой? Вроде кре-стится рукой.
– У-у-у! И-и-и!
– Ну и что ты вопишь? – спросил с интересом незнакомца.
– А что нельзя? – оглянулся чудак, приметив молодца.
– Спать не даёшь.
– А откуда я знал, что ещё кто-то в лесу есть. Мне страшно-то од-ному. Вот и кричу.
– Кричи на здоровье. Только за версту отойти отсель, пока тебе башку не проломил!
Покряхтел скоморох, встал и завертелся на дороге колесом, вста-вая то на руки, то на ноги, играя в домре.
– Ну и потешник! Ей, осади-ка свой пыл, на тебе алтын.
Остановился скоморох, снял колпак, поклонился, взял медную мо-нету.
– Гонят нас по всему царству. Скоро не будет весельчаков на зем-ле Русской. Музыки не услышите. Домры отбирают и жгут как ору-дие сатаны!
– Окаянные! Слышал я, что мор с Москвы кликнули на простой народ, чтобы не столковались, да не били господ, как при Степане Ра-зине.
Простившись, обнялись, поцеловались.
Вернулся Велига, юркнул в сани, а уснуть долго не мог.
К утру разнесло тучи. Алое солнышко блеснуло над лесом. Бод-рая лошадка, отдохнув за ночь, резво бежала. К полудню въехали под звон колоколов в поселение.
Велига и Есеня, привязав лошадь к столбу, глянув на других ко-ней, направились в постоялый двор. Отворив, скрипящую кованую, дверь в избу путники невольно замерли на пороге.
За длинным столом сидели подвыпившие стремянные городовые стрельцы. Все как на подбор богатыри, кривая сажень в плечах. На кафтанах нашивки, плетенные из цветной шерстяной нити.
– Кто такие? – поднялся один из стрельцов, видимо старший, по-дошёл к ним, – поручные записи у вас есть?
– Нет. Мы по духовным тяжбам, – ответил Велига, переминаясь с ноги на ногу.
– Куда путь держите?
– В монастырь.
– А ведаете ли, что я обязан вам учинить наказание, бить батогами и кнутом.
– Почто?
– За своенравную отлучку от селения без поручных записей и за-писки в Стрелецком приказе. Мочь, вы разбойники?
– Вот те, крест! Не шатуны! – Велига подошёл к красному углу, глянул на иконы с покорностью, перекрестил себя двумя перстами, – спаси и сохрани от погибели, – Повернулся к стрельцу. – А что эдакое поручные записи?
– А это ручательство, что вы не пришлые гулящие люди.
– Да нет же! Я звонарь, а Есеня – дьяк. Ни пропойцы, ни воры.
– Зачем топаете в монастырь?
– Для храма церковную одежду, утварь, книги жаждем заслужить. Бог смиловался, возвели новую церковь.
– На какой достаток?
– Миряне справили.
– А утварь тоже стяжать замыслили? Кошелки при вас?
– Нет. Мы безденежные. Уповаем на подаяние монахов. Либо ле-том на монастырских землях отверстаем.
 – Скорее второе. Монахи скупые ровно пчёлы. Для Господа рос-кошь скапливают, а её разбойники проматывают. – Стрелец усмех-нулся, скосил глаза на дружков, хлебающих квасные щи, деловито откашлялся, сказал миролюбиво:
– Ну раз вы не тати. Присаживайтесь, подзакусите, да выпейте с нами. Во второй раз без поручных записей, коли попадётесь, выпарю!
За столом сидящие стрельцы рассмеялись.
Велига поклонился:
– Благодарствую за приглашение! Мне, капрал, куда садиться? То ли поближе к тебе, то ли с краю?
– Какой я тебе капрал! – возмутился стрелец.
– А как же, по Указу Федора Алексеевича ты не десятник, а кап-рал!
– Я тебе покажу капрала, увечишь языком и глазом, шельмец! А ну-ка, братцы, задайте ему нагоняй плетьми, чтобы не равнял нас с иноземцами.
Стрельцы кинулись на Велигу, пытаясь его завалить на скамью. Но звонарь не дался, раскидал по углам, а одного кинул к окну, порвав его головой бычий пузырь, чем было затянуто окно от холода.
– Стойте, братцы! – крикнул весело десятник, – зело хочу с ним побалакать.
Стрелец подошёл вплотную к пономарю.
– Как тебя зовут смутьян?
– Велига. А тебя?
– Никита Салков. Слыхал про такого?
– Отродясь не приходилось.
– А напрасно. Мой дед был шибко прославленным для воевод. А ты удалец, иди-ка к нам служить. Не обидим.
– Так вы поборами занимаетесь.
– А как же нам проживать? Где взять денежного и хлебного жало-ванья без подати?
– Нет, душа не желает к вам идти.
– Вольному – воля. Принуждать не стану. Пращевай! Да смотри, опасливо двумя перстами крестись, а то клещами сломают тебе ребра слуги патриарха Иоакима.
Стрельцы встали из-за стола. Вышли. Оседлали лошадей. Взмет-нулась снежная пыль под копытами добрых коней.
Пономарь и дьяк отдохнули денёк на постоялом дворе. Купив у хо-зяина корм для лошади, отправились в путь.
Ехали по чистому полю, блистающему синими снегами. Солнце уже клонилось к западу. Местами встречались овражки. Впереди на косогоре виднелся лес.
– Велига, глянь-ка, что-то катиться сзади?
– Где? Не вижу.
 – Правее смотри!
– Волки! – крикнул испуганно звонарь, – чёртова напасть, съедят! Видно всю падаль в округе пожрали. Наше спасение лес! Эй, родимая, скорее! – Велига безжалостно хлестал лошадку.
Стая неумолимо и молча догоняла.
Бедная кобыла почуяла близость зверей, вставала на дыбы, рвалась из оглоблей. Если бы не сани, легкой рысью ушла бы от погони. А тут ещё придачу два седока. Проваливаясь по глубокому снегу, упала, подмяв под себя передние ноги. Жалобно заржала.
Велига соскочил с саней.
 – Хребет себе сломает! – кинулся к лошади, пытаясь её поднять.
Со стороны леса прозвучали выстрелы. Несколько ближних вол-ков повались на снег.
С гиком из леса выскочили конники, стреляя в разбегающих хищ-ников.
Ошарашенные Велига и Есеня, разинув рты, глядели на своих не-жданных спасителей. Лесные разбойники на конях встали в круг пе-ред ними, загоготали басом.
– Вы живы или уже усохли? – подъехал к ним детина с рыжей бо-родой, – тыкая в грудь каждого рогатиной.
– Ладно, не балуй, а то слетишь с лошади! – огрызнулся пономарь.
– Гляди-ка, Гордей! Зубы кажет, видно, не покойник.
– Тащи их, Кремень, к атаману.
Сопровождая сани, “ушкуйники” – отчаянные молодцы ехали ря-дом, пели песню:

Под славным великим Новым-городом,
По славному озеру по Ильменю
Плавает - поплавает сер селезень,
Как бы ярой гоголь поныривает,—
А плавает - поплавает червлен корабль
Как бы молода Василья Буславьевича,
А и молода Василья со его дружиною хороброю,
Тридцать удалых молодцов:
Костя Никитин корму держит,
Маленький Потаня на носу стоит,
А Василий-ет по кораблю похаживает,
Таковы слова поговаривает:
«Свет моя дружина хоробрая,
Тридцать удалых добрых молодцов!
Ставьте корабль поперек Ильменя,
Приставайте, молодцы, ко Новугороду».

Высокие сосны теснились к скалам. На горной речке среди поро-гов застыл водопад. Сверкал лёд самоцветами от солнца. Казалось, дивный хрустальный дворец возник перед пропастью. Дорога повер-нула вдоль берега реки и упёрлась в стену из заострённых бревен, врытых в землю. Проехали через ворота во двор крепости. С трёх сторон возвышались неприступные скалы. Над вершинами кружи-лись орлы.
Несколько изб и сторожевая башня примкнули друг к другу. Лишь часовня одиноко стояла от построек.
Из избы с резными деревянными решетками на окнах вышел Ники-та Салков. На плечи накинута кунья шуба. Красная рубаха надета на-выпуск, на груди вышитая золотом и шелками. На ногах порты из сукна, сапоги из зелёного сафьяна. На голове горлатная шапка. Ни разбойник, а знатный боярин.
– Важных птиц доставили! – со смехом поприветствовал Никита товарищей.
Спустился с крыльца, подошёл, расправляя намасленные усы слов-но кот
– Ну, как, Велига! Я тебя предварял, что без поручных записей, ко-ли попадёшься поперек либо вдоль – выпарю! Сам скинешь портки либо подоспеть на выручку?
– Ты, видимо, окаянный бес, раз обличье меняешь. Не пойму я, кто ты стрелец или разбойник? Если стрелец, к чему эта карусель с оде-ждой, коли буян, зачем тебе как волку редька поручные записи?
– Праведен твой гнев, мне записи не к чему. А вот тебе понадобят-ся. До монастыря, ей-ей, далёко ехать. Стоит ли? Не ровен час, на на-стоящих стрельцов нарвётесь либо на волков. Хотя волкам ваши за-писи ни к чему. Съедят и так с потрохами, имя не спросят. Зачем же рисковать?
– У нас вестимое деяние для братии.
– Какой разговор! Дело не сокол, не улетит!
– Так ты атаман?
– Нет, я не атаман. Покличь, Кремень, атамана, – обратился Салков к рыжебородому верзиле, стоящему сзади. Кремень вынул рожок из-за пазухи, призывно протрубил.
Два молодца встали на крыльце возле двери. Мушкеты направили на Велигу и Есеню.
Вышла на зов разбойников женщина в чёрном одеянии. На голове высокая соболья шапка, покрытая убрусом. Глянул на неё Велига и обмёр. Глаза женщины были не живыми, блеклыми. От этого её лицо казалось надменным.
– Ради чего потревожили мой покой? – обратилась атаманка.
– Смилуйся, госпожа Анисия, – поклонился Салков, – задержали двоих на дороге. Что прикажешь с ними делать?
– Кто такие? Зачем привели сюда?
– Мы от волков спасли крестьян. Ехали, говорят, в монастырь.
– Накормите. И освободите их. – Голос коноводки смягчился.
Что-то знакомое почудилось Велиге в облике женщины. Как мол-нией пробило его рассудок. “Это же его невеста!”
– Голуба! – крикнул пономарь, – это я Велига!
Ни одна жилка не дрогнула на лице наставницы.
Пономарь рванулся к крыльцу, но его схватили сзади, не давая при-близиться.
– Голуба! Почему ты меня не узнаёшь? Что с тобой сделали? – пытаясь вырваться, пономарь рассвирепел. Отшвыривал от себя на-седавших.
– Не подпускайте его к Анисии! – приказал Салков, – кто знает, что на уме у этого детинушки! Поди, он ворог подкупленный?
– Да руби ему голову! Он всех наших начисто покалечит! – вос-кликнул рыжебородый, теряя терпение от кулачного боя. Поглаживал ушибленные пальцы.
Раздался неожиданный свист. Дьяк защелкал соловьем. Все обер-нулись на Есеню.
– Ты чего? – спросил его Салков, – до весны чай далеко.
– Могу и коршуном гаркнуть! Не поздоровится. Не троньте Вели-гу. С меня спрос. Я за главного конюха.
– Ты полководец, а он дитя? Ты что мелишь?
– Не заводите Велигу, иначе лбы свои посшибаете зря.
– Ничего сомнем ему бока, не бог весть немного поумнеет.
– Постойте! – повелела атаманка, – я слышала, он не со зла схва-тился с вами. Отпустите его. Пусть ко мне подойдёт.
– Приблизься к Анисии, да смотри, коли злое замышляешь, пеняй на себя! – Салков толкнул в спину Велигу.
Пономарь с дрожью в ногах поднялся по высокому крыльцу. Опустился на колени перед женщиной.
– Я Велига! Разве ты забыла меня?
– Не помню. Мои глаза ничего не видят. Но твой голос мне незна-ком, - ответила Анисия, она протянула руку и ладонью провела по его лицу.
Велига целовал её пальцы. Слёзы блеснули в его глазах.
– Как же так! Столько годков тебя не видел! А встретил и на-прасно сердце растревожил! Не мог я ошибиться.
Анисия, поправила седую прядь волос, у неё на виске приоткрылся рубец от старой раны.
 – Тебе, молодец, видно горькая участь выпала в жизни. Да и меня судьба не баловала. Моего мужа Дмитрия двенадцать лет назад по-рубили на плахе за защиту Соловецких чудотворцев. Он по наказу Степана Разина с отрядом казаков пришёл на помощь инокам. Не удалось им отогнать от святой обители стрельцов. Полегли за старую веру. С тех пор померкли мои глаза.
– А откуда у тебя шрам на виске? – поинтересовался пономарь.
– Не помню. Видно с детства.
– А откуда ты родом?
– Забыла. Как преставился муж, все прошлое выпало из памяти. Афанасий мой брат может тебе расскажет.
 – У тебя брат Афанасий! – воскликнул Велига.
– Да.
– Где же он?
– Я Афанасий, – ответил рыжебородый.
– Так ты её брат?!
– А ты надеялся, я даром тебя колотил! За сестру я любому шею сверну.
Пономарь обнял своего обидчика. Расцеловал его на радостях.
– Дай-ка я на тебя взгляну. Вот вымахал! Ну, ты хоть помнишь меня, как я тебя, лопуха, на мельнице из муки вытаскивал?
– Нет, не помню.
– А помнишь, как лупил за то, что на колокольню лазил?
– Это помню. Зело крапива жгучая была.
– Да я тебя вроде крапивой не стегал?
 – Я спасался в крапиве от твоей взбучки.
Мужики захохотали. Засмеялся и Велига.
– Слава Богу, хоть ты меня признал! Почему же твоя сестра изме-нила своё имя?
– Искали её стрельцы. Хотели казнить. Рассудок её помутился от горя. Твердила, что она теперь Анисий. Храбро билась наравне с мужчинами, пока не ослепла от страданий.
Спрятались от расправы среди лесных братьев. В память о её муже стала нашим ангелом хранительницей.
– Может, брат и правду тебе рассказал. Я в муках приняла имя мужа. Мою память не вернёшь, – грустно произнесла Анисия, - куда путь-то держите?
– За правдивыми книгами. Хотим вести службу по старым обрядам.
– Ради этого погибли иноки в Соловках. Есть у меня такая книга. Принеси, Афанасий.
Вынес Кремень драгоценную книгу, на пергаменте писанную в де-ревянной обложке с серебром резным и кожаном переплете. Отдал сестре.
Анисия с любовью провела ладонью по старинной книге.
Века пронеслись мимо рукописи, пожары татарского ига и междо-усобные распри Киевской Руси не затронули страницы. Поморы со-хранили библейские тексты.
– Ради истины слова божьего дарю её вам. Пусть озарятся сердца прихожан. Берегите Евангелие. Эту книгу Степан Разин держал в ру-ках, когда за своего отца молился в монастыре.
Окрыленные верой, тронулись Велига и Есеня в обратный путь.
– Вернусь я к вам, – обещал он Анисии, Салкову и Афанасию, – доставлю только протопопу книгу…
Через три года в церкви затворились жители деревни. Сожгли себя заживо, приняли мученическую гибель в огне, но не подчинились царевне Софье, которая в 1685 году, объявила следующее:

 “Если кто из старообрядцев перекрещивал крещеных в новой церкви и, если он даже и раскается, исповедуется в том попу и искренне пожелает причаститься, то его, исповедав и при-частив, всё-таки казнить смертью без всякого милосердия".

Дым гарей пронёсся по земле Русской. Сотнями и тысячами ве-рующие, протестуя, сжигали себя. Но книги передавали в надёжные руки. Священные ветхие рукописи, пробитые молниями, дошли до нас.

Русский душевный раскол растянулся на столетия. Никон, а вслед за ним другие патриархи, наложили проклятья и анафему на старые книги, по которым славяне молились семьсот лет.


Рецензии
Раскол в истории Русской Православной Церкви – это одна из драматических страниц создания и строительства Института Православия в России. Создание на Руси Православия как и государственное строительство, обустройство русских земель прошло через многие испытания. Этим и ценен многовековой опыт нашей страны…

В образе патриарха Никона, роль которого в истории нашей страны велика и еще не до конца осмыслена и оценена, мы имеем то общее для «старообрядческой» и «никонианской» Церкви, которое состоит в строительстве церковной культуры, русской культуры, с ее проникновением Церкви во все стороны строительства, а не секуляризированную, протестантского типа, где Церковь занимает некоторую часть как явление, не затрагивающее общественной жизнедеятельности.

Относительно возникшей здесь дискуссии с Сергеем Шалимовым правомерности таких дохристианских имен как «Есеня», «Велига», «Бреслав» уже в XVII веке... Дело в том, что ряд восточнославянских племен, например, вятичи, вплоть до XVIII века нередко придерживались дохристианским традициям и культуре. Отсюда – вполне возможно и бытование таких имен. Параллельно христианскому имени (данному при крещении) бытовали имена родительские, чаще всего языческие, т. е. человек имел два имени – «повседневное» и «праздничное».

Рассказ читал с интересом. Он живо и образно переносит читателя в атмосферу тех непростых в истории Руси и Церкви дней...

С уважением,

Александр Попов   18.02.2006 12:45     Заявить о нарушении
Спасибо, Александр!
Ваш отзыв принимаю с благодарностью и с трепетом!
Надо дорожить нашей историей, в ней духовная сила нашей страны.
С уважением, Владимир.


Колыма   18.02.2006 14:45   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.